Второй шанс аврора Уизли (гет)

Зима. В нынешнем году приход этой чаровницы был тихим и неожиданным. Просто в один из блеклых ноябрьских вечеров мы улеглись спать, а наутро обнаружили себя точно в сказке. Первый снег, выпавший за ночь, укрыл Хогвартс вместе с окрестностями мягким белым покрывалом, на фоне которого нескованная льдом вода озера казалась, ещё чернея обычного. Наступление долгожданной зимы на короткое время примирило враждующие дома. Позабыв о натянутых отношениях, младшекурсники Гриффиндора, Слизерина, Равенкло и Хаффлпаффа в первый же вечер устроили настоящую снежную баталию, где каждый сражался против каждого. Атмосфера бесшабашного веселья, царившая в тот момент на школьном дворе, настолько увлекла всех нас, что даже я, словно одиннадцатилетний подросток, кинулся в гущу потешного сражения… дабы почти сразу оказаться сбитым с ног. Несколько пущенных умелой рукой снежков угодило мне в живот, спину и затылок, но не заставили выйти из игры. Вскочив, я с ещё большим азартом кинулся в схватку и перестарался. Один из пущенных мною снежков случайно угодил в тюрбан профессора Квиррелла. Могу поклясться, чем угодно: в мои намерения не входило нападение на несчастного заику, однако дурной пример оказался заразительным. Под смех и улюлюканье студентов преподаватель ЗОТИ ретировался со школьного двора, преследуемый летящими над его головой заколдованными снежками.

Спустя несколько минут, отступать с поля боя пришлось уже мне — несмотря на то, что с момента выписки из Больничного Крыла прошло больше месяца, отдышка вкупе с общей слабостью ощущались до сих пор. Подняв в знак капитуляции руки над головой, я, тяжело дыша, двинулся в сторону опоясывающей внутренний дворик колоннады, где буквально нос к носу столкнулся с Гермионой. Моё солнышко наблюдала за снежной потехой в компании всего лишь одной однокурсницы, не замечая меня. В этот момент сердце предательски кольнуло. Возможно, что именно сейчас был мой последний шанс поговорить с ней наедине, вымолить прощение… Превозмогая предательски навалившуюся слабость, я шагнул к Герми, однако, едва заметив меня, она тут же попыталась скрыться.

— Герми, постой… погоди… послушай! — с отчаянья крикнул я, хватая ту, что бесконечно давно звалась любимой, за руку. — Прости меня! Я не хотел, я правда не хотел…

— Оставь эти ненужные слова, Рональд, — голос Гермионы был тих и безжизненен. — тебе незачем унижаться передо мной.

— Мне позвать профессора Снейпа? — спросила стоящая неподалёку слизеринка, с явной враждебностью глядя в мою сторону.

— Благодарю, Дафна, но это излишне, — также тихо ответила Гермиона. — Я исполню долг перед твоим родом, когда придёт время, — обратилась она уже ко мне. — Но сейчас, прошу тебя, оставь меня.

— Да что с тобой, солнышко? — опешил я. — Какой долг? Какое время? Я знаю, что виноват перед тобой, но…

— Ты не должен унижаться перед вещью.

— Да очнись же наконец! Ты не вещь! Ты для меня дороже всего на свете!

— Нет, Рональд, ты ведь прекрасно знаешь, что это не так. Не унижайся перед вещью. Пусть даже, по твоим словам, и дорогой.

Я хотел было возразить что-либо, но, едва раскрыв рот, застонал от боли. Удар, нанесённый промеж рёбер, оказался весьма болезненным. Я резко обернулся, намереваясь дать сдачи, однако увидев искаженное яростью лицо Гарри, замер на месте. Воспользовавшись заминкой, тот, кто когда-то давно называл себя другом, схватил меня за грудки и прижал к ближайшей колонне.

— Не смей подходить к моей сестре, сука! — проорал он.

— Гарри, остановись… — тщетно пытаясь успокоить брата взмолилась Гермиона.

— Не лезь, Герми. А ты, Уизел, если я ещё раз увижу, как ты пытаешься подойти к Гермионе…

— То, что?! — яростно прокричал я, мигом откинув апатию. — Ну давай попробуй помешай мне, Грейнджер!

— Ну всё, пиздец тебе, блядь!

Мы сцепились в клинче. В обычное время, я бы одолел его без труда, но не теперь. Сейчас с каждой секундой чувствовалось, как верх берёт Гарри. Наконец, ему удалось швырнуть меня, и я, сбив с ног нескольких ничего не подозревающих студентов, упал на снег во внутреннем дворике.

— Полундра! Барсуки наших бьют!! — проорал мулат, первым отреагировав на вид распластавшегося меня, и тут же ринулся на помощь, на ходу швыряя в сторону Гарри дымное заклятье.

Бросок вышел более чем удачным. Схватившись за горло, Бывший Поттер согнулся в дугу, однако и Дин недолго радовался победе. Кто-то из хаффлпаффцев метнул в него проклятье ватных ног, отчего смуглячок тут же рухнул на снег. После этого началась настоящая драка. Младшие курсы Гриффиндора и Хаффлпаффа сошлись стенка на стенку, где в ход шла как магия, так и кулаки. Увы, но сегодня явно был не день дома с алыми знамёнами. Благодаря слаженности и небольшому численному превосходству, барсуки понемногу брали верх и лишь вмешательство сальноволосого ублюдка спасло на сей раз факультет Годрика от полного разгрома. Одним заклятьем, от которого вся куча мала мигом оказалась парализована, Снейп остановил драку. Брезгливо глянув на валявшихся студентов, декан Слизерина вышел на середину дворика.

— Итак, — негромко произнёс он. — У нас здесь драка. А ведь мистер Филч чётко дал понять, что на его территории это недопустимо и за подобное деяние нарушителей ждёт наказание. Кто зачинщик? Смит? Уизли? Макмиллан? Грейнджер? Томас? Финниган? Или это мистер Лонгботтом вновь решил показать себя после всех квиддичных геройств? С каждого по двадцать очков и месяц отработок.

* * *

Чего-чего, а умения выдумывать наказания у нашего школьного завхоза было не занимать. Заполучив своё распоряжение сразу семерых студентов, Аргус Филч подобрал им максимально обидные кары. Например, мне было поручено тщательно вымыть механизм под названием «капиллярная сфера» [1]. По сути своей, это был набор обручей размером в три человеческих роста, скреплённых так, что вместе они напоминали большой шар или, как говорил Перси, небесный глобус. Данная конструкция располагалась на продуваемой всеми ветрами Астрономической башне и в теории должна была служить пособием для изучения звёзд. На практике же этот монструозный набор железяк давно превратился в элемент декора, ибо даже такому фанатику ночного неба как профессор Синистра не приходило в голову запустить сей антиквариат. Почему? Ну, во-первых, из-за ржавчины, коя намертво въелась в обручи, а во-вторых — из-за незнания способа запуска.

Тем не менее в данном деле имелся подвох, заключавшийся в напарнике. Вместе со мной чисткой механизмов должен был заняться никто иной как Невилл Лонгботтом. Зная наши с ним отношения и боязнь высоты, кою пухляк во всей красе проявил на последнем квиддичном матче, Филч здраво рассудил, что лучшего наказания для нас двоих не сыскать и с пожеланием доброго вечера оставил нас наверху. Должно быть кривоногий сквиб решил, будто я буду карой Лонгботтома, а Лонгботтом будет карой для меня. Вот с последним-то наш старина-завхоз и ошибся: после всего случившегося в Больничном Крыле прежняя ссора с Недоизбранным казалась теперь сущей мелочью. Мне даже было слегка жаль толстячка: МакКошка — чтоб ей издохнуть в Мунго — лепит из домашнего мальчика героя, библиотекарша — желает отомстить за преступление деда, а про директора вообще молчу. В затеях бородатого интригана сам Мордред ногу сломит.

— Хватит, Уизел! Не смотри на меня так: я не нуждаюсь в жалости таких как ты.

Ну вот опять снова-здорова — неймётся битому. Началось. Сверкая подбитым глазом, Лонгботтом сжал кулаки, готовясь при первой же возможности второй раз за день ринуться в драку. Невесёлая, честно признаюсь, перспективка. Если этот ушибленный кинется на меня, мне же его потом на собственном горбу до Больничного Крыла и тащить.

— И с чего мне тебя жалеть-то? — со вздохом произнёс я.

— Знаю я вас! В лицо вы все сочувствуете, а за спиной хихикаете! Ну конечно же — это же очень смешно. «Наш герой Мальчик-Который-Наблевал». «Мальчик-Который-Надрался». Думаешь, я хотел играть в этот дурацкий квиддич? Да в гробу я его видал!

— И чего же ты тогда об этом Вуду не сказал? — с усмешкой спросил я. — Олли не стал бы тебя силком удерживать.

— Я и хотел сказать! — выпалил Лонгботтом и здесь его голос упал почти до шёпота. — Мне бабушка запретила. Сказала, что подобным отказом я поступаю как трус и предаю память родителей.

— Ч-ч-чего?! — опешил я.

Интересно фестралы скачут! Это что же получается? Бабуля Лонгботтом заодно с МакКошкой? Хотя, чему тут удивляться? Они ведь подруги как-никак, обе вместе учились да к тому же фанатично преданы идеалам Гриффиндора в их, естественно, понимании.

— Слушай, Лонгботтом, может я чего не вкалываю? Тогда растолкуй мне каким боком квиддич относится к памяти твоих родителей?

— Конечно, куда тебе понимать, — огрызнулся пухляк. — Твои-то родители живы-здоровы, живут припеваючи, а мои из-за таких как Снейп лежат в Мунго!

— А этот-то слизняк здесь причём? Он конечно та ещё скотина, но он…

— … хочет меня убить.

Вот так-так! Айда, Лонгботтом, айда хват! Нет, я конечно понимаю, что, когда прямо на тебя падает незадачливый гриффиндорский ловец, одаривая при этом недавно съеденным завтраком, то поводов для радости здесь немного. Но убивать за такое? Это, по-моему, слишком даже для Снейпа.

— Не веришь мне? По глазам вижу, что не веришь,— голос Лонгботтома был полон разочарования.

— И с чего мне тебе верить?

— А с того, что он Пожиратель Смерти! Бабушка рассказала мне об этом, а профессор Дамблдор подтвердил.

— Э…

— Директор сказал, что он раскаялся и что все люди должны иметь второй шанс.

— Чего-то по нему раскаянья не видать, — хмыкнул я. — Подумать только: бывший Пожиратель в Хогвартсе…

— Пожиратели бывшими не бывают.

— Вот тут я с тобой согласен.

— Тем более я заметил, как Снейп пытался заколдовать метлу. Я несколько раз видел, как он бормотал, уставившись на мой Нимбус. Никогда не забуду его рожу: он смотрел с такой ненавистью…

Лонгботтом ещё долго ныл о несправедливости, перепавшей ему от верховного слизня, а у меня возникло стойкое чувство дежа-вю. Попадание в факультетскую сборную, заколдованная метла, ночная беготня по коридорам — всё это уже у случилось давным-давно и теперь повторялось с пугающей точностью. Единственное отличие от той истории заключалось в почтеннейшей публике. Если в прошлый раз представление было разыграно для троих наивных первокурсников, то теперь роль зрителя досталась одному хозяину жабы. Или я ошибаюсь и для меня тоже написана своя роль в спектакле?

— Да перед кем я распинаюсь! — яростный голос пухляка заставил меня отвлечься от размышлений. — Напрасно я заговорил с тобой об этом — ты ничем не лучше Снейпа. Ты… ты…

Я ожидал, что сейчас Лонгботтом полезет в драку, но ошибся. Недобро зыркнув в мою сторону, толстячок отвернулся и с остервенением принялся драить внутреннюю часть сферы. Я также взялся за тряпку, желая поскорей закончить работу, однако похоже высшие силы решили, что лимит неприятностей для дома Годрика на сегодня ещё не исчерпан. Невилл Лонгботтом, за полгода учёбы заработавший титул короля неудач, вновь влип в неприятности. Находясь внутри глобуса, пухляк сумел задеть какой-то рычажок, отчего сразу же раздался скрип и капиллярная сфера начала вращение. Мне повезло. Стоя на стремянке, я всего лишь грохнулся на пол да облился водой из ведра, а вот с толстяком произошла настоящая беда. Сперва, когда скорость вращения ещё не стала запредельной, Лонгботтом попытался остановить разбушевавшийся агрегат, но от этого стало только хуже. В тщетной попытке отыскать рычаг, наш факультетский дурачок лишь усугубил собственное положение. Искря магией, сфера принялась вращаться с поистине бешенной скоростью, швыряя тело Лонгботтома из стороны в сторону. Понимая, что меньше, через минуту толстяк превратится в отбивную, я потянулся к поясу мантии, но тут же выругался от бессилия. Палочка, на время отработок, сдавалась Филчу, а значит придётся колдовать без неё. Только вот что именно?! Вспоминай, аврор Уизли! Вспоминай, драклы тебя побери, пока Лонгботтом не разбил себе башку об обручи! Glacius!!

В это заклинание я вложил вся мощь, на которое было способно детское тело, из-за чего мне тут же резко поплохело. Тем не менее, волшба получилась на редкость удачной. Едва угодив в цель, заклятье мигом обратило сферу в ледышку, чудом не задев при этом Лонгботтома. Последний, чисто по инерции, ещё несколько раз ударился об обручи, а затем, пробив в замороженном глобусе изрядную дыру, свалился на пол. Пошатываясь от слабости, я подошёл к толстяку, лихорадочно вспоминая заклинания реанимации, однако, к моему удивлению, оказался, что Лонгботтом почти не пострадал. Диагностическое заклинание показало полное отсутствие каких-либо травм. Единственное, чего схлопотал пухляк был глубокий обморок. Вот уж, во истину, дураку — счастье. [2]

* * *

Не знаю, как вы, а я терпеть не могу женские истерики, в особенности если тебя старается придушить профессор астрономии. Видите ли, мы с Лонгботтомом сгубили раритетнейший прибор шестнадцатого века, созданный самим Тихим Бражником [3] и коему нет цены. Ну насчёт последнего спорить не стану — лужица талой грязной водицы действительно не стоит даже ломанного кната, а вот касательно автора у меня были б-о-о-ольшие сомнения. Не мог её создать тихий алкаш. По мне, данный агрегат можно было сварганить лишь после долгой и буйной попойки. Не удивлюсь так же, если выяснится, что этот монстр сумел при этом оттяпать своему создателю какую-либо часть тела. Например, нос. Увы, но мои соображения не удовлетворили прибывших в Больничное крыло профессоров. Едва услышав, как я рассуждаю о её драгоценной сфере, Аврора Синистра зашипела так, что даже миссис Норрис удавилась бы от зависти. Готов поставить галеон против сикля: если бы не присутствие Септимы Вектор и директора, то наша черномазая астрономичка собственноручно скинула бы нас двоих с вершины своей башни.

К счастью, на сей раз угрозу лютой смерти устранила новая хозяйка Больничного Крыла мадам Хортон. Оглушив возбуждённую преподавательницу легким Confundus-ом, пожилая красноносая ведьма угостила её дозой успокоительного зелья, изрядно сдобренного, судя по запаху, кулинарным хересом. Коктейль подействовал почти мгновенно. Когда слегка пошатывающаяся преподавательница была уведена прочь из палаты (как пить дать -в кабинет прорицаний для дальнейшего снятия стресса) настало время более конструктивного диалога.

— Мистер Уизли, постарайтесь изложить факты, избегая ваших рассуждений, — устало произнесла Септима Вектор, уже больше двух месяцев временно исполнявшая обязанности декана Гриффиндора.

— Ну факты, так факты. Я с Лонгботтомом драил монстра, Лонгботтом задел рычаг. Монстр закрутился как… в общем он закрутился. Ну, а я заморозил его Glacius-ом.

— Мистер Уизли мне нужны факты, а не ваши фантазии. Профессор Квиррелл не обучал вас такому заклинанию, тем более палочки при вас не было.

— Не было, — согласился я. — Поэтому, я колдовал без неё.

— Не городите чушь, Уизли! Беспалочковая магия не под силу…

— Септима, давайте пожалуйста потише, — вмешался наконец Альбус Дамблдор. — У нас тут всё-таки Больничное Крыло, а не Гайд-Парк. К тому же я вам рассказывал о необычном даре юного Рональда.

— Извините, Альбус. Одно дело слышать об этом, пусть даже из ваших уст… Ладно, давайте вернёмся к делу. Мистер Лонгботтом, изложите вашу версию событий.

Изрядно напуганный толстячок не сразу понял, что обращаются именно к нему. Предыдущий прочувственный монолог профессора Синистры заставил моего незадачливого однокурсника зажмуриться от страха и вжаться в подушку. Реакция, скажу вам, вполне естественная, особенно в свете того, что над тобой нависает брызжущая слюной дикая африканская кошка, желающая пустить тебе потроха, скинуть с высоты и исключить из школы к Мордредовой мамаше, причём одновременно.

— Я… я сделал это нечаянно. Я не хотел ломать эту сферу, — едва слышно пролепетал Лонгботтом. — Просто я неудачник и мне не место в Хогвартсе. Вы можете исключить меня — я это заслужил. Я всех подвёл…

— Ну-ну, не нужно так расстраиваться, — успокоил пухляка директор. — Никто тебя исключать не собирается. Мы просто хотим восстановить произошедшее.

— Но я действительно сломал эту сферу: если бы не моя неуклюжесть, Уизли не пришлось бы меня спасать и у меня не было бы перед ним Долга Жизни. Хотя всё равно не прощу его за то, что он сделал с…

— Невилл, мальчик мой, — с лёгкой укоризной в голосе произнёс Дамблдор. — Не нужно себя накручивать. Любой человек может оступиться и у любого человека должен быть второй шанс. Или я не прав?

— Вы правы, сэр. Я готов понести любое наказание.

— Ну, вот так-то лучше. Что же касается твоего наказания, то, судя по всему, профессор Снейп несколько превысил свои полномочия, назначив тебе отработку. Ты ведь не участвовал в том прискорбном инциденте?

— Но я…

— Поэтому, твои отработки отменяются. Кстати, чуть не забыл, Гриффиндор получает твои двадцать баллов назад плюс ещё десять баллов, сверх того. За честность.

— Сэр, но ведь я…

— Сильно устал? Оно и естественно — да прямо-таки зеваешь на ходу, поэтому тебе необходим покой. Думаю, что завтрашний день тебе стоит отдохнуть и набраться сил. О занятиях не беспокойся — с преподавателями я договорюсь, а пока доброй тебе ночи, мой мальчик.

С этими словами, директор развернулся и пошёл к выходу из Больничного Крыла. Септима Вектор двинулась следом за ним. Судя по её лицу, преподаватель нумерологии не была довольна решением Дамблдора, однако публично возражать своему непосредственному начальнику не стала. Что же касается меня, то в первый момент я был близок к состоянию мордредовой злости. Это Лонгботтом-то устал? Это значит пухляк колдовал без палочки, а затем на собственном горбу волок своего однокурсника до первого этажа? Получается, что жирного ублюдка вновь вознесут на пьедестал… дабы потом ещё сильнее втоптать в грязь. Да уж, не завидую Лонгботтому — самое малое до рождественских каникул пухляку будет обеспечена «весёлая жизнь». Львята не простят ему снятие отработок, посчитав это предательством оставшихся во власти Филча товарищей. Прочие же студенты вряд ли обрадуются начислению баллов на пустом месте. Что ни говори, а сентябрьская история повторится один в один. Остаётся лишь один вопрос: зачем всё это Дамблдору? Для воспитания характера Избранного? Как по мне, подобным «воспитанием» директор в скором времени получит нового Волдеморта. Или, может быть, права была мадам Помфри, и Альбус Дамблдор действительно помешался? М-да, невесёлая перспективка вырисовывается в таком случае: Хогвартсом управляет чокнутая марионетка, лишённая кукловода, а мы теперь... Стоп! Похоже я сам себя накручиваю. Спокойствие, аврор Уизли, только спокойствие. Один ты это дело не осилишь, а значит придётся потолковать об этом с близнецами.

Сказано — сделано. Оставив заснувшего Лонгботтома в гордом одиночестве, я отправился в гриффиндорскую гостиную. Мадам Хортон не препятствовала мне. Вообще говоря, новая медичка была таковой лишь на бумаге. Если про Поппи Помфри говорили, будто она замужем за работой, то Агнесс Хортон много лет состояла в счастливом браке с бутылкой. В этом мне самому пришлось убедиться спустя пару дней после того злосчастного матча со слизнями. Ночной порой, навещая травмированных близнецов, я больше всего опасался, что мадам Хортон завернёт меня ещё при входе в палату, но ошибся. Медсестра, мирно похрапывая в обнимку с располовиненной бутылкой хереса, дрыхла без задних ног. Проскачи мимо неё дюжина Пожирателей верхом на троллях — она бы и их не заметила. Вот и сегодня мадам Хортон собиралась «почтить супруга» — радость от моего ухода женщина даже не старалась скрыть.

Желая поскорей добраться до обители Годрика, я на свою беду решил срезать путь, за что вскоре и поплатился. Очередная дверь, исчезнув без следа, оставила меня запертым в небольшой комнатёнке с узким окном-бойницей. Оглядевшись вокруг, я вскоре убедился, что оказался в мешке, выбраться из которого самостоятельно не представлялось возможным.

— Мерлиновы кальсоны, ну что за день сегодня! Что за блядь устроила…

— Не нужно ругаться, сын мой. Не гневи Господа сквернословием.

Я резко обернулся и нацелил палочку в сторону произнёсшего эти слова. Им оказался Толстый Монах — факультетское приведение Хаффлпаффа.

— Так это значит ты запер меня здесь?

— В чём смиренно прошу у тебя прощения. К великому моему стыду, мы не нашли иного пути для того, чтобы наш разговор не услышали чужие уши.

— «Мы» — это кто? — всё так же раздраженно спросил я.

— Мы — это я и брат Марк, — ответил знакомый голос Почти Безголового Ника.

— Вот значит как? Получается, у нас тут заговор факультетских привидений. Круто — ничего не скажешь. А Серую Даму с Кровавым Бароном вы случаем с собой не прихватили? — ехидно поинтересовался я.

— Увы, сын мой, их здесь нет, — после небольшой заминки виновато произнёс Монах. — Земные страсти слишком цепко держат их несчастные души в своих когтях.

— Брат Марк хотел сказать, что общение с тобой слишком тяжело для них, — пояснил сэр Николас. — Хелен считает, что, то как ты поступил с Гермионой, говорит о тебе яснее любых слов. А Роджер за прошедшие полвека крепко разочаровался в Уизли.

— А вы двое, стало быть, не разочаровались.

— Уныние не просто так названо смертным грехом, — наставительно произнёс хаффлпаффский призрак. — Оно отнимает надежду, которая едва забрезжила, когда в Хогвартсе появились вы трое.

— Даже так. И чем же вам могли помочь трое детей?

— Нет участи горше, чем участь призрака, — с затаённой болью в голосе ответил Почти Безголовый Ник. — Очень давно мы, испугавшись собственных проклятий, выбрали эту убогую нежизнь. Гнев, уныние и самая чёрная магия привязали нас к этому месту.

— Всё это конечно интересно, но вы не сказали причём здесь мы?

— Ты, Гермиона и Гарри взвалили на свои плечи невероятную тяжесть, разыскивая фамилиаров Основателей. Не нужно удивляться, Рональд. Пускай мы опутаны незримыми узами, нам дана возможность видеть истинную суть многих вещей. Для нас не тайна, что вы — Пришедшие. Зрелые души в детских телах. Только таким, как вы под силу изменить наши судьбы.

— Однако позволь напомнить тебе Рональд слова нашего Господа, — перебил Ника Монах. — «Всякое царство, разделившееся само в себе, пустеет; и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит». Только вместе вы сможете преодолеть все испытания.

— Всё с вами ясно. Вы решили, будто мы эдакие паладины, которые радостно впрягутся разрешать ваши столетние заморочки? Не знаю насчёт Гарри, но во мне вы точно ошиблись. Рыцаря на белом гиппогрифе из меня не выйдет.

— Напрасно ты на себя наговариваешь, — голос Почти Безголового Ника обрёл торжественную строгость. — В тебе есть, то что больше всего ценил Годрик Гриффиндор — храбрость и готовность прийти на помощь тем, кто попал в беду. Ты несколько раз спасал бедного Невилла, и я вижу, что ты, не задумываясь готов отдать жизнь ради Гермионы и Гарри.

— Я и отдам… только им моя жизнь без надобности. Гарри меня ненавидит, Гермиона — тоже… Хотя нет, вру. Я для неё просто не существую. Я собственными руками превратил её…

— Рональд-Рональд, — с мягким укором произнёс Монах. — Да если бы ты был своей жене безразличен, стала бы она возносить молитвы за твоё исцеление?

От таких слов хаффлпаффского привидения я потерял дар речи. Так значит это мне не привиделось? Значит Гермиона… но почему тогда у неё был такой пустой взгляд? Неужели её опоили какой-то гадостью? Похоже на то. Для её сальноволосого декана сварганить такое зелье — пара пустяков… Ну всё — пиздец гниде! Голыми руками порву суку пожирательскую!

Не слыша, о чём говорил Толстый Монах, я сжал кулаки, представляя сколь долго будет подыхать Снейп, тщетно моля о быстрой смерти. Остального мира для меня просто не существовало. Столь разительный переход от апатии к ярости встревожил призраков. Ник и Монах что-то возбуждённо кричали, однако их голоса напоминали мне сейчас комариный писк. В какой-то момент, окружающая меня картина поплыла перед глазами. Отяжелевшие веки начали закрываться сами собой. Я зашатался и, тщетно пытаясь устоять на ногах, прислонился к стене. Напрасно. В следующий миг я провалился в беспамятство.

* * *

— Э-э-э! Рыжик! Очнись! Ну очнись же!

— Да не тряси ты так его. Видишь, он приходит в себя, а ты поднял тут панику.

— Запаникуешь тут, когда тебе под ноги валится бесчувственный чувак.

— Дин? Ш..Шимус? — язык повиновался мне с большой неохотой, однако сознание начало потихоньку проясняться.

Интересно, как меня угораздило оказаться в гриффиндорской гостиной, да ещё и поздним вечером, куда подевались призраки, а самое главное, почему у ребят такой донельзя уставший вид? Хотя последний вопрос был явно излишним. Мулата и ирландца объявили зачинщиками драки и отправили на самую грязную работу — чистить дымоходы рядом с лабораторией. Судя по их виду, за несколько часов каторжного труда пацаны успели изрядно надышаться гадостью, скопившейся в каминных трубах, однако мне показало, будто их угнетало нечто иное нежели отработки.

— Ребят, у вас что-то случилось? Чего не спите? Вы ждете кого?

— Поспишь тут, — буркнул ирландец.

— А ждём мы префекта нашего — скорчив кислую мину, ответил Дин. — Оливер сейчас мозги директору полощет, надеясь спасти нас всех от Филча.

— А с чего он на вас взъелся? — не понял я. — Вы что, лабораторию разнесли или миссис Норрис в качестве тряпки использовали?

— Эх, если бы…, — с явной досадой пробормотал Шимус. — Это всё из-за Лонгботтома. Подставил, сука, и нас, и барсуков… Кстати, а не тебя ли к нему в пару поставили?

— Угу, — признался я, после чего без утайки рассказал о произошедшем в башне и больнице. Защищать Лонгботтома у меня не было ни малейшего желания.

— Вот значит как, — со злостью пробормотал ирландец. — В больничке задумал отлежатся. Ну да ничего — пускай дрыхнет. Он у нас ещё попляшет.

— Ну а с Филчем-то что? — вновь спросил я.

— А ничего, — буркнул мулат. — Когда пухлого освободили, то эта тля сразу к нам пришла и заявила. Мол, часы уже розданы, а раз один из вас выбыл, то его время должно на остальных перейти.

— Ох, ни фестрала себе под хвост!

— Вот и мы о том же, — подтвердил ирландец. — По пять дней на брата корячится будем, если Олли директора не уломает. И где здесь справедливость?

* * *

Опасения Шимуса оказались в итоге напрасными. Слегка промурыжив Вуда, Дамблдор явил монаршую милость, отменив несправедливое решение завхоза, а спустя пару дней вообще амнистировал проштрафившихся студентов. Тем не менее, главная цель оказалась достигнута: гриффиндорцы ополчились на Лонгботтома. Если в сентябре дело ограничилось лишь месячным словесным бойкотом, то теперь у хозяина жабы началась по-настоящему весёлая жизнь. За несколько недель он успел огрести кучу проблем в виде второго подбитого глаза, нескольких "случайных" подножек, слизи докси за шиворотом и ещё туевой кучи неприятностей, коими возмущенные однокурсники одарили его со всей широтой львиной души. Единственным, кто хоть как-то пытался защитить Лонгботтома от мстительных учеников, оказалась Лаванда Браун, правда ещё неизвестно чего было больше в таком заступничестве: пользы или вреда. Гордый пухляк демонстративно игнорировал помощь факультетской модницы. Мне же происходящее на Гриффиндоре казалось пустой забавой, лезть в которую не хотелось, но однажды всё же пришлось, когда Лонгботтом вздумал обвинить меня в порче тапок. Размахивая изгвазданными шлёпанцами, данный субъект на полном серьёзе заявил, будто это я подучил Скабберса использовать их в качестве туалета. Пришлось объяснять неразумному пухляку, что дрессировщик из меня никакой и для большей убедительности ткнуть горе-обвинителя мордой в его же… тапки. Тем не менее, могу сказать, что Лонгботтому откровенно повезло. В тот момент для меня существовали вещи куда больше важные, нежели испорченная обувь дутого кретина, а именно состояние здоровья близнецов. Несмотря на изрядное время, прошедшие с момента окончания того злосчастного матча, ребята так до конца и не оправились от травм. Фред до сих пор хромал на левую ногу, а любое неосторожное прикосновение к повреждённому ребру вызывало у Джорджа адскую боль. Конечно близнецы не были бы собой, если даже в такой ситуации не нашли повода позубоскалить над своим нынешним положением, однако мне, Перси и Оливеру было явно не до смеха. Видя, что толку от «лечения» мадам Хортон не больше, чем от дойки русалки, мы попытались связаться с работающим в Мунго целителем — родственником Вуда, однако ничего путного из такого обращения не вышло. Септима Вектор, в лучших традициях МакКошки, устроила нам троим настоящую выволочку, пригрозив напоследок отчислением с позорным клеймом, если мы продолжим распространять клевету на лучшую школу магической Британии. И всё же эта история с чтением чужих писем казалась сущей мелочью в сравнении с настоящей проблемой.

Аврорское чутьё подсказывало, что привидения не солгали. Гарри и Гермиона действительно замыслили нечто опасное, нечто такое, что могло бы погубить их обоих при любой, даже самой крохотной, ошибке. Увы, но попытки разговорить Ника и Монаха натолкнулись на невидимую стену. Обиженные на ту вспышку ярости, привидения весь декабрь изображали из себя недалёких кретинов. Сэр Николас раз за разом переводил разговор на предстоящие в следующим году смертины, а толстый покровитель барсуков вообще не произнёс ни единого слова, лишь проваливаясь сквозь пол да завывая нечто вроде «У-у-у».

Попытка наладить контакт с Гарри и Гермионой также обернулась провалом. После того случая во дворе, моё солнышко и когда-то лучший друг не давали подойти к себе ближе чем на десять ярдов. Единственно, что мне теперь оставалось делать — наблюдать за ними издалека, используя Карту Крохоборов. Этот клочок бумаги — творение близнецов, над которым они начали корпеть ещё в прошлом году — изображал Хогвартс, его ближайшие окрестности и самое главное его обитателей. Точнее должен был изображать — подписанные точки с именами учеников, учителей или призраков имели обыкновение ни с того, ни с сего резко прыгать с места на место, а то и вообще исчезать без следа. Тем не менее — это было лучше, чем ничего. Имея на руках эту карту, я хотя бы знал, что с Герми и Гарри всё в порядке. По крайней мере, пока…

* * *

Декабрь пролетел незаметно. За пару дней до Рождества Хогвартс начал преображаться. Усилиями Хагрида в Большой Зал оказалась внесена гигантская ель, которую профессор Флитвик вместе с профессором Спраут принялись украшать золотистыми шарами и гирляндами. Крохотный преподаватель заклинаний расстарался на славу. Паря над застывшими в удивлении первокурсниками, он как бы походя создавал канители и йольские светильники, кои тут же оплетали стены или взмывали к самому потолку. Безмятежный вид маленького профессора странным образом напомнил мне о собственном бесконечно далёком детстве. Украшая Нору еловыми ветками, я мечтал о… Эх, если б ещё вспомнить, о чём мне мечталось в те дни. Наверное, я хотел новый Чистомёт… или редкую шоколадную лягушку с логотипом «Пушек Педдл». Ладно теперь это уже неважно. Сейчас мне больше всего на свете хотелось, чтобы у Гермионы и Гарри всё получилось. Чтобы они там не замыслили, пускай они вернутся целыми и невредимыми и пускай они будут счастливы.

Эти простые мысли наполнили сердце удивительной лёгкостью. Те несколько дней, оставшихся до каникул, я провёл в полудрёме, практически не замечая настороженных взглядов своих однокурсников. Подозрительно косясь в мою сторону, младшие гриффиндорцы вполголоса обсуждали предстоящие каникулы. Судя по обрывкам бесед, в их головах не укладывалось, как можно радоваться тому, что вместо родного дома ты останешься в продуваемом сквозняками замке в кампании пьянчужки-медсестры да сальноволосого слизня. Впрочем, разговоры эти утихли довольно быстро. Видимо решив поднабраться сил и получше подготовиться к встрече Рождества, ребята начали расходится по своим комнатам. В скором времени гостиная Гриффиндора совершенно опустела. Для верности оглядевшись по сторонам, я извлёк из кармана заветный пергамент. Послушная прикосновению руки, Карта Крохоборов показала обитель Салазара и Хельги, где две точки с до боли знакомыми именами замерли в своих спальнях. Я улыбнулся и, легонько прикоснувшись к восьми буквам любимого имени, мысленно пожелал Гермионе спокойной ночи. Очередной день завершился… очередным сбоем. Да уж — сыроватый продукт выходил пока у близнецов. Нет, я не хочу ничего сказать — ребята старались, но, как они сами выразились, в их творении всё ещё обитала куча жуков. Странное выражение, не находите? Ну да ладно, близнецы имеют право вести себя слегка… сексцентрично.

Сложив пергамент, я уже хотел было отправится спать, однако именно в этот момент в гостиной начали происходить странности. Первым делом Карта Крохоборов зашевелилась, выскочила из рук и взмыла на небольшую высоту. От такого поведения я буквально на секунду впал в ступор, а затем кинулся ловить беглянку. Будто бы забавляясь надо мной, кусок пергамент то подпускал меня к себе на расстояние пары дюймов, то взмывал едва ли не под самый потолок. Наконец, спустя несколько минут, вредная бумага всё же была поймана. И здесь приключилась вторая странность. Без всякой мысленной команды, Карта Крохоборов активизировалась, вновь показывая подземелья, только теперь вместо имен сотен обитателей Хогвартса на поверхности пергамента остались лишь две точки. «Солнышко» и «Почти брат». Двигаясь навстречу друг другу, они лучше любых слов говорили о намерениях Гермионы и Гарри. Стряхнув остатки дремоты, я бросился к выходу из гостиной.

— Быстрей! Быстрей! — звучало в голове. — Если ты опоздаешь, случится беда!

Эти мысли напрочь забили чувство страха за собственную шкуру. Не замечая никого, я нёсся к Гермионе и Гарри, лишь иногда останавливаясь, дабы отдышаться и свериться с картой. Седьмой этаж, шестой… Куда же они собрались? Пятый… Они остановились на втором этаже. Возвращаются вниз? Нет, они идут на третий этаж. Точно! Они направляются в Запретный коридор. Но зачем? Неужели хотят осмотреть место, где меня едва не схарчевали? Нет. Они свернули в другую сторону… и исчезли без следа. Как же… как же так? Они должны быть здесь! Я чувствую их — они рядом! Они…

— Кто же это любит нарушать правила? Не иначе мистер У…

— STYPEFY!!!

— Рон, ты чего охуел?!

— Ф…Фред?

— Ага, ты значит меня за Снейпа принял?

— Примешь тут, когда шипят у самого уха, — огрызнулся я. — Джордж очнись…. Тьфу ты. Finite Incantatem.

— Ну братишка, ну ты даёшь… Ты бы так лучше барсуков…

— …в тот раз так прикладывал.

— И приложу, если понадобится, — едва не прорычал я.

— А ум приложить, ты случаем не пробовал, — попытался разрядить нервозную обстановку Фред, однако увидев, что колкость не удалась, сменил тон. — Что же интересно тебя сподвигло на сей ночной забег? Мы с братцем Форджем едва успели за тобой.

— Карта ваша. Она показала…

— Стоп-стоп-стоп, Ронни, — прервал меня Джордж. — Мы же ещё вчера сказали тебе, что она не будет работать по крайней мере до завтра.

— Да? Что-то не припомню… Но она же работает! Вот взгляните: третий этаж, Запретный Коридор и здесь были две точки с Гермионой и Гарри. Они здесь что-то искали.

— Скорее не «что-то», а «кого-то», — возразил Фред. — Фамилиаров Основателей, к примеру. Ты ведь нам все уши прожужжал о них. И я даже могу сказать, куда они направились: в Запретный Лес. Именно здесь…

— …находится один из тайных ходов, ведущих туда. Мы даже можем тебе его показать, но при одном условии.

— Что вы хотите? — раздражённо спросил я.

— Мы идём с тобой, — дружно ответили близнецы.

— И речи быть не может. У вас травмы…

— Царапины, на которых прекрасно действует заклятье заморозки.

— А если там…

— Тебе не нужна помощь, братишка?

— Эх, драклы с вами. Я согласен, только потом, если свернёте себе шеи, не говорите, что я вас не предупреждал.

— Ну вот, так-то лучше, — с довольной улыбкой подбодрил меня Фред.

— Только надень сперва вот это. Как-никак не на пикник идём, — добавил Джордж, извлекая из своего безразмерного кошелька шапку и тёплую мантию.

* * *

Братский совет оказался нелишним. Едва мы оказались в Запретном Лесу, как нас мгновенно окутал пронизывающий до костей мороз. Странно, а ведь погода-то сейчас была тихая. Можно даже сказать, слишком тихая: ни ветерка, ни звука. Такое ощущение, будто рядом заночевали дементоры. Вот с кем, с кем, а с этими тварями встречаться сейчас хотелось меньше всего, сии… Да что же это за напасть такая?! Lumos! Ну вот так-то лучше, а то уже четвёртый раз подряд огонёк гаснет. А вообще с магией здесь происходила какая-то непонятная хрень: Карта Крохоборов, активизировавшая было на выходе из коридора, окончательно погасла спустя несколько минут, чары тепла — развеивались, заклятья поддержки — тоже сбоили. Близнецы несколько раз пытались наложить их на свои травмированные кости, но в итоге, махнув на сие безнадёжное дело рукой, плелись позади меня. Я же, глядя на то как Фред хромает, а Джордж стискивает зубы дабы не стонать в голос, сто раз успел пожалеть, что не отправил этих двоих в кровати. Чем я вообще думал, когда брал их с собой? Использовать братские умения в бою? Не смешно. Боевая ценность Фреда и Джорджа представляла из себя скорее отрицательную величину. Они и сейчас держатся на одном уизливском упрямстве. Если, не дай Мерлин, они попадут в капкан… Накаркал. Лёгкий щелчок сработавшей ловушки оповестил меня о самом худшем варианте развития событий. Затем был резкий удушающий запах черёмухи, тщетная попытка вспомнить заклинание головного пузыря и провал в темноту.

* * *

— Очухались? Ну вот и славненько. И чо мне терь с вами, охламонами, делать?

Бас старины Хагрида трудно было перепутать с кем-либо ещё. Да уж, ситуёвина хуже не придумаешь. Мы трое заперты в хижине лесничего, одурманены какой-то гадостью, от которой до сих пор слезятся глаза, а дышится через раз. Палочки Хагрид отобрал ещё в лесу и теперь держит у себя в шубе. Извлечь их оттуда — задачка не из простых, но даже если нам незаметно удастся овладеть инструментом, вырубить великана вместе с охраняющим двор Пушком (милая трёхглавая зверушка размером с двух раскормленных бычков), как нам искать Гермиону и Гарри? Карта не работает, а начавшийся снегопад замёл все следы. Одним словом, я подвёл Гермиону. Я дал себе зарок оберегать её, а вместо этого сижу на раздолбанном диване и потягиваю непонятное травяное пойло с твердокаменными кексами. Герой, блядь…

— Ну чо так значится молчать будем? Ну и ладушки: моё дело — сторона. Ужо профессор-то Дамблдор вспыпет вам под первое число. Не, ну чо ж за нелёгкая вас в лес понесла, да ещё в такую темень.

— Это мы за мандрагорой охотились, — соврал Джордж.

— Тю? А к Помоне значится не судьба сходить было? У неё этого добра — полные закрома. Ток на кой они вам сдались? От них вой один…

— Э, мистер Хагрид, — протянул в ответ Фред. — У мадам Спраут мандрагоры-то обычные, а нам нужны особые рождественские. А они только в Запретном Лесу и расцветают как раз перед Рождеством.

— …и поют так дивно, что если ты с кем в ссоре и дашь ему послушать как наша лапочка колядки распевает, то все распри мигом забываются, — продолжил нести чушь Джордж.

— Иди ты, — удивленно пробормотал лесничий. -А чо ж я-раньше-то про неё не слыхивал? Я ж почитай пятый десяток тут живу.

— О, мистер Хагрид, тут такая знаете ли занятная история. Где-то год назад…

Близнецы наперебой понесли такую дикую околесицу, достойную пера покойного Ксено Лавгуда, что даже Клык — здоровенная слюнявая псина — прижал лапы к голове, словно бы говоря: неужели в это хоть кто-то поверит? Тем не менее, Хагрид верил. Во взгляде полувеликана отражалась целая гамма чувств от затаённой боли до хрупкой надежды на чудо. Странно, но именно в этот момент мне показалось, будто вместо хранителя ключей передо мной возникли бабушка с дедушкой. Вот, казалось бы, ну чего общего может быть у здоровяка-лесничего и двоих угасающих волшебников? Тем не менее, оно было. Страх и надежда. Всякий раз, когда мы навещали папиных родителей, они глядели на нас так, будто в четверых малышах заключена последняя надежда рода Уизли. Общаясь со мной, Джинни, Фредом и Джорджем, дедушка с бабушкой — немолодые люди, обременённые болезнями и проклятиями, словно бы отбрасывали свой тяжкий груз, радуясь малейшим нашим успехам. По контрасту с такой идиллией, отношение папиных родителей к Перси было весьма прохладным. Да чего там говорить: мой всегда дисциплинированный старший брат начинал форменно капризничать всякий раз, когда наша семья намеревалась отправится в Беркшир.

— Пожалуйста, не отправляйте меня туда, — едва не плача повторял он. — Он меня ненавидит, зовёт выблядком! Пожалуйста не отправляйте меня к ним…

Слыша такие слова, я тихонько хихикал в кулак, потешаясь над слишком правильным братцем, мама отводила глаза, а отец принимался уверять Перси, будто тот ошибается. Увы, это была ложь. Правда же открылась вскоре после смерти бабушки. Во время поминок, я, сам того не желая, стал свидетелем разговора между папой и дедушкой и пускай они говорил вполголоса, эти слова навсегда остались в моей памяти.

— Я больше не желаю их видеть! Никогда! — чуть ли не рычал дед. — Я пускал их в дом лишь из-за доброты Сэдди, но теперь с меня хватит.

— Отец, как ты можешь? Они же твои внуки!

— Внуки?! Они мне не внуки! Они выблядки, из-за твоей бесхребетности незаконно носящие фамилию Уизли! Они…

Дальше я слушать не стал. Перед моими глазами тогда рушился целый мир, где жизнь была солнечной и ясной. Всё это оказалось ложью с первого до последнего слова…

* * *

— Ну не ребят, не могу я вас отпустить, — голос Хагрид, разгоняя марево нахлынувших воспоминаний, вернул меня в реальный мир. — Вот куды вы пойдёте в такую пургу?

— Но ты ведь сам ходишь в любые дебри!

— Ну я на то и я чтоб по буреломам шастать. К тому же лес-то я почитай, как свои пять пальцев знаю, и то душегуба выследить не могу.

— Какого ещё душегуба? — с ужасом спросил я: бесхитростные слова лесничего пробудили во мне липкий страх.

— А такого, что почитай третью неделю как на единорогов нападать повадился. Двоих животин сгубил, окаянный, да ещё полдюжины покалечил. Я к директору и так, и сяк: мол давайте егерей пригласим — не справляюся я один с тем паскудником.

— А он? Почему он не послал за охотниками?!

— Ну… директор у нас человек занятой, — в этот момент Хагрид задумался, точно стараясь отыскать в логике Дамблдора рациональное зерно. — С вами, спиногрызами тетёшкается. Не досуг ему видать пока. Ну, а сынок, как прознал про то, и говорит мне: не боись, бать, подсоблю тебе. И вишь чего удумал? Скупил значится по дешёвке у клужских маглов гадости вонючей, которую они черёмухою кличут, у себя на заимке доработал и мне с оказией прислал. Ну а я значится её-то по лесу и расставил.

Эту речь хранитель ключей произнёс с простодушной гордостью, я же от таких слов выпал в осадок. Что же получается? Буквально в двух шагах от Хогвартса бродит абсолютно свихнувшийся ублюдок и никому до него нет дела, окромя двоих Хагридов. Да и то непонятно, чего в телодвижениях папаши с сынулей больше: вреда или пользы. Ведь, если они весь лес истыкали своей «черёмухой», то возникает ровно один вопрос: почему от неё не потравилось местное зверьё? Или всё-таки потравилось? Эх не о том я сейчас думаю! Не о животных мне надо размышлять, а о том, каким образом можно отыскать Гермиону и Гарри. Они похоже не подозревают в какую беду влипли…

Моя нервозность передалась близнецам. Кивнув брату, Фред потянулся рукой за пазуху. Джордж всё понял без слов и открыл было рот, дабы вновь начать заговаривать лесничему зубы, однако именно в тот момент сработал закон подлости. Едва Фред засунул руку в безразмерный кошель, дабы извлечь оттуда запасную палочку, как в хижине раздался резкий звон. Хагрид вскочил точно ошпаренный и, нечаянно толкнув близнеца, обезоружил его. Тем не менее, лесничий никак не отреагировал на неудачную попытку нападения. Взгляд Хагрида уткнулся в дальнюю стену хижины, где висело три дюжины колокольчиков, один из которых дребезжал во всю мочь.

— Итить твою растудыть! Вот негодники — аж до Хельгиного Лужка добрались! У ваших там в лесу мёдом штоль намазано? — пророкотал великан, риторически обращаясь к нам. -Сидите тута и не суйтесь никуды! Клык, ко мне!

Прихватив арбалет с фонарём и взяв с собой пса, Хагрид буквально вылетел из хижины, не оставляя нам ни малейшего шанса выскользнуть вслед за ним. Я тщетно пытался вышибить дверь или разбить окно: лесничий оказался не таким уж обалдуем, заранее наложив на стены чары неразбиваемости. К счастью, близнецы сумели сохранить в данной ситуации трезвую голову. Отстранив меня, Джордж начал читать сканирующее заклинание, стараясь отыскать в двери слабое место. Наконец, после нескольких бесконечно долгих минут лицо брата просветлело.

— Ха, а я опасался худшего, — с вымученной улыбкой произнёс он. — Заклятье у старины Хагрида крепкое, но на редкость дубоватое. Так, народ, мне нужна тишина. Это в основном касается тебя, Ронни. Я понимаю, что ты волнуешься за ребят, но постарайся посидеть спокойно. Дело тут плёвое, но сам знаешь, что бывает, если у меня кипешат под рукой.

Я стиснул зубы и, сев на кровать, попытался успокоиться. Увы, сделать это оказалось не так-то просто. Несмотря на заявление Джорджа, работа шла томительно медленно. Несколько раз заклинания брата срывались, вызывая у него тихую ругань, однако спустя несколько секунд он вновь брал в руки палочку и заново начинал колдовать. Не знаю сколь долго продолжалась борьба замка с отмычкой: время для меня словно перестало существовать. Пока Джордж старался найти способ выбраться из нашего каземата, я мысленно обращался к Мерлину, предкам, магловскому Богу, лишь бы хоть кто-нибудь из них помог младшему из близнецов [4]. Не знаю, были ли мои мольбы услышаны, но в конце концов брату повезло. После неизвестно какого по счёту взмаха палочки, в замочной скважине раздался щелчок, дверь открылась, и мы кинулись наружу, чтобы, сделав несколько шагов, замереть на месте.

Сквозь пелену разыгравшейся метели на нас уставились три пары очень недобрых глаз. Пушок! Взламывая защиту, мы напрочь позабыли об этой скотине, перекрывавшей теперь единственный путь к лесу. Несколько секунд от цербера не было слышно ни звука, затем из одной из пастей раздался не то приглушенный рык, не то грозный скулёж. Лишь теперь я обратил внимание, что земля под ногами гигантского пса оказалась буквально изрыта. Пушок изо всех сил пытался сорваться с цепи и побежать вслед за хозяином, но сделать это оказалось не так-то легко. На совесть сработанная цепочка крепко держала собаку.

Меж тем близнецы первыми вышли из оцепенения. Выхватив палочки, ребята начали произносить слова оглушающего заклятья. Одновременно с этим Пушок злобно зарычал. Лишь в самый последний момент мне удалось предотвратить бой с неясным исходом. Резко подняв руку в предупреждающем жесте, я шагнул к церберу. Мой замысел нельзя было назвать иначе, чем безумным, но терять нам теперь было нечего. Пока Фред с Джорджем тревожными взглядами буравили мне спину, я лихорадочно вспоминал слова Гермионы о трёхглавых псах.

— Церберы отменные сторожа, — бесконечно давно говорила она. — Их интеллект позволяет им принимать даже мысленные команды хозяина.

Не знаю, кем мы были для Пушка: хозяйскими гостями или хозяйскими трофеями, только сейчас я пытался не приказывать, а просить.

— Я не враг Хагриду, — мысленно произнёс я, делая шаг в сторону цербера. Взгляд собачьих голов оставался по-прежнему враждебным, но злобный рык прекратился.

— Твой хозяин в беде. Ему и Клыку грозит опасность. Страшная опасность, — всё так же мысленно продолжил я, позволяя трём головам меня обнюхать.

— Но мы сможем помочь тебе. Мы разобьём цепь, а ты довезёшь нас к нему.

Ответом мне послужило тягостное сопение. Почувствовав, что в моих словах отсутствовала ложь, Пушок фыркнул, лёг на землю и уставился на привязь.

— Круши её! Ломай цепь! — крикнул я Фреду и Джорджу.

Дружное братское Relashio оказалось лучшим ответом. Близнецы с остервенением принялись метать заклятья и вскоре раздался долгожданный треск. Цепь оказалась сломана. Почуяв свободу, Пушок тряхнул мордами, точно велев нам залезать к нему на шеи. Не став утомлять пса долгим ожиданием, я первым залез на спину цербера и, оседлав центральную шею, крепко вцепился в ошейник. Следом, после секундной оторопи, за мной последовали близнецы. Взобравшись на пса, Фред уселся слева, а Джордж — справа от меня. Едва последний успел схватиться за ошейник, как трёхглавая псина мгновенно рванула с места в карьер, заставив нас изо всех сил прижаться к бегуну. Дальнейший путь заполнился весьма смутно. Свист ветра в ушах, слепящий снег, проносящиеся мимо стволы вековых деревьев, больно хлещущие ветки — всё это слилось в такую дикую мешанину звуков и образов, что невозможно было понять где правда, а где игра воображения. Каждый прыжок пса отдавался ударом по всему телу. Иногда казалось, будто я начинал соскальзывать и лишь врождённое семейное упрямство держало меня в «седле».

— Хельгин лужок, — мысленно проносилось в моей голове. — Мы должны быть там! Мы доскачем, доползём! Хельгин лужок…

Эти два слова действовали лучше всякого бодроперцового зелья, отгоняя страх с тошнотой, и наполняли естество ощущением грядущей схватки, которая начнётся буквально вот-вот. Те же чувства, как пить дать, испытывали близнецы. По их ошалелым взглядам, я догадался, что скоро мы будем на месте. И ошалеть было от чего. Теперь, когда Пушок стал замедляться, я тоже смог разглядеть творившуюся вокруг мордредову пляску. Деревья, ещё недавно покрытые снегом, стояли сперва голыми словно ранней весной или поздней осенью, затем с набухшими почками, точно в апреле и, наконец, полностью покрытыми листвой, будто на дворе стояло лето. Но самое странное в происходящем заключалось в погоде. Несмотря на царящие вокруг цветение, тот нутряной холод, который встретил нас на выходе из Хогвартса властвовал по всюду, превращая всякое дыхание в крайне болезненную пытку. Хуже всего от этого приходилось Пушку. Каждый прыжок давался псу со всё большим трудом, из глоток вырывался натужный хрип, из пастей вытекала и тут же замерзала слюна. Наконец, когда цербер начал спотыкаться на ходу, я мысленно попросил его остановится. Пёс подчинился с явной неохотой. Когда же мы спустились на твёрдую землю, Пушок взглянул на нас с таким видом, словно бы извиняясь за собственную немощь. Дальше нам предстояло идти одним.

Оставшийся путь до Хельгина лужка вышел недолгим. Уже спустя пару минут мы выбежали на огромную цветущую поляну, в самом центре которой кипел неравный бой. Изнемогая от напряжения, Гермиона держала защитный контур, медленно отступая, но не давая громадной напоминающей окуклившуюся первозданной тьмой гусеницу твари прорваться к безоружному Гарри. Последний, стоя на небольшом возвышении, словно бы не замечал творившегося вокруг него. Весь взор парня был обращён на лежащего у его ног крупного единорога. Выписывая руками замысловатые жесты, бывший Поттер произносил нараспев какие-то фразы, смысл коих ускользал от моего разумения. Пользуясь тем, что тварь пока не замечала нашего присутствия, мы трое одновременно атаковали врага.

— Lumos Solem!

— Reducto!

— Sectura Maxima!

Слепящее заклятье Фреда пролетело сквозь тварь, не причинив ей ни малейшего вреда. Дробящее проклятье Джорджа поглотилось защитным коконом. Мои же режущие чары вообще не достигли порождения Мордреда, развеявшись где-то в нескольких ярдах от кокона. Словно отвлекшись на назойливую муху, тварь буквально на миг отвернулась от Гермионы. Одно малозаметное движение и в нашу сторону полетели мириады ошмётков тьмы. Лишь вбитая короткой аврорской службой реакция позволила мне на одних инстинктах сотворить защитную полусферу. Весьма вовремя! Тусклый свет сработавшего обережного заклятья отразил черную магию, давая близнецам возможность повторить атаку. Увы, но вместо того, чтобы кинуться на монстра, Фреду и Джорджу пришлось уйти в глухую защиту.

Ошмётки мордредовой магии, упавшие рядом с нами, задымили, едва коснувшись травы. Пару секунд спустя нас окутал плотный ядовитый смог, единственным спасением от которого стало заклинание головного пузыря, мгновенно сотканное младшим из близнецов. Став спина к спине, мы изготовились к атаке, коя не заставила себя долго ждать. Буквально в следующую секунду в тумане возник силуэт костлявой фигуры, в которую я тут же метнул Seco. Раздался сухой треск и к нашим ногам свалился располовиненный заклятьем скелет. Плоти на нём давно не было, кости почернели, между рёбрами набилась земля. Некромант! И самое паскудное — весьма опытный. Только такие умели вдыхать в давно мёртвые кости подобную уродскую форму нежизни.

Дальше начался форменный ад. Со всех сторон нас атаковали скелеты. Возникая из смога, они старались задавить нас числом, рассыпались под заклинаниями, разваливались будучи отброшенными щитовыми чарами, отступали и вновь нападали с разных сторон. Сколько их было? Десятки? Сотни? Тысячи? Ядовитый туман плотно скрывал наших врагов и пил наши силы. Очень скоро я почувствовал, как руки начали каменеть, а заклятья — терять силу. А это было очень хреново: так действовала Йоркширская Хмарь. Никто не мог выдержать больше десяти минут среди той пакости. Да что там десять минут: близнецы уже сейчас начали сдавать. Джордж, несмотря на головной пузырь, задыхался Фред же шатался словно пьяница опосля третьей бутылки виски, стоя ногах лишь благодаря братской помощи. Понимая, что таким аллюром нас банально сомнут, я лихорадочно перетряхивал закоулки памяти, надеясь отыскать там средство против Йоркширской Хмари. Увы память молчала, точно контрабандист в Аврорате, зато близнецы отличились.

— Bombarda!

— Insendio!

И именно в этот момент я вспомнил строжайший академический запрет на использование этих двух заклятий на участках, окутанных ядовитыми газами. Смесь отравы, пламени и взрывных чар породило огненный смерч, единственной защитой от которого стало падение в траву. Повалив близнецов, я успел-таки поставить щит, прежде чем нас накрыло ударной волной.

* * *

У-у-у! Су…Где я? Что это за шум? Фред! Джордж! Что с вами? Ничего не слышу, словно кто-то убрал из этого мира все звуки. Я попытался встать на ноги. Голова нещадно кружилась, лицо и руки зудели от ожогов, меня изрядно мутило. Да уж, как сказал бы наставник Каннингем: доброе утро, госпожа контузия. Крепко нас приложило, а могло приложить ещё круче, если б не защитная сфера и не зимние мантии. На совесть работает мадам Малкин, ох на совесть! Вот ни за что бы не догадался, что в них есть шерсть гебридского варга… Зато и мы тоже не подкачали — крепко мертвякам вдарили: пол лужка спалили, скелетов на головешки извели, хмарь развеяли, некроманта… Н-е-е-т!! Сука! Не трожь Гермиону!

Совершенно позабыв о контузии, я кинулся в сторону обессиленной Герми, над которой тварь уже занесла свою костлявую клешню. Да, теперь порождение Мордреда предстало в своём истинном облике — обтянутом пергаментного цвета кожей скелете с двумя черепами, глазницы, одного из которых светились алым цветом. Нарочито медленным движением, чудовище совершало замах для добивающего удара. Мое солнышко не двигалось, завороженно глядя на своего палача. Герми, очнись! Не слыша собственного вопля, я непонятно как в одно мгновенье преодолел разделяющее нас расстояние и, вцепившись некроманту в горло, повалил его на траву. Тварь трепыхалась, обдавала меня смрадом, несколько раз ударила клешней в левый бок. Тщетно. Придавив чудовище к земле, я раз за разом бил его свободной рукой, вкладывая в каждый удар ярость, скопившуюся за последнее время. Наконец, когда порождение Мордреда достаточно ослабело, настало время добить тварь. Сунув пальцы в глазницы черепов, я что есть силы столкнул головы друг с другом, разбивая их к Мордредовой мамаше. Это была победа! Раздался ужасающий предсмертный стон и драклово порождение рассыпалось в прах. Затем наступила удивительная, звенящая тишина, в которой слышалось далекое уханье филина, шелест ветвей, лёгкая позёмка да тяжелое дыхание ребят.

— Рон? — голос Гермионы первым нарушил молчание.

— Да, солнышко, это я.

— Рон? Нет… нет только не это, — теперь Герми плакала навзрыд.

— Ну-ну, успокойся, родная. Не мог же я тебя бросить…

— Нет!! Рон, милый, родной, очнись!! Ты победил, пожалуйста….

Я хотел успокоить любимую, но лишь сейчас заметил, что она меня не видит. В следующий момент всё стало на свои места. Гермиона ползком бросилась вперёд и упала на… моё тело. Впрочем, можно ли назвать подобным словом, то что когда-то звалось Рональдом Уизли? Да, напрасно я недооценил тварь. То, что представлялось безобидными тычками, разворотило рёбра и спалило сердце; смрад, казавшийся чем-то вроде навозной бомбы, начисто сжёг лицо, а от ударов, разбивших некроманту черепа, руки обратились в головешки. Ничего из этого я не заметил. Говорят, будто в старину подобное случалось с боевыми магами-берсерками, не чувствовавшими в пылу битвы даже самых страшных ран, пока последний враг стоял на ногах. И вот теперь тоже самое произошло со мной: я победил, и я мёртв. Это поняли контуженные близнецы, Гарри, обессиленный долгой волшбой, но пытающийся утешить сестру. Даже мнущийся в стороне Хагрид, полузадушенный чарами сгинувшего некроманта, сообразил, что к чему. Одна лишь Гермиона не желала признать очевидного. Раз за разом, она обрушивала на мою тушку заклятья реанимации, пока Гарри не вырвал из её рук палочку.

— Остановись, Герми, — сдерживая слёзы, произнёс он. — Ты не поможешь ему. Он мёртв.

— Он… Я во всём… виновата! Из-за меня он погиб, я его сгубила… Будь я проклята!!! Рон, милый, родной, любимый, прости меня…

Гарри обнял сотрясающуюся в рыданиях Гермиону. Вскоре к нему присоединились Фред и Джордж. Лица близнецов были абсолютно потерянными и безжизненными от горя. Несчастье объединило всех четверых, перечеркнув дрязги, случившиеся за прошедшие месяцы. Застыв, точно магловские статуи, Гермиона, Гарри, Фред и Джордж не сразу заметили, как к ним подошёл единорог. В отличии от своих собратьев, этот жеребец был раза в полтора крупнее, а его рог сиял золотистым цветом. Недовольно фыркнув, он посмотрел на ребят. Первой отреагировала Гермиона. Подняв красное от слёз лицо, солнышко взглянула на зверя и в её взоре мелькнула безумная надежда.

— Верни его. Умоляю, верни его. Мне больше ничего не надо — пусть Рон оживёт!

Взгляд единорога выразил разочарованность, но Герми не отступала.

— Ты ведь можешь сделать это! — с уже явной угрозой произнесла она. — Мы пробудили в тебе кровь Гамлета — так отдай частицу…

Угрожающе фыркнув, единорог мотнул головой.

— Почему?! Верни его!! Верни, — с яростью дикой кошки Гермиона рванулась вперёд, выхватывая из-за пояса кривой нож и нанося режущий удар в область горла.

В тщетной попытке уберечь любимую от непоправимой ошибки, я попытался схватить её за руку и здесь произошло чудо. Герми застыла в движении… Нет, не так: весь мир вокруг застыл.

— Ну что, ты и дальше будешь вот так стоять, и смотреть как твоя жена губит собственную душу? — раздался чуть ироничный женский голос.

Я обернулся. За моей спиной возникла немного полноватая женщина лет тридцати, облаченная в серое домотканое платье. На посторонний взгляд её можно было принять за зажиточную крестьянку. Повязанный на голове платок, из-под коего выбивались несколько прядей тёмно-русых волос, широкий пояс, на котором было закреплено несколько мешочков, руки, привычные к работе с прялкой — создавали иллюзию беззащитности. Весьма опасную, скажу вам, иллюзию. В сказках Бидля не раз повествовалось, в какой просак попадали глупцы, задумывавшие облапошить Хельгу Хаффлпафф.

— Я жду ответа, Рональд из дома Годрика, — терпеливо повторила Основательница.

— А что я по-твоему могу сделать? Она не слышит меня.

— Многое, питомец Годрика, весьма многое. В тебе, к примеру, есть зачатки мага времени. Одна беда — их надо было взращивать с младенчества, а теперь, увы, поздно. Великим чародеем ты уже не станешь, да и мастерства тебе не достичь.

— Очень смешно. Ты рассуждаешь о каких-то там зачатках, позабыв об одной мелочи: я, как ты возможно заметила, мёртв.

— Неужели? — на лице Хельги скользнуло искреннее удивление. — А тебя не смущает, что ты всё ещё здесь? Призраком ты бы не остался — не тот у тебя характер, но и в Горний Мир тебе пока рановато. Догадываешься почему?

— Меня держит незаконченное дело. Я дал Годрику зарок отыскать ваших фамилиаров и поэтому я тут.

— Складно говоришь, только в этом ли всё дело?

— Ещё на мне висят два Долга Жизни.

— Один, — поправила меня Хельга. — Одну виру ты уже выплатил да к тому же ещё одна тебе причитается. Только опять ты не про то речь ведёшь.

— Тогда в чём же дело?

— Вот скажи мне, где мы сейчас находимся?

— В Запретном Лесу, — ответил я и после небольшой заминки добавил. — На Хельгином лужке.

— Именно. Когда-то тут стояла хижина, кою ещё мама моя поставила, и однажды вечерком на её пороге оказался полумёртвый Годрик. Девять дней пролежал колодой, уж я его мазями тёрла, отварами поила — думала загнётся болезный. Ан нет на десятый оклемался, охальник, и ко мне в постель залезть удумал… Эх, золотое было времечко, — голос Хельги обрёл мечтательность, однако затем женщина вернулась с небес на землю. — Ох, заболталась я с тобою. Так о чём это я?

— О лужке и хижине, — слегка ошарашенно пробормотал я.

— Ах да, о хижине. Не зря мамаша хижину здесь поставила. Сила тут немереная изливается, а крови пролито — не сосчитать.

— Сила? Здесь? А как же Хогвартс? Он же построен на самом мощном источнике Британии.

— Эх, молодо-зелено. Сила-то силе рознь. Говорила я ребятам: тут надобно дом ставить, так нет же — не послушались. Из-за Равенны-гордячки у озера замок поставили… Ну да ладно, Бог ей судья. Ты же своим друзьям помог, зарок частично исполнил — Гамлета моего разбудил, меня из Шляпы вызволил, а значит задолжала я тебе. А долг, как ты слышал, платежом красен.

— Ты можешь оживить меня? Но моё тело почти уничтожено!

— Ну и что? Когда сюда Ужика после той заварушки со скальдом норманнским притащили, от него почитай горстка пепла оставалась и ничего. Собрала я его как миленького — потом ещё семь седмиц прожил — не тужил даже пару ребяток заделать успел.

— Так значит ты некромант, — озадаченно произнёс я.

— Ну коли хочешь звать меня так — зови. Или ты испугался чего?

— Скорее удивился. Мне всегда казалось, будто если кого из Основателей считать магом смерти, то это Слизерина.

— Ой, насмешил! — радость Хельги была абсолютно искренней. — Да Ужик в земляной волшбе ничего не разумел. Вот по водным чарам мастаком был — это да. А откуда зерно родится? Откуда лес растёт? Куда мы до труб архангеловых уходим?

— В землю, — догадался я. — Значит ты готова вернуть меня. Но какова будет твоя цена? Вы, некроманты, никогда ничего не делаете за просто так.

— Цену хочешь узнать? Будет тебе цена. С женой своей ты помирится должен будешь. Вы перед Господом — одна плоть, вот и живите в мире. А чтоб помнили об этом, будет вам двоим от меня отметина небольшая. Ну что, Рональд из дома Годрика, согласен ли ты на такую цену?

— Согласен. Что мне нужно делать?

— Тебе — ничего, а вот Гамлету поработать придётся. Ну что, егоза, поможешь горемыке?

Единорог, до того стоявший словно истукан, фыркнул и потрусил в нашу сторону. С каждым шагом свечение его рога становилось всё более ярким. Наконец, поравнявшись с нами, зверь наклонил голову, касаясь рогом моей груди. От нестерпимой боли я вскрикнул и чуть не рванул прочь. Лишь обретший властность голос Хельги заставил меня замереть без движения.

— Терпи, воин, и помни. В другой раз спасти тебя не сумею, — её слова эхом отдавались по округе, перекрывая собственный крик.

Невиданная сила Хельги закружила меня в безумной круговерти, подняв высоко над поляной, а затем резко бросив на землю. От удара я застонал и, вдохнув морозный воздух, приподнялся на локтях. Все тело ломило, только это было такой мелочью, в сравнении с главным. Живой! Я жив, Герми!

— Рон!!! — с радостным визгом Гермиона кинулась мне на шею.

Её карие глаза светились бесконечной радостью. Обняв меня, любимая раз за разом, словно какое-то заклинание, ласково повторяла моё имя. Я же просто слушал музыку её голоса, вдыхал запах её тела и пребывал на седьмом небе от счастья. Я был счастлив…

* * *

Ночь перед Рождеством незаметно подходила к концу. В последний раз оглядев запорошенный метелью Хельгин Лужок, мы не спеша поплелись в Хогвартс. Дело было сделано — первый из фамилиаров Основателей пробудился. Пускай он пока ещё не обрёл воспетую в легендах полную силу, но даже сейчас мощь, исходившая от единорога, потрясала. Походя бросив взгляд в сторону очухавшегося Хагрида, питомец Хельги мигом поверг школьного лесничего в замешательство. Взгляд великана красноречивей любых слов говорил, что единорог сообщил ему нечто важное, поэтому весь путь до тайного хода хранитель ключей проследовал в молчании, не обращая внимания ни на виноватое поскуливание трусишки Клыка, ни на тяжелое дыхание цербера. Молчали и мы. Сил на болтовню не оставалось. Может потом Гермиона и Гарри расскажут нам о ритуале, а я поведаю о встрече с Хельгой. Только это будет потом. Сейчас же мы просто наслаждались тишиной, слушали дыхание друг друга и шли, шли, шли…

С великаном нам пришлось расстаться у тайного хода. Окинув нас прощальным взглядом, Хагрид вздохнул и, после недолгого размышления, заговорил.

— Вы это, заходите ко мне, если чо. У меня-ить чай знатный. И… не серчайте на меня: я-вить не со зла. И этого… весёлого Рождества!

— И тебя с Рождеством, Хагрид, — хором ответили мы, прежде чем скрыться в лазе.

Путь в туннеле был краток. Выбравшись рядом с Запретным Коридором, Гермиона, Гарри, Фред, Джордж и я уже собрались было разойтись по спальням, когда почувствовали, что за нами кто-то наблюдает.

— Вот так-так, — произнёс знакомый тоненький голосок. — Сколько Уизли разом. Весёлого Рождества, леди и джентльмены. Может вы объясните мне, где вы столько времени пропадали, а то у нас столько событий без вас произошло?

Примечания

1. Рон неправ. Правильное название этого астрономического инструмента армиллярная сфера.

2. Рональд удивляется совершенно напрасно. В первой книге Невилл описывал своим одноклассникам, каким образом родичи пробуждали его магические силы. В частности, однажды его дядюшка нечаянно скинул мальчонку со второго этажа, однако тот не разбился, а отскочил от земли и попрыгал вниз по дорожке, точно мяч. Здесь ситуация оказалась сходной.

3. Рон несколько путает имя мастера — магическое истощение сказывается) https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%91%D1%80%D0%B0%D0%B3%D0%B5,_%D0%A2%D0%B8%D1%85%D0%BE

4. Не нашел источников, однозначно указывающих какой из близнецов раньше появился на свет. Будем считать, что это Фред.