Второй шанс аврора Уизли (гет)

Никогда бы не подумал, будто опечалюсь из-за несостоявшейся выволочки. Держа под руки шатающегося Фреда, мы с Джорджем ожидали, как минимум, истерики от Перси, а, как максимум, допроса с пристрастием от равенкловцев, но просчитались. На фоне остальных учеников, теперешнее состояние старшего из близнецов вовсе не выглядело ужасающим. Скорее наоборот, рядом с бледной точно полотно Пенелопой, Фред казался практически здоровяком. Да и остальные ученики смотрелись ненамного лучше. Томсон, Томпсон, Перси и Энджи вповалку лежали на диванах, уронивший лицо в ладони Лонгботтом практически сливался с креслом и лишь уставившийся в окно Оливер твёрдо стоял на ногах.

— Что здесь происходит?!

Казалось, будто мой вопрос прозвучал в пустоту. Прошло несколько томительно долгих секунд, прежде чем Вуд обернулся. Окинув нас рассеянным взглядом, гриффиндорский староста растянул рот в вымученной улыбке.

— Вернулись, — тихо пробормотал он, кивая в сторону Персиваля. — А ты, Уизли, развёл панику. Не по зубам видать оказались этому мордредову физраствору твои братаны. Не зря я взял их в команду…

— Э-э-э, полегче на виражах! — осадил я Вуда. — Ты о чём вообще говоришь?

— Сам бы хотел знать. Вон те яйцеголовые считают, будто мы заразились… как его там… физраствором Бейлиша.

— Чего? Какой-какой раствор?!

— Тихо, Рон, не нужно вопить, — с укоризной в голосе сказал Джордж. — В зауми наших умников сам Мордред ногу сломит.

— Но надо же что-то сделать! Они же едва дышат! Rennervate! Rennervate!

С ожесточением я принялся размахивать палочкой, на ходу вспоминая когда-либо слышанные целительские чары. Тщетно. Ни Перси, ни астрономы, ни девчата даже не шелохнулись. Наконец, после нескольких минут бесплодной волшбы, я почувствовал руку Оливера на собственном плече и обернулся.

— Думаешь, я не пытался им помочь? — в голосе Вуда звучали нотки полнейшей апатии. — Чего только не пробовал — всё бестолку.

— Но что всё же у вас произошло? — настойчиво повторил мой вопрос Джордж.

— Тут… Пенни… Когда мы пришли сюда, ей и Энджи резко поплохело. Они обе посинели словно утопленницы. Твой брательник прочистил им легкие Aspero Excuro, но…

— Но они до сих пор не очнулись. А когда ты применил то заклинание, у них изо рта пошла белёсая жидкость, — закончил я.

— Да, так всё и было. Томпсон сразу запаниковал. Он со своим яйцеголовым приятелем начал нести какую-то околесицу. Сначала вроде про мох троллей, затем про этот драклов физраствор… А потом они просто отрубились… и твой брат…

Вуд говорил ещё долго, стараясь в деталях восстановить картину происшествия, только получалось это как-то путано. Олли часто перескакивая с одного на другое, и чем дальше шёл монолог, тем чаще наш капитан останавливался и глядел на Пенелопу, словно бы надеясь, что вот сейчас равенкловка очнётся. В такие моменты Оливера становилось по-настоящему жалко. Мастер зажигательных речей и всего такого прочего расклеился, и никто из нас не знал, как ему помочь. Понимая это, я дал знак Джорджу оканчивать расспросы, и братское заклинание погрузило гриффиндорского старосту в состояние полудрёмы.

— Ну, что есть какие идеи? — тихо спросил меня младший из близнецов, после того как мы аккуратно усадили Вуда на ближайшую софу.

— Нет пока. Вертится в голове чего-то про этот драклов раствор, а сказать не могу.

— Ясно. Устали мы с тобой, братишка. Давай на боковую что ли?

Я не стал спорить. Денек и в самом деле выдался непростым, поэтому мы с Джорджем принялись готовиться ко сну. Как уже говорилось ранее, Томсон с Томпсоном сумели перенастроить отопление, правда лишь в двух небольших смежных комнатах. Из-за этого нам пришлось разделиться. Младший из близнецов расположился в первой спальне, куда с помощью оглушенного конфундусом Оливера были отнесены Фред, Перси и Пенелопа. Я же занял соседний закуток, также ставший временным обиталищем для астрономов и Энджи. Туда же мы отвели и Лонгботтома. Допрашивать дрожащего от ужаса пухляка не имело большого смысла — вряд ли он сумел бы добавить чего-то новое к сказанному Вудом.

Пожелав уставшему брату спокойной ночи, я забрался в кровать, вот только заснуть никак не получалось. В голове, точно рой взбудораженных докси, на все лады звучало название той мордредовой отравы: физраствор, физрук, фузарик, фузариум… Фузариум? А ведь точно: та гадость звалась именно так! Вернее, фузариумом Белли. Ума не приложу, как можно было забыть о саксонских зеркалах?! Вижу, вы не понимаете, о чём идёт речь. Ну что же, в таком случае, стоит рассказать эту занятную историю с начала и до конца.

* * *

Началась она с похода в Министерство Магии. По какой-то неясной причине отец привёл меня к себе в департамент. Для чего? Сам бы хотел знать, зачем вдруг ему понадобился пятилетний мальчонка. Нам же важно иное: из папиной затеи ничего не вышло. За каким-то Мордредом отца вызвали на совещание, и чтобы я случайно не натворил каких-нибудь дел в его отсутствие, Артур Уизли отдал меня под опеку пожилой хранительницы музея. Следующие несколько часов стали для моей жизни судьбоносными. Видя, как я маюсь от скуки, Матильда Уотерс решила рассказать мне о самых выдающихся героях прошлых лет. Переходя от стенда к стенду и слушая с каким восторгом старая волшебница говорит об Элдриче Диггори или Найджеле МакДуггане, я твёрдо решил, что, когда вырасту, то непременно стану аврором. И более всего в этом желании меня укрепила история, произошедшая спустя двадцать пять лет после принятия Статута о секретности, когда Аврорат только-только начинал формироваться.

В тот год Лондон и его окрестности охватила эпидемия кровавого помешательства: сначала маглы, а затем и живущие в городе волшебники начали без всяких причин нападать на других людей, стараясь причинить своим жертвам как можно больше страданий. Зачастую, при этом безумцы несли горячечный бред, ещё больше стращая окружающих. Напуганные творящимся вокруг хаосом, маги побогаче в страхе бежали из столицы, надеясь отсидеться в отдаленных поместьях, однако трагедия, случившаяся в Гамп-мэноре в самый канун Литы⁽¹⁾, показала тщетность подобных надежд.

Тем вечером, во время семейного ужина, младшая дочь хозяина двенадцатилетняя Ульрика подожгла дом адским пламенем, предварительно запечатав все выходы. С огромным трудом дежурному звену авроров под командованием Элдрича Диггори удалось прорваться в гибнущее поместье и спасти министра, однако остальные члены его семьи, бывшие в охваченном пламенем доме, заживо сгорели или задохнулись в дыму.

Это стало последней каплей. Взбешённый гибелью дочери, жены и близких, Улик Гамп выдал новому главе Аврората карт-бланш, и за короткое время Элдрич Диггори собрал вокруг себя разношерстную команду, в центре которой оказались семеро волшебников, известные как Смельчаки. Шестеро из них были опытными боевыми магами, а вот седьмым оказался внешне неприметный работник школьной аптеки по имени Джеймс Белли. Такое назначение многим пришлось не по нраву. Злые языки утверждали, будто Диггори устроил однокашника по блату, но слухи быстро затихли, когда появились первые результаты. Именно таланты Белли в конечном итоге выявили причину, из-за которой люди сходили с ума: ими оказались магические паразиты-фузариумы, названные позже его именем. Более того, Джеймс Белли отыскал места их обитания — зеркала работы братьев Эйзенхаймов — чернокнижников, изначально принятых за маглов-беглецов из Саксонии. Дальнейшие события походили на звериную травлю. Осознав, что они раскрыты, чернокнижники ударились в бега, попутно стараясь погубить своих преследователей или хотя бы сбить их с толку. Всё было тщетно. Ни поднятые инферналы, ни огненный шторм, ни прочая мерзкая волшба не заставили авроров отступить. Наконец, после долгой погони, Смельчакам удалось загнать колдунов в угол, где те приняли последний бой. В той схватке погибли шестеро из семи преследователей и все чернокнижники, причём двое старших Эйзенхаймов были убиты в сражении, а младший издох спустя пару часов. За это время Белли успел допросить умирающего. На пороге смерти Гельмут Эйзенхайм поведал о некоем чёрном зеркале и обитающем внутри него призванном демоне желаний, с помощью которого саксонцы намеревались захватить мир. Именно для этого колдуны прикинулись безобидными зеркальщиками, начав распространять свой товар с целью обогащения и ради усиления того порождения Морганы, ибо жила в тех зеркалах настоящая пагуба. Связанная с черным зеркалом подобием протеевых чар, она выискивали самые затаенные мечты, обитавшие в человеке. Глядя в любое из них, магл или волшебник вскармливал демона своими сокровенными желаниями, а обитающие внутри саксонских зеркал паразиты делали тягу к самолюбованию непреодолимой, сводя в итоге таких несчастных с ума.

К великому сожалению, Белли так и не удалось разузнать местоположение главного обиталища демона. Даже под сильнейшей сывороткой правды чернокнижник не выдал своей тайны, сойдя в могилу с усмешкой на лице. Так закончилось дело саксонских зеркал и начались серые будни. С нескрываемой горечью Матильда Уотерс поведала как тогдашние министерские чинуши поступили с настоящими героями: Улика Гампа под предлогом расстроенного здоровья отправили в отставку, Аврорат «из-за непомерных расходов» сократили, а некоторых особо отличившихся бойцов даже привлекли к суду. Слишком много знатных мозолей те парни отдавили в ходе расследования.

Слушая всё это, я, пятилетний пацан, сжимая от ярости кулаки, дал зарок не допускать подобных несправедливостей и быть достойным памяти Семи Смельчаков. Наивно? Согласен, жизнь показала, что нельзя делить мир на чёрное и белое. Те же Смельчаки нередко нарушали писанные и неписанные законы тогдашнего общества ради изобличения чернокнижников. Вопрос лишь в том насколько далеко мы готовы зайти для достижения благой цели…

Эх, опять меня заносит в дебри философии. Вернемся лучше к нашей истории. Вы можете спросить, а что же произошло с Джеймсом Белли? Со слов музейной хранительницы, он вернулся в Хогвартс, где всю оставшуюся жизнь посвятил изучению фузариума. В своём последнем письме Элдричу Диггори школьный провизор утверждал, будто отыскал способ полного исцеления от магического паразита и со дня на день отправит результаты работы в типографию, однако внезапный инфаркт перечеркнул эти планы. Когда же состоялась опись имущества покойного, то среди вещей были обнаружены лабораторные журналы. Вот только все они оказались пусты. Тем не менее, наработки Белли не пропали даром, ведь по легенде древний замок — творение величайших магов своего времени — не только дарует защиту, но и вбирает в себя знания тех, кто когда-либо в нём трудился. Если это так — а аврорское чутьё подсказывает, что в данном случае ошибки быть не может — то, погрузив заболевших ребят в беспамятство, Хогвартс пытается их исцелить. Вот надо же, из-за собственного невежества я чуть было всё не испортил. А-а спать-то как хочется...

* * *

— Невежды! Слепцы! Замшелые пни!! Вы ничего не понимаете: Аргадон вовсе не зло! Он несёт знания, а знание всегда благо! Как вы этого не понимаете? Как…

Загнанный в угол тщедушный человечек в лекарской мантии изо всех сил надрывал лёгкие, однако на окружавших его волшебников в капюшонах это не произвело ни малейшего впечатления. Сложив руку в каком-то замысловатом жесте, один из магов — сутулый мужчина с кривоватыми пальцами — прикоснулся ко лбу кричащего, отчего тот схватился за горло и рухнул на колени.

— Они в резном ларце, — голосом, в котором слышались шипящие нотки произнёс сутулый. — Неплохо придумано: распустить слухи о тайнике и положить всё на самом видном месте. Вот только мысли свои ты, дружок, скрывать так и не научился. И не научишься уже никогда.

С этими словами волшебник раскрыл ларец, вытащил из него бумаги и передал их высокой худощавой женщине. Последняя, с величайшей осторожностью взяв их в руки, внимательно оглядела добычу, затем провела по ней рукой, точно оттирая её от грязи. Повинуясь неслышимому колдовству, бумаги стали девственно-чистыми, словно к ним ни разу не прикасались пером. Видевший всё это лекарь застонал в бессильной злобе, однако наложенные сутулым чары не дали ему даже пошевелиться.

— Теперь он твой, Пышка, — произнёс сутулый, кивая невысокого роста полноватой женщине.

Подойдя к стонущему лекарю, та прикоснулась к его щекам и зашептала нечто похожее на молитву. Вокруг ладоней женщины образовалось слабое свечение, которое становилось всё ярче и ярче, но затем резко погасло. В недоумении тряхнув головой, Пышка вновь попыталась повторить свою волшбу, однако результат остался прежним.

— Достаточно, — холодно произнесла первая волшебница. — Та тварь слишком сильна.

— Но мы можем попробовать…

— Попробовать что? — ехидно поинтересовался сутулый. — Признайся, Пышка, его не спасти. Зеркальный сиделец поработил этого неудачника, а мы это проморгали. Даже если тебе удастся стереть ему память, Аргадон в два счёта её восстановит.

— Похоже на сей раз Змей прав — мы опоздали, — голос доселе молчавшего четвертого волшебника больше всего напоминал сталь, бьющую о деревянный щит. — Жизнь сотен детей важнее жалкого существования купившегося на посулы демона мерзавца. Он принёс в наш общей дом пагубу, а за это кара одна — смерть!

Не размениваясь на дальнейшие разговоры, маг одной рукой схватил поверженного лекаря за волосы, а второй ударил в область сердца. Издав предсмертный стон, тщедушный человечек дернулся и в следующий миг застыл навсегда. На размытом лице убийцы не было ни радости, ни торжества. Перешагнув через распростёртое тело мертвеца, маг растворился в воздухе. Спустя пару секунд за ним последовали остальные. Змей и худощавая волшебница не удостоили погибшего даже взгляда, а вот в глазах Пышки сквозила искренняя печаль.

— Да смилуется Господь над твоей несчастной душой, Джеймс Белли, — чуть слышно произнесла она прежде чем исчезнуть.

* * *

Ф-уф, привидится же такое! Впрочем, не похоже это на сон: слишком уж тут всё чётко да ясно. В последний раз подобное случалось со мной почти два года назад, в Норе, когда ко мне вернулись воспоминания из прошлого-будущего. Поначалу я принимал их за обычные кошмары, а в итоге… сами видите куда нас всех завело. И вот теперь тут происходит нечто схожее. Показывая мне подлинную историю гибели Джеймса Белли, старый замок наверняка желает сказать нечто важное. Только вот что? Наиболее очевидный ответ заключался в личности Белли. За годы, проведённые в Хогвартсе, наш провизор мог попасть под влияние одного из саксонских зеркал, которых в своё время было сделано немало. Модная игрушка… Хотя постойте, я кажется понял в чем тут дело! Те стекляшки в данном случае совершенно не причём. Готов поставить галеон против кната, что здесь замешано главное зеркало, в котором обитает клятый демон. Ведь от кого мы знаем о гибели чернокнижников-молчунов? Правильно — от Джеймса Белли — единственного выжившего в той схватке и лишь Мордред с Морганой ведают о произошедшем на самом деле. Вполне может статься, что Эйзенхаймов банально подставили, сделав козлами отпущения, а история с битвами, поисками и всём таком прочем оказалась кровавым спектаклем, рассчитанным на... Стоп! Сейчас не время думать о случившемся в тысяча семьсот лохматом году. Сейчас необходимо решить, как нам выжить, не попав под раздачу того драклова порождения тьмы, которого подпитывает некто обитающий в Хогвартсе. Вопрос только кто.

Эх, ну надо же быть таким идиотом: очевидный ответ всё время находился у меня под носом — это Лонгботтом! Гермиона ведь говорила про то, как он столкнулся с тем же, с чем мы с Гарри встретились в той жизни. Только сейчас всё куда поскудней: тогда нас остановил Дамблдор, а теперь ситуация вышла из-под контроля. Не имея преграды, пухляк наверняка зачастил к зеркалу, напитал его своими страхами и мечтами, а мы трое это банально проморгали. Так, Рональд Уизли, спокойствие, только спокойствие. Вспоминай, чему тебя учили: везде надо искать светлые стороны. А какая светлая сторона может быть в нынешней ситуёвине? Мы знаем, как добраться до того драклова зеркала! Рано или поздно Лонгботтом к нему ломанётся, мы с Джорджем сядем пухляку на хвост и… обделаемся по полной.

Увы, трезво глядя на нынешнее состояние, вынужден признать, что ни в одиночку, ни вдвоём, ни даже с помощью Вуда демона нам не одолеть. Остаётся одно — ждать. Если Перси ничего не напутал, то Хагрид уже успел поднять тревогу, а если нет… Ладно, не будем о грустном. В любом случае, теперь стоит глядеть за Лонгботтомом в оба. Сказано — сделано. Убедившись, что пухляк дрыхнет в кровати, я наложил на входную дверь запирающее заклятье, после чего задумался. С одной стороны, теперь наш Недоизбранный не сможет прошмыгнуть мимо меня, с другой же ситуация казалась не столь однозначной. Аврорское чутьё подсказывало, что я упускаю некую важную деталь. Вот только какую?

Ещё некоторое время поломав голову и поняв, что ничего путного не добьюсь, я решил переключиться на иную цель. Раз невозможно отыскать необходимое воспоминание, то стоит попытаться набросать рожу отшитого маминого ухажёра. Поудобнее устроившись за столиком, я взял карандаш с листком бумаги, наколдовал Lumos и принялся за малевание. Увы, художник из меня по-прежнему был никакой. Раз за разом я старался изобразить того красавчика с гобелена и раз за разом всё нарисованное приходилось стирать. После десятой кряду неудачи мне хотелось скомкать ни в чём неповинный листок, дабы швырнуть его в самый дальний угол, однако этому помешал негромкий скрежещущий звук, раздавшийся в соседнем закутке. В следующий момент скрежет сменился резким щелчком, и часть разделяющий наши комнатки стены начала растворяться в воздухе. Спустя несколько секунд моему взору предстал ошарашенный гриффиндорский староста, тщетно пытающийся нащупать пропавшую каменную кладку.

— Уизли? Ты это… не спишь-то чего? — спросил Вуд после затянувшегося молчания.

— Да вот не получается как-то, — съязвил я. — Стены ни с того, ни с сего пропадают, будто их кто-то слопал.

— Ты про это? Похоже тут я накосячил. Задел полку и вот… сам видишь, как оно вышло.

— Значит, тебе тоже не спится.

— Угу. Думал поглядеть, как там у ребят — может очнулся кто, — здесь Оливер замолчал, но затем, бросив взгляд на мои каракули, продолжил. — Ты вижу рисованием решил заняться.

— Ну эта мазня чисто для себя: от нервов слегка помогает, — отмахнулся я, стараясь уйти от скользкой темы.

— Хм, а по мне ты зря прибедняешься, — возразил Оливер. — Сайман Диггори у тебя вполне узнаваем. Я поначалу решил, будто ты Седрика нарисовал — они схожи немного — но нет. Сэд конечно тоже парень с потенциалом и в последней игре Патиссона на финте Вронского весьма ловко обдурил, только до своего дяди Саймана-Хвата ему пока далеко. Тот…

Оседлав любимого конька, Вуд ударился в квиддичные размышлизмы, сравнивая двух ловцов, я же невольно вздрогнул. Вот оно! Ещё один кусок головоломки встал на место. То-то мне рожа того красавчика знакомой показалась. Конечно же мы знакомы! Седрик Диггори, в той жизни погибший от рук якобы Хвоста, а в нынешней — только-только занявший место ловца Хаффлпаффа, был нашим соседом. Ну надо же: ответ снова был буквально под носом, и я опять едва его не проморгал. Ладно, раз личность нашего плясуна установлена, стоит разузнать о ней поподробней. Судя по всему, Сайман был известным ловцом — в противном случае Вуд не стал бы про него заливать. Есть тут правда одно «но» — в зале славы квиддича фамилия Диггори не фигурирует. Как такое может быть? Давайте выяснять.

— … и золотой серии в пятнадцать матчей у барсуков уже не случится. Да и у нас тоже…

— Э-э-э, капитан, ты это на виражах-то полегче, — вклинился я. — За твоей мыслью сам Мерлин не угонится. У меня вопрос есть.

— Какой ещё вопрос?

— Ежели, по твоим словам, Сайман Диггори, играя за Хаффлпафф, рвал всех, словно Мордред эльфов, то почему тогда в энциклопедии квиддича о нём ни слова? Раз он такой крутой игрок, любая команда, по идее, не раздумывая взяла бы его в основной состав.

— Эх, Уизли, не сыпь соль на рану. Погиб он на седьмом курсе. И ведь смерть-то была глупейшая: тренировался он на пасхальных каникулах, отрабатывал кистевой крен. Приём несложный, сам небось видел, как братаны твои его крутят. Сайману не повезло. Раскрутился он, метла пополам разломилась, он с высоты рухнул и насмерть. Такие вот дела. И ведь метла-то у него была по тем временам крутейшая — Фалькон-70 — таких теперь не делают…

— А в каком году это случилось? — задал я свой последний уточняющий вопрос.

— В шестьдесят восьмом. Тот год вообще был паршивым для квиддича: наши в Гренобле полякам слили и из группы не вышли, Чарли Харлоу на дури китайской погорел…

Вуд ещё долго перечислял, чем именно был плох 1968, я же буквально закусил губу, стараясь переварить полученную информацию. В один год происходит смерть Саймана Диггори, свадьба папы и мамы, рождение Билла. Неужели Хогвартс хочет сказать, что мой старший брат… Нет! Не верю! Здесь должно быть какое-то другое решение! Здесь…

— Эй, Уизли, что с тобой? Ты чего так побледнел? Тебе плохо?

— Пустое, Олли. Всё со мной в порядке.

— Твои брательники тоже так говорили и где они сейчас? Все трое лежат с физраствором. Вот что: ты давай ляг и подремли чуток.

— Да не хочу я дремать!

Наш разговор готов был перейти в ссору, однако этому помешало громкое мяуканье, раздавшееся в соседнем закутке. Мы обернулись. Пару секунд спустя в комнату вбежала Миссис Норрис и, недовольно мурлыкнув, уставилась на нас.

— Что случилось? — первым спросил я. — Твоему хозяину плохо?

Миссис Норрис сперва понуро склонила голову, но затем яростно фыркнула и рванула прочь. Уже у самого проема кошка остановилась, недобро зыркнула на нас, и вновь требовательно замяукала.

— Ты вообще понимаешь, что здесь происходит? — спросил меня Вуд.

Вместо ответа я кинулся к постели Лонгботтома, резко отдёрнул полог балдахина и грязно выругался. В кровати никого не было. Опоздал! Незнамо каким образом пухляк незаметно проскочил мимо нас и теперь наверняка вновь направился к тому драклову зеркалу. Поняв, что теперь счёт времени пошёл на минуты, я опрометью бросился за Миссис Норрис. Видимо также почуяв неладное, Оливер последовал за мной. Погоня началась. Освещаю дорогу люмосами, мы бежали вслед за кошкой, которая то неслась быстрее снитча, то останавливалась точно вкопанная, прислушивалась к окружающей тишине. Благодаря таким остановкам я, смешивая правду с вымыслом, растолковал Вуду в какую именно кучу драконьего помёта вляпался Лонгботтом. К чести Оливера, он сразу поверил мне на слово. Ругаясь сквозь зубы, гриффиндорский староста грозился в случае поимки устроить пухляку изрядную трёпку. Правда до столь радостного события было ещё далеко. Следуя за Миссис Норрис, мы добежали до бывшего Запретного Коридора, где кошка задержалась дольше обычного. Переведя дыхание, я было подумал, что нашей хвостатой охотнице удалось загнать Лонгботтома в угол, однако нас ждал сюрприз. В дальнем конце коридора мелькнул рассеянный свет фонаря и перед нашими глазами предстала немного скрюченная фигура школьного завхоза. Пускай её силуэт из-за расстояния казался размыт, готов поставить галеон против кната — перед нами стоял именно Аргус Филч. Едва заметив старика, кошка бросилась к нему, однако замерла на полдороге и, не решаясь подойти ближе, жалобно замяукала.

— А, вот ты где, моя лапушка, — кашляющим голосом произнёс завхоз, глядя на свою любимицу. — Ну-ну, не надо плакать. Сейчас мы быстренько отыщем нашего нарушителя, ведь так? Давай, родненькая, осталось совсем чуток. Совсем чуток…

Чем дольше Филч говорил, тем больше его речь напоминала бессвязное бормотание. Наконец, ещё больше ссутулившись, старик замолчал, заковылял прочь и скрылся за поворотом. Мы трое последовали за ним и именно в этот момент аврорское чутье подняло тревогу. Со стариной Аргусом происходило что-то не то. Я отлично помнил, как ещё несколько часов назад он лежал колода колодой и даже не мог самостоятельно кушать. Чего же происходит сейчас? Наш завхоз, несмотря на кажущуюся хромоту, двигался так, что мы едва за ним поспевали. Как такое возможно? Увы, но вопрос остался без ответа. Едва я раскрыл рот, дабы поделиться этими мыслями с Оливером, как Миссис Норрис выгнулась дугой и злобно зашипела. Мы остановились. Терзаемый дурными предчувствиями, я вытащил палочку и сотворил щитовое заклятье. Очень вовремя. Едва только волшебство было закончено, как из окружающей темени в нашу сторону кинулось непонятное существо с кухонным топориком в корявых руках. Пытаясь оттяпать мне башку, оно с визгом подпрыгнуло, замахнулось своим оружием, однако чары сработали на совесть. Едва топорик ударился о наколдованный щит, как существо отлетело в сторону, где его уже ждало режущие заклинание от Вуда. Схватившись за распоротый живот, тварь попыталась вскочить, но, сделав лишь шаг, упала навзничь, дёрнулась и застыла навсегда. Мы облегчённо выдохнули. Воспользовавшись моментом, я оглядел убитое существо. Больше всего оно напоминало домового эльфа: небольшой рост, лысая голова, огромные уши, грязная наволочка, обёрнутая вокруг тщедушного тельца — всё это говорило о принадлежности к домовикам. Вот только были и отличия. Вместо рабской покорности рожа существа излучала злобу, в уголках рта скопилась зеленоватая слюна, а рот исказился в чуткой гримасе. Мерзкое скажу вам зрелище.

— Ты знаешь, кто это был? — спросил Вуд.

— Похоже, что местный эльф. Такими тесаками домовики обычно мясо на кухне рубят.

— Как такое возможно?! Они же никогда не нападают на волшебников — это противно их природе!

— Как видишь, этот напал. Готов поставить галеон против кната, здесь ещё много таких тварей.

Ошарашенный Вуд открыл было рот, вероятно намереваясь задать очередной вопрос, но предупреждающее шипение Миссис Норрис остановило гриффиндорского старосту. Наученный опытом предыдущего нападения, Оливер скороговоркой прочёл заклинание, из-за чего его палочка начала превращаться в плеть. Ещё несколько секунд и каждый из её хвостов ярко засиял. Вуд изготовился к нападению, однако переть в лоб никто не собирался. Вместо этого в темноте раздалось бульканье и, прежде чем я успел выставить щит, нас с ног до головы окатило слизью, обжигающей не хуже кипятка.

В следующий миг эльфы ринулись вперед. В отличии от погибшего собрата, эти твари оказались безоружны, только нам подобный расклад не сильно помог. Скорее наоборот, покорёженные руки с длинными зазубренными когтями и острые кривые зубы, торчащие из оскаленных пастей, оказались куда опасней кухонного тесака. Пользуясь нашим замешательством, эльфы накинулись на Олли, сумевшего нанести всего один удар своей палочкой-плетью, повалили его на пол и вцепились точно пираньи. Видя, как гриффиндорского старосту рвут на части, я кинулся на подмогу и буквально тут же был атакован. Одна из тварей вцепилась мне в правый бок, вторая — в левую ключицу, а третья попыталась разорвать кадык. Каким-то чудом я успел заслониться рукой, и эльф мёртвой хваткой вгрызся в запястье. Не помня себя от боли, я катался по каменному полу, бился о стены, пытаясь скинуть паразитов. В какой-то момент мне повезло. Один из ударов об пол размозжил голову эльфа, повисшего на запястье. Почувствовав облегчение, я обеими руками схватил второго домовика, рванул что есть сил и прокричал «ultrices tactus!». Заклятие, всплывшее из глубин памяти буквально секунду назад, подействовало жестко, но эффективно. В нос сразу же ударил запах палёной кожи, хватка порождения Мордреда мгновенно ослабла, эльф разжал пасть задёргался в конвульсиях и спустя миг застыл. После этого участь третьего домовика оказалась решена. Ухватив его за горло, я повторил заклинание, которое подействовало не столь эффективно как в первый раз, правда ушастому от такого было не легче. Просто в данном случае агония длилась на несколько секунд дольше.

Отшвырнув дохлого домовика в сторону, я обернулся к Оливеру, дела которого шли хуже некуда. Несмотря на то, что гриффиндорскому старосте удалось пришибить двоих эльфов своим кнутом, а ещё одного раздавить, оставшиеся твари вцепились в парня мёртвой хваткой. Хуже того, движения Вуда становились всё более медленными. Да чего там говорить — Олли практически не шевелился: ещё немного и эльфы разорвут его на сотню маленьких префектов, а я просто не успею до него добраться. Что же делать?! Что же делать?! Что же…

— Inflatus!

Даже не знаю почему я выбрал именно это простенькие чары, только сработало они лучше некуда. Эльф, угодивший под их действие начал раздуваться точно воздушный шар. Ещё немного и домовик, разинув рот и суча ножками, начал медленно подниматься в воздух. Миг — и он взмыл под потолок. Довольный таким результатом, я ещё трижды повторил колдовство. С каждым разом волшебство давалось со всё большим трудом: до сих пор ещё непривычное к беспалочковой волшбе тело двигалось будто сквозь вязкую патоку, слова приходилось едва ли не выплёвывать, голова гудела точно колокол. И всё же я колдовал.

— Seco!

Первый из раздувшихся эльфов лопается, забрызгивая кровью и внутренностями лежащего внизу Оливера. Руки начинают трястись, однако сейчас мне не до этого.

— Seco!

Второго эльфа разрывает на части. Гул в ушах усиливается. В какой-то момент, я понимаю, что не в силах произнести ни слова. Неужели…

— Seco! Seco!

Рычащий от боли голос Оливера развеивает страх. Мы победили. Осознав это я в изнеможении падаю на четвереньки, тщетно пытаясь выровнять дыхание, а затем приходит боль. Чувство, притупившееся на время сражения, вновь заявило о себе. Только нельзя ему сейчас поддаваться, нельзя… Так, соберись, Рональд Уизли! Тщетно. Глаза застилает красноватая дымка…

* * *

— Vulnera Sanentur!

Охрипший голос Вуда приводит меня в сознание. Рядом с собой я замечаю Миссис Норрис. Судя по внешнему виду кошке тоже изрядно досталось — гляди как хромает. Тем не менее, любимица Филча не отходит от меня ни на шаг, трётся, урчит, словно бы подбадривает. А знаете — ведь помогает. Вообще странные существа эти кошки. Вроде и нет в них никакой магии, а с другой стороны ляжет одна такая на больное место и боль точно рукой сняло. Гермиона рассказывала, как однажды подобное случилось с её матерью. Будучи в гостях Эмма Грейнджер почувствовала себя дурно и её выручила хозяйская кошка.

Так ладно, хватит лирики. Вернёмся к нашему положению. В настоящий момент, нам удалось отбиться от одиннадцати… пардон двенадцати домовиков. Ещё одного эльфа сумела придушить Миссис Норрис. Свое теперешнее состояние я с чистой совестью могу оценить, как средней паршивости: раны судя по отсутствию зуда и относительной лёгкости заживления казались неопасными. А вот Оливеру досталось по полной. Хотя гриффиндорский староста непостижимым образом сумел наложить на себя лечебные чары, вид парня был весьма потрепанным: мантия оказалась распорота в лоскуты, от правого уха остались одним воспоминания, на лице виднелись следы от эльфийских когтей и клыков. Да и улыбка парня казалась вымученной.

— Ну вот, так-то лучше, — выдохнул Олли. — Я ведь не верил, будто ты можешь колдовать без палочки. Вот она кстати. Байками это считал, а вон оно как вышло.

— Ты тоже крут. Я бы не в жизнь не догадался свою палочку в кнут превратить. У меня с трансфигурацией беда.

— Слушай, а как ты тех остроухих прикончил? Ну которых на тебя напали. Их будто изнутри зажарили.

— Так… ultrices tactus.

— Хм, никогда не слышал такого волшебства. ultrices tactus говоришь. Ладненько, буду знать.

— Слушай, Олли, — после некоторой паузы спросил я. — Как ты себя чувствуешь?

— Да в порядке со мной всё. Благодаря Миссис Норрис. Когда ты тех остроухих надул, я хотел было помочь да не смог — тело словно одеревенело. Думал уже всё — отбегался, ан нет. Она подбежала, на ухо мурлыкнула и меня сразу отпустило. Чудо, а не кошка.

— Я вот даже не знаю: кошка ли она. Слишком она умна. Они с Филчем…

— А где он, кстати?

Вопрос Оливера заставил меня оглядеться. Насколько помнится, старина Аргус исчез незадолго до первого нападения. Кошку свою он бы ни за что не бросил. Неужели его прикончили остроухие? Или он нарочно завёл нас в ловушку? Нет, бред всё это. В таком случае Филч не подставил бы под удар свою любимицу.

— О, вот ты где, лапушка, — кашляющий голос, раздавшийся в дальнем конце коридора заставил нас встрепенуться. — Ну что за негодники пошли? Ну ничего мы их поймаем, а затем взгреем.

Глянув на нас, Миссис Норрис жалобно мяукнула, словно бы прося следовать за ней. И знаете, аврорское чутьё подсказывало, что нашей хвостатой мурлыке стоило доверять. С другой стороны, какой собственно у нас собственно выбор? Вернуться в гостиную, бросив пухляка на верную погибель? Увы, но так дело не пойдёт. Лонгботтом может и придурок, однако такой смерти явно не заслуживает. Да и не по-гриффиндорски как-то это. К тому же я ещё Гермионе слово давал… Эх, Герми… Подумать только ещё пару дней назад я сожалел о нашем расставании, а теперь вот радуюсь, что её тут нет. Даже не представляю, как бы я себя повёл, подхвати она ту грёбанную заразу… Так стоп — отставить лирику! Охи, вздохи и сожаления лучше отложить до лучших времен, а сейчас стоит двинуться на выручку Лонгботтому, пока тот драклов демон не пустил его на винегрет.

Мысль о пухляке подействовала не хуже бодроперцового зелья. Стиснув зубы, я двинулся за Миссис Норрис, а Оливер поковылял вслед за мной. Наш дальнейший путь запомнился чередой постоянных вихляний из стороны в сторону. Мы то ускорялись, то по команде Филча замирали на месте. Точнее, старик Аргус всегда обращался к своей кошке — нас он попросту не замечал. Странное, скажу вам, поведение. Ещё страннее оказалось то, что нам никак не удавалось к нему приблизиться. Как такое могло происходить — не понимаю. Вроде бы и мы бежали со всех ног, и завхоз двигался неспешно, только вот настигнуть старика и хорошенько встряхнуть не получалось от слова «никак». Да и внешний вид Филча наводил на подозрения: иногда старина Аргус казался прозрачным точно призрак. Хотя насчёт последнего я, пожалуй, хватил лишку. Думаю, в данном случае на нас с Вудом действовал яд домовиков. Ставлю галеон против кната, что именно из-за него Оливера шатает из стороны в сторону, а я вижу то, чего нету. Впрочем, и то что действительно есть отнюдь не радовало глаз.

Так, во время одной из остановок мы чуть не столкнулись с… Даже не знаю, как ЭТО можно назвать. Представьте себе раздувшуюся в десятки раз змейку-огневицу. Представили? А теперь добавьте к этому ещё пару сотен постоянно дергающихся щупалец длиной в полтора ярда, с каждого из которых капала непонятная слизь. Именно такое существо неторопливо скользило по коридору, оставляя за собой запах палёного мяса. Приглядевшись внимательней, я заметил обугленные кости, судя по всему принадлежавшие домовикам, имевшим неосторожность оказаться на пути чудища. Меж тем огневица проползла буквально в нескольких дюймах от нас. В какой-то момент мне показалась, будто она нас засекла и сейчас попытается проглотить. К счастью, я ошибся. Словно тыркнувшись своими щупальцами в невидимую преграду, тварь в нерешительности замерла, а затем поползла прочь. Мы облегченно выдохнули и, дождавшись команды Филча, вновь двинулись в путь, дававшийся Оливеру со всё большим трудом. Некоторое время спустя, грифиндорский староста остановился, притулился к стене и тяжело дыша произнёс.

— Всё, отбегался я, Уизли. Не могу идти.

— Ты чего мелешь?!

— Пиздец мне настал — вот чего. Кровь горит…

Вуд хотел было сказать что-то ещё, но застонал и рухнул на пол. Только теперь я обратил внимание на, казалось бы, залеченные раны Оливера: они вновь кровоточили. Выхватив из-за пояса палочку, я стал читать реанимационные заклинания, которые принесли Оливеру временное облегчение, однако спустя несколько секунд кровотечение начиналось вновь. Раз за разом я повторял волшбу с тем же эффектом. Почему так выходило — не знаю. Может быть я где-то путал движения, может мне просто не хватало магической силы, только с каждой секундой Вуду становилось всё хуже.

— Vulnera Sanentur! prohibere sanguinem! — в не помню какой раз произнёс я и в этот момент раздалось успокаивающее урчание Миссис Норрис.

Усевшись рядом со мной, кошка Филча затянула непонятный мотив, от которого сразу же стало спокойней. Одновременно с этим исчезла и дрожь в руках. Почувствовав облегчение, я сосредоточился и произнёс заклинания, вложив в них силу, имевшуюся в детском теле. Вырвавшаяся из палочки дымка на несколько томительно долгих секунд скрыло тело Вуда, после чего оставалось лишь перевести дыхание. Раны Олли больше не кровоточили. Спустя несколько минут, гриффиндорский староста очнулся. Встав с пола, он неверяще уставился сперва на Миссис Норрис, а потом на меня.

— Уизли? Ты…

— Я. И она. Чувствуешь себя как? Идти можешь?

— Кажется да. Ноги словно чужие и кровь… Отравили меня ушастые. Безоару бы сейчас…

— Вот чего нету, того нету, — с искренним сожалением ответил я. — Ни его нет, ни слёз феникса, ни…

— Ну, что любезная моя Миссис Норрис, — прервал меня кашляющий голос Филча. — А ведь дошли мы почти. Рядом совсем пташка директорская.

— Где?! — завопил я.

— Идём, лапушка, — вновь обратился к кошке завхоз. — Пришли мы считай.

На сей раз колченогий сквиб не обманул. Миновав несколько лестничных пролётов, мы действительно вышли к подножью охраняемой горгульями директорской башни. Короткий путь наверх окончательно вымотал Вуда. Едва мы остановились, гриффиндорский староста рухнул на ближайший подоконник и, тяжело дыша, виновато глянул на нас с Миссис Норрис, молча прося прощение за собственную немощь. Также безмолвно подбодрив парня, я внимательно взглянул на нашу последнюю преграду. За два дня, прошедших с момента обнаружения изувеченного Дамблдора, вооруженным неслабыми артефактами невыразимцам так и не удалось вскрыть защиту каменных изваяний. А раз дело повернулось эдаким образом, то остаётся лишь постараться угадать пароль. Зная директорские пристрастья, он наверняка как-то связан со сладостями.

— Шоколадные лягушки! Плам-пудинг! Берти Боттс!

— Засахаренные ананасы… Друбблс… Помадка… — слабым голосом поддержал меня Оливер. Мы перебрали ещё с десяток наименований сладостей, которых так обожал директор, однако горгульи даже не шелохнулись.

— Вот ведь шумный пошёл народ, любезная Миссис Норрис. А хочешь я тебя яблочным штруделем угощу? — прозвучал скрипучий голос Филча.

— А что такое яблочный штрудель? Это разве сла…

Второй вопрос остался не заданным, ибо в момент, когда я произнёс имя неизвестного угощения, произошло чудо. Там, где знания Отдела Тайн оказались бессильны, слово школьного завхоза сорвало куш. Горгульи, устоявшие супротив далеко не слабых волшебников, покорились сквибу. Тряхнув каменными башками, изваяния, не произнеся ни единого звука, разошлись в стороны, открывая нам дорогу наверх.

Да уж, странно всё это. Вот неужели у вас не возникают вопросы? Например, откуда Аргусу Филчу известен пароль? Или почему, раз старик его знал, он не сообщил о нём невыразимцам? Ладно — не это сейчас главное, а здоровье Оливера. Несмотря на целебные чары, гриффиндорец едва стоял на ногах, а в какой-то момент зашатался, поскользнулся и едва не упал с винтовой лестницы. Только чудом мне в последний миг удалось схватить Олли за руку, удержав от верной погибели, и тут я заметил ещё одну беду. У парня вновь открылось кровотечение. Хуже того, кожа вокруг схваченного мной запястья потемнела и начала источать непонятную слизь. Окинув меня рассеянным взглядом, Вуд попытался было что-то сказать, но из его горла донеслось лишь едва слышное сипение. Понимая, что теперь счёт времени пошёл на секунды, я пробормотал «Facile lapsum», отчего тело Олли стало практически невесомым. Аккуратно поддерживая впавшего в беспамятство старосту, я вбежал в директорский кабинет.

С прошлого визита здесь многое переменилось. Там, где раньше властвовал живописный беспорядок, теперь царил форменный погром: шкафы с книгами оказались повалены, жужжащие серебряные приборы — разбиты, портреты — изодраны, насест пуст, а сам феникс исчез. Вот только этого сейчас не хватало! Положив потерявшего сознание Оливера в одно из кресел, я кинулся на поиски директорской птицы, но она точно сквозь землю провалилась. Ну где же эта крашенная курица?! Где?!! Так, стоп, Рональд Уизли! Спокойствие, только спокойствие. Если директорская клуша тут — а аврорское чутьё подсказывает, что так оно и есть — то возможно Дамблдор успел обездвижить пташку или наложить на неё чары ненаходимости. А раз колдовство наложено, то его стоит отменить.

— Ostende occultus! — произнёс я заклинание, когда-то показанное дедом.

Про него говорили, будто оно слишком затратно, сложно, неэффективно и уже полвека как вытеснено Finite Incantatem. Напрасно. Волна магии, как пить дать усиленной разбитыми артефактами, хорошенько тряхнула кабинет, развеивая остатки маскировочных чар и открывая сокрытое. Клетка с контуженным фениксом оказалась лежащей чуть в стороне от письменного стола. Схватив её и вцепившись в прутья, я с помощью силы и мордредовой мамаши сумел их разогнуть и вытащил директорскую птаху. До феникса не сразу дошло происходящее. Уставившись на меня, красный птах недовольно курлыкнул и даже попытался клюнуть. Зря он так. Пришлось хорошенько его тряхнуть, дабы потом прояснить обстановку.

— Слушай меня, курица-переросток, — прошипел я. — Сейчас ты поможешь человеку…

— Кур?

— Я сказал ты поможешь человеку! Не мне — ему! А потом можешь валить на все четыре стороны! Ты меня понял?! Помогаешь — свободен, не помогаешь — сверну шею.

Вот не думал, что бессмертные фениксы ведутся на такие примитивные угрозы. Услышав моё «предложение», директорский птах молнией рванулся к Оливеру. Несколько секунд Фоукс — так кажется его звали — в задумчивости изучал парня то прикладывая свою голову к телу Вуда, то легонько поклёвывая его кожу, то словно бы принюхиваясь непонятно к чему. Наконец, феникс расправил крылья и запел. Голос огненной птицы звучал потрясающе сильно и одновременно трогал до самой глубины души. Весь кабинет оказался пронизан чарующей музыкой, заставляющей забыть горести, страхи и обиды. Феникс пел, забирая боль, заживляя раны, вызывая к жизни самые радостные воспоминания моей никчёмной жизни. Словно завороженный я наблюдал за собою-мальцом, творящим с помощью дедушкиной палочки своё первое волшебство. Это были потешные чары, от которых волосы близнецов стали красными, точно зрелые помидоры и торчащими будто иглы дикобраза. И все мы — дедушка, бабушка, Фред, Джордж, Джинни, я — радовались этому. Вот же уморы… Погодите, а что? Неужели это из прошлого-будущего? Да это же наша гостиная! Точно, мы повзрослевшие отмечаем победу и главный герой празднества — я. Вы это представляете себе? Ух ты, а это ведь Больничное крыло… где мы с Гермионой впервые целуемся. Так-так-так не узнаю это странное место… Вроде бы ночной пляж, однако здесь почему-то очень людно. Маглы веселятся, купаются, отмечают Рождество, а мы вдвоём словно не замечаем того в объятьях друг друга. Внезапно Герми, одетая всего лишь в две полоски ткани⁽²⁾, касается своего оголенного живота и что-то шепчет мне на ухо, а я с безграничным блаженством на лице подхватываю её на руки и кружась забегаю в накатывающиеся волны, скрываясь в захлестывающих вокруг солёных брызгах. Дальше картины неслись словно в калейдоскопе: прошлое, прошлое-будущее, настоящее менялось с невероятной быстротой, перемешиваясь одно с другим, а затем наступила тишина.

Всё еще боясь вспугнуть блаженные видения, я осторожно открыл глаза и облегчённо выдохнул. Фоукс выполнил своё слово. Жалобно курлыкнув, феникс кивнул на спящего Оливера. Благодаря магии огненной птицы грифиндорский староста оказался заключен в нечто напоминающее полупрозрачную медицинскую капсулу. Умиротворённое выражение лица Олли, а также его ровное дыхание лучше любых слов говорило, что жизнь парня была вне опасности. Настало пора исполнить своё обещание.

— Ты свободен, — прошептал я фениксу.

— НЕТ, ЕЩЁ НЕТ. УБЕЙ МЕНЯ. ОСВОБОДИ МЕНЯ.

Я в ужасе поглядел на Фоукса. Что же он говорит? Как смерть может стать его освобождением? Я хотел было сказать ему об этом, но заглянув в усталые глаза феникса, понял сколь тяжело ему сейчас. Слишком много он отдал сил на лечение Оливера. Прошло несколько томительно-долгих минут, в течении которых во мне боролись желание прекратить страдания птицы со страхом заполучить вечное проклятье. Наконец, я решился — слово есть слово. Если проклятье должно пасть на меня, то пусть так и будет. Не дело оставлять такое существо на вечные мученья.

Я аккуратно взял феникса в ладони. Огненный птах поглядел на меня с надеждой, словно подбадривая. Я сосредоточился, пару раз вздохнул и, вкладываю в слова всю магическую силу, прошептал «ultrices tactus». Слетевший разряд молнии обжёг руки, а вспышка яркого света ослепила меня. Прошло некоторое время, прежде чем зрение восстановилось и перед глазами открылось всё, что осталось от когда-то величественной птицы. Так-то вот. На месте Фоукса валялась лишь горстка поблескивающего пепла. Скорее для очистки совести я наклонился над ней и разворошил, тщетно стараясь отыскать там птенца. Напрасно. Феникс был окончательно мёртв.

— Ну что, а голову посыпать им ты случайно не надумал? — раздался знакомый голос. — Нет? А зря. Помогает весьма. Мне вот в своё время очень помогало.

— Годрик? Годрик Гриффиндор?! Ты…

— Свободен наконец-то. Ха-ха! Считай уж позабыл каково дышать, а то в Шляпе одна пыль да тоска. Это вот Змею с Ледышкой хорошо — неделями могут балабонить о своём заумном, а мне хоть волком вой. Ну, новик Рональд из рода ласок⁽³⁾, подсобил ты мне. Будь ты годков на пять моложе — взял бы тебя в ученики да сделал отменного рубаку. Ну да ладно, поднимайся и в бой!

— Какой ещё бой? — недоуменно спросил я.

— Как какой?! А про ту тварь в зеркале забыл? Или пентюха толстого, что у неё в лапах? Или думал, будто нам с Фоуксом удастся с ним сладить?

— Я же убил твоего феникса… и теперь проклят.

— Тьфу, достался же мне плакса меченый. Да даже если и проклят ты, неужели ты останешься сидеть на полу и ныть? Тебе самому не противно?! Непонятно как тебе вообще деваху такую отхватить удалось. С чего она втюрилась в такого размазню — ума не приложу. Не иначе зелье ей какое подлил или она с голодухи к тебе за деньги продалась?

— Р-р-р, замолкни, сука ебаная!!! — проревел я. — Ты, блядь, можешь сколько угодно меня облаивать, но Гермиону своим уебищным языком, сука, не трожь!! Иди сюда! Иди сюда, уебок прозрачный!!!

Вне себя от бешенства я вскочил с пола, схватил обломок какого-то кресла и со всей дури заехал Гриффиндору по голове. Точнее, попытался заехать. Удар прошёлся сквозь Годрика, также как второй и последующие. Некоторое время он забавлялся, подставляясь под атаки, затем начал проводить уклонения, а в конце концов нанёс ответный апперкот. Су-у-у-ка! На какое-то время у меня в глазах поплыли красные волны, движения стали скованными, тело против воли начало само пятиться к стене. Напрягая силы, я вернул себе контроль над ногами и левой рукой, мне удалось пройти вперёд с где-то полдюжины дюймов, однако даже троллю было понятно, что это предел.

— Довольно! — скомандовал Годрик. — Ты хоть и слабоват, но сильнее чем кажешься.

— Слабоват, но до тебя, блядь, всё равно доберусь. И зубы посчитаю.

— А может вирой обойдешься? Раз я провинился перед тобой…

— Я не торгаш! А прощение просить тебе у Гермионы надо. И ни слова про серву!!

— Ну ни слова, так ни слова, — в голосе Гриффиндора мелькнули примирительные нотки. — Я ведь тебя доброй дракой взбодрить хотел, а то раскис ты, точно… сам знаешь кто. Да и самому взбодриться не мешало.

— В гузно такую доброту, — сплюнул я, чем лишь развеселил Годрика.

— И сопеть грозно не нужно. Свои счастье вспомни. Думаешь оно тебе на дармовщинку пришло? Шалишь, новик — трудом. Разве с первого раза тебе удалось дедовой палочкой чары на братков навести? Нет. Или ты в сразу же всех в клетку обыграл? Или в игре дурной на мётлах ты сразу мастаком стал? Опять нет. А с… Гермиона твоя радостной стала сама собой?

— Нет, — ответил я, вспоминая первую встречу с вернувшими память Дэном и Эммой.

Разговор тогда прошёл… Не получился он, короче говоря. Родители Гермионы заявили, что она им не дочь и век бы они её не видели. Ума не приложу, чего мне стоило сдержаться и не пустить их в тот раз на лоскуты. После этого Герми неделю ходила сама не своя, начисто потеряв волю к жизни. Один Мерлин знает, чего стоило её из такого состояния вывести: в ход шли экскурсии, концерты, разговоры и ночные утешения.

— Ладно, твоя взяла. Я готов начистить рыло клятому демону. Веди. Только Оливер…

— Да ничего с ним не случится, — отмахнулся Годрик. — Его Фоукс чуток подлатал — часок другой-продержится. И не гляди так, будто из-за меня народ нынешний такой хлипкий пошёл.

Мысленно пожелав Олли удачи, я двинулся вслед за Гриффиндором. Благодаря своей бестелесности, тот парил по коридорам, разгоняя окутавшую их тьму. Иногда он останавливался и трубным голосом начинал читать заклятья на непонятном языке, от которых Хогвартс трясло чуть ли не до основания. После чего вокруг начиналась веселуха: статуи покидали свои постаменты, проржавевшие рыцарские доспехи, скрипя деталями, шагали вперёд, выискивая врагов, коих не приходилось ждать долго. Заражённые скверной твари выскакивали с разных сторон, и начиналась лютая сеча. А знаете, что здесь было удивительнее всего? Нас просто не замечали из-за тени пламени фоуксова крыла. По крайней мере, так Годрик объяснял происходящее. Наблюдая за разгоравшейся вокруг очередной битвой, он иногда довольно хмыкал, а затем уводил меня прочь, дабы спустя несколько коридоров вновь устроить бедлам. Не трудно догадаться ради чего устраивался весь этот шум: Гриффиндор привлекал к себе внимание демона. Наконец, основатель моего факультета обратился ко мне.

— Ну вот, мы у его логова. Самому мне туда не пройти — слишком эта тварь сильна. Его чары размажут меня, у тебя же есть преимущество плоти, поэтому будем действовать так. Сейчас я вызову эту отрыжку Мордреда на бой, она двинет своих главных прихвостней. Я буду отвлекать их столь долго, сколько смогу. Ты же выжди момент, хватай чего потяжелей и дуй к нему в гости. Увидишь зеркало — круши не задумываясь. Всё понял?

— Понял. Ты шумишь — я прячусь. Ты уводишь прихвостней — я беру… этот молот сойдёт?

— Сойдет. Этот оберуч как раз по тебе.

— Я беру молот, выискиваю зеркало и крушу его.

— Правильно. Становись в ту нишу и жди. Теперь мой ход.

С этими словами Гриффиндор принялся распевно читать заклятья. Как и в прошлый раз, замок тряхнуло до самого основания. Я ожидал, что сейчас вокруг рыцаря начнётся бой, однако не произошло ровным счётом ничего. Слегка обескураженный Годрик вновь принялся читать заклятья, и здесь тварь сделала молниеносный выпад. Не дожидаясь, пока чары вызова сплетутся до конца, сгустки тьмы с разных сторон атаковали рыцаря. Выхватив свой меч, Годрик принялся рубится, шаг за шагом отступая прочь. В этот миг мне стоило изрядных усилий не бросится ему на помощь.

— Нельзя. Нельзя! Терпи, аврор Уизли, — мысленно велел я себе, изо всех сил сжимая древко молота.

Меж тем бой продолжался. Окруженный мириадами врагов, Гриффиндор с шумом и гамом уводил их прочь, давая возможность действовать уже мне. Подождав, когда грохот схватки приутихнет, я вышел из укрытия и огляделся. Никаких изменений вокруг не произошло, нового прохода в стене не открылось… Хотя погодите — изменение всё-таки появилось. Зеркало! Его точно не было, когда мы сюда пришли, если его разбить, то… Стоп! Демон ведь связан с зеркалами, которые являются для него окошками в наш мир. Чего это даёт? Правильно — возможность тем, кому нечего терять влезть к сей отрыжке Морганы в дом. Я как раз из таких. После убийства феникса моя душа не стоит ломаного кната, поэтому боятся мне нечего.

Я подобрал с пола обломок рыцарского доспеха, резанул им ладонь правой руки, крепко сжал молот в левой и прикоснулся к зеркальной глади. По телу тут же пробежала волна. Приняв подношение, зеркало стало подобно водной глади, шагнуть в кою оказалось проще простого. Секунда и я очутился на другой стороне. Да уж, местечко тут явно на любителя — мерзкое, жуткое и с каждым мигом вытягивающее из вас силы. Из такого хочется поскорей свалить без оглядки, что я и сделаю, расколошматив драклово зеркало. Вопрос лишь какое? Вся комната оказалась набита этими стекляшками: некоторые из них стояли на земле, другие парили в воздухе, но было в них нечто общее — каждое оказалось покрыто изморозью и в каждом обитал пленник. Внимательно прислушавшись, я сумел разобрать их шепот. Одни узники взывали о помощи, вторые молили о пощаде, третьи уже смирились со своей участью и лишь едва слышно вздыхали. Среди этого моря отчаянья выделялся лишь голос, принадлежавший Толстому Монаху. Призрак Хаффлпаффа обращался на латыни к некому Отцу, служащему поддержкой страждущим. Внезапно речь брата Марка прервалась на полуслове. Заметив моё присутствие, он сперва в ужасе отшатнулся, но затем с ещё большим жаром принялся за молитву, прося теперь, дабы моя рука не дрогнула, а душа не угодила в ловушки. И знаете, ободряющие слова факультетского привидения помогли. Исчезла давящая тревога, пропало головокружение, взгляд же ранее бывший словно подёрнутым пеленой, стал необычайно ясным.

Осторожно ступая среди лабиринта зеркал, я в скором времени добрался до небольшой площадки, в центре которой находились цели моей миссии — обиталище демона и Лонгботтом. Последний сидел на полу и забыв обо всём на свете гладил зеркальную поверхность, видимо общаясь с кем-то или чем-то. Рядом с пухляком валялся нечто серебристо-серое, напоминающее смутно знакомую мантию-невидимку. Значит вот как ему удалось прошмыгнуть мимо нас с Олли. Ну да ладно, пора заканчивать спектакль. Перехватив молот поудобней, я замахнулся, желая нанести удар, однако в этот момент Лонгботтом встрепенулся. Дико зарычав, хозяин жабы вскочил с пола, накинулся на меня, повалил на землю и попытался схватить за шею. К счастью, мне удалось отбросить пухляка с помощью беспалочкового Depulso и, поднявшись на ноги, вдарить по обиталищу демона. По комнате тут же разнёсся стон, несколько парящих в вышине зеркал разлетелось вдребезги. Удар! На голову сыпется целый дождь из осколков. Удар! Прыгающий сзади Лонгботтом с воплем пытается свернуть мне шею. Боднув пухляка затылком, я освобождаюсь из ослабевшего захвата и вновь отшвыриваю его Depulso. Удар! На дракловом зеркале появляются трещины. Обитающая внутри него тварь пытается отвлечь меня какими-то размытыми образами. Всё зря. Удар! Демон бьётся в агонии. Напрасно одержимый им Лонгботтом старается его защитить, повиснув на древке молота — я без всякой магии бью пухляка кулаком в рожу. Последний удар! Обиталище порождения Морганы разлетается вдребезги, а вместе с ним рушатся остальные зеркала, освобождая ликующих приведений. Победа! Охваченные весельем, бестелесные обитатели Хогвартса носились по комнате, крича здравицы. Разобрать их слова было невозможно, да и стоило ли? Как же они шебутные и как же я устал… устал…

* * *

Лившийся из окон яркий свет солнца пронизывал всех, кто находился в Больничном Крыле. Джордж, Фред, Перси, Пенни и Томпсон безмятежно дремали в кроватях, Энджи с какой-то незнакомой волшебницей в мантии медсестры вполголоса переговаривались друг с другом. Заметив, что я открыл глаза, гриффиндорская охотница опрометью кинулась в мою сторону.

— Он очнулся, тётя Мэйбл! Рон очнулся!

— Тише, Анджелина, — сухопарая женщина средних лет осадила гриффиндорку. — Я понимаю твою радость, но ему нужен полный покой. Как и всем остальным.

— Остальные? А где Оливер? И Томсон? И пух… то есть я хотел сказать Лонгботтом.

— Их увезли в Мунго, — первой ответила Энджи. — Я боюсь за них. У Оливера никак не могут остановить кровь, Невилл постоянно бьётся в припадке, а у Стива открылась тропическая язва.

— Не тропическая, а трофическая, — вновь вмешалась медсестра. — А вы молодой человек лежите. У вас тяжелое магическое истощение вкупе с множественными осколочными ранениями лицевых тканей. Благодарите Мерлина, что глаза оказались не задеты.

— Но…, — я внезапно замолк, вспоминая последние секунды существования демона.

Когда был нанесен добивающий удар, осколки зеркала разлетелись будто от взрыва навозной бомбы. Часть из них досталось мне. В первый момент я не почувствовал боли, а в итоге… в итоге лежу с частично перебинтованным лицом.

— Слушай, Энджи, а как мы тут оказались? Кто нас спас?

— Профессор Кеттлбёрн. Он принёс меня… всех нас сюда. То есть я хотела сказать…

И гриффиндорская охотница с помощью медсестры принялась рассказывать историю нашего вызволения. Получалось, что Перси всё же удалось докричаться до Хагрида. Встревоженный школьный лесничий с грацией тролля ворвался в мэрию Хогсмида, где ожидаемо оказался скручен за дебоширство. Однако перед тем как оказаться в камере, он сумел-таки отправить весточку другу. Вызванный чуть ли не из Южной Америки, преподаватель ухода за животными смог добраться до Хогсмида лишь на следующий день. Переговорив с Рубеусом и собрав десяток добровольцев, Сильванус Кеттлбёрн направился в Хогвартс, где не обнаружил никакого барьера, зато нашёл орду порождений Мордреда, сквозь которую им удалось пробиться благодаря поддержке приведений.

— Я, молодой человек, за свои немалые годы многое в жизни повидала, — качнув головой пробормотала медсестра. — Но такое вижу впервые. Если бы не навыки Сильвануса, мы бы точно сгинули среди тех ужасов.

— Профессор Кэттлбёрн сказал, что всех нас скоро перевезут в Мунго, а сам замок закроют на карантин, — продолжила Энджи. — Правда профессор Вектор против. Она считает, что не стоит драматизировать ситуацию.

— Не драматизировать?! — слова племянницы вызвали у пожилой ведьмы праведный гнев. — Да за такое головотяпство нужно в Азкабан отправлять! Бросить подростков одних, среди роя кишащих монстров и после такого не драматизировать?!

— Вообще-то с нами оставался мистер Филч, — возразил я. — И Миссис Норрис. Кстати, где они?

В комнате повисла тишина.

— Мистер Филч умер, — наконец еле слышно прошептала Энджи.

В глазах гриффиндорской охотницы заблестели слёзы.

— Он скончался два дня назад, в своей постели, — пояснила Мэйбл Джонсон. — Я видела, как вы старались ему помочь, но увы. Воспаление лёгких в его возрасте знаете ли…

Больничное Крыло вновь погрузилось в тишину. Я закрыл глаза, мысленно ругая себя за слепоту. Не заметить таких очевидных вещей… Эх, покойся с миром, старый брюзга. К кому бы ты не попал на том свете, пусть тебе будет там хорошо. И благодарю тебя за всё. Без твоего фонаря сгинули бы мы с Олли в той тьме ни за кнат.

* * *

— У! У-у!

Я открыл глаза и повернулся на источник звука. Рядом со мной, недовольно скребясь когтистой лапой о тумбочку, сидела небольших размеров сова. Таких обыкновенно держат целители Мунго. Только что она делает здесь? А вспомнил, тетя Анджелины говорила, что нас должны будут переправить в больницу… Хотя постойте, на письме стоит моё имя. Точно! «Мистеру Рональду Уизли. Хогвартс». Пододвинув ночник и вскрыв конверт, я углубился в чтение, однако, чем дальше оно шло, тем больший ужас на меня накатывал. Гермиона в реанимации… с неостанавливающимся кровотечением.

Вопрос к уважаемым читателям

Вот и закончилась очередная часть этой истории. У вас конечно могут возникнуть множество вопросов по ней, однако сперва мне хотелось бы узнать следующее: стоит ли вводить в ткань повествования интерлюдии Директора Хогвартса?

1) Лита — языческий праздник летнего солнцестояния

Вернуться к тексту

2) Если кто не понял, Рон описывает бикини

Вернуться к тексту

3) weasel (Уизел) — ласка. Мелкий хищник семейства куньих, ближайший родственник хорька.

Вернуться к тексту