Вчера умрет твоя любовь (гет)

— Айрис Лили Поттер! — голос Гермионы резонировал. Рон втягивал голову в плечи, Кричер недовольно смотрел из угла гостиной. На Гермиону или на Айрис — кто его разберет? — Это верх безрассудства!

Айрис с трудом подавила желание закатить глаза и потерла полоски шрамов на шее.

— Ты каждый раз возвращаешься из прошлого в таком виде, словно тебя драли мантикоры! Почему нельзя в школе просто учиться?

— А я чем, по-твоему, занимаюсь? — огрызнулась Айрис, не выдержав. Как будто она намеренно искала проблемы на свою голову.

— Хорошо, допускаю, что с модифицированными силками было действительно неожиданно, ты не ждала удара от Карен, но с Веритасерумом… Ты вообще знаешь значение слова «осторожность»?

Гермиона наседала, яростно упирая руки в бока и сверкая глазами. Айрис резко вскочила с кресла, в котором сидела, и шагнула навстречу.

— Осторожность? Постоянная бдительность? — сквозь зубы процедила она. — Я в прошлом каждую гребаную секунду напряжена! Я каждую секунду жду подвоха, разоблачения, разрыва петли! Я скоро на людей бросаться начну как чокнутая! — Гермиона открыла рот, чтобы возразить, но Айрис не дала: — Дай мне договорить. Я глубоко уважаю Муди, я согласна, что нужно быть бдительной, но ты серьезно желаешь мне его судьбы?

— Что? Айрис, что ты такое?..

— Я видела его школьника, и он был нормальным! А потом превратился в параноика! Видел врагов в каждом! Да как так жить-то вообще можно, ты думала об этом? — Айрис раздраженно дернула плечом. Гермиона же растерянно оглянулась на Рона, который весь разговор пытался слиться со своим креслом.

— Я согласен с Айрис. Так и умом тронуться недолго, — пожал плечами Рон и посмотрел на Айрис: — Только ты это, подруга, все же поменьше наедине со всякими слизеринцами оставайся, ладно? Как ты вообще профукала, что тебе зелье подлили?

— Это была не Яксли, уверена, — Айрис покачала головой и упала обратно в кресло. — Это был кто-то другой.

— Невидимка? — нахмурилась Гермиона. Она перестала наседать на Айрис, но весь ее вид буквально кричал: «хорошо, мы не будем пока об этом говорить, но я все помню».

— Скорее всего, — секунду подумав, согласилась Айрис. — Я не видела никого, кроме Яксли, и она никак не могла добавить Веритасерум.

— Ты сказала, она отобрала у тебя бокал, — Рон подался вперед, став серьезнее и сосредоточеннее. — Уверен, она знала, кто там невидимый стоял. Может, эта Яксли и не подливала тебе ничего, но она точно была в курсе. Интересно, кто ее сообщник?

— Риддл, — уверенно ответила Айрис.

Она не сомневалась в этом. Риддл уже показывал, как сильно его интересуют секреты Айрис. И Яксли была постоянно рядом с ним и согласилась бы ему помочь без разговоров. И то, что в итоге Риддл оказался рядом почти сразу, как Айрис стало плохо, тоже подтверждало ее теорию.

— А если не он? — засомневалась Гермиона, закусив губу.

— А кто?

— Даже не знаю, Айрис, — иронично протянула Гермиона. — У тебя же так мало врагов.

Айрис закатила глаза и отвернулась. Они втроем вновь сидели в гостиной, день снова клонился к вечеру. По полу привычно ползли тени от оконной рамы, на облезлых серебристо-серых обоях играли янтарные пятна. В воздухе кружилась пыль, поскрипывали пружины в кресле, где сидел Рон.

Айрис подошла к окну: два соглядатая из Пожирателей тоже привычно стояли на своем посту и бдели.

Родное время стало островком постоянства, стабильности, надежности. Короткая передышка — в сутки длиной, — чтобы потом вновь вслепую с головой в бурный океан.

За спиной Айрис тяжело вздохнула Гермиона. Скрипнула половица под ее ногой — та, что располагалась сразу за диваном. Айрис успела хорошо изучить каждый дюйм гостиной.

— Хорошо, предположим, — заговорила Гермиона. — И что мы имеем?

Айрис-таки обернулась. Гермиона стояла возле большого стенда, трансфигурированного из старого зеркала. На стенде в лучших традициях фильмов-детективов были развешаны карточки с заметками, соединенные десятками красных линий. Совершенно хаотичных, как казалось самой Айрис, но Рон называл этот хаос схемой. Вообще идея принадлежала Гермионе, а Рон, вникнув в суть, активно включился в заполнение стенда.

— Веритасерум, Яксли, невидимка. Возможно, Риддл, но я бы не исключала другие версии, — Гермиона закусила губу, добавляя на доску очередную карточку. Их уже было больше, чем декретов Амбридж. — И больше всего меня волнует Веритасерум. Айрис, ты точно все нам рассказала?

Гермиона уставилась на нее с таким подозрением, что Айрис стало стыдно. Но она уверенно кивнула, никак не показав, что врет. Не стоило Гермионе знать о дуэли с Риддлом в Выручай-комнате.

— Это кого ж ты так могла заинтересовать, что тебе сыворотку правды подлили? — Рон легко уловил тревоги Гермионы и тоже хмуро уставился на доску.

— Вопрос не в том, кого заинтересовала, а в том, чем.

— Это точно был Риддл, — уверенно поставила точку в сомнениях Айрис. — Его интересует, почему противоядие Лафарж стало ядом, и он вбил себе в голову, что я у кого-то отобрала силу. Идея с Веритасерумом точно его!

— Ну, звучит логично… — пробормотала Гермиона и взмахнула палочкой, добавляя в схему красных линий и жирных знаков вопроса. Айрис с тоской подумала, что этот стенд — наглядное отражение всей ее жизни. И фамилия «Риддл» там встречалась в два раза чаще остальных слов…

— От чего зависит магия? — внезапно спросила Гермиона, по-прежнему рассматривая схему.

— Ты о чем? — Рон чуть нахмурился.

— Как можно ее отнять, я вот о чем, — Гермиона тоже свела брови. — Я перерыла все доступные книги, но везде говорится, что магию нельзя отнять. Маг не может стать сквибом и наоборот. И уверенность Волдеморта, что Айрис у кого-то забрала силу, вообще вся эта идея — она ненормальна.

— Э-э, — протянул Рон озадаченно и почесал затылок. Айрис тоже чувствовала себя на редкость глупо.

— Ты хочешь сказать, что Риддл придумал про ритуал и прочее? — уточнила она и тут же поняла, что нет, Риддл не врал. Совершенно точно не врал.

— Ну, подруга, это тебе у него надо спросить, — хмыкнул Рон и, уловив раздражение Айрис, развел руками: — Серьезно. Если он просто знает что-то, чего не знаем мы?

— И как ты себе это представляешь? — язвительно поинтересовалась Айрис. — Я подойду к нему и скажу: слушай, Риддл, ты тут недавно говорил, что я силу у мага забрала. Я заинтересовалась темой, подскажешь источники? Так, что ли?

Рон закатил глаза и поерзал в кресле, вызвав очередной страдальческий скрип пружин.

— Мы можем не знать, согласна, — звонко и с нажимом сказала Гермиона, пресекая спор. Она развернулась к Рону и Айрис и непримиримо поджала губы. Ей всегда было сложно мириться с тем, что она может что-то не найти в книгах. — Но все авторы самых глубоких исследований сущности магии сходятся на том, что магию нельзя отобрать. Поверьте, — в голосе Гермионы добавилось жару, — среди волшебников многие хотели стать могущественнее, и они искали способы!

— Еще бы! Я бы тоже не отказался стать вторым Мерлином за книззлов хвост!

— Рон! А если цена за это — человеческая жизнь? — Гермиона возмущенно сверкнула глазами, и Рон стушевался, чуть сползя по креслу вниз.

— Волдеморту было бы на это плевать, — сквозь зубы процедила Айрис. — Могущество — его вторая навязчивая идея после бессмертия. И его точно не остановила бы чужая жизнь.

В гостиной повисла напряженная тишина. Айрис обошла журнальный стол и устало опустилась в кресло по соседству с Роном. Мерлин, кто бы знал, как она жаждала, чтобы все это — война, прыжки в чужое время, дикие псевдодетективные исследования, схемы на доске и красные ниточки — закончилось. Она хотела просто жить и радоваться новому дню.

— Мама говорила, что магия в душе, — наконец отмер Рон.

— Возможно, — немного рассеянно согласилась Гермиона и оглянулась на доску.

— Чушь, — отрезала Айрис. — Волдеморт изорвал свою душу на ошметки, но что-то я не заметила, что он стал слабее. И я сомневаюсь, что он продолжил бы создавать хоркруксы, если бы их создание отнимало у него магию.

— Но ты сама рассказывала, что Волдеморт в Тайной комнате мог колдовать, — резонно возразила Гермиона. — У него не было тела на тот момент, полноценного, во всяком случае. И все же магия была при нем. Возможно, тело и магия вообще никак не связаны.

— Гермиона, — Рон подался вперед в кресле, разглядывая ее как ожившего Мерлина. — Ты только что опровергла эту… как его… «магию в крови».

Гермиона польщенно зарделась, но тут же фыркнула.

— Я всегда знала, что все эти заморочки с кровью просто глупости.

Айрис задумчиво уставилась на погашенный камин, угли внутри, сколотые края облицовки, тяжелую и вычурную решетку. Хоркрукс действительно мог колдовать, но, с другой стороны, он вытягивал силы из Джинни…

А если силу действительно можно было отнять, но вместе с жизнью? Как делал Риддл в Тайной комнате. Что, если магия была не его, а Джинни?

— Тогда, подруга, неудивительно, что он в тебя вцепился, — мрачно заключил Рон, когда Айрис озвучила вслух свои мысли. — И я бы на твоем месте этим воспользовался.

— Шутишь?

— Какое там. Но ты ведь не забыла про диадему и наши поиски?

Айрис отвернулась. После столкновения с Риддлом в Выручай-комнате она больше не рисковала искать там информацию. Да и с Еленой Рейвенкло имело смысл разговаривать только в этом времени, и нужно было ждать сентября.

— Ты все равно скоро свалишь из сороковых. Можешь сделать вид, что хочешь примкнуть к нему. Вдруг узнаешь что-то полезное. Вон, Снейп ублюдок, конечно, но он все-таки носил полезную информацию Ордену.

— Рон, информация, что принесу я, будет устаревшей лет так на пятьдесят.

— Ну не скажи. Если он превратил диадему Рейвенкло в хоркрукс, нам еще искать захоронку.

Айрис со стоном закрыла лицо руками.

 

Утро было солнечным и невероятно ярким. Большой зал купался в медовом свете, который лился с потолка и высоких стрельчатых окон. Солнечные лучи отражались от начищенных до блеска столешниц, играли на пузатых боках кувшинов и разбивались радугой на гранях бокалов.

День обещал быть чудесным.

Студенты вокруг тоже это понимали, возбужденно переговариваясь, торопясь позавтракать и броситься прочь — в Хогсмид. Они были поглощены своими планами и предвкушали отличную прогулку: погода словно смилостивилась, сменив бесконечную череду дождей и туманов на ослепительную синюю лазурь неба, кристально-чистый осенний воздух и ласковый ветерок. Айрис еще в дверях почувствовала свежесть, которая тянулась со двора в приоткрытые окна. Она вошла в зал и, не сдержавшись, улыбнулась. А потом поискала взглядом Эмму, с которой сегодня вместе шла в Хогсмид.

Эмма сидела в отдалении от шумной компании старшекурсников и гипнотизировала пустую тарелку. В отличие от остальных девушек, нарядившихся в яркие выходные платья и мантии, она была одета во все черное, напряженная, замкнутая.

— Доброе утро, — Айрис решительно подсела к ней и кивнула на тарелку: — Тебе стоит позавтракать.

— Ты права, — механически кивнула Эмма. — Но аппетита совсем нет. Как твое самочувствие?

— Отлично. Давай не будем о вчерашнем, — попросила Айрис, не горящая желанием обсасывать со всех сторон тему «отравления». С утра она успела выслушать Меган, сестер Крауч, Шафика, Альфарда и Фоули. И каждый считал своим долгом убедиться, что с Айрис все хорошо — словно миссис Ургхарт выпустила бы ее из лазарета, будь иначе, — узнать о ее планах на «отравительницу» Яксли и, конечно же, спросить о главном.

Что у тебя с Томом Риддлом, Ариста?

Разными голосами, с разными интонациями. Но один и тот же вопрос. Вот что у нее с Томом Риддлом?

А ничего. Только в дверях в Большой зал парочка слизеринцев вежливо поздоровалась с ней, порадовалась ее выздоровлению и чинно удалилась к своему столу, оставив Айрис ошеломленно смотреть им вслед.

Айрис мрачно взглянула на тосты и решительно схватила один. Черта с два она позволит воспоминаниям о Риддле, Яксли и Веритасеруме испортить ей аппетит, настроение и вообще день…

Хогсмид встретил Айрис и Эмму невероятным оживлением. В «Три метлы» никто не торопился, пользуясь прекрасной погодой для прогулок. И затеряться в такой толпе оказалось проще простого.

— В какой район аппарируем? — спросила Айрис, добравшись с Эммой почти до окраины деревни. Слова Сириуса, что прятаться всегда лучше на виду, накрепко осели в памяти, поэтому безлюдные углы Айрис искать не стала. Просто завернула за «Зонко» и утянула Эмму за собой.

— Хаммерсмит, — ответила Эмма, а Айрис нахмурилась, пытаясь вспомнить хоть один ориентир из той части Лондона. Но все, что она знала, — что район граничил с Темзой. А Темза, пересекавшая весь город, была сомнительным ориентиром. — Пять миль к западу от Чаринг-Кросс.

Чаринг-Кросс Айрис знала.

— Тогда аппарируем сперва туда, — решила она и взяла Эмму за руку. — Будет не очень приятно. Готова?

Сосредоточившись на вокзале, Айрис сжала в свободной руке палочку и аппарировала. Ровно одну секунду внутренности выворачивало и протягивало через узкий шланг, а затем ноги ударились о брусчатку.

Айрис мгновенно заозиралась, проверяя, не видел ли кто их внезапное появление из воздуха, и чертыхнулась, натолкнувшись взглядом на изумленного мужчину в строгом костюме и пальто. Мужчина нес чемодан — видимо, спешил на вокзал, — и этот чемодан выскользнул из его руки и шлепнулся в неглубокую лужу.

Айрис быстро подняла палочку и прошептала:

— Obliviate!

Она знала теорию — спасибо Гермионе, — но никогда не применяла это заклинание, и теперь истово надеялась, что здесь и сейчас оно у нее сработает. Ей требовалось стереть из памяти всего-то пятнадцать секунд.

Мужчина посмотрел расфокусированно, а потом сконфуженно наклонился за чемоданом. Айрис перевела дыхание: сработало.

— О господи, — выдохнула рядом Эмма. Ее лицо приобрело зеленоватый оттенок. — Как маги постоянно аппарируют?

— Привыкаешь, — тряхнув головой, Айрис зорко осмотрелась.

Они с Эммой стояли в узком переулке между огромным отелем «Чаринг-Кросс» и невзрачным пятиэтажным домом из коричневого кирпича. Это было единственное укромное место, которое Айрис смогла воскресить в памяти.

В Лондоне ей почти не доводилось бывать. В годы до Хогвартса Дурсли почти всегда выбирались в город без нее, скинув ее на миссис Фигг. После же маршрут Айрис по Лондону отличался редким постоянством. Суррей — станция «Кингс-Кросс». Были еще экскурсии в младшей школе, но Айрис мало что из них помнила.

На Чаринг-Кросс она была лишь однажды — в самую первую встречу с Хагридом. Отсюда было рукой подать до «Дырявого котла». И все же район она знала плохо и при аппарации ориентировалась на то, что видела в своем времени на фото. Из-за риска оказаться вмурованной в кирпич — за пятьдесят лет Чаринг-Кросс могли перестроить — Айрис аппарировала к старому зданию на перекрестке, которое точно существовало в обоих временах. К отелю при железнодорожной станции.

Переулок за отелем был малолюдным. Редкие прохожие здесь спешили по делам, и на соткавшихся из воздуха двух девушек в черных мантиях кроме мужчины с чемоданом не обратил внимания никто. Айрис сняла мантию, оставшись в темно-зеленом хлопковом платье, а затем вытащила из сумочки сильно уменьшенные пальто. Эмма, оказавшись в маггловском мире, сразу же лишилась права колдовать как несовершеннолетняя. Поэтому она стояла рядом, тоже стянув мантию, и терпеливо ждала, пока Айрис закончит возиться с вещами.

Чаринг-Кросс встретил шумом и спешкой. Площадь перед отелем была вся забита людьми, неказистыми автомобилями и повозками, в которые были впряжены лошади. Айрис удивленно уставилась на них, открыла и тут же закрыла рот. Почему-то она считала, что в сороковых годах в дилижансах и омнибусах уже никто не ездил.

Очевидно, она ошиблась. Популярность этого транспорта в городах точно шла на спад, но все же машин было не так много, чтобы полностью отказаться от конной тяги.

В лицо ударил сырой, стылый ветер. Погода в Лондоне разительно отличалась от шотландской. Айрис с Эммой аппарировали на 400 миль по прямой и из теплого солнечного дня попали в царство серости и уныния.

По брусчатке расползались лужи, небо над головой было все затянуто низкими сизыми тучами. Айрис поежилась, плотнее запахнула пальто и незаметно наложила на себя и Эмму согревающие чары.

— Мы можем доехать до Хаммерсмита на автобусе, — предложила Эмма. Айрис едва успела прикусить язык, чтобы не спросить удивленно «а что, они уже существуют?». Как же мало она знала о маггловском мире, в котором родилась.

Но уничижительная мысль смялась под натиском озарения. «Ночной рыцарь»! Если существовали автобусы у магглов, то и тот трехэтажный монстр вполне мог курсировать по всей Британии.

Айрис не ошиблась. Затащив Эмму в безлюдный проулок, где навскидку мог поместиться автобус, она вытянула руку с палочкой и проголосовала. И в ту же секунду с оглушительным БАХ в проулке возник железный монстр, едва не сбив фонарный столб и урну. Те вовремя успели отскочить в сторону.

Эмма поперхнулась воздухом. Айрис улыбнулась «монстру» как старому знакомому.

«Ночной рыцарь» сороковых выглядел иначе: уродливый квадратный нос, яркие желтые буквы на фиолетовой обшивке, шрифт как на афишах цирка. Эмма в шоке смотрела на три кривых этажа, налепленных друг на друга магией, приоткрыв рот.

— Что это?

Из Айрис вырвался смешок.

— «Ночной рыцарь». Волшебный автобус. Для волшебников и ведьм, попавших в беду.

— В беду?

Ответить Айрис уже не успела. Дверь автобуса открылась, и в проулок выскочил кондуктор. Молодой парень со всклоченными рыжеватыми волосами, долговязый как Рон и нескладный — мантия невнятного болотного цвета болталась на нем как на вешалке.

— Добро пожаловать на «Ночной рыцарь», автобус для волшебников и ведьм, попавших в беду, — парень слово в слово повторил речь Айрис, а потом с подозрением уставился на девушек перед собой. — Я Чарли Хопс, кондуктор, а там Боб Флетчер, он водитель. Мы доставим вас в любую точку Великобритании… А вы попали в беду?

— Ага, — чуть весело ответила Айрис, одновременно размышляя, не родственник ли этот Боб пройдохе Мундугусу Флетчеру. — Нужно срочно оказаться в Хаммерсмите.

— Это же рядом, — еще сильнее нахмурился пацан-кондуктор, Чарли.

— Пять миль, — машинально уточнила Эмма, все еще под впечатлением от монструозной конструкции перед собой. Айрис подумала, что это она еще не видела, как «Рыцарь» ездит.

— Кхм, — откашлялся Чарли и огладил мантию на тощей груди. — Проезд стоит пять сиклей. Еще за два можно заказать чашку горячего шоколада. Зубную щетку и полотенце не предлагаю. Хаммерсмит так Хаммерсмит. Слышал, Боб?

Боб серьезно кивнул и поправил очки в роговой оправе. Айрис решительно взобралась в салон «Рыцаря» и оплатила проезд за себя и Эмму. Опустив десять сиклей в мозолистую ладонь кондуктора, она попросила:

— Если можно, доставьте нас в Хаммерсмит напрямую, а не через какой-нибудь Уэльс. Пожалуйста.

— Через Уэльс? — шепотом переспросила Эмма за ее спиной, а Чарли деловито кивнул.

— Боб, что там с расписанием? Подбросим девочек в соседний район?

— Да можно. От графика не отстанем.

Айрис облегченно улыбнулась и рухнула на ближайшее сидение, утянув Эмму за собой.

— Держись очень крепко, — посоветовала она и сама схватилась за поручень. Двери автобуса захлопнулись, и он рванул вперед, размазав своих немногих пассажиров по сиденьям.

Поездка была совсем короткой. Пять миль «Ночной Рыцарь» преодолел за три секунды.

— Адрес какой? — уточнил Чарли, хладнокровно игнорируя тот факт, что автобус едва не рухнул в Темзу.

— Люксембург-гарденс, — с запинкой ответила Эмма. Она сидела белая как полотно, широко раскрыв глаза. Айрис ее понимала: первое знакомство с «Ночным рыцарем» было шоковым.

— Прибыли.

Это была самая короткая поездка на автобусе на памяти Айрис. Она вывалилась из салона, обрадованно ощущая под ногами устойчивую землю. Эмма чинно спустилась с подножки, а потом просто осела на землю. «Ночной рыцарь» тут же испарился.

— Ариста…

В этом слове было столько эмоций, что Айрис, прислонившись к ажурной ограде возле какого-то дома, тихо и коротко рассмеялась.

— Знаешь, на маггловском автобусе мы бы ехали двадцать-тридцать минут. И… боже, меня тошнит. У магов есть хоть один нормальный вид транспорта?

— Метлы, — уверенно ответила Айрис, припомнив крюки в пупке от портключей, скрученные внутренности при аппарации и головокружение после каминов. Эмма посмотрела на нее с большим сомнением.

Айрис отлипла от ограды и огляделась. Автобус выкинул их в начале широкой и опрятной улицы, по бокам которой стояли двухэтажные таунхаусы. Район был явно не из бедных, но и на элитный не тянул. Скорее всего, здесь жил средний класс.

Эмма, переведя дух, уверенно двинулась вниз по улице. Обнаружив, что Айрис за ней не идет, она притормозила и вопросительно взглянула на нее. Айрис неловко развела руками.

— Мне кажется, я буду лишней.

Лицо Эммы как-то неуловимо смягчилось. То, что на нем отразилось, больше всего походило на признательность за понимание и заботу.

— Я могу назад вернуться на этом автобусе, — предложила она. — Мне не хочется напрягать тебя и быть обузой.

— Ты не обуза. И мне не сложно аппарировать за тобой. К тому же, — Айрис озорно подмигнула, — в качестве транспорта я быстрее и дешевле. Мгновенна и бесплатна, если точнее.

Эмма тихо рассмеялась.

— Тогда жду тебя вон в том доме в шесть вечера, — она указала на третий по счету от себя подъезд, возле которого росла раскидистая глициния.

— Хорошо, — кивнула Айрис, проводила взглядом спешащую к родным Эмму и после неторопливо пошла прочь. Аппарировать посреди жилой улицы она не рискнула. На «Ночном рыцаре» было Мерлин весть сколько отводящих внимание чар, но на людей эти чары накладывать не стоило.

Разыскивая укромный уголок, Айрис дошла до Хаммерсмит-роуд, широкой и оживленной улицы с магазинчиками. И уже там, юркнув на задний двор бакалейной лавки, аппарировала в Косой переулок.

Ее ждали дела.

 

— Добрый день, мисс, — ртутные глаза Олливандера, непривычно молодого, но при этом странно неизменившегося, рассматривали Айрис с интересом. Мастер помнил каждую проданную палочку — и каждого покупателя, а лицо Аристы Суон было ему незнакомо.

— Здравствуйте, — за спиной Айрис тихо закрылась дверь. — Я хотела бы купить палочку.

— Разумеется, — кивнул Олливандер, как бы говоря «ко мне за другим и не приходят». — Позвольте узнать, какой была старая?

— Остролист и перо феникса, — тихо вздохнув, призналась Айрис. Врать мастеру она не рискнула: ей до сих пор казалось, что он обладал какими-то сверхъестественными возможностями даже для волшебного мира и видел своих посетителей насквозь.

— Вот как. У кого же вы ее заказывали? — Олливандер оживился, его любопытство стало осязаемым.

— По наследству досталась, — неловко повела плечом Айрис, отходя от двери и крутя головой по сторонам. Волшебная лавка ничуть не изменилась. Все то же крохотное сумрачное пространство, звенящая тишина, напоминающая библиотечную, пыль на узких коробочках, пылинки в потоках света из решетчатых окон витрины…

Олливандер задумчиво потер подбородок, пробормотал под нос «так-так», посмотрел на Айрис затуманенным взглядом, кивнул сам себе и скрылся за высокими стеллажами с коробками. К Айрис же подлетела обмерная лента.

— Вы правша? — глухо спросил Олливандер откуда-то из-за завалов.

— Да.

— Была у меня подходящая палочка, — судя по пыхтящим звукам, мастер разгребал свои коробки. — Тоже остролист и перо феникса. Так, где же она?

В мысли Айрис закралось нехорошее предчувствие…

— Вот она! — сияющий Олливандер вынес к прилавку коробку со знакомой до последней щепы палочкой. — Одиннадцать дюймов, гибкая и прекрасная.

Айрис кашлянула и взяла с бархатной подстилки точную копию той палочки, что сейчас покоилась в кармане ее бежевого маггловского пальто. Древко тут же потеплело и осыпало прилавок золотыми искрами.

— Браво! — Олливандер хлопнул в ладоши и застыл. — Что-то не так?

Айрис решительно положила палочку на место, на прощание с сожалением проведя кончиками пальцев по древку. Еще не время для тебя, родная.

— Она прекрасна, но я не могу ее взять.

— Но она выбрала вас, — Олливандер не убеждал, не спорил. Он всматривался в лицо Айрис, словно пытаясь на нем прочесть причину отказа.

— Она предназначена другому человеку, — Айрис почему-то казалось, что мастер ее поймет. Так и случилось. Олливандер закусил губу, подумал несколько секунд, а потом закрыл коробочку.

— Что ж, возможно, и не время, — и он так выделил слово «время», что Айрис испугалась. Он понял, кто она такая? Нет, такого просто быть не могло.

Айрис хорошо помнила их первую встречу — для нее первую, разумеется. Олливандер ни словом, ни делом не дал понять, что узнал в Айрис немного странную покупательницу из сороковых годов…

А затем история с подбором палочки повторилась. Как и в свое первое посещение лавки, Айрис перепробовала гору палочек, радуя Олливандера тем, что у него «сложный клиент».

Через миллион минут, когда Айрис уже и сама не рада была, что ввязалась в авантюру со сменой палочки, очередное древко в ладони слабо отозвалось приятием. Отклик и в половину не был столь ярок и ощутим, как от родной остролистной, но новая палочка лежала в руке послушно, теплела и отзывалась на каждый взмах. Айрис починила всю разруху, что нанесла особо строптивыми творениями Олливандера, и уверенно сказала:

— Беру ее.

— Прекрасно… просто прекрасно. Ива, гибкая, текучая. Гнется, но не ломается. А внутри сердечная жила дракона, страсть и мощь. Необычный и противоречивый выбор… Любопытная вы волшебница, мисс.

Айрис вежливо улыбнулась, не зная, как реагировать на слова Олливандера. Мастер всегда ставил ее в тупик, еще с первого пророчества о «больших свершениях», которые от нее собирался ждать.

Впрочем, все воспоминания смялись от мысли, что теперь ей не страшна связь палочек-сестер. Айрис могла свободно сражаться с Риддлом. И…

— Мистер Олливандер, — уже на пороге, расплатившись, Айрис замерла. Она вспомнила эпизод, который долго не давал ей покоя, но подзабылся за вереницей новых событий. — А палочка может сама атаковать, без участия владельца?

— Нет, конечно, — удивился Олливандер. — Пусть мы и говорим, что это палочка выбирает своего хозяина, она все равно остается лишь инструментом.

Айрис нахмурилась. В ночь, когда она навсегда покинула Тисовую улицу, ее палочка сама атаковала Волдеморта. И что бы ни говорили Рон с Гермионой или миссис Уизли, Айрис не была причастна к атаке, вот совсем!

А теперь и Олливандер говорил — невозможно.

— Ладно… Еще раз спасибо за палочку.

Тихо звякнул колокольчик, и Айрис покинула магазин. Впереди у нее был почти целый свободный день, а возвращаться в Хогсмид она не хотела.

Косой переулок не был и вполовину так люден, как в летние месяцы, но волшебники все же сновали от магазина к магазину по своим делам. Вот какой-то седовласый маг подошел вплотную к аптечной лавке, небрежно испарил из-под ног лужу от недавних дождей и толкнул зеленую дверь, с которой уже начала осыпаться краска. Вот две ведьмы в модных мантиях с декоративной меховой оторочкой, оживленно что-то обсуждая, зашли в магазин с одеждой. Вот долговязый юноша нервно поправил очки, буквально прилипнув к витрине «Флориш и Блоттс». А вот дородная волшебница во всем розовом, поглаживая книззла на руках, уверенно поднялась на крыльцо колдозоомагазина. И именно эта последняя фигура царапнула внимание Айрис.

Розовые вещи неприятно напомнили об Амбридж. Конечно, это была не она, но почему-то женщина показалась смутно знакомой. А потом она встала вполоборота, и Айрис узнала Хэпзибу Смит.

Это было странно, но узнавание не принесло никаких эмоций, только усталую мысль: вот еще один покойник. Айрис мотнула головой, ужасаясь собственному безразличию, и подняла голову к низкому сизому небу.

Только ради одного позитивного солнца в Хогсмиде стоило покинуть Косой переулок. И остаться в нем же — ради мороженого Фортескью. Да и…

— Мисс Суон, какая встреча, — Айрис обернулась со стремительностью луча заклятия и сжала в ладони новую палочку. — Мне казалось, вы должны быть в Хогсмиде.

— А мне казалось, вы должны быть в Хогвартсе, — в тон ответила Айрис. И вынужденно добавила: — Сэр.

Стаффорда на секунду перекосило — точь-в-точь как Снейпа при виде «бездарности Поттер».

— Мисс Суон, ваша наглость имеет границы? Вы разговариваете с преподавателем, — он вперил в нее тяжелый взгляд. Его тело напряглось, словно он с усилием удерживал себя на одном месте.

И Айрис резко стало интересно: с чего бы. Раньше он не утруждал себя самоконтролем. Хотя верно, они же наедине тогда оставались. А сейчас они стоят посреди Косого переулка, вокруг них люди.

— Профессор Стаффорд, — Айрис намеренно выделила слово «профессор». — Я совершеннолетняя и могу свободно перемещаться по всей магической Британии. Я не нарушаю никаких правил и законов. А теперь я, пожалуй, пойду дальше по своим делам. До свидания.

— Не спешите, мисс Суон.

Айрис, уже отвернувшаяся, замерла. И в этот краткий миг заминки на Косой переулок словно упала черная тень, а затем земля под ногами вздрогнула. Казалось, что мостовая на миг ожила и взбрыкнула, как непокорный зверь.

Айрис немедленно посмотрела под ноги, но брусчатка была цела. Айрис подняла голову: маги вокруг смотрели в небо.

Холодея от тревоги, Айрис тоже взглянула на низкие сизые облака.

Косой переулок был надежно скрыт от маггловского мира, ни один звук не долетал сюда, а все пространство было свернуто в точку. Но небеса — далекие, бесконечные — для обоих миров были едины.

И сейчас в этих небесах летели самолеты.

— Очередной налет, — скривился Стаффорд. — Магглам доставляет радость уничтожать Лондон. Идемте, мисс Суон, нужно вернуться в Хогсмид.

Стаффорд протянул руку, чтобы схватить Айрис за плечо — она выскользнула из его пальцев в последний момент. В висках в ускорившемся пульсе билось только одно.

Эмма.

Эмма была в Лондоне, и ей под угрозой отчисления из Хогвартса не разрешалось колдовать.

Айрис кинула на Стаффорда дикий, полуневменяемый взгляд, сжала в ладони новую палочку и аппарировала с такой скоростью, с какой не аппарировала никогда.

И через секунду вылетела из воронки аппарации прямо на глицинию. Врезалась по инерции в шершавый ствол, кажется, стесала ладони и, едва не упав на пороге, кинулась в дом. В уши ввинтился отчаянный вой сирен — воздушная тревога, которую не было слышно за волшебными щитами, окружавшими Косой переулок.

Привычный мир поменялся. От спокойствия на улице не осталось и следа: со всех сторон неслись крики, им вторил детский плач и ругань. Хлопали двери, стучали сапоги и каблуки. Адреналин зашкаливал, заставляя Айрис бежать изо всех сил.

— Эмма! — она с размаха распахнула двустворчатую входную дверь и почти нос к носу столкнулась со Слэттери.

— О господи, Ариста? Почему ты тут? Уходи немедленно, аппарируй!

— И брось тебя под бомбами? Ну уж нет. Не спорь, — жестко оборвала Айрис, увидев, что Эмма открыла рот, чтобы возразить. — Это мой выбор, и я его сделала.

За спиной раздался низкий гул отдаленных взрывов — точно великан ударил пару раз в барабан размером с дом. Потрясение на бледном лице Эммы тут же сменилось тревогой.

— Ариста, ты…

— Это кто? — из-за спины Эммы выглянул пацан лет шести. Айрис моргнула, секунду разглядывая его любопытный острый нос, а потом перевела внимание на остальных людей, которым по сути преграждала путь на пороге.

Опрятная женщина лет сорока держала в руках два саквояжа. Рядом с ней стоял с чемоданом еще один парнишка — постарше, лет десяти-одиннадцати. Все трое имели удивительное сходство с Эммой — удивительное даже для близкой родни. На памяти Айрис подобным феноменальным сходством с предками могли похвастаться лишь трое: Сириус, Риддл и она сама.

— Здравствуйте. Я учусь с Эммой. Я здесь, чтобы помочь, — Айрис вновь посмотрела на Эмму и подняла руку с зажатой в кулаке палочкой. — Что нужно взять? Я уменьшу и облегчу.

Усиливающийся гул нервировал, заставляя внутренности сжиматься. Возможно, именно поэтому заклинания с палочки срывались одно за другим без задержки.

— Спасибо… Спасибо, — не переставая благодарила Эмма, умещая в обычный саквояж в десять раз больше вещей, чем в него могло бы влезть без магии. А Айрис отчаянно жалела, что при ней не было сумочки Гермионы — и знаний, как такую сумочку создать.

— Все, уходим! — и тут же, будто подтверждая слова Эммы, задрожала земля, а в воздухе разлился низкий гул. Самолеты были близко.

Улица заполнялась людьми. В других домах не было волшебников, которые могли бы помочь с вещами, уменьшив их. Женщины и дети постарше тянули на себе огромные саквояжи и тюки, соседи не бросали друг друга, стараясь облегчить ношу, но Айрис понимала, что магия могла бы помочь им в одно мгновение, и осознание этого наполняло ее горечью и разрывало изнутри. Она ненавидела собственное бессилие.

Они влились в людской поток, словно всегда ему принадлежали. В каждом шаге, движении, взгляде Айрис видела привычку: идти в толпе, нести вещи первой необходимости, успокаивать малышей, смотреть в небо, молиться, чтобы уцелели все: они — сейчас, а дома — после бомбардировки. Паника первых минут отступила, оставляя после себя пустоту — и даже вой сирены уже не так бил по нервам. Глядя на спокойные лица женщин, идущих рядом, Айрис даже показалось, что самое страшное позади, но…

— Летят!

Человеческий поток рванулся вперед, словно был одним существом: за спинами беглецов нарастал низкий и тяжелый гул приближающихся самолетов. Резкий свист прорезал воздух, разделив время на «до» и «после». Эмма дернула Айрис за запястье, вынуждая ускориться. По правую руку, за линией домов мелькнула вспышка, затем еще одна и еще — грохот залил улицу, выметая из головы любые мысли, кроме одной: добраться до метро как можно скорее.

— Станция уже рядом! — голос Эммы был едва слышен, хотя она кричала.

Над головой пронесся самолет бросив черную тень. А затем еще один, и еще, и еще...

Кто-то заверещал, но звук потонул в громе взрывающихся за спинами снарядов. Айрис оглянулась на бегу — ей казалось, что снаряды ложились прямо за ними, — но увидела всю ту же улицу, только теперь ее окаймляли угольные ленты дыма от далеких пожарищ, тянущих свои хвосты к небу. Да запах гари становился отчетливее и заполнял легкие.

Новый страшный звук прокатился по улице — так могла бы звучать каменная лавина. Он подстегнул толпу, хотя казалось, что они вряд ли могут бежать еще быстрее.

Впереди виднелись строения центральной улицы Хаммерсмита, станция метро была близко. Уже можно было различить людей в военной форме, подающих сигнал у темного провала арки.

— Почти! — крикнула Эмма. Она запыхалась, но не сбавляла темпа, несмотря на то, что тащила на закорках младшего брата, того самого любопытного парнишку. Конечно, Айрис уменьшила чарами его вес, но пушинкой он все равно не стал.

Людская волна ударилась о порог баррикад: мешки с песком, какие-то деревяшки и колючая проволока, расположенные на широкой дороге в словно хаотичном порядке создавали небольшие преграды, заставляя толпу вытягиваться. Благодаря этому к арке, ведущей в метро, кинулось не многоголовое и многоногое испуганное чудовище, а отдельные группки по несколько человек, начавших успокаиваться. Самолеты пролетели дальше, сея ужас в новых районах, но кто знал, когда прилетят следующие?

Станция была вся забита людьми. Они располагались у стен и колонн, на открытом пространстве и даже на рельсах. Копошились на крохотных пятачках, теснясь так, чтобы места хватило всем — людской поток казался нескончаемым.

Семья Слэттери заняла место у стены в тоннеле. Эмма решительно посадила Айрис на один из чемоданов, видимо, решив, что для нее, якобы выросшей в волшебном мире, метро и вообще все происходящее было в диковинку.

В метро Айрис, естественно, бывала, и не раз. Но это были чистые, хорошо освещенные залы, которые деловито пересекали опрятные, ухоженные люди. Они читали умные книги или с нетерпением смотрели на часы, садились в приходящие составы…

Здесь и сейчас поездов не было. Вдоль рельсов бесконечно размещались люди — кто на одеялах, кто на газетах. Эти люди не имели ничего общего с деловыми, вечно занятыми лондонцами в галстуках и с кейсами в руках.

Одеяла и верхняя одежда стелились прямо на пол — никого не интересовало, чистый ли он. Айрис сидела, обхватив колени руками, и смотрела, как дети, даже маленькие, спокойно помогают родителям устраиваться — и у них у всех были недетские, серьезные лица. Почти по соседству чуть полноватая блондинка немногим старше самой Айрис утешала хнычущего младенца, совсем рядом на чемодане сидела малышка лет трех и потерянно прижимала к себе игрушечного медведя. У медведя были глаза-пуговицы, разноцветные, и один держался на двух нитках. У девочки были две косички, и правая почти расплелась — ослабла ленточка.

Еще дальше, у самых рельсов, расположилась большая группа разновозрастных детей, одетых в одинаковую одежду. За ними присматривали несколько женщин в годах. Изначально Айрис решила, что они из частной школы — вроде той, в которой учился Дадли. Но форма была слишком уж бедной, а дети — заморенными. Да и разброс в возрастах… Айрис не сразу заметила, на руках у некоторых девочек лет двенадцати были едва ли не младенцы.

— Приютские, — пояснила Эмма, энергично расправляя одеяло, чтобы укрыть младшего брата. — Не смотри на них слишком пристально.

Айрис поспешно отвернулась, но лица детей: худые, усталые, мрачные — стояли перед глазами.

— Сейчас многие лишились не только домов, но и семей, — тихо продолжила за Эммой ее мать. У миссис Слэттери был очень мягкий и приятный голос. А еще она словно стеснялась Айрис, но при этом смотрела на нее с признательностью и теплом. — На улицах Лондона прибавилось сирот, о которых больше некому позаботиться. Эти дети выживают, как умеют, и очень часто оказываются по другую сторону закона. К сожалению, в нашей стране нельзя быть ни бедным, ни сиротой…

Под конец голос миссис Слэттери упал до горького шепота.

В нашей стране нельзя быть ни бедным, ни сиротой.

Айрис обхватила колени руками и вновь искоса взглянула на приютских. Их сопровождали несколько женщин. Пара неуловимо напоминали тетю Петунию: такие же тощие как жерди, с длинными шеями, а самое главное — недовольные, с поджатыми губами. Тетя Петуния так всегда смотрела на бульдогов Мардж: с брезгливостью и даже отвращением, но при этом с пониманием, что их придется терпеть, как и сестру мужа.

Еще несколько воспитательниц отличались добродушным видом и разной степенью дородности. Они хлопотали над младшими, грозили пальцами мальчишкам, гладили по волосам старших девочек, но дети почему-то не тянулись к рукам, игнорируя мимолетную ласку.

И одна — похоже, самая главная — выглядела как офицер СС из фильмов, что Айрис смотрела летом вместе с Дадли. Зализанные волосы, собранные в пучок, строгое отутюженное платье, больше похожее на форму, ледяной взгляд, непроницаемое лицо. От такой женщины хотелось держаться подальше — Айрис даже поежилась.

И это чувствовала не только она. Приютские дети тоже сторонились надзирательницы — иного слова и подобрать нельзя было.

— Вот так, — сказала Эмма, надежно устроив в одеяле младшего брата — в подземке было прохладно. — Мама, ты ведь брала джем? Я хочу отдать одну банку. Ты не против?

— Конечно, — миссис Слэттери тепло улыбнулась и слегка подрагивающей рукой поправила каштановые с проседью прядки, выбившиеся из скромной прически. — Мир спасется добротою?

На лице Эммы появилась невеселая улыбка.

— Ох, ма, ты бы не давала волю ее доброте, — старший из сыновей Слэттери сел рядом с матерью и приобнял ее за плечи, одновременно набрасывая клетчатый плед. — Она же так и норовит спасти всех обездоленных и совсем не думает о себе. Это в итоге для нее плохо кончится.

— Цыц, Олли, — Эмма присела на корточки и активно зарылась в сумки. — Мне все равно, что думают и как живут остальные. Каждый член нашей семьи останется человеком, что бы ни творилось в мире. Ясно?

Олли промолчал, но по его глазам Айрис видела — ему есть что сказать. Десятилетний пацан, лишившийся отца, резко стал мужчиной — главой семьи, который должен был заботиться о матери, сестре и младшем брате. В родном времени Айрис этого бы никто не ждал от ребенка, но здесь и сейчас все было иначе.

Айрис невольно сравнила тех же Дина, Симуса, Рона, Невилла с Альфардом, Фредериком, Гербертом, Оливером, Робертом. Ее сокурсники действительно были в большей степени детьми, чем те, кто окружал ее в сороковых. Причем Айрис не могла уцепиться за что-то конкретное в их поведении или словах — взрослость, готовность нести ответственность за каждый шаг чувствовалась на подсознательном уровне.

Эмма тем временем вытащила из сумки баночку с джемом и решительно направилась к приютским.

— Бедные дети, — вздохнула миссис Слэттери. — Накормить бы их как следует…

Айрис мысленно согласилась с ней, но их позицию, как оказалось, разделяли не все. Среди взглядов, которые провожали Эмму, были и неодобрительные — от совершенно незнакомых людей, взрослых, семейных. Айрис покоробило их отношение, но она заставила себя отпустить недовольство: пусть думают, что хотят, жизнь им судья.

Но когда на пути у Эммы встала «надзирательница», Айрис инстинктивно потянулась за палочкой в карман мантии.

— Мы не нуждаемся в подачках, девочка, — сухо сказала женщина с глазами офицера СС. А за ее спиной на банку джема с разной степенью вожделения смотрели дети. Самые младшие — с восторгом, самые старшие — с пустотой безнадеги, и от нее в груди Айрис словно проснулось страшное чудовище, завозилось, заворочалось, не просыпаясь до конца, но вынуждая волшебную палочку потеплеть в ладони.

— И с каких пор это считается подачкой? — Эмма не дрогнула. Наоборот, она словно еще сильнее выпрямила спину, и так идеально ровную, и уверенно приподняла подбородок.

— Отлично, давай! — из-под локтя надзирательницы вынырнул высокий и тощий мальчишка лет десяти на вид. Симпатичное лицо парнишки пересекала уродливая свежая царапина — от виска вдоль впалой щеки до презрительно искривленного рта. Темные глаза сверкали вызовом и какой-то волчьей ненавистью.

Он сам протянул руку, чтобы схватить банку с джемом, и у него это почти удалось. В последний миг надзирательница оттолкнула мальчишку, и заветная банка выскользнула из пальцев Эммы, не подхваченная чужой ладонью. Айрис сориентировалась с немыслимой скоростью — не иначе, магия времени вновь коснулась ее своим благословением.

Чары ударили в банку джема у самого пола. Стекло гулко ударилось о гранит, но уцелело.

Эмма мимолетно оглянулась на Айрис — поняла, чья заслуга сохранность подарка, — и тут же подняла джем. А Айрис встала со своего места и решительно направилась к надзирательнице. На мальчишку с волчьими глазами и презрительной ухмылкой она старалась не смотреть, но он словно магнитом притягивал ее взгляд. Она уже видела точно такие же глаза и ухмылку — в Омуте памяти.

— Прочь, дрянной мальчишка! — надзирательница замахнулась рукой, чтобы отвесить пацану оплеуху, но Айрис в два шага преодолела разделявшее их расстояние и схватила женщину за запястье.

Мальчишка, даже не дернувшийся при виде занесенной руки, запихнул руки в карманы растянутых штанов, с вызовом поднял голову и скривился в презрении еще сильнее.

— А что такого дрянного я сделал?

— Что вы себе позволяете? — одновременно с ним процедила надзирательница, попытавшись выдернуть запястье из цепкой хватки Айрис. Но только куда там — в руках Айрис, привыкших удерживать непокорное древко метлы, носящее ее в небе со скоростью центрифуги, было много силы.

— Прекратите немедленно, — с прохладцей сказала Айрис. — Мы не милостыню подаем, а угощаем. И вы не можете запретить нам это делать.

Надзирательница ожгла Айрис отчетливым недовольством.

— Я не принимаю это угощение.

— А оно не вам, — парировала Айрис и выпустила наконец чужое запястье. А потом повернулась к мальчишке, который так напоминал Риддла при почти полном отсутствии внешнего сходства. — Бери уже.

— Нашлась защитница, — в словах пацана было яда едва ли не больше, чем в ехидных репликах Снейпа. На Айрис накатило глухое раздражение: отличная благодарность, что сказать!

— Ты будешь наказан, Том, — пообещала надзирательница, а Айрис дернулась как от удара. — А вы обе — идите за мной.

Женщина по-военному четко развернулась и пошла вглубь тоннеля, туда, где в чернильной тьме скрывались раньше поезда. Айрис из принципа не желала никуда идти, но решила, что игнорировать разговор глупо. Она хотела, чтобы эта надзирательница с черствым сердцем прекратила смотреть на приютских детей как на каких-то паразитов, осквернявших жизнь. Рядом пристроилась Эмма, и по плотно сжатым губам и мрачному выражению лица Айрис поняла, что не одинока в своих желаниях.

За спинами радостно завозились, загомонили дети, торопясь разделить угощение, и их радость стоила любых неприятных разговоров.

Женщина повернулась к Айрис с Эммой.

— Жалко этих крысят стало?

Айрис ожидала любого начала, только не такого. Она нарочито медленно обернулась на приютских, обежала взглядом их худые тела, игнорируя любопытство остальных людей, что рядом делили убежище, и спокойно посмотрела на надзирательницу.

— Крысят? Странно, мне они показались людьми.

— Упражняешься в остроумии? — на лице женщины не дрогнул ни один мускул. Мерлина ради, таким как она была прямая дорога в палачи: в допросных всегда ценились люди с промороженными эмоциями. — Эти дети не нужны никому: ни приличным людям, ни государству. Я провела в приюте всю свою жизнь. И в отличие от тебя, девочка из благополучной семьи, я знаю, о чем говорю. Твоя жалость никому не нужна.

— Это не жалость, а человечность, — резко ответила Эмма, пока Айрис пыталась справиться с волной удивления. Она никогда бы не подумала, что надзирательница с напрочь атрофированным состраданием имела приютское прошлое.

Разве мог человек, прошедший через все то же, через что сейчас проходили делящие джем дети, относиться так безжалостно, так холодно к сиротам и отказникам? Откуда бралась эта ненависть?

— А тебе добротой поделиться захотелось? — впервые за весь разговор по тонким, почти бескровным губам надзирательницы скользнула усмешка. — А как им потом жить, ты думала? Ты думала, что с ними будет, когда ты, вдоволь натешив свое чувство справедливости, свалишь в сытую и теплую жизнь?

— Я не… — Эмма запнулась: грубая речь резанула слух.

— Что ты «не»? Не свалишь? Все уходят, и ты уйдешь. У меня на попечении четыре десятка ртов. Ты что, всем им сытую жизнь обеспечить можешь? О каждом позаботиться? Каждого осчастливить?

— И поэтому, раз нельзя помочь всем, не будем помогать никому? — Айрис подняла брови, не веря, что ей вообще приходится вести эту беседу. — Вы в своем уме? Вот из-за таких, как вы, эти дети и не знают ничего хорошего!

— Эти дети не знают ничего хорошего из-за общества, в котором живут. Мы заботимся о них в мере сил и возможностей. Кормим, одеваем, лечим, учим. Но мы не кудесники и доставать из воздуха одежду, еду и лекарства не умеем. Не умеем влиять на умы людей. Оглянись — станция полна народу. Каждая семья, более-менее благополучная, может взять по ребенку и подарить ему хорошую жизнь. Но они все предпочитают нас не замечать. И твой жест доброты, девочка, — это надежда, особенно для маленьких: что вот он, человек, кто заберет меня в лучший мир. Ты заберешь?

Айрис безумно хотелось сказать «да», но это было бы ложью. Не из-за нежелания — из-за невозможности. Она была не просто из другого — волшебного — мира. Она была из другого времени.

— Тогда не смей давать эту надежду, — ледяным тоном заключила надзирательница, верно истолковав молчание. — Переживи как-нибудь приступ жалости, человечности или благородства, помучайся немного от неутоленного благого порыва. Этим детям намного хуже, чем тебе. Я не желаю видеть, как очередной ребенок вцепится в твою юбку с криком «мама», приняв твой трусливый порыв приглушить собственную совесть за приглашение в новую жизнь.

С этими словами женщина развернулась и ушла к приютским. Айрис в каком-то отупении смотрела, как она отмахивается от обеспокоенной полненькой воспитательницы и начинает наводить порядок среди детей, затеявших драку за банку с остатками джема. Смотрела, как отворачиваются безо всякого интереса, как от пустого места, сидящие по соседству мужчины и женщины, и пыталась понять: что не так с этим миром.

Мирами.

— Мы могли бы помочь, — непроизвольно вырвалось из Айрис, и под этим «мы» она имела в виду не себя и Эмму, а всех волшебников.

— Нельзя. Статут. Закон Эвермонда. Министерство, — рублеными фразами ответила Эмма.

Айрис скрипнула зубами: как же она ненавидела тупые законы их Министерства!

— Мы могли бы столько всего сделать, если бы не они…

— Ради общего блага? — Эмма уточнила ровно, совершенно спокойно, даже отрешенно, но Айрис как ледяной водой окатили. — Я читала, Гриндевальд с этого и начинал. С идей, как магия могла помочь магглам жить лучше.

Айрис склонила голову, до боли прикусив губу, и ударила кулаками по плитке, которой были выложены стены станции.

Верно. Гриндевальд хотел объединить миры, Волдеморт — разъединить навсегда. Ни один не был прав.

И где же тогда лежит верный путь?

 

Станцию они покинули ближе к вечеру. Карманные часы Оливера Слэттери — Олли, — которые достались ему от отца, показывали половину шестого вечера.

Айрис вышла из недр душной станции метро и окунулась в черный мир. На пару секунд она даже затормозила в арке — пока ее в спину не подтолкнула Эмма.

Лондон уже не горел, но черные хоботы дыма от пепелищ еще виднелись над городом. А с неба, затянутого темными тучами, лил черный дождь.

Айрис неверяще вытянула ладонь под холодные струи, и на белую кожу упали черные дождевые капли — словно кто-то в воде развел чернила.

— После бомбежки дождь всегда черный — от пепла сожженного города, — просто сказала Эмма, а горло Айрис как обручем стянуло.

Дождь лил и лил, пока они вместе с остальными горожанами возвращались домой. За темной пеленой — а небо лишь немного светлело к горизонту, — сложно было разглядеть, насколько уцелел район.

Но на повороте на Люксембург-гарденс сердце упало. От части зданий остались лишь остовы. Эмма рвано вдохнула и кинулась вперед. И остановилась перед догорающей глицинией.

Вокруг лежали обломки, камни, вздыбленная земля, чудом уцелевшие ветви. Под выкинутой от взрыва на середину улицы металлической кроватью от ветра и дождя трепыхалась занавеска — рваная и уже посеревшая от копоти и сажи.

Дома Слэттери не было.

— Возвращайся в Хогсмид, Ариста, — безжизненным голосом велела Эмма. — Поздно уже.

— Успею, — Айрис поежилась: то ли из-за дождя, то ли из-за понимания, в каком отчаянии должна была быть сейчас Эмма. Она лишь недавно лишилась отца, а теперь у всей ее семьи не осталось и дома, а из вещей сохранилось лишь то, что они успели вынести перед бомбардировкой.

Рядом всхлипнул Джейми — младший брат Эммы, тезка отца Айрис. Осела на грязную брусчатку миссис Слэттери, старея буквально на глазах. Олли, отважный мальчишка, кинулся ее обнимать.

Эмма же только сжимала кулаки, глядя на пепелище на месте ее дома.

— Ты можешь рассчитывать на мою помощь, — пообещала Айрис. Она не шутила. Слагхорн ловко жил, пользуясь чужими домами, когда Дамблдор разыскивал его, чтобы предложить место в Хогвартсе. Айрис могла бы попробовать найти бесхозный дом, зачаровать его хоть как-то…

— Спасибо, Ариста. Скажи профессору Тофти, что я вернусь на занятия утром. Я воспользуюсь «Ночным рыцарем», он же довезет меня до школы? — Эмма пугала: в ней словно умерли все эмоции.

— До Хогсмида, — уточнила Айрис и в беспокойстве спросила: — Что ты намерена сейчас делать? Вам есть, куда идти?

— Вернемся на станцию метро. Для тех, кто потерял дом, там выделено спальное место. Первое время поживем там, а потом я найду новое жилье.

— Эмма… — слабо позвала миссис Слэттери.

— Не переживай, мама. Я ведьма. Должен же быть хоть какой-то прок от моего волшебства, — безжизненная маска на лице Эммы треснула, уступив место решимости. — Я найду выход.

В Хогсмид Айрис аппарировала одна и с тяжелым сердцем. Она не ушла бы, если бы не понимала: она была лишней в горе семьи Слэттери. Им всем требовалось дать волю слезам и эмоциям, и Айрис не следовало становиться свидетельницей их чувств.

За прошедший день в Шотландии успела смениться погода. Айрис не успела сделать и шага, как оказалась под проливным дождем, чистым, прозрачным. С разных сторон несся задорный смех студентов, которые оказались застигнуты стихией врасплох. Мелькали вспышки заклятий, мимолетные, похожие на юркие молнии — так выглядели водоотталкивающие чары импервиус. В домах и магазинчиках теплым желтым светом горели окна, разгоняя осенний вечерний сумрак. Шелестели листья на целых деревьях, из целых дымоходов поднимался дым — белый.

Айрис выдохнула сквозь зубы и подняла лицо к небу, позволяя дождевым струям смывать с себя сажу Лондона.

— Не думал, что тебе нравится мокнуть под дождем, — голос Риддла, внезапно зазвучавший откуда-то сбоку, впервые не вызвал привычных эмоций. Вообще каких-либо эмоций.

Айрис казалось, что вид сгоревшего дома Эммы выжег в груди дыру, и ее пустоту еще ничто не успело заполнить.

— Ариста, у тебя все хорошо? — на этот раз Риддл воздержался от насмешек и добавил в слова долю беспокойства. — Абраксас, Сигнус, идите в «Три метлы», я сейчас подойду.

Айрис скорее догадалась, чем услышала, что свита Риддла отправилась прочь, оставив их под ливнем наедине — без единого слова возражения.

— Готов поспорить, миссис Ургхарт не успела по тебе соскучиться, — излишне мягко продолжил говорить Риддл, и от этой мягкости внутри кольнуло. Это был не Риддл — не он настоящий. А Айрис вдруг до одури захотелось увидеть его настоящего. Такого, какого она однажды увидела в Омуте памяти Дамблдора. Такого, каким был мальчишка Том сегодня на станции «Хаммерсмит».

— А в Лондоне сейчас черный дождь, — неожиданно призналась она и закрыла глаза. Она думала, что Риддл ей хоть что-то ответит, но он молчал. И дождь почему-то резко прекратился.

Айрис не сразу поняла, что на ее лицо больше не льет с неба холодная вода. А когда открыла глаза, то увидела перед собой тонкую пленку импервиуса.

Айрис изумленно дернулась, обернулась на Риддла — это он наложил заклинание, защищавшее от дождя, больше некому! — но увидела лишь его удаляющуюся спину.

Он уходил, но она знала: он ее услышал и понял. Он тоже видел эти черные дожди.