Серые кардиналы (джен)

— Итак, господа и дамы, — начала я, довольно осмотрев ребят,— надеюсь, все устроились, и мы можем перейти к делу.

Мы с удобством расселись вокруг низкого столика в Выручай-комнате, которая по моей просьбе приняла вид гостиной шале. Будто в противовес целям нашей встречи, декор был потрясающе умиротворяющим: стены из широких брусьев светлого дерева, большой открытый камин с уютно трещащими в веселом огне поленьями, выбеленный высокий потолок, который через каждые полтора метра пересекали массивные темные балки. Пара французских окон, за которыми раскинулся чудесный вид на горную долину, добавляла помещению шарма.

В начале собрания атмосферу разрядил Лонгботтом, которого, как маленького, за руку, пришлось оттаскивать от стены, украшенной мозаикой из карандашных набросков ботанической тематики, захватившей с порога все его внимание...

Отсмеявшись, мы выбрали каждый свое кресло и собирались начать обсуждение нашего нового великого заговора.

Хотя, обо всем по порядку.

С момента слияния я изменилась. О себе, конечно, судить сложно, но я все чаще начала замечать, что меня практически ничего не трогает. Гнев ушел. Ушла и эмоциональная атрофия, делавшая меня похожей на зомби. Остались спокойствие и холод. Кристальная, абсолютная чистота сознания. События, происходившие в моей жизни, потеряли эмоциональную окраску. Все то, что обычно заставляло меня ворочаться в кровати без сна, медлить, сомневаясь в себе, или мучаться угрызениями совести, исчезло. Без эмоций разум работал, как отлично отлаженная вычислительная машина, превращая любую проблему в обычную задачу, и спокойно, без лишних сомнений и истерик, решал ее. А то, что в общении с ребятами некоторые реакции приходилось продумывать, — невелика беда.

Еще усилилась интуиция. Она заставляла тревожиться за Седрика и опасаться пары крепко сбитых парней со второго курса Слизерина — Крэбба и Гойла. Они довольно часто ошивались рядом с Драко, точнее, они часто замирали поодаль, как стража. Однажды я не выдержала и спросила о них Малфоя — тот нервным и холерическим движением кисти руки отправил мальчишек заниматься своими делами, подтверждая мои догадки. Не знаю почему, но про себя я их называла Статистами.

Почему я должна была их опасаться? Точного ответа на этот вопрос я не знала. Дело было в том, что как в компьютере, у меня в прямом доступе была операционная память, позволяющая эффективно учиться, решать насущные проблемы и вопросы. Но в случае, если ответа на вопрос не находилось в немедленном доступе, я всегда могла обратиться к более "продвинутой" памяти и получить дополнительную информацию. Однако задавать своей продвинутой памяти абстрактные вопросы я опасалась.

Да, память, в отличие от личностей, не слилась воедино. Почему? Точно не знаю. Слияние проходило без моего сознательного участия. И, признаться, меня это не особенно тревожило: я верила, что природа создала человеческий мозг, как потрясающе сложную гениальную машину, которая бережет сама себя: в критических ситуациях включая защитные механизмы, со временем стирая плохие воспоминания, выбрасывая ненужное... И если меня тогда выключило — на то были причины.

Тем не менее, еще у родителей, я попыталась задать своей продвинутой памяти вопрос о том, какие причины заставили меня распилить себя и свою память... То, что обрушилось на меня в качестве ответа, было больше похоже на цунами смешанной в кучу обрывочной, хаотичной информации. Сначала я пыталась что-то понять, потом довольствовалась всего лишь попыткой что-нибудь запомнить, чтоб разобраться позже... Но... в какой-то момент я поняла, что захлебываюсь. У меня начало ломить виски, потом в затылок будто вогнали здоровенный гвоздь, и из носа пошла кровь. Заключительным аккордом, к горлу подкатила тошнота, заставившая бегом лететь в туалет, по пути экстренно прерывая связь.

Прийдя в себя, я решила, что от добра добра не ищут, и что мое положение итак не столь уж плохо. Здравый смысл, объединившись с инстинктом самосохранения, отсоветовали в ближайшее время искать ответы на сложные или слишком расплывчатые вопросы. Взвесив все "за" и "против", я успокоилась и решила, что все кусочки паззла сами встанут на свои места, но со временем. В конце концов, строить — не ломать, это процесс не быстрый.

О том, что скрытые слои памяти возвращаются, говорило то, что со мной довольно часто начали происходить всевозможные казусы. Например, однажды вечером, когда подруги перемывали кости новому увлечению одной из старших сестер Парвати. Обсуждение протекало более-менее спокойно до тех пор, пока Парвати не произнесла его имя вслух... Гейлорд. Мы всем скопом постановили, что имя было крайне дурацким и слово за слово, начали вспоминать все странные имена и фамилии, которые мы слышали. Я тоже покопалась в памяти и вспомнила, что у мамы на работе был посетитель по фамилии Пирожок и посетительница по фамилии Молочко. И это смотрелось особенно забавно, когда однажды они пришли один за другим...

Уже закончив историю и глядя на веселящихся подруг, я осознала, что эта история была не об Эмме Грейнджер!

Точно так же я вспомнила и о Выручай-комнате, когда наша компания, пополнившаяся Луной, постановила, что сидеть и дальше сложа руки было неприемлемо, но шататься по забытым богом и людьми коридорам и заброшенным классам нам больше не хотелось. Как справедливо заметила Фэй, в этой школе за каждой закрытой дверью мог быть если не боггарт, так тролль, или новое воплощение Волдеморта, или мифический монстр.

Вот только если вспомнить о комнате и найти ее труда не составляло, то как объяснить ребятам, откуда я о ней узнала, было сложнее. Мне понадобилось какое-то время, чтобы догадаться под покровом ночи и одеяла, при свете Люмоса, откопать дневник Реддла и спросить его, знал ли он об этой школьной легенде и, если да — откуда он о ней узнал.

Том не подкачал. Он спокойно и не задавая лишних вопросов, назвал два источника, из которых я могла почерпнуть нужную мне информацию. А дальше было лишь делом техники наткнуться на нужный том, пролистать его до нужной страницы и заговорщическим тоном предложить ребятам отправится на поиски другой легендарной комнаты Хогвартса.

— Итак, — продолжила я, оглядывая высокое собрание. — Я думаю, все согласны, что молча терпеть сложившуюся ситуацию и дальше невозможно. Народ как с ума посходил. У меня такое ощущение, что они скоро перейдут на боевые заклятия. Мы даже на собственном факультете живем, как в осаде, отбиваясь от всяких идиотов вроде МакЛаггена. А преподаватели прекрасно видят, что происходит, но продолжают прятать голову в песок, как страусы.

— Как что? — не понял Дин.

— Страус. Птица такая. С длинной шеей, — решил мне помочь с объяснениями Финниган, — они, когда пугаются, голову в песок прячут.

Ребята из магических семей недоуменно переглянулись, будто спрашивая друг друга: "причем тут песок и испуганная птица?"

Я сосредоточилась, представляя себе, как передо мной появляется листок с изображением страуса: просто стоя, в беге, ну и в той позиции, о которой говорил Финниган. Комната откликнулась, и едва я открыла глаза, во вспышке теплого света появился листок. Точно такой, каким я себе его представляла.

— Для информации, птица выглядит вот так, — сказала я, поднимая картинку перед собой, чтоб всем было видно. — "Прятать голову в песок", если вы не знаете этого выражения, — значит надеяться, что проблема исчезнет, если не обращать на нее внимания. То есть именно то, что делают практически все преподаватели.

Hарод продолжал алчно сверлить меня глазами, и я поняла, что от меня не отстанут, пока я не объясню, откуда взялся рисунок. Также я понимала, что, когда я объясню, что и как я сделала, начнется бедлам... Но делать было нечего, и я, скрепя сердце, пояснила:

— Я попросила комнату. Если она может меняться в зависимости от того, что нам нужно, до входа, мне показалось, что и после она вполне может помочь.

Иногда быть правой очень нерадостно. Вскоре глаза начали слезиться от постоянных вспышек, а комнату завалило барахлом и игрушками, окончательно разрушая атмосферу заговора. Терпению моему пришел конец, когда в центр стола высыпалась куча разноцветных стеклянных шариков, которые весело, с грохотом пулеметной очереди, отскакивали от столешницы, разлетаясь во все стороны.

— А давайте мы все-таки вернемся к обсуждению? — стряхнув несколько шариков с подола мантии, предложила я, просверлив Финнигана взглядом. Я была уверена, что это безобразие появилось по его запросу.

Симус смущенно кашлянул и опустил взгляд.

— Итак, думаю, нам всем немного надоело жить в осаде и ходить по коридорам... под "Протего" — в последний момент проглотив очередную метафору о построении "свиньей", выкрутилась я, — Надоело отбиваться от более или менее тупых и криворуких мстителей.

— Ага, — согласился Дин, потирая фиолетовую щеку. Он был последней жертвой "охотников на Уизли". — Пора что-то решать. Одно дело вправить мозги паре идиотов. Но когда против тебя вся школа...

— Лав, Парвати, у вас, кажется, есть какие-то подвижки?

Подруги переглянулись, хитро улыбаясь.

Еще до каникул мы решили, что если мы хотим чтоб Парвати и Лаванда могли и дальше собирать и распространять информацию и сплетни, им стоит держать дистанцию от остальной компании. Подруги были очень недовольны таким положением вещей, и постоянно саботировали конспирацию. Чего только стоила их поездка с нами в одном купе! Тем не менее, они понимали, что пока мы не найдем способ переломить ход событий — быть им изгоями, и из кожи вон лезли, чтобы найти хоть какую-нибудь зацепку.

— Есть... Вы упадете, когда узнаете! — загадочно объявила Браун и добавила, коварно улыбнувшись: — Но сначала вы мне пообещаете, что прекратите этот цирк. В то, что мы с Парвати отделились от компании, не верят даже первокурсники. Так что, тот факт, что мы не сидим рядом с вами за столом в Большом зале и в гостиной, для нас абсолютно ничего не меняет. Только настроение портит.

Парвати важно кивнула, подтверждая слова подруги.

— Хорошо. Под твою ответственность, — согласилась я, но, решив, что я перебарщиваю с ролью лидера и мне не стоит решать за всех, добавила: — Возражения?

Народ скромно промолчал.

— Вот и славно, — подвела я итог, и, добавив в голос энтузиазма спросила: — Ну, не томите, что вы накопали?

— С девчонками с первого курса пообщаться не получилось. Они от нас, как от чумных, шарахались. Зато мы недавно обратили внимание на Колина. Ну вы знаете его, первачок магглорожденный, весь год за Гарри увивался, когда не пропадал с твоей сестрой, Рон. Он, на самом деле, сам к нам подошел, когда узнал, о чем мы пытались его одноклассниц расспросить. Так вот, он сказал, что Джин писала в дневнике на уроках и, вы не поверите, два преподавателя отнимали у нее блокнот, полагая, что она с кем-то переписывается. И одним из этих преподавателей была… — Лаванда задиристо выбила ладонями подобие барабанной дроби по коленям. — Наш декан! Причем отнимала она дневник у Джин неоднократно и дважды оставляла его у себя до конца занятий.

Я сделала себе пометку расспросить Тома, не переписывался ли он случаем с МакКошкой. Вероятность этoго была смехотворно мала, но чем черт не шутит!

— Так вот, — продолжила она, — если вы хотите знать мое мнение, я думаю, что если сболтнуть это где-нибудь в общественном месте, с тебя и с твоих братьев, Рон, народ переключится на нашего декана. И правильно, кстати, сделает! А то деканом называется, а сама не смогла даже свой факультет приструнить. Ну вот и пусть теперь сама побегает!

— И даже не сомневайся, Рон, это сработает, — уверила Парвати, воодушевленно подтверждая слова подруги, — вас обвинять было просто. "Братья! Должны были присмотреть!", — кривляясь, спародировала она одного из тех, кто придирался к Уизли. Рон в ответ напряженно уставился на подругу. События с Джинни сильно ударили и по нему, и по его семье. Поэтому легкий шутливый тон в контексте разговора о ней и о его вине в случившемся как брата, который должен был присматривать за младшей сестрой, воспринимал очень болезненно и крайне негативно.

— Но у скольких точно так же: парой курсов старше или младше родственники учатся? И случись такое, у скольких получилось бы вовремя что-то заметить?

Обратив внимание на выражение лица Рона, Парвати поняла, что сказанное на волне куража и радости, обидело друга. Чуть сбавив обороты, она, тем не менее, не отступилась: — Пусть вслух в этом никто не признается, в глубине души каждый понимает, что ваша вина в случившемся не многим больше вины любого другого гриффиндорца или просто однокурсника, Рон!

— Любого из тех, кто натыкался на Джин, когда она строчила что-то в дневнике, устроившись на подоконнике, — подхватила Лаванда, обернувшись к Уизли — а это ВСЕ население замка! ПОГОЛОВНО, Рон! И обвинять в чем-то такого же ученика, как они сами?

— Они правы. Понимаешь, часто люди рассуждают о том, что они бы, да на чужом бы месте… Но это вслух, — решила я вставить свои пять пенсов. — Про себя каждый понимает, что не знает, что бы сделал он сам. Да даже если и не понимает или трусит признаться себе в этом… Если есть возможность свалить вину с такого же, как он сам, на чью-то другую, более ответственную и высокопоставленную голову — они с удовольствием это сделают. Просто на всякий случай. Чтоб если, не дай-то Боже, что-то похожее случится с ними, можно было со спокойной душой обвинить кого-то другого. В нашем случае это сделать проще не бывает: темный артефакт побывал в руках декана Гриффиндора, и она совершенно спокойно вернула его одержимой.

— Вот увидите, — довольно подвела итог Лав, — как только мы запустим сплетню, все переключатся с Уизли на МакГоннагал!

Рон, нахмурившись, смотрел на Парвати, которая под его взглядом окончательно стушевалась и одними губами прошептала: "Извини".

— С одной стороны, это, конечно, заманчиво… — задумчиво протянула Фэй, — только, не знаю как вы, а мне не нравится идея все спихнуть на декана. В том, что нам нужен кто-то, на кого можно было бы переключить внимание обозленных учеников — я с тобой согласна, это единственный способ разрядить накал страстей и пресечь нападки на Уизли…

— Еще лучше было бы найти того, кто подбросил дневник, — влез Финниган, — но сомневаюсь, что он вообще существует. Меня не удивит, если твоя сестра нашла его в каком-нибудь заброшенном классе или вообще в библиотеке!

— Угу, спасибо Симус... — недовольная тем, что ее перебили, продолжила Фэй. — Поэтому я согласна, что нам нужно переключиться на того, кто должен был предотвратить нападения. Но я не согласна с тем, чтоб натравить народ на декана. Это будет то же самое, что в прошлый раз сделали с Хагридом. Да, МакГоннагал облажалась. Она виновата. Как Хагрид, который был виноват в том, что в свое время пронес и выращивал в школе акромантула, наплевав на безопасность остальных учеников. Надо же было додуматься! Но! Не она давила в зародыше все попытки провести следствие. И не она развернула попечителей, нарассказывав им басен. Это сделал директор! — воинственно вздернув подбородок, и скрестив руки на груди подытожила она. — Да, я знаю, что вы скажете, это — не наш уровень. Но если так рассуждать, то и МакГоннагал нам не по зубам. И, да! Я считаю, что если бить, так бить по тому кто, и правда, виноват, не важно, как высоко он сидит! А если мы попытаемся и декана носом в ее промах ткнуть и по директору проехаться — в итоге по заслугам не получит никто. Что думаешь, Мия?

Я тяжело вздохнула, про себя еще раз благодаря Симуса за его неожиданное и такое удачное вмешательство. Мозг, освобожденный от эмоций, просчитывал варианты, позволяя абсолютно спокойно ответить.

— С одной стороны, я думаю, что ты права, — начала было я, но заметила, что Уизли сидел ссутулившись, сосредоточенно рассматривая свои руки: парень продолжал думать, что случившееся в первую очередь — его вина.

Логики в этом было мало. А отсутствие логики в поведении или реакциях людей, тем более близких, меня в последнее время сильно раздражало.

Сложив руки на груди, я уставилась на парня и без перехода спросила:

— Рон, тебе нравится страдать? Или ты все еще думаешь, что перекладываешь свою вину на чужие плечи? Сколько раз каждый из нас должен тебе сказать, что ты не больше виноват, чем Дин, Луна или я. Лично твоя ответственность как брата — это: разбить нос докучливому ухажеру, напоминать ей, что надо чистить зубы, мыть руки и надевать шарф, шапку и перчатки перед выходом на улицу зимой. ВСЕ!

— Я должен был заметить… У одержимых меняется поведение… — сквозь зубы прошипел Рон. — Я!

— И Перси, и Фред с Джорджем, и твои родители, к которым вы ездили на зимние каникулы, раз уж на то пошло, — отрезала я. — Да что твоя семья?! Твоя сестра попала под воздействие темного артефакта под носом у величайшего светлого мага нашего времени. Ты считаешь, что разбираешься в одержимых и в темных артефактах лучше, чем он?

Рон сдулся под нашими взглядами, но я видела, что еще не вполне согласился с нашим мнением.

— Насчет твоего вопроса, Фэй, — вернулась я к прерванному разговору, — я согласна, что за безопасность учеников этой школы ответственность несет, в первую очередь, директор. Поэтому, если с кого и требовать ответа, так это с него.

Фэй улыбнулась с видом победителя, но я еще не закончила свою мысль.

— Проблема в том, что Дамблдор — непогрешимый идол для нескольких поколений магов. И, когда я говорю «непогрешимый», я имею в виду, что даже если он решит провести темный ритуал в атриуме министерства, найдутся те, кто скажут, что это мы что-то не так поняли, а директор либо сделал это для победы света над тьмой, либо для общего блага. И именно им поверят! Он так долго и так тщательно создавал себе репутацию «Великого Белого Мага»… Сами подумайте: за последние два года он нанял одержимого Волдемортом преподавателя, с которым сталкивался нос к носу трижды в день в течение двух месяцев. У него по школе бродил тролль. Да ладно тролль, василиск! Да ладно василиск, ЛОКОНС!

Ребята криво усмехнулись. Я выдержала паузу и продолжила:

— И что в итоге? Можете не отвечать. НИЧЕГО. Я думаю, что директор — слишком большая величина. Это не значит, что он неприкасаем. Просто, чтобы его подвинуть, нам надо сделать так, чтобы он сам захотел подвинуться... — побарабанив по столу ногтями, я обернулась к Невиллу, — Кстати, мне казалось, что Малфои не пропустят такую оказию. Нев, что слышно от Драко?

— Почти ничего, — задумчиво ответил Лонгботтом, — хотя после нашего последнего разговора у меня сложилось ощущение, что они что-то готовят. А еще мне показалось, что Драко особенно настаивал на том, что в почтенном возрасте директора возглавлять и школу, и Визенгамот одновременно должно быть непросто. За всем и кому-то помоложе не уследить, — Невилл, откинувшись на спинку кресла, слегка растягивая гласные и подняв бровь, спародировал Драко.

— То есть ты считаешь, что директора попытаются лишить одного из кресел: либо того, что в Визенгамоте, либо того, что в школе? И без разницы, которого именно? — переспросил Гарри.

— Да, думаю в этом и состоит план, — проворачивая в руках палочку, задумчиво ответил Невилл.

Ребята переглянулись.

— Неплохой план, — похвалила Фэй, — но, учитывая то, что ты только что сказала, Мия, нереалистичный.

— Ну почему же, — многообещающе улыбнулась я, — просто надо поискать, куда бить. И кого.

— Одним мозгошмыгом больше, одним меньше, — скептически протянула Луна.

— Традиции! Я бы рискнул, — спокойно ответил Гарри.

Тут, пожалуй, стоит уточнить. В нашем с Гарри полку менталистов прибыло: Луна, которую мы единогласно согласились включить в нашу компанию после приезда, схватывала все на лету. Она опробовала медитацию с водой и буквально на третий день продемонстрировала нам стакан, светящийся искристо-белым светом. Естественно, и Гарри, и я тут же предложили ей присоединиться к нашим тренировкам. На первых же минутах занятия у нас с Гарри появилось ощущение, будто в механизм добавили недостающую деталь. Неспособная передавать или принимать информацию сама по себе, Луна подключалась к нам обоим, как связующее звено, выступая, в какой-то мере, усилителем. Уже через неделю за завтраком, убедившись, что ни Снейпа, ни Дамблдора по близости не видно, мы умудрились обменяться парой шуток про овсянку по нашей связи, просто настроившись друг на друга. Это было здорово. Но в каждой бочке меда — черпачок дегтя: мы настолько быстро и отчетливо понимали друг друга, что часто забывали проговаривать вслух всю логическую цепочку. К счастью, в моем состоянии достроить или воссоздать логику рассуждений не представляло особой сложности.

Ребята привычно обернулись ко мне за разъяснениями. Я, тяжело вздохнув, повела рукой в сторону Луны и начала перевод:

— Вот эта вот юная леди считает, что Дамблдор за свою жизнь привык принимать сложные решения. Он умеет жертвовать чем и кем угодно и стойко терпеть муки совести. Иначе он никогда не добился бы того положения, которое он занимает. Поэтому, одним грехом на душе больше или меньше — для него не сделает большой разницы.

Со стороны Дина и Финнигана прилетело понимающее «а-а-а-а», а я тем временем жестом церемониймейстера указала на Поттера.

— А вот этот молодой человек, тем не менее, полагает, что если выбрать целью того, кого директор должен защищать, например, нашего декана, то можно надеяться, что он отреагирует так, как это нужно нам. То есть, примет вину на себя.

На последних словах Рон брезгливо поморщился, что не укрылось от Невилла.

— Слушай-ка, а ты ведь собирался покопаться в прошлом Cветлейшего. Есть что рассказать? — спросил он.

Рон помялся в нерешительности, но под подбадривающими взглядами ребят криво улыбнулся и, вздохнув, начал рассказ:

— Есть. С прошлого лета еще… Только… Давайте так, что слышал — то и пересказываю! Не верите — не надо… — и почти шепотом добавил: — я и сам не знаю чему верить… Когда отовсюду слышишь "Дамблдор то, Дамблдор это"... — Чуть повысив голос, он жадно оглядел ребят и добавил, будто оправдываясь: — имею ли я право... все таки где Дамблдор, а где я с теткиными откровениями...

После короткого сеанса подбадриваний и увещеваний Рон наконец-то собрался с духом и начал рассказ:

— Я прошлым летом познакомился с родственницей. Не то, чтобы она была знакома с директором, просто живёт она в Годриковой лощине, а Дамблдор там родился и вырос. Ну а мне, кроме отца, который в директоре души не чает, спрашивать было некого. Поэтому я решил попытать счастья — а вдруг? — Рон натянуто улыбнулся. — Я вообще-то и раньше знал о ее существовании, только с ней никто, кроме мамы и сестры, из нашей семьи не общался. Кстати, не понимаю, почему! Мировая старушка! Так вот, еще в начале лета я напросился пойти с ними... — Захваченный воспоминаниями, Рон широко улыбнулся. — Она на маму чем-то похожа. Тоже говорит все, что думает. И с характером. С порога меня глазами смерила, похлеще, чем Олливандер или мадам Малкин. Такое ощущение, будто тебя одновременно измерили, взвесили и оценили. Сели мы за стол, она нам чая с какими-то доисторическими дубовыми печеньями подала. Я все мялся и маялся, думал, как бы ее аккуратно расспросить. А то, прийти-то я пришел, но с мамой и с сестрой. А при них как-то... ну вы поняли. Я думал, она для начала, как в маминых книгах: про погоду, про природу, да про здоровье будет спрашивать. А она сначала матери, без перехода: "Что, не повысили твоего лоботряса?". Я сначала не понял, о чем и о ком она, только потом на маму посмотрел, а она красными пятнами вся пошла и тетке страшные глаза сделала, мол "Не болтай!". Ну я и догадался, что это тетушка так отца приласкала. Потом она по одежде нашей проехалась... Мол, как голодранцы, одеваемся, позор на ее голову... Потом на меня уставилась и спрашивает: "Ну как тебе школа, как Cветлейший и Bеличайший?" Я чуть чаем не поперхнулся. Я, конечно, хотел о директоре поговорить, но не вот так вот сразу... ну я и выдал ту самую первую речь Дамблдора с пира после распределения. Как она хохотала! И в итоге заявила, мол: "Вот радости привалило, хоть один в маму пошел".

Улыбка чуть сползла с лица парня, он потер руки, будто пытаясь их согреть, и продолжил:

— Потом... мало-помалу я к ней начал чаще в гости ходить. Сначала с мамой и сестрой, потом она мне втихаря портал сунула, чтоб я, значит, заходил, проведать старушку. Ну а что я? Я только того и ждал. И я-то думал, у меня уйма времени уйдет, чтоб как вы, девчонки, — кивнул он Лаванде и Парвати, — и вроде бы прямо не спрашивать, но разговор на директора перевести. Ха! Оказалось, и мудрить не надо было: директор у нее — любимая тема. Это она только при матери сдерживалась, чтоб не ругаться. Вы знаете, что бы мы здесь между собой не говорили, я привык думать, что директор это... ну... как столп света, весь из себя непогрешимый и такой правильный... а судя по ее рассказам... — и Рон, набрав воздуха в легкие, на одном дыхании, пулеметной очередью выдал: — Он не побеждал Гриндевальда!!!

У ребят из магических семей откровенно отвисли челюсти, они явно не были способны в ближайшее время потребовать деталей. Только Финниган, которому имя Гриндевальда говорило очень мало, откашлявшись, выдал сакраментальное:

— Ну и?

Раззадоренный неожиданной реакцией друга, Рон выдал все по максимуму. И про удар в спину и про сестру и про обвинения и… Короче, история Тома была подтверждена от и до. Но не это было самым веселым.

— Гриндевальд, сестра директора, если по-честному — это было давно. У всякого большого человека в прошлом может быть что-нибудь, чем он не особенно гордится, — философски продолжил Рон. — Поэтому я попытался разузнать, что ей известно о временах борьбы с мистером Зло. Лучше бы не спрашивал. По ее словам, орден Феникса, та секретная организация, в которую входили мои, да и ваши, Гарри и Невилл, родители... Она сказала, что это был взвод малолеток-смертников во славу Дамблдора. Большинство же только-только школу закончили... Юные светлые кретины — так она их назвала. Я, признаюсь, разозлился, они же защищали людей и боролись против... Меня тогда немного повело: я со стула вскочил, кричать начал. А она спокойно встала, обошла стол, подошла ко мне и дала пощечину. Tолько тогда я заметил, что она плакала. Она сказала, что наши родители не боролись, они играли в героев и героически же дохли. Как мухи. Одни за другими. А Дамблдор в это время сидел в школе. В тепле и безопасности. Он не просыпался в холодном поту, услышав хлопок аппарации, понимая, что и тебе, и всей твоей семье пришел конец. Не он молился всем богам, чтоб, если уж суждено, его достала быстрая и безболезненная Авада. Он не участвовал в рейдах, не летел в ночь, не зная, вернется ли домой и, если вернется, то в каком состоянии, как мамины братья, которые так и не вернулись с очередной спасательной операции. Как твои родители, Гарри... Как и твои, Невилл, родители. — Рон чуть помолчал.

— По словам тетки, директор руководил своим орденом, проповедуя идеи света. Поэтому наши с вами родители, ребята, — зло хмыкнув припечатал Рон, — защищались «Протего» от «Круциатусов» и отвечали «Экспелиармусами» на «Авада Кедавру». Потому что убийство, видите ли, уничтожает душу. Наши родители должны были защищаться и побеждать, не убивая.

— А вот это правда. Я отца во время каникул расспросила... — задумчиво выдала Фэй.

Рон вскинул на нее глаза.

— Он говорил, что не вступил в Орден потому, что посмертные награды и слава героя-самоубийцы его не интересовали. Он сказал, что это, естественно, не афишировали, но за использование заклятий, способных нанести серьезный вред здоровью противника, директор, мягко говоря, не хвалил. — поежившись, Фэй добавила: — Проще говоря, мы выучим максимум того, что было дозволено борцам света, к концу четвертого, максимум пятого курса.

— Однако, — выдохнула я и, помолчав, добавила: — Знаешь, Фэй, мне вспомнилась она твоя фраза. Ты тогда пересказала слова твоего отца. Что-то о том, что если бы Дамблдор, и правда, занимался школой, как того требует его должность, Волдеморт не смог бы завербовать столько сторонников. Я просто подумала: что он — директор школы, которую закончило большинство магов Великобритании. И если большинство закончило школу, когда он уже был ее директором, то для всех остальных он был учителем трансфигурации. Я все это к чему говорю: по-моему, твой отец абсолютно прав. Дамблдор легко мог бы повлиять на суждения, мысли и развитие характера своих учеников. Нам есть с чем сравнивать, у нас был Мэт. А если бы такой человек, как Мэт, был во главе школы, Волдеморт не нашел бы столько приспешников. Вероятнее всего, максимум, чего он смог бы добиться — собрать группу отмороженных маньяков и устроить пару террористических актов. Потому что, в отличие от тех, кого вырастил Дамблдор, мы умеем думать, спорить, отстаивать свою точку зрения и говорить "НЕТ". А директор вырастил стадо. Безмолвное стадо, которое прогнется под любой режим и пойдет туда, куда его поведут, не задавая вопросов. Если завтра вернется Волдеморт, вы ведь понимаете, что большинство выращенных директором добропорядочных овец попрячутся по своим норкам, тихонько надеясь, что их всех снова спасет Поттер? А что, в прошлый раз же справился, даже без волшебной палочки!

Я помолчала.

— Я согласна с Малфоями. Директора надо лишить одной из должностей. Которой — для меня вопросом больше не является. Но это только мое мнение. Голосуем?

Единогласно. Также единогласно были выбраны наживки и приманка. Каркас плана действий тоже вырисовался довольно четко.

Тем не менее мы не могли начать действовать, не зная хотя бы примерно, что, и когда планируют Малфои. Как библейский выстрел из пращи, наш удар должен был быть четким и максимально смертоносным. Нескоординированное вмешательство извне могло все испортить. Ну и, естественно, все мы могли довольно легко угадать, кого аристократы видели новым директором после Дамблдора, и эта кандидатура абсолютно не входила в наши планы. Я решила тряхнуть стариной и поболтать с Драко сама, но это почему-то очень не понравилось Невиллу. Он корректно, но жестко заявил, что с Малфоем общается он. Точка. Мне, если честно, выбор парламентера был не особенно важен, поэтому я согласилась.

Поскольку мы договорились, что среди нас нет и не будет лидера, председательствовать на собраниях должен каждый, по очереди. В тот день центральное кресло принадлежало мне. Чтоб разрядить атмосферу, я подняла тему полегче.

Суть была в том, что нам нужно было прикрытие.

Нашими собраниями уже начали интересоваться и пару раз я замечала край черной мантии, исчезающий за углом коридора, когда мы компактной толпой выходили из очередного класса, где все вместе делали уроки... Поэтому нам нужно было что-то, что мы могли бы делать все вместе, не привлекая внимания и использовать в качестве прикрытия. В идеале, это что-то должно было бы позволить нам встречаться еще и на каникулах, что-то, на что дала бы свое благословение даже Молли.

Задумчивое молчание прервала Луна, с мечтательной улыбкой предложившая организовать музыкальную группу. В качестве аргумента она заявила, что у нее даже уже есть шотландка и волынка. Правда, играть она на ней не умеет, но невыносимый шум для прикрытия устроит на "раз-два".

Ребята оживились. Мнения разделились поровну на тех, кому идея нравилась и на остальных, обделенных слухом и талантом к игре на каких-либо инструментах. В основном, против высказывалась Лаванда, аргументируя тем, что десять человек — это уже не группа, а камерный оркестр. Луна безразлично пожала плечами, будто намекая, что она свою часть работы выполнила — предложила идею. И если эта идея кого-то не устраивает — она будет только счастлива услышать их предложения.

Лав, покрывшись очаровательным румянцем, предложила выпускать школьную газету. Идея была неплохой, и позволяла занять всех, правда, не давала повода встречаться на каникулах.

Поскольку других идей не было, ну кроме предложений Рона с Дином создать квиддичную команду и Финнигана — создать команду футбольную — предложение Лаванды было принято с перевесом в два голоса.

Я подумала, что идею музыкальной группы стоит приберечь для тренировок нашего трио. А вот у газеты был потрясающий потенциал. В магическом мире не было абсолютно никакой периодики для подростков. Да что там периодики, одна книжка со сказками на десяток поколений... Именно это я и сказала ребятам, предложив как раз летом начать готовить наш первый выпуск. Если уж пускаться в авантюру, так с размахом!

Третьей темой для разговора был…

— Рон, как дела у Красавчика?

— Х..хорошо, — с заминкой ответил парень, не ожидавший услышать имя своего домашнего любимца, — а почему ты спрашиваешь?

— Потому что твоему крысу больше десяти лет, а это в пять раз дольше нормальной продолжительности жизни для его вида. Я бы списала это на магию, но даже самые сильные маги не живут в пять раз дольше обычных людей. Кроме Фламеля, конечно, но я что-то сомневаюсь, что Красавчик тоже изобрел Философский камень и втихаря под кроватью гонит эликсир жизни.

— Э... да нет, он в порядке. Ест за троих, гадит за... — под взглядом Лаванды Рон стушевался и скомкано договорил, — он в отличной форме, не беспокойся.

Я собралась с мыслями и ответила:

— Вот как раз это-то меня и беспокоит. Не пойми меня неправильно, но такое долгожительство ненормально. А все, что не кажется нормальным и имеет отношение к твоей семье, в последнее время меня немного беспокоит.

Рон помрачнел.

— Ты ведь понимаешь, что, говоря это, я не пытаюсь тебя обидеть или обвинить в чем-то тебя или твою семью. Просто... В прошлом году, помнишь, как тебя заносило, когда ты коридор охранял? Ровно до скандала между директором и леди Лонгботтом. В этом году проклятый артефакт, из всего населения школы, почему-то попал именно к твоей сестре. Такое ощущение, будто вами играют, как разменными картами.

— Я не понимаю, — беспомощно качал головой Рон, — что ты собираешься с ним сделать? В чем ты его подозреваешь? Это всего лишь крыса... Какое отношение Красавчик имеет к...

— Понимаешь, — перебила я Уизли — крысы, безусловно, существа очень сообразительные. Только твой... он обладает поистине человеческим интеллектом. Мне пару раз, когда я наблюдала за Красавчиком, приходила мысль, что это не просто животное, а анимаг. Но я каждый раз отвечала себе, что никакой анимаг не станет десять лет подряд жить в виде крысы. Тем более в качестве питомца у детей и вблизи от близнецов. И буквально с неделю назад я натолкнулась на вот эту статью, — сказала я и полезла в сумку за копией страницы из "Пророка".

Листая подшивку газет за апрель, я наткнулась на статью об анимаге. Точнее о том, что волшебник был анимагом, министерство и общественность узнали, когда группа неудачливых магглов на охоте подстрелила лося, который, впрочем, оказался не совсем лосем. Дело в том, что после тяжелого душевного потрясения — у мужчины при родах умерла жена, вместе с ребенком — он, убитый горем, вышел из дома и так и не вернулся. Уже лет шесть общественность считала его погибшим. Поисковые заклинания уходили в пустоту и возвращались без ответа. А оказалось, что он просто был незарегистрированным анимагом, который, судя по всему, никому не рассказал о своей звериной форме. Автор статьи не удержался и напомнил читателям, что после сильных душевных потрясений, звериная часть натуры может взять верх, и маг может забыть себя на долгие годы, если не навсегда. Именно поэтому так важно регистрироваться в министерстве. Это — единственная страховка, что вас найдут и приведут в себя...

— Вот я и подумала, а вдруг это и его случай?...

— Да даже если и его, — из последних сил сопротивлялся парень, — как ты его расколдуешь?

— Ты ведь помнишь, что Мэт работал над расшифровкой печати на заборе около дома Гарри. А поскольку я с того случая и сама заинтересовалась рунами, он мне показал несколько связок и свои наработки. Среди них была и та, что возвращала анимагу его истинный облик.

Я видела, что парень устал. Устал от плохих новостей, от неприятных сюрпризов, от того, что из всей компании именно он был постоянно в пролете.

В принципе, я понимала, что он на пределе и, возможно, мне не стоило добавлять, но... интуиция подсказывала, что проблему с анимагом надо было решать как можно скорее. У меня было четкое ощущение, что если оставить все как есть, жалея чувства Рона, то ситуация станет только хуже. К тому же, я несколько раз скрупулезно просчитала все возможные реакции друга и их последствия, заручилась поддержкой Луны и Поттера для поддержания стабильности его эмоционального фона, и могла с вероятностью в девяносто шесть процентов утверждать, что Уизли выйдет из этой авантюры победителем. Он закалится, станет сильнее и крепче. Да, вероятнее всего я должна была испытывать жалость, но, в последнее время логику я принимала во внимание значительно больше, чем абстрактные понятия сопереживания.

Я закончила свою рунную печать и решила, что пора действовать.

По плану, Рон с кем-нибудь из парней на подхвате должен был дать Красавчику одно особенное угощение: замечательные сухарики, который я пропитала в мясном соку с определенными травами и снова высушила. У крыс тонкий нюх, но не зря же я столько со Снейпом занималась — все травы были абсолютно безопасными и использовались в кулинарии, зато смешанные все вместе в определенных пропорциях, они давали очень качественное снотворное.

Уснувшего крыса потом надо было дополнительно укачать сонными чарами. Естественно, все это делалось для того, чтобы не травмировать животное в случае, если я окажусь неправа. А если я права... мы могли подумать об этом позже.

Жадно слушавшая нас общественность пришла к единодушному выводу, что проверить все же стоит, причем, не откладывая в долгий ящик. Я достала из сумки кулек с сухарями, и протянула их Рону, напоминая самой себе злую мачеху из Белоснежки. Симус и Дин вызвались сгонять с Роном за крысом прямо сейчас.

— Ты все предусмотрела, да? — устало спросил Рон, поднимаясь. Меня кольнуло что-то вроде сожаления, которое, впрочем, быстро исчезло.

— Да Рон. Ты мне очень дорог и я не желаю, чтобы ты страдал. И я сделаю все, что в моих силах, чтобы больше никто и никогда не смог использовать тебя как марионетку. И это ко всем относится.

Щеки парня очаровательно заалели, и он буркнул:

— Ну что, кто со мной, отравители?