Незнакомыми дорогами (джен)

Риган не собирался идти на обед вместе со всеми, он взял привычку пробираться на кухню после обеда и есть то, что осталось, но Урфин Джюс, который после трёхчасового урока стрельбы не отходил от него ни на шаг, точно бы этого не позволил.

Ис-Кел оказался хорошим учителем, и вскоре Риган уже без опаски держал в руке пистолет. Когда перешли непосредственно к стрельбе из тренировочного пистолета, Риган и совсем воспрял духом: полковника в самом деле подводили глаза. Он выбивал пять из десяти, Риган — семь. Даже Ис-Келу, который точно поражал мишени из положения стоя, лёжа, с бедра, через плечо и в прыжке, не было причин кривиться от его промахов: каждый промах компенсировался с лихвой. Когда он решил, что пока что хватит, Риган с ужасом понял, что ему понравилось и что он ждёт вечернего урока.

— Теперь незачем, — сказал Урфин, вторя его мыслям про кухню. Он увязался за Риганом, когда тот пошёл осматривать «четвёрку», отогнанную на место.

— Незачем? — отозвался Риган, увлечённый осмотром нескольких вмятин на боках вертолёта и разбитого стекла. Чинить всё это предстояло ему.

— Незачем прятаться, на обед пойдём вместе со всеми.

Урфин не мог не заметить, как Риган вздрогнул, и тот сделал вид, что просто поёжился от налетевшего прохладного ветерка. Стоя на трапе, прислонённом к вертолёту, Риган посмотрел на лес, посреди которого желтело пятно — так странные полосы выглядели с земли.

— Да, мой полковник, — сказал он и заглянул в кабину. Кровь уже кто-то смыл, и правильно сделал, следы дурных происшествий нужно было убирать сразу, а то вдруг ещё повторятся…

В столовой он постарался держаться поближе к Урфину, хотя понимал, что они оба здесь по сути чужие. Все собрались, но обед ещё не начинался, и только когда Кау-Рук поднялся со своего места, привлекая всеобщее внимание, Риган сообразил, что видел только приказ о награждении, а сам орден — ещё нет. Бежать было поздно, хотя он с удовольствием распахнул бы простые двустворчатые двери и вылетел бы в летний день подальше от всеобщего внимания и от той судьбы, которой старался избежать, но не избежал и уже находил в этом удовольствие. Собственная радость пугала его, и он уставился в пустую тарелку перед собой. Он не поднимал взгляд всё время, пока командир экспедиции расписывал его заслуги, и даже когда пришлось встать и пройти мимо длинных столов, чтобы встать рядом с ним, ни на кого не смотрел.

Орден Двойной звезды был вышитой алыми нитями аппликацией, которую потом предстояло пришить, и на груди у Ригана, пришпиленный парой булавок к зелёному комбинезону, казался открытой раной. Так же, не поднимая глаз, сказав только короткое «спасибо», потому что от волнения забыл все слова, Риган вернулся на своё место, накрыв орден ладонью, словно зажимал рану. Прямо под ладонью билось сердце.

Двойная звезда — обе четырёхлучевые, одна побольше и рядом с ней поменьше, — командование наверняка умирало со смеху, выбирая орден!