Цветок ацеласа (джен)

Эльфийский лес именно здесь будто бы внаглую перешагнул озеро и был ближе всего к гномьим и людским поселениям — словно мыс выдавался. А за этим мысом дальше все шло очень сильно под уклон и снова начинались скалы… Кто-то из гномов брюзжал, что совсем остроухие обнаглели, деревьев тут всего ничего, а они поселились, как дома, и того и гляди подобьют кого…

Фродо помнил, что лес был зеленым и только кое-где рыжим, когда он ехал в гномье королевство вместе с папочкой и с Торином — ох Торин и соловьем разливался, какая славная у него гора! Гора и гора, здоровенная, правда, другие рядом с ней теряются (хотя вообще тоже огромные на самом деле) и рядом с ними холмы Шира точно бы показались кротовинами — куча земли и дыра под землю…

А теперь по краю этого кусочка эльфийского леса точно так же, как везде, лежали сугробы! Сплошной снег, под которым не то что траву и цветы было не разглядеть — Резвый-то оказался в снегу выше колена.

— Поедем вдоль края, — решил Фродо. — Наверняка найдется место почище — может, вон за тем пригорком…

Вон за тем пригорком чистого места не оказалось, и за следующим тоже, и Фродо с досадой понял, что пора поворачивать обратно и наверняка в Горе не погладят по головке за такое долгое путешествие — и вдруг совсем даже не на опушке, а у камней, ему показалось, что из-под снега виднеется зеленеющая земля.

— Ура! Резвый, вперед!

Резвый уже устал и потому двинулся с большой неохотой, и чем ближе к зеленому пригорку, тем меньше выказывал пожелание удаляться от дома. Он храпел, фыркал и хлестал хвостом, словно злился за что-то, и брел только шагом, а потом и вовсе встал.

— Вот болван! — рассердился Фродо и, спешившись, потянул сердитого коня за поводья… К счастью, снега здесь действительно было поменьше, и идти было легче — вот если бы не приходилось тащить за собой этого упрямого зверя! А потом Резвый остановился уже совсем-совсем, но и сам Фродо в ту секунду встал, как вкопанный, поняв, что из-под зелени (вблизи, кстати, на траву совсем не похожей) торчит большая нога, а снег по краю отчего-то красный.

В мокром снегу возле камней (на такие еще не у всех получится забраться!) лежал эльф. Точнее, большая часть эльфа, потому что одной руки у него не хватало, и сам этот эльф был абсолютно и совершенно мертвым — как младший братик Мерри, который убился, упав с дерева. Потому что у эльфа точно так же были слепо открыты глаза. Фродо замутило. А может, еще потому что там, где начинался склон, оказывается, лежали какие-то утыканные стрелами мохнатые здоровенные туши, и от них воняло просто нестерпимо тошно и едко. Резвый снова замотал головой и попятился, вот только теперь хоббитенок попятился почти наперегонки с ним, одновременно пытаясь забраться обратно на седло. Он и почти забрался, когда показалось, что один из камней наверху зашевелился, будто вырастая — и превращаясь в орка, огромного настоящего орка. Когда пони прыгнул, Фродо чуть не свалился обратно, даже в ушах свистнуло — правда, это оказалось совсем не в ушах, а над головой — Резвый прыгнул так удачно, что кривой ножик сбил только кисточку на шапке.

Будь Фродо взрослее, он бы понял, что орк достаточно молодой и глупый, раз позволил жертве подойти так близко к обрыву, а потом, хоть и гнался изрядно долго, все же упустил. А внизу, под обрывом, были еще орки. Много — будто грязно-серое пахнущее по-звериному тяжело море колыхалось внизу, вот только море обычно не ползло вперед с глухим лязгом… Им можно было не торопиться: гномы не очень-то бывали в этом «эльфийском острове» (да и львиная доля защитников Эребора уже была достаточно далеко, уйдя на помощь Даину), а самих эльфов, скорее всего, всех успели убить.

Резвый сам повернул в нужную сторону; Фродо даже не пытался подобрать повод, вцепившись в переднюю луку седла так, что руки свело — варежки он где-то потерял… Лишь бы поскорее оказаться под защитой крепких ворот Горы. Единым махом они проскочили всю пустошь до самой Сосновой Дубравы, и только тут хоббитенок сообразил, что надо еще и предупредить о ползущем сюда сером смертельном море.

Гном с Дубравы будто ждал Фродо:

— А ну, иди сюда, гаденыш!

— Дяденька гном! — язык у Фродо почти прилип где-то в горле, и оттого каждое слово давалось с трудом. — Дяденька гном, там орки!

— Я тебя прибью сейчас, шутник. И за эльфийский клей, и за орков…

— Но там правда орки! И эльф мертвый! Дяденька, трубите в рог!

— Я тебе потрублю! Я тебе так потрублю…

— Но это же правда! — слова перемешивались со слезами. — Ну простите за клей!

Спешился он, кстати, совершенно напрасно — потому что еще и получил звонкую оплеуху:

— А вот теперь катись отсюда, щенок. Я еще и узбаду расскажу про твои проделки, он тебе пусть всыплет.

— Но там правда орки!

Дубовые ворота грохнули у Фродо перед носом.

— Но там правда…

Должно быть, этот Плешивый нынче дежурил совсем один или почти один — на караульной башне было пусто! Только заберись — и труби себе в большой рог сколько вздумается! Только вот заберись…

Подумав, Фродо бросил тяжелую шубу в снег: только мешаться будет. Стена была сложена из цельных камней, и выступов не хватило бы никакому орку или гному, чтоб взобраться наверх. Разве что эльфу или, в самом деле, хоббиту… Особенно если подтянуться не совсем с земли, а с седла… Впрочем, собственное решение Фродо успел проклясть раз двести, пока полз до бойницы: протиснуться в нее удалось с трудом даже без шубы. А дальше был сюрприз — вездесущий лысый стоял внизу на лестнице и нехорошо качал головой:

— Никак ты не уймешься, лазутчик, а…

Вот самому так бегать Фродо еще сегодня не приходилось — хорошо, что дозорный был тяжелым и в доспехе, и потому как раз хватило времени выбежать на площадку и пропихнуть в пазы здоровенный засов: железо на холоде было липучим и ощутимо «укусило» за голые ладони.

За дверью дышали тяжело:

— Вот только попробуй. И дверь тогда вынесу, и тебе наваляю так, что мало не покажется.

Фродо тоже пришлось тяжело — он сгреб в горсть и пожевал снег, чтоб хоть немного промочить во рту: ох папочка бы и ругался, если б об этом узнал!

— Только попробуй.

Надо было и в самом деле уже заканчивать сидеть на полу и идти попробовать. Не в обычный рог гудеть сквозь шапку, а в тяжелый сигнальный на башне. Это совсем как учил Зеленый Листок: раз-два-три-четыре-пять — гудим, шесть-семь — пауза, вдыхаем...

Должно быть, именно для таких случаев и делали эти рога гномы: обрабатывали их как-то особенно, чтоб даже самого слабого дыхания хватило на сигнал.

Раз-два-три-четыре-пять…

Эхо прокатилось по всей долине!

А может, и не только эхо: откуда-то с других застав донеслось в ответ.

* * *

Орчье море подползло сюда совсем скоро — потому что на самом деле оно не ползло, а бежало и мчалось. И Сосновую Дубраву оно зацепило самым краем, будто плеснуло волной: никто не собирался всерьез отвлекаться на крошечную гномью заставу. Хотя защитников, разумеется, перебили.

Фродо слышал, как Резвый сначала кружил возле стен и звал хозяина, но потом все-таки ускакал, — и обрадовался, что конь все-таки уцелеет. И тут-то Плешивый отжал какую-то секретную пружину в дверях на дозорную площадку, что они сами по себе открылись. Для начала — прилетело увесистым подзатыльником, такие звонкие даже у Торина не получались: Фродо от большого рога так и отнесло к стене. А потом злой Плешивый все-таки оглянулся за пределы Дубравы и только охнул:

— Махал-создатель!

И затрубил уже сам, да так, что вся долина, кажется, загудела, и в ушах у Фродо загудело тоже.

Оказалось, Дубрава вовсе не такая уж и пустая: откуда-то высыпало гномов восемь или десять; ворота закладывали цельными тяжелыми бревнами, сюда же на башню в один момент влетели двое лучников. Вот и пригодятся нынче привезенные наконечники для стрел…

Тут Хорма снова обратил внимание на Фродо — и тот уже на всякий случай приготовился убегать от второй оплеухи.

— Убьют ведь дитя узбада!

Серая орчья волна плеснула и ударилась в ворота.

— Не спрячешь…

— Спрячешь, — отмахнулся один из лучников, подхватывая Фродо на руки:

— Лезь наверх!

Наверх — это к держащим крышу балкам. Взрослому гному там не то что не спрятаться — и не взобраться даже, а вот для хоббитенка оказалось в самый раз.

— Накидку мою возьми, ты в одной куртке. Сиди тихо и пока тихо не станет — не высовывайся и дыши через раз!

— Дяденька гном, а как же тебе без накидки?!

— Мне она сейчас не понадобится! А ты, будет тихо — только тогда отсюда и выбирайся.

Лучнику, чем-то похожему на Фили (только с неизуродованным лицом и целым глазом), плащ потом и вправду не понадобился. Фродо первым увидел лежащим именно его, когда потом спускался обратно вниз.

Это было страшно. Что там сказано про сидеть тихо и не высовываться? — Фродо даже зажмурился, он бы и уши закрыл, если б не надо было держаться. Дубрава ходила ходуном, тряслась от ударов ворота и от грузного топота гномьих сапог, а потом и, все-таки, орочьих лап, лязг, грохот, звериный вой и злое рычание пришельцев, и еще какие-то противно-липкие, будто чавкающие звуки. Фродо слышал, как топорами дрался на лестнице Плешивый — эти топоры звенели о другую сталь, а по оркам попадали с все тем же противным сочным чавком, а один из лучников вдруг коротко крикнул и полетел куда-то вниз.

— Ньор! — страшно и горько завыл последний из оставшихся на сигнальной башне.

А потом топот и лязг были уже совсем под ногами у Фродо — и хуже была только наступившая потом тишина. Тишина, тяжелое дыхание сквозь зубы будто — и кто-то тяжело и с трудом прошлепал к двери, там и рухнул.

Тишина была оглушительной. Такой, что можно было услышать собственное дыхание и как падает снег на парапет… Фродо подумал, что прошло уже ужасно много времени и что вокруг уже темно, но оказалось, что серый зимний день еще и не думал заканчиваться, а уж каким ослепительным был свет из-за облаков!

Пол под ногами был липким и мокрым, а местами теперь еще и выщербленным. Тошно пахло кровью, и от этого затекшие от холода и долгого сидения наверху ноги у Фродо тоже подгибались. Он не столько слез с балки, сколько свалился, неловко вывернув ногу и пребольно стукнувшись локтем. Хоббитенок даже сморщился, чтоб заплакать — и не заплакал.

Возле самой двери лежал здоровенный уродливый орк, плотно перекрывая выход.

Фродо честно попытался оттащить эту тушу, но только снова поскользнулся и упал — на холоде кровь начинала постепенно превращаться в лед. Тут и самому можно было превратиться в ледышку: накидка — это все-таки не шуба… Шуба осталась внизу и наверняка ее теперь не найдешь, ох, тетя Дис и будет, наверно, сердитой…

Фродо решил спуститься вниз точно так же, как забирался, — по стене, и даже почти перелез через край, — только чтоб внизу увидеть совсем внизу, под стеной, еще одного орка, на это раз живого. Еще одну мерзкую, огромную тварь, ухмыляющуюся своим кривым клыкастым ртом.

И Фродо понял, что останется здесь: точно как могли остаться Торин, Фили и братик Кили на Вороньей Высоте — только теперь не в папочкиной сказке, а взаправду. Потому что в сказке — прилетают орлы, приходят эльфы и гномы Даина из Железных Холмов… А здесь — только серое небо, падающий снег и безнадежность, совсем-совсем. Вот теперь, наверно, и можно было начинать плакать, а не доставать меч, потому что что этот меч против орчьего? — так, ножик для конвертов!

Орк и не подумал лезть куда-то — он даже как-то лениво замахнулся метательным ножиком, будто в кошку башмаком бросить собирался, но только Фродо пригнуться и успел — на этот раз недосчитался клочка волос на макушке. Поскользнулся, неловко взмахнул руками — и меч ушел из рук, как свежепойманная серебряная рыба, выскользнул, нырнул вниз — и пропал.

А потом начал падать орк. Он все еще скалился, а из одного глаза почему-то торчала рукоять маленького, почти игрушечного, меча.