Ведьма-сквиб (гет)

Письмо от Люциуса Малфоя Петунья, побоявшись трогать руками, открывала палочкой — на удивление быстро сосредоточилась, затем подняла над землей и надорвала восковую печать. Собственно говоря, после редких оговорок Снейпа еще в те памятные несколько недель совместной жизни, Их Павлиншество был последним из Пожирателей, кого девушка стала бы недооценивать. Судя по всему, для Люциуса интересы Рода были в приоритете, ведь при любом векторе власти в магической Британии Лорд Малфой считался вторым-третьим человеком в государстве. И внимание птицы столь высокого полета было для Петуньи не то, чтобы пугающим, но, как минимум,— настораживающим.

Послание оказалось на диво доброжелательным. Их сиятельство любезно интересовалось возможностью обустройства рунического схрона на территории поместья. Под кратким текстом стояло свыше десятка разнообразных печатей, подтверждающих Гильдейский заказ от Лорда Малфоя, оплата мастера рунистики в размере 1000 галлеонов депонирована в банке Гринготс, а безопасность первичных переговоров гарантирована сразу тремя посредниками: гоблином Востроглазом, вейлой Марраной ла-Рье — представителем МКМ в Британии и колдуньей Пшу — мастером по Сглазам и Проклятьям.

«Перечень гарантов выглядит как начало дурацкого анекдота: встретились как-то гоблин, вейла и колдунья».

Петунья еще раз внимательно изучила письмо. Все в нем буквально кричало: «Я настоящее, официальное и безопасное!», а паранойя тихо шептала в это время: «И хрустального шара не надо: врет оно все!». Девушка прикоснулась к печати Гильдии: из письма вылетел длинный призрачный свиток с информацией о заказе и данных его куратора. К удивлению Туни, таковым оказался старый знакомый — мастер Продвинутой Нумерологии и Стереометрии Пражской Академии Висперро. Она колебалась лишь мгновение, а затем отправила бывшему наставнику вызов через теле-ва.

За несколько лет он совсем не изменился, если судить по его призрачной фигуре и знакомой ироничной ухмылке. После краткого обмена новостями они уселись в гостевые кресла и заговорили о деле.

— Это странный заказ, Эванс. Знаешь, такому волшебнику как Лорд Малфой нет нужды ставить печати трех посредников — хватило бы и одной. Тем более что в этот раз он подобрал самых матерых и независимых. Да и депонировать такие смешные деньги, как тысячу галеонов, одному из богатейших людей Британии просто нелепо — клиентам такого уровня в Гильдии давно верят на слово. Еще меня настораживает, что выступить в качестве куратора заказа Лорд Малфой попросил профессора Пражской академии. Зачем такое обилие куртуазных реверансов в сторону юного магглорожденного мастера? — Висперро недоуменно пожал призрачными плечами. — Я лично проверил заказ вдоль и поперек, и ничего предосудительного в нем не нашел, что меня отнюдь не успокоило.

— Полагаете, стоит отказаться по надуманному предлогу? — нахмурилась Петунья.

— Не стоит. Гильдия любит голодных до работы мастеров. Раз-другой нос поворотишь и окажешься в негласном черном списке. И никакие Председатели тут не помогут, — нумеролог поморщился, словно сама мысль о протекции была ему неприятна.

Девушка от души поблагодарила за советы и проверку, а после разрыва контакта задумалась. Любопытство, подогреваемое обещанием щедрого вознаграждения, так и подзуживало согласиться на предложение. Тем более, что обстоятельства едва ли позволяли отреагировать иначе.

«Ну и пройдоха! Как изящно загоняет!»

* * *

Петунья не могла и подумать, что в Гринготсе имеется помещение, оформленное в японском стиле. В обстановке кабинета переговоров царил сдержанный лаконизм — стены были украшены панелями из рисовой бумаги с изящным рисунком, обрамленными темными резными рамами, подчеркивающими природное благородство древесины. Деревянный пол на тон темнее был отполирован до блеска и придавал помещению респектабельный вид. В центре стоял большой квадратный стол чуть ниже европейского стандарта высоты, окруженный небольшими бежевыми квадратными же подушками, сплетенными из растительного волокна. Вдоль левой стены по росту выстроились «персонажи анекдота» — гоблин, вейла и колдунья.

Петунья замерла на пороге в ожидании, когда гоблин-распорядитель пригласит ее внутрь; у двери напротив, в зеркальной позе замер его собрат, а за ним стоял высокий волшебник с длинными светлыми волосами в дорогой мантии, в котором Пет узнала Лорда Малфоя. Лицо его имело настолько идеальные пропорции, было настолько ухоженно, настолько лишено малейших недостатков, что девушка невольно загляделась, вопреки всяческим правилам приличий. И она была не одинока: холеный волшебник, еще не успев войти в кабинет, безраздельно завладел вниманием присутствовавших.

«Может, слухи не лгут и в Малфоях действительно течет вейловская кровь».

Наконец, гоблины-распорядители синхронно шагнули в стороны, приглашая войти участников церемонии. Гоблин Востроглаз, в качестве организатора переговоров, пригласил всех к столу: Петунья и Малфой оказались на противоположных концах стола. Волшебник легко опустился коленями на подушку, и она воспарила, чтобы оказаться на пару ладоней ниже столешницы. Под внимательными взглядами гарантов девушка повторила действие Лорда: висящая в воздухе подушка оказалась мягкой, но держала надежно, без качки. Затем свои места заняли оставшиеся трое участников.

Вел переговоры Востроглаз. Он принял от Люциуса несколько свитков, внимательно осмотрел их и передал гарантам. После проверки и подтверждения подлинности, свитки передали Петунье. Затем они с Малфоем по очереди кланялись друг другу и передавали туда-обратно еще какие-то бумаги, неизвестные Петунье артефакты, потом опять документы, потом клали ладони на лист пергамента с огромным иероглифом согласия и запитывали его магией, потом зажигали ароматические свечи, от чего пергамент начал светится ровным тусклым светом, потом…

Все эти сложные реверансы и формальности так перемешались, что Петунья давно перестала понимать, что именно и с какой целью она делает — покорно копировала жесты вслед за распорядителем Востроглазом то перед Малфоем, то вслед за ним. Все два с половиной часа, пока длились переговоры, они не произнесли друг другу ни слова. Пожалуй, от этого ей было только легче.

Наконец настал черед заключительного аккорда: партнерам следовало обменяться символичными подарками в знак доброжелательности грядущих отношений. Лорд Малфой прямо из воздуха трансфигурировал роскошный цветок, чем-то отдаленно похожий на белую фриллитунию: на лепестках блестели капли росы, стебель был увит тонкой зеленой проволокой для прочности. Петунье даже завидно стало от созерцания такой виртуозной трансфигурации — беспалочковой, невербальной и многосоставной.

«А ведь для него это в лучшем случае просто хобби».

Она достала из поясной сумочки небольшую игрушку, которую придумала и создала во время недавней подготовке к свадьбе сестры, но была вынуждена запрятать в виду ее чрезмерной чудесности. С виду она была похожа на объемный шар из цветной бумаги в стиле оригами кусудама. Но при этом, в отличие от обычного украшения, шар непрестанно менялся: цветы на шаре перемещались, то пропадая внутри него, то проклевываясь уже совсем другими соцветиями, лепестки расползались по поверхности, перетекая один в другой, меняя количество, цвет и расположение цветков.

Малфой аккуратно взял игрушку длинными аккуратными пальцами, вновь поразив Петунью необычайной ухоженностью рук — полным отсутствием родинок, шрамов или иных дефектов, повертел ее, внимательно разглядывая.

— Я вижу, что не ошибся в своем выборе, — негромко произнес он; после долгой тишины церемонии, нарушаемой лишь шуршанием бумаг и позвякиванием артефактов, звук его голоса, несмотря на мурлыкающие интонации, казался резким и неуместным.

И все четверо, как по команде, посмотрели на Петунью. Та поежилась от неловкости и вопросительно улыбнулась.

— Обычно рунисты пользуются готовыми схемами: в кусудама сменяется 3-4 вида цветков, и редко когда их переход выполнен настолько плавно, — проскрипел Востроглаз. — Приятно увидеть мастера, который не ищет готовых решений, но прорубает свой путь сам.

Люциус загадочно улыбнулся, продолжая ненавязчиво наблюдать за девушкой. Петунья почувствовала невольный озноб, его интерес все больше настораживал.

* * *

За обилием мишуры в контракте скрывалось не сильно сложное задание. Вообще, у Петуньи возникло ощущение, что несмотря на взаимные магические клятвы, Малфой ей не доверяет: схрон он просил обустроить не в особняке, а в парке, окружающем его, к тому же размер хранилища должен быть совсем скромным, без всяких подпространств. А если судить по количеству оговорок, требовавших сохранить все прочие магические плетения на особняке и в его окрестностях — сиятельный Лорд больше боялся ее вмешательства, чем жаждал его.

«Но зачем-то я ему понадобилась… И очень похоже, что его интересует в первую очередь протеже Дамблдора — что это за магглозверь такой, под каким соусом его подают и каким вином запивают».

Обиды за подобный цинизм Петунья не держала: кто его знает, сколько бы она ждала заказа от Гильдии? А по первой работе, тем более по заказу такого важного человека, о ней надолго сложится впечатление. Даже если сам Малфой промолчит, то все вовлеченные лица невольно ей заинтересовались и не преминут посплетничать с многочисленными знакомыми.

На объект она вышла вооруженная всеми инструментами руниста, правда, большую часть запрятала в карманы подпространств. У ворот поместья ее встречал сам хозяин. Несмотря на безукоризненную вежливость Люциуса, Петунью не покидало ощущение, что он сильно сомневается в ее способности выполнить заказ и с трудом терпит присутствие столь недостойной особы в непосредственной близости от дома. Пройдя несколько метров по главной аллее, они свернули вглубь парка и, следуя уединенными дорожками, вышли к неработающему фонтану, примечательному необычной центральной композицией — змееподобные демоны так плотно слились в странном подобии танца-боя-соития, что девушка не могла сказать, сколько фигур было запечатлено. Окружали фонтан тяжелые каменные скамейки и громадные декоративные мраморные вазы, на всех предметах лежала печать времени и некоторого запустения.

Лорд Малфой обвел рукой фонтан со скамейками:

— Здесь я планирую устроить заказанный схрон. Ваша главная задача — не повредить имеющиеся магические конструкции. В схрон планируется поместить небольшой предмет, объемом сопоставимый с этими размерами, — он показал резную деревянную шкатулку примерно полторы ладони в длину и ладонь в ширину и высоту. — Оглядитесь и укажите мне, где именно Вы планируете работать.

Это тоже было своего рода испытанием. Если в обычном мире этот уголок парка и выглядел почти заброшенным, то с магической точки зрения он жил особой, тесно переплетенной и взаимопроникающей жизнью. Каждая ваза и скамейка содержала в себе по несколько ловушек, под половиной плит были запрятаны сгустки магических плетений самых разных назначений, а на фонтан Петунья вообще побаивалась поднять Высшие глаза, настолько от него искрило магией.

Она побродила вокруг скамеек и, наконец, остановила свой выбор на небольшой плитке позади одной из них — ее можно было поднять, не потревожив иных связок. Девушка опустилась на колени рядом с выбранным местом и постучала по поверхности, потом подняла голову и посмотрела на стоящего рядом Малфоя:

— Полагаю, здесь. Будут какие-то особые пожелания по виду и качеству схрона?

Судя по реакции Лорда, первую проверку она прошла успешно:

— Удивите меня!

— Прошу прощения?

— Вы можете поставить любой вид схрона на Ваш выбор, лишь бы он был уникален. Мне нравится коллекционировать изящные и нестандартные решения. Но подчеркну — это должен быть именно схрон, минимально заметный. В идеале, о его существовании не должен догадываться никто, кроме меня.

Петунья еще раз для надежности постучала по плите. Ее посетила одна любопытная мысль.

* * *

К немалому удивлению Петуньи, Руки — подарок Поттера — оказались воистину незаменимыми помощниками на всех стадиях работы. Вначале девушке непросто далась «настройка» на управление артефактом, и голова кружилась от осознания, что у нее теперь не две верхние конечности, а четыре, причем пара из них — дистанционна. Но буквально через несколько дней она настолько сжилась с ними, что не задумываясь и не выпуская стопки книг из своих рук, выключала свет левой Рукой, одновременно подбирая правой случайную соринку в паре метров от себя.

Также Туни заметила, что долгая работа с Руками влияет на ее мироощущение. Прежде, анализируя сложные плетения, она тщательно обдумывала их или долго медитировала, а теперь они получались сами собой — словно ее разум вышел за пределы обыденного. И даже задумка двухлетней давности теперь уже не казалась слишком сложной.

Восстановить многоступенчатую пентаграмму ловушки, в которую несколько лет назад попался озорной негодник Чи-лао, оказалось несложно. Пришлось, правда, провозиться какое-то время, чтобы заменить запрятанную под узами пустоты ловушку на заказанный схрон. Да и с самым верхним слоем не все было очевидно; в конце концов, Петунья остановилась на приманке для собак. Возможно, это было очень наивно и по-маггловски полагать, что тайник Малфоев будут искать авроры с собаками, да и привлекать излишнее внимание хвостатых помощников к плите было излишне самонадеянно, но интуиция подсказывала девушке именно такое решение. Тем более, что в ближайшей к запланированному схрону скамейке уже имелся некий спуд, так что связка изящно вписывалась в общую концепцию.

Помимо самой рунической задумки тайника, Петунье пришлось немало времени посвятить защите своих авторских прав: ей вовсе не улыбалось отдать такую сложную разработку готовым алгоритмом за смешные тысячу галеонов. Нет уж, эти мучения по сочетанию несочетаемого должны были стать для нее хлебом насущным на долгие годы.

«Были бы деньги: я без проблем придумаю, на что их потратить!»

Для начала связка должна была активироваться всего один раз. На случай же, если какой-нибудь любитель готовых схем захочет скопировать результат чужих трудов, квинтэссенция тайника — ключ трехступенчатой пентаграммы — была буквально погребена под обилием вспомогательных, страховочных, отвлекающих и подобных связок. В итоге, и без того непростая конструкция обросла приличным «жирком» символов, часть из которых была вдобавок плотно увязана с основной связкой. Результат работы Петунья нанесла на громадные листы бумаги, сложенные между собой таким образом, чтобы соседствующие символы связывали разные ступени общего замысла. На линии сгиба она также нанесла символы, препятствующие воплощению пентаграммы кем-либо, кроме нее.

И только внимательно обозрев результат своих трудов и перепроверив все расчеты, она осмелилась написать в Гринготтс.

На дворе тем временем как-то незаметно наступил сентябрь.

* * *

В этот раз помимо Лорда Малфоя, у фонтана ее ожидали трое гарантов. Закрепление модели схрона и ее активация производились непосредственно на месте. Работа была кропотливая: каждый символ с бумажной основы прикладывался к соответствующей точке будущего тайника, затем рунист в специальных перчатках проглаживал их в особом порядке, словно приклеивая, от чего символ перетекал с бумаги на камень стенок схрона. А с учетом того, что символов было несколько сотен…

Петунья не удивилась, когда заскучавший Малфой удалился, попросив позвать по завершению. Гоблин и вейла иногда подходили поближе, заглядывали через плечо, но в основном предпочитали сидеть в сторонке и тихо шушукаться. Иным образом вела себя Пшу, мастер по Сглазам и Проклятьям. Это была худая, похожая на хищную птицу женщина с хриплым прокуренным голосом и землистого цвета кожей. Она присела на корточки рядом с поднятой плитой, склонила голову набок и, казалось, застыла, только глаза пристально следили за каждым жестом рунистки. Первое время Петунья нервничала, но работа была монотонная и неспешная, ветер вяло шелестел опавшими листьями, и вдалеке тихо шептались гоблин с вейлой. В этой идиллии девушка расслабилась и даже осмелела, чтобы спросить:

— Нравится?

Пшу чуть повернула голову и негромко проскрипела:

— Любопытно было посмотреть на ту самую Эванс, испорчившую нашего Ра-Гхора.

— Он к вам обращался? — вроде ругать ее не собирались, и Петунья решила проявить любопытство.

— Он ко всем обращался, — равнодушно ответила колдунья.

«Безрезультатно».

— Считаете, я была неправа? — продолжая аккуратно «приклеивать» контуры пентаграммы, уточнила девушка.

— Какая разница, что я считаю. Магия взвесила и решила. Ты, дитя, не понимаешь, что с тьмой играть нельзя. Пока порча висит, ее тень пьет и твою душу. А уж такая порча… — она неспешно подняла худую руку, привычным жестом начертила несколько символов и медленно затянулась; на выдохе изо рта пошел дым, а на коже лица проступили чешуйки болотного цвета. — С трудом представляю, что Хранителю надо было сделать, чтобы так разозлить…

Петунья пожала плечами, давая понять, что ответа не будет.

«Долгая жизнь слишком подмораживает эмоции. Не уверена, что хотела бы однажды стать этаким… крокодилом».

— Полагаете, мне следует опасаться? — ровным голосом спросила гриффиндорка.

— Обязательно. Больше всего — этой статуи, — ведьма небрежно махнула рукой в сторону переплетенных демонов. — Первые из Малфоев чуть не в десны с суккубами здоровались, и на память о тех временах что только не осталось…

«Суккубами? А что, это многое объясняет…»

— А как красиво подают — вейловская кровь.

— Чем краше подашь, тем дороже продашь, — философски отозвалась Пшу.

Разговор затих, и под монотонное «приклеивание» символов Петунья мысленно анализировала этот странный диалог. «Она проверяла во мне конкурентку!» — осенило вдруг ее. Она скосила глаза на колдунью: слегка прикрыв глаза, та будто дремала, чешуйки на ее лице все больше бледнели, сливаясь с человеческой кожей.

«Искренне надеюсь, что не нашла: есть в ней что-то жуткое».

Возможно, колдунья просто пугала девушку, но работать рунистке стало сложнее — ее не покидало ощущение, что странная скульптурная группа пристально следит за ней, а переплетенные змеиные тела демонов находятся в едва заметном медленном развратном движении.

* * *

Несмотря на то, что гаранты не пожелали остаться на трапезу по приглашению Малфоя, Петунья не насторожилась. Она была вне себя от радости: и глаз гоблина оказался недостаточно остр, и опыт Пшу не помог, и даже чары вейлы не преодолели отвлекающую завесу из пустоты. Пока Туни сама не открыла только что созданный схрон, никто, включая хозяина поместья, не смог его обнаружить. Его сиятельство был весьма впечатлен, о чем не постеснялся высказаться в самых витиеватых выражениях, и тут же распорядился выплатить рунисту премию. Денег, правда, девушка не увидела: по распоряжению лорда Востроглаз отправился в банк переводить вознаграждение Гильдии, которая должна была произвести расчет с мастером за вычетом своего процента.

Забегая вперед, следует отметить тот факт, что первый доход Петунью разочаровал: мысленно раскатавшую губу на тысячу галеонов девушку в реальности ожидала почти в три раза меньшая сумма. Нет, возможность получить половину от заявленного была, но для этого требовалось сообщить МКМ все данные о выполненной работе. Туни разумно рассудила, что секрет производства стоит дороже, и разница ушла на компенсацию Гильдии за хлопоты с организацией заказа и оплату гарантий за неизвестные решения. Возможно, имей девушка контакт не только с Дамблдором, но и с рядовыми главами МКМ, выгоды можно было получить и больше, но в текущей ситуации и этот заработок был весьма неплох.

Наверное, этой радостью от зримого воплощения долгожданной самостоятельности и объяснялось то, что Петунья охотно приняла приглашение на чашку чая. Прочие гаранты без спешки отправились по своим делам, а рунистка последовала за Малфоем внутрь поместья.

«В конце концов, на нем настоящий кокон из Обетов, оберегающих мою безопасность; что мне может грозить?»

Обстановка внутри поместья была настолько роскошна, помпезна и разнообразна, что Петунья почти ничего по пути в столовую не запомнила. Отдельные элементы интерьера позднее ей снились, но так отрывочно, словно она не видела их воочию, а просматривала фотоальбом с интерьерами. Что ее поразило, так это безлюдность — всю работу по дому выполняли вышколенные домовые эльфы, считавшие главным достоинством свою незаметность.

«Едва ли в обычном особняке такое возможно: уж как минимум, дворецкий проявил бы себя».

Они расположились за столом, сервированным под традиционный файв-о-клок: на накрахмаленной белой скатерти по-центру расположилась многоярусная фруктовница с миниатюрными креманками, наполненными различными джемами, и пирожными, окруженная предметами изысканного фарфорового сервиза. Дополняли композицию ваза с цветами и аккуратно сложенные салфетки.

Несмотря на то, что Петунье доводилось неоднократно присутствовать на приемах и даже организовывать некоторые самостоятельно, она несколько растерялась. Но столовый этикет магов не отличался от привычного, чай был великолепен, а пирожные буквально таяли во рту. Их сиятельство оказался интересным собеседником, темы для разговора на удивление легко находились — от истории семьи Малфоев до обсуждения преподавателей в Хогвартсе. Петунья расслабилась и получала удовольствие от чаепития.

Они так разговорились, что плавное перемещение из столовой в кабинет от чая к бокалу вина прошло на удивление легко и непринужденно. Оба устроились со всем удобством: Люциус развалился в кресле и, легко помахивая бокалом, начал вспоминать романтическую поэзию на примере французских баллад восемнадцатого века. Туни замерла в своем кресле напротив и как завороженная разглядывала блондина. Ее взгляд вновь и вновь соскальзывал с плавающего по воздуху бокала на косточку на запястье, прямо над белоснежной манжетой. Все разумные мысли оставили девушку.

Свободной рукой Люциус слегка сдвинул манжету вниз, и, кажется, это было самым сексуальным зрелищем, которое Петунья когда-либо видела. Лорд отставил бокал на столик и слегка подался вперед, поймал взгляд девушки и нежно ей улыбнулся. В голове у Туни слегка зашумело, перед глазами все поплыло, а во рту появился неприятный привкус. Она зажмурилась и затрясла головой. Когда она подняла взгляд вновь, чарующий флер Малфоя перестал быть настолько довлеющим: мужчина разглядывал ее пренебрежительно и чуть скучающе.

— Так нам будет проще разговаривать. Не льстите себе, моя дорогая, я все узнаю и без постели.

«Инкуб!» — запоздало сообразила Петунья, — «но как же мои гарантии? Обеты?!»

— Давайте начнем разговор с самого простого: какова ваша связь с Альбусом Дамблдором? Чем обусловлено его желание предоставить Вам протекцию в Гильдии?

— А-а, так вот чем вызвано Ваше желание заказать схрон. — Только услышав эти слова, Петунья сообразила, что начала озвучивать собственные мысли. Она словно чувствовала, как невидимые пальцы щекочут ее язык, побуждая озвучивать каждую появляющуюся мысль. Мелькнули и пропали воспоминания о приемах окклюменции, которым ее учил Северус.

Северус.

Его имя волшебным образом очистило туман в голове, прояснило все вокруг. Привычная давящая тяжесть якоря с магом, находящимся не здесь и не сейчас, шла от сердца, дополняясь ритмичной пульсацией нитей на запястьях. Но в то же время тело оставалось вязким и непослушным. Сознание Петуньи словно раздвоилось: одна его часть находилась в плену неведомых ей чар, а другая быстро и цинично анализировала ситуацию, будто со стороны.

Каким-то непостижимым образом Малфой обошел все запреты и ограничения, взятые им на себя при заказе схрона. Сейчас он одурманил ее, то ли с помощью собственных талантов, то ли используя родовые артефакты. Гаранты сделки о подобном как минимум догадывались, потому и оставили хозяина наедине с его жертвой. Воздействие, оказываемое Люциусом, Пет расценила сродни действию Веритасерума: он снижал барьер между мыслями и словами. Но отвечать на вопросы лорда было никак нельзя — слишком много секретов хранила скромная рунистка, чтобы позволять себе болтать лишнее. И все, что она может, лишь одно — перехватить инициативу в разговоре. Чем-то внезапным. Маленьким грязным секретом, который в данном времени не знал никто. Но вот парадокс — кое-кто все-таки знал.

— Ваше сиятельство меня удивляет. Такой образованный, умный и талантливый маг… И столько усилий потрачено ради пары простых вопросов обычной магглорожденной…

— Не скромничайте, — лениво хмыкнул Малфой, — еще не сданы ЖАБА, а вы уже Мастер рунистики. И это при демонстративном отсутствии родни в магическом мире.

Петунья силилась увести разговор в сторону от Дамблдора, от Гильдии, но язык не слушался, отказывался повиноваться и врать, а словно вынуждал ее говорить строго по теме. Девушка сглотнула, но смогла-таки начать фразу:

— Неужто такая нарочитость не насторожила Ваше сиятельство?

— Насторожила? — кажется, она его развеселила.

— В обычном мире, лорд Малфой, встречаются порой гусеницы такого яркого неестественного окраса, что их видно на любом листике, на любом кустике. Уж казалось бы, увидел и ешь: они, словно специально, мозолят глаза и привлекают к себе внимание. Но птицы, в большинстве своем, этих гусениц не трогают. Потому что знают, что такие яркие ненатуральные оттенки бывают только у ядовитых особей. И нет у пернатых желания рисковать ради сомнительной радости легкого перекуса.

Их сиятельство продолжал снисходительно улыбаться, но Петунья почувствовала его колебания. И правда, уж больно все нарочито…

— Вы полагаете… наличие некоторой… опасности… — Малфой словно специально оставил фразу висеть в воздухе невысказанным «для меня».

Петунья демонстративно задумалась. У нее была лишь одна идея, как отвлечь «птичку», второй попытки не будет, поэтому Туни не стала выдерживать паузу:

— Я полагаю задуматься… о собственном здоровье. Еще никому на пользу не шло... злоупотребление Непростительным…

Люциус замер. Девушка словно услышала, как с яростным скрежетом закрутились шестеренки мыслей в его голове. «Откуда? Кто еще знает? Почему делится? Только с ней или круг осведомленных шире? Кого он включает? Дамблдор?!»

Как только мысль Малфоя натолкнулась на имя директора, он утратил контроль над своим лицом, и на миг на нем проступило неприкрытое замешательство. Он быстро взял себя в руки, но Петунья поняла, что ее ход был идеальным.

«Теперь главное не потерять свои».

— Понимаете, Ваше сиятельство, я в большой затруднении, — демонстративно доверчиво наклонилась она к Малфою. — С одной стороны, Вы мой Заказчик, с которым меня связывают деловые отношения… — Она отвела взгляд, чувствуя, как отпускает ее сознание мерзкий дурман, задумчиво махнула рукой, заполняя паузу, — с другой…

— С другой?.. — эхом отозвался Малфой, разглядывая ее уже безо всякого высокомерия.

«С ним нельзя говорить откровенно: унижения мне не простят! Пусть тешится мыслью, что он хозяин положения, просто случился казус, нелепость».

Очень вовремя ее взгляд упал на циферблат часов; пусть и изукрашенные небесными светилами, время они показывали вполне привычно.

— Ах, Боже мой, как поздно! — лорд содрогнулся, словно само упоминание Бога доставляло ему физическое неудобство. Петунья же любезно продолжила, — Ваше Сиятельство, общение с вами доставило мне несказанное удовольствие, так что я совсем забыла о приличиях. — Под удивленным взглядом Малфоя Петунья трогательно, как она надеялась, прижала руки к груди и захлопала ресницами:

— Боюсь, без провожатого я заплутаю и не найду выход.

Люциус откинулся в кресле, и по его властной и уверенной позе девушка поняла, что переигрывает. Они замерли, глядя глаза в глаза: Петунья пугалась повисшей паузы все больше, а Малфой медленно, самыми кончиками губ и легким движением брови обозначил свое превосходство. Сердце Туни заполошенно билось, она с трудом заставляла себя сделать очередной вдох. И вот, когда казалось, что напряжение раздавит ее, Люциус слегка склонил голову и мягко мурлыкнул:

— Разумеется.

Петунья даже не сразу сообразила, что он сказал. Малфой махнул рукой, появился призрак дворецкого и почтительно склонился перед хозяином дома.

— Проводи нашу гостью. Проследи, чтобы она не заплутала… и нашла выход, — обращаясь к дворецкому, лорд продолжал внимательно смотреть на девушку, от чего та пугалась еще больше.

Едва контролируя себя, она попрощалась с Люциусом и последовала за призрачным провожатым. Обратную дорогу она не запомнила, хотя постоянно оглядывалась по сторонам — за каждым углом, под каждым гобеленом ей мерещилась опасность. А выйдя за ворота особняка, Петунья еще минуты две стояла снаружи не в силах поверить, что так дешево отделалась.

Оказавшись дома, она сначала носилась по комнатам, тщетно пытаясь умерить тревогу, потом забилась на кровать под одеяло и долго пыталась унять нервную дрожь. Заснуть ей удалось далеко за полночь.

К утру острота переживаний спала. По здравому размышлению Петунья поняла, что после ее намека ничего серьезного Малфой бы ей не сделал — во-первых, ничего с рунисткой ему было неясно, а во-вторых, в Обетах были лазейки для его демонического наследия, но обойти запреты и навредить ей лично они не позволяли даже ему.

«Вновь наступаю на те же грабли: что с Цейгергоффером, который ушел в Тень от последствий нарушения Обетов, что с Маэв, которая ничего вредного напрямую мне не делала, но я лишь чудом не умерла от истощения жизни и магии, что с Малфоем, который меня приворожил до потери адекватности. Когда же стану взрослее и разумнее?»

На волне самобичевания Петунья обследовала себя и все свои вещи на предмет неожиданных сюрпризов и даже не удивилась, найдя крошечное, почти неприметное проклятие. Что оно делало, понять ей не удалось: под взглядом Высших глаз мелкая черная пакость непрерывно перемещалась, пряталась, не давая себя разглядеть, словно была разумной. Как ее снять, тоже было непонятно — обычные развеивающие чары вроде Финиты порча проигнорировала.

Так что, несмотря на все недовольство, пришлось оставить «сувенир» как есть. Больше всего Петунья боялась, что это был аналог маггловского «жучка», и теперь автор порчи (Малфой ли, или Пшу, которая могла действовать как по просьбе лорда, так и по собственной инициативе) будет знать доподлинно, где живут родители Туни, и соответственно — получит прекрасный повод для возможного шантажа. Но неделя шла за неделей, с порчей не происходило никаких изменений, попытки ее снятия ни к чему не привели, и Петунья махнула на нее рукой, приняв, как принимают хронические болезни.

* * *

Был ли виной тому странный сон, навязанный Ягой, или что-то разладилось в высоких материях, но после поездки в Норвегию Петунья перестала видеть сны с участием эмиссаров. Девушка неоднократно ложилась спать, соблюдая все прежние ритуалы, она звала Снейпа по имени, растирала и целовала следы уз на запястьях, но усилия ее были тщетны. И пусть это давало шанс выспаться, но в то же время — сильно тревожило отсутствием новостей.

Она судорожно перебирала своих знакомых, пытаясь найти решение проблемы, но всякий раз вынуждена была признать, что подобную тайну она добровольно не доверила бы никому. А связываться с вездесущими Хранителями было просто боязно.

«Это мне раньше везло. Но испытывать судьбу постоянно — дурная примета».

Мысль пойти с вопросом к Голосу возникла спонтанно. Даже не столько от неизвестности, сколько от избытка свободного времени. Вроде всегда ждешь, мечтаешь: «Вот стану посвободней, я и высплюсь, и цветы пересажу, и вещи разберу, и со связками поэкспериментирую, и к морю съезжу, и…» А на деле, учеба в Академии закончилась, в Хогвартсе ее до апреля никто не ждал, от Гильдии заказов больше не было (то ли спасибо, то ли тьфу-тьфу-тьфу). Таким образом, оказалось, что с этой прорвой времени нужно что-то делать. Исследования и эксперименты занимали Петунью, дополнительная литература, с помощью которой она готовилась к участию в замысле Ра-Гхора, была вполне интересна и информативна, но девушка понимала, что не этого просит ее душа.

«А чего просит, я и сама не знаю».

К слову сказать, Фауста Петунья давно прочитала. Прочитала и поразилась. Столько дров наломал главный герой, стольким людям испортил жизнь, столько бед и невзгод случилось от его деяний, и в конце трагедии он… был взят в рай. «За что?!» — хотелось закричать девушке, — «За то, что он любил природу?»

Она мучилась несправедливостью божественного приговора несколько дней, пока не соотнесла книжную историю с давнишним своим душевным состоянием — сильнейшей обидой на Снейпа за попытку подчистить ей память. Но в то же времяона невольно вспоминала все, что узнала о слизеринце за все эти годы. На ум приходили случайные слова Питера, что чистокровные маги весьма спокойно относятся к Обливиэйту, полагая его чем-то подобным Репаро для личных отношений, восстанавливающим ситуацию, как будто и не было какого-то ляпа. Петунья старательно вспоминала, как они вели себя после ссоры — неловкость от изменившихся отношений и, в то же время, глубокая духовная привязанность друг к другу.

«Бог простил Фаусту такое множество прегрешений, неужто мне сложно пойти навстречу моему другу Северусу? Да, он козел — знал, как я не терплю аномальное вмешательство в обычную жизнь. Но так ли фатальна его ошибка?»

И когда подобных мыслей накопилось критически много, она запитала портал в Вену.

* * *

Дверь в Рупрехтскирхе отворилась медленно, чуть скрипнув. Петунья осторожно заглянула внутрь. Да, днем Голос не проявлял себя, но воспоминания о пугающем эффекте его слов до сих пор заставляли девушку трепетать.

В этот раз внутренняя часть церкви была совсем другой, отличной от того, что Петунья видела ночью после бегства из дома Снейпа. Вместо мрачного и темного помещения она оказалась в небольшом и аккуратном наосе с белыми, лишенными росписи стенами, со старинными грубо сработанными скульптурами в боковых нефах и строгим распятием в апсиде. Лаконичный белоснежный мрамор придавал божественное величие тени страдания на лике Христа.

Девушка медленно вошла внутрь. Церковь оказалась на диво безлюдна, даже служителей не было и в помине. В очередной раз Петунью посетила нелепая мысль, что материальных верующих в мире и вовсе не осталось. Она неуверенно огляделась, но тишина и покой завораживали настолько, что она не решилась никого окликнуть.

Петунья подошла ближе к распятию. И застыла.

Ей казалось, от Христа исходит густой и теплый свет, который пронизывает ее мятущуюся тревожную душу, даруя ей полноту покоя, тихое и надежное пристанище. Из головы ее куда-то в безвозвратную чистоту унеслись суетные мысли, а грудь размеренно дышала свежестью самой жизни.

Она потеряла счет времени, стоя так перед мраморным распятием. Сначала ей было просто и хорошо наслаждаться Его милостью. Затем осознание собственной ничтожности посетило ее, но не влекло за собой никакого уничижения — на фоне Его светлого величия собственная слабость не казалась чем-то несправедливым. Она добровольно встала на колени и без слов обратилась к Богу с самой искренней молитвой без слов, какую когда-либо рождало ее сердце. А потом словно что-то подтолкнуло ее встать, поблагодарить поклоном за оказанную милость, и незримый помощник вывел ее из обители на грешную землю.

Вне храма Петунью посетило удивительное ощущение раздвоенности сознания. Каким-то отстраненным чувством девушка осознавала свое пребывание на скамейке неподалеку от церкви, и в то же время, несмотря на запреты Яги, она слышала ставшие такими родными голоса эмиссаров. Мастер говорил четко и внятно, словно находился не в параллельном течении, а за тонкой перегородкой по соседству:

— Это все, что я могу предложить тебе с использованием такого крохотного кусочка души Лорда Судеб. Это условная пентаграмма, которая активируется в тот момент, когда крестраж, заточенный в палочку, останется единственным. Из приятных бонусов — связка прекрасно сработает и без нас.

— Есть какие-то весомые предпосылки к тому, чтобы ему стать единственным? — скептично спросил зельевар.

— Северус, мальчик — дитя Пророчества, — менторским тоном пояснил Цейгергоффер. — Он идет к своей цели, ведомый маяком Альбы. Как и всякий гриффиндорец, он абсолютно невыносим в мирной жизни, но совершенно незаменим на войне, — а значит, добьется успеха. Темный Лорд падет, а моя пентаграмма укрепит русло!

— Чему ты предлагаешь мне радоваться? — огрызнулся неприветливо Снейп. — Мы просто сдались, разрешили считать нас расходным материалом, которым легко и непринужденно можно пожертвовать.

— Не предлагаю я тебе радоваться, ибо давно понял, что это бесполезно, — Марк тоже завелся. — Но советую вглядеться в смысловую цепь событий, и увидеть за ними Перст Судьбы!

— Поменьше патетики! Некоторые предпочитают конкретные полезные действия эфемерным верованиям романтического детерминизма…

Голоса начали отдаляться, так что Петунье уже не удавалось разобрать слова, и о дальнейшем бурном обмене репликами она могла только догадываться. Она осознала себя вновь на скамейке недалеко от Рупрехтскирхе и обнаружила, что ее аккуратно и, видимо, уже давно трясет какая-то сердобольная старушка, заподозрившая, что девушке стало плохо. Петунья, не знающая немецкого, в основном жестами объяснила, что просто задремала, и успокоившаяся жительница Вены ушла по своим делам.

Туни не сразу решилась покинуть скамейку. Она долго сидела, осмысливая недавние события. Церковь, и ранее казавшаяся необычной, особенно с учетом рассказа Снейпа, теперь приобрела в глазах девушки статус Чуда. Ее восторг тем более усилился, когда она обнаружила, что мелкое проклятие, полученное после выполнения заказа Малфоя, развеялось без следа.

От всей души она поблагодарила Бога, в который раз укоряя себя за то, что почти не знает соответствующих слов (не считая молитвы о вспоможении женщине к зачатию, которую она каждодневно читала для МакГонагалл).

На волне восторженного подъема Петунья отважилась на правильный поступок, от которого ранее малодушно уклонялась — отправилась погостить к молодой чете Дурслей, купивших в кредит столь памятный домик на Тисовой улице.

* * *

Проснулась Петунья внезапно и, открыв глаза, уставилась в знакомый потолок. Никакой сонной одури, вся собранная и готовая к действию, рывку, подвигу. Она торопливо оделась, умылась и вышла из комнаты. Из коридора на улицу можно было выглянуть в небольшое круглое окошко, и Петунья по привычке бросила взгляд наружу. И оторопела.

Посреди соседской лужайки стояла избушка Яги. Небольшой бревенчатый домишко на громадных куриных ногах смотрелся абсурдно и нелепо на аккуратно подстриженном газоне Полкинсов. Петунья испуганно поглядела вдоль улицы, насколько позволяло окно — ей бы не хотелось породить многочисленные сплетни, которые будут аукаться молодой миссис Дурсль еще много лет. Изба тем временем приподняла одну лапу, почесала ей вторую и вновь встала смирно. Мимо неспешно проехал на велосипеде газетчик, не глядя кинул газету к порогу Полкинсов, затем к Дурслям и отправился дальше, как ни в чем не бывало.

«Какой-то отвод глаз все-таки есть» — с облегчением подумала девушка.

Она спустилась вниз и заглянула в гостиную, предупредить Пет, что отойдет ненадолго. В комнате уже расположилась странная компания: на диване сидели насупившийся и жующий усы Вернон («Он еще не избавился от этой привычки» — с некоторой ностальгией подумала Петунья) и его заметно нервничающая жена, а напротив, в кресле — Яга с котом. Подол платья ведьмы был запачкан, волосы висели нечесаными лохмами, вдобавок она цыкала зубом и не удосужилась прикрыть свою страшную костяную ногу. Кот, сидевший на коленях бабки, выглядел как самый ведьмовской кот из всех возможных — антрацитово-черная шерсть встопорщилась, изумрудные глаза ярко сияли.

— Что это такое?! — визгливо закричала Пет, едва завидев замершую на пороге сестру. — Кому ты даешь наш адрес? Что за странная компания, Лили?

Петунья испуганно покосилась на Ягу. Видно было, что обстановка ее утомляет. Где гарантия, что Хранительнице не обидится на «теплый» прием и не передумает помогать с поиском Снейпа?

— Тише, Пет, прошу!.. — Петунья схватила сестру за руку и торопливо зашептала, — Это не просто ведьма. Это Хранительница!

— Чего, болот? — фуркнула, и не подумав понизить голос, Пет.

Петунья удивленно вглядывалась в лицо миссис Дурсль.

«С чего вдруг такое бурное публичное осуждение? Сильное течение? А… нет. Я поняла. Она боится, панически боится за меня и пытается отвадить от беды, как может. При этом глупо подставляется перед Верноном. Пет, Пет…»

Петунья, сдавив руку сестры, наклонилась и быстро зашептала:

— Пет, все хорошо! Я знаю, куда и зачем отправляюсь. А тебе придется меня отпустить. Это тот самый случай, когда неволшебник должен сотворить чудо ради того, кто ему дорог.

Миссис Дурсль, нахмурившись, поглядела в ответ:

— Лили…

— Верь мне! — прошептала в ответ Петунья.

Сестра вздохнула, ее плечи поникли.

* * *

До избушки Яга шла молча. Несмотря на хромоту, шагала она вполне бодро, так что Петунья едва не переходила на бег, чтобы догнать шуструю старуху. У домика Яга остановилась и лихо присвистнула, и изба послушно присела перед ведьмами.

Оказавшись внутри, Хранительница махнула рукой в сторону лавки, а сама лихо выпрыгнула из уже вставшей избушки. Послушно севшая на лавку Петунья судорожно схватилась за стол, почувствовав неслабую качку, и осторожно посмотрела в окошко. Изба резво бежала по знакомым улицам, прохожие не обращали на нее никакого внимания. Вокруг избы в большой деревянной ступе кружилась Яга и метлой погоняла и направляла домик. Пейзаж за окном моргнул, и местность сменилась на пыльную дорогу в степи, вдалеке туман размывал силуэты высоких гор. Дорога, видимо, понравилась избе больше асфальта, потому что без всяких понуканий та понеслась быстрее. Промелькнул и скрылся стоящий у дороги колодец, ловким прыжком была преодолена неглубокая, но бурная речушка, вновь моргнуло, — и вот уже за окном темнеет лес. Теперь бежали медленнее — приходилось петлять между деревьями, перепрыгивать буреломы, пригибаться под ветвями.

Наконец они остановились. Яга вошла в дом, махнула рукой Петунье — мол, не вставай — и ухромала к сундуку. Там она долго копошилась, что-то доставала, раскладывала, примеряла, ворошила — Туни было любопытно, но из-за спины бабки было плохо видно. Хранительница выпрямилась: на плече у нее висел толстый мешок, волосы были перехвачены тесьмой. Яга подошла к лавке, присела рядом с гриффиндоркой:

— Была у Голоса?

— Не совсем у Голоса, но была, — кивнула Петунья.

— Они закончили Связку-под-условием, — Яга говорила отрывисто и использовала устаревшую терминологию, но суть была понятна. — Осталось совсем немного, и можно будет приоткрыть Дверь. Я зрю, что тебе понадобится помощь с той стороны Двери, чтобы твой друг просочился в приоткрытую щель. На Марка рассчитывать не приходится — он там чуть более, чем тень, и вынужден следовать за последним из Принцев. Подумай хорошенько, кого бы ты могла попросить. Я устрою Вам Связь-без-Двери. Ты, надеюсь, понимаешь, что вблизи Двери Узы могут утянуть тебя туда, чего мне не простят?

Петунья невольно вспомнила сон про закопанную избу и две могилы на берегу моря и нервно сглотнула. Она кивнула, продолжая неотрывно смотреть на Хранительницу и мысленно повторяя про себя «Только помоги! Только помоги!»

— Твой возможный помощник все это время жил в соседнем течении — оттого он может сильно отличаться от себя в этом. Потому подумай, кого ты здесь достаточно хорошо знаешь, чтобы заметно впечатлить. И думай хорошенько. Я не могу обещать, что смогу открыть тебе еще одну Связь-без-Двери.

Петунья медленно и глубоко задышала. Цена ошибки была слишком велика, чтобы действовать наобум:

— Я ведь могу и промахнуться, если этого человека уже нет в том течении? Если его перенесло целиком и полностью в это?

Яга задумчиво потерла подбородок:

— И так может быть…

«Тогда есть только один единственный, в чьем существовании в верхнем течении не может быть сомнений».

— Надумала, — констатировала Хранительница. — Ну, давай, посидим на дорожку.

Она чуть привстала и тут же вновь присела на лавку, молча уставившись прямо перед собой. Девушка повторила ее действия. Яга громко выдохнула:

— Ну, с Богом!

Лес вокруг шептал и шелестел, изредка слышалось уханье и шебуршание, а воздух был влажным и свежим. Уже окончательно стемнело, и в первый миг Петунья испугалась двух ярких зеленых точек на выходе из избы. Правда, почти сразу она сообразила, что это знакомый кот.

— Как его зовут? — робко спросила она у Яги.

— Кот, — сухо ответила та. Глаза у старухи засияли ярким желтым светом, и она без лучины или фонаря устремилась вглубь чащи.

Петунья судорожно пощупала себя по карманам, но зелья Совиных глаз поблизости не оказалось. Тогда она направила одну Руку рыться в подпространствах своей походной сумки, а второй судорожно уцепилась за подол Хранительницы и по ощущению своей связи с Рукой вслепую устремилась в темень. За десяток шагов она три раза оступилась, попала в лужу и чуть не споткнулась. Наконец, Рука нашла зелье, и дело пошло на лад.

Совиные глаза открывали ночное видение на громадные дистанции. Уже выпив, Петунья сообразила, что стоило отдать предпочтение Кошачьему глазу — более дешевому аналогу, который не давал эффекта дальнозоркости. Во-первых, потому что сквозь деревья все равно далеко не посмотришь, а во-вторых, потому что красная подсветка теплокровных существ ночью в незнакомом лесу, неизвестно где, отнюдь не способствует психическому спокойствию.

Дорога не заняла много времени. Они вышли на берег озера — в окружении высоких деревьев, темное зеркало воды казалось вратами в другой мир. Яга махнула рукой Петунье, предлагая располагаться на гряде, от которой начинался спуск к воде, и начала разводить костер. Пугливые лесные мыши подносили к ведьме хворост и бересту, лесные огоньки водили хоровод, освещая приготовления к ритуалу, а Кот, спрятавшись в тени дерева, загадочно мерцал глазами. Оранжевое пламя взвилось вверх, в костер полетели подносимые пищащими летучими мышами травы и веточки, распространяя вокруг дурманящий запах. Дым клубился, стекал причудливыми ручейками в чашу озера, будто туманным саваном укрывая зеркальную гладь воды.

Оставив Кота бдеть за костром, ведьмы спустились по крутой тропинке ближе к воде. Повинуясь властному взмаху Яги, Петунья подошла к самой кромке и сосредоточилась на образе потенциального помощника. Дым закрутился спиралями, начал подниматься вверх редкими смерчами, то тут, то там становясь при этом все более прозрачным, словно растворяясь. И на темной поверхности озера проступило бледное лицо Бааль-Шема.

Пусть Яга и предупреждала о разнице жизненного опыта куратора наивной магглянки Эванс и скитающегося по Малой Азии вампира, но пораженная установившейся Связью Петунья только и смогла что ляпнуть:

— Куратор?

Бааль-Шем пристально вгляделся в ее лицо, затянулся, словно от незримой сигареты и не спеша выдохнул:

— Вы обознались.

— Нет, куратор, не обозналась, — Петунья поймала взгляд наставника и не отпускала его. — Вы вполне могли остаться на должности куратора в Пражской Академии, пойди история чуть другим путем. И пусть и не воссоздать Голема, но воплотить давнюю мечту, связав волшебников всего мира через теле-ва.

Вампир подобрался, голос его стал сухим и четким:

— Чем обязан?

— Нужна ваша помощь, куратор. В вашем течении оказались два эмиссара, которым было поручено укрепить перегородку между временными потоками. Один из них едва ли вам знаком, второй — небезызвестный вам мастер Цейгергоффер. Им необходимо помочь войти в Дверь, которую любезно приоткроет Хранительница Врат.

Глаза Бааль-Шема сощурились:

— Марк давно умер.

— Возможно, в вашем течении да, а в нашем — вполне себе здравствует.

— Допустим… допустим. Но зачем моя помощь: Мастер вполне себе умелый рунист, легко создаст хоть в пыли все необходимые связки.

— Увы, куратор, по условиям перемещения он лишен физического тела и вынужден прятаться в Тенях, чтобы избежать неминуемой гибели.

— Придержите Связь! — скомандовал Бааль-Шем, сделал шаг назад и пропал в тени дома, рядом с которым стоял. Миг спустя он вернулся, лицо его не могло скрыть пережитое удивление. Но на отрывистой реакции изумление не сказалось:

— Где мне выходить?

— Хогвартс, — ворчливо отозвалась из-за спины Петуньи Яга. — Жди нас там, схоронись и никуда не лезь. Я свяжусь с тобой и открою Дверь.

— Госпожа, могу ли я надеяться?..

— Можешь, — поморщилась ведьма. — Веревки из меня вьете, шалопаи!

Бааль-Шем торопливо поклонился, и невесть откуда появившийся дым закрыл его от Петуньи. Она удивленно огляделась: край неба начал светлеть, и вместо дыма озеро заволокло плотным одеялом тумана.

— Успели до зари, — констатировала Яга. — Давай к костру, принесем благодарение, да к избе вернемся. В Хогвартс надо до ночи успеть.

— Я могу портал открыть, — поежилась от утренней прохлады Петунья.

— Отсюда в Хогвартс? — весело спросила старуха. — Ну-ну… Иди давай, рунистка!

* * *

В Хогвартс они отправились без Кота — Яга дала ему какое-то поручение и, судя по его взъерошенному виду, оно пришлось питомцу не по нраву. Отоспавшаяся за ночь избушка бодро побежала и, насколько успела оценить Петунья, не тем путем, каким они прибыли к озеру. Впрочем, к тому времени девушка настолько устала, что думала только об отдыхе, а не о диковинных методах перемещения. Яга постелила ей на мохноногом, толстолапом сундуке, под мерное урчание которого Туни быстро заснула.

Проснулась гостья ближе к вечеру. На столе ее ждала нехитрая снедь, но аппетита не было вовсе. Вместо ужина Петунья, сидя на лавке, рассеяно созерцала причудливую смену пейзажей за окном. Со временем они примелькались, но все равно один из них ее зацепил. Они бежали по узкой песчаной косе, почти утопленной в мерно плещущемся море, отчего казалось, что они движутся прямо по воде, а вслед за ними плыл и выпрыгивал из воды настоящий почетный эскорт из пары десятков дельфинов. От моря тянуло свежестью, а свист-перекличка морских обитателей настраивала на решительный лад. Снова замелькали сменяющиеся пейзажи, один другого удивительнее.

Наконец избушка выскочила на открытое пространство, и вдали девушка увидела очертания Хогвартса. Но вместо того, чтобы приблизиться к школе, они понеслись вдоль кромки Запретного леса подальше от Хогсмида, чтобы остановиться под сенью деревьев на самой опушке. Яга, вновь оседлавшая ступу, заглянула в дом и поманила Петунью наружу. Девушка переложила поближе Кошачий глаз и, придержав ветви Руками, пошла вслед за летящей Хранительницей в сторону школы. На лету ведьма обернулась к девушке:

— Зелье сразу пей, при переходе что только не случается.

Петунья покорно достала склянку, одновременно пристально всматриваясь в лицо бабки, и не понимая, что с ним не так. Глаз! О Боже, какая красота! Увиденное являлось чем-то совершенно непостижимым: в абсолютной черноте левого глаза Яги кружилась минигалактика из разноцветных сияющих точек. Девушка даже показалось, что она опознала в ней Млечный путь.

— Я слежу за ними, — пояснила Хранительница, постучав пальцем по левой щеке.

На опушке, вблизи Дракучей ивы, их ожидал Бааль-Шем в черной толстовке с картинкой на спине «Я кровавый изверг, пьющий кровь младенцев», с показушной небрежностью прячущий руки в карманах джинсов. Яга кряхтя выбралась из ступы, прислонила к ней метлу и подошла поближе к вампиру. Критически оглядела его, цыкая зубом:

—Повернись! — куратор насупился, но послушно повертелся. — Стройный какой, подтянутый… Где мои шешнадцать лет? Красавец! Прям жаль, что кровосос.

Бааль-Шем стоически терпел подначивания и выкрутасы бабки, хотя и поглядывал с некоторой опаской. И только сейчас, наблюдая за реакцией уважаемого куратора, Петунью осенило, что при общении с Хранителями стоило вести себя иначе, а ее обычное поведение могло быть воспринято как беспросветная наглость с налетом хамства.

Яга еще немного посмущала куратора, а потом все также шутливо огорошила:

— И все-таки чего-то тебе не хватает... Не желаешь дополниться?

Несчастный вампир бросал быстрые опасливые взгляды на Петунью, в тень Дракучей ивы, на бабку.

— Да не боись, милок, невольничать не буду! По просьбе барышни я приоткрою Дверь для ваших друзей. Для надежности перехода с ними придет еще один — поселенец того течения.

— Это кто же был так самонадеян и безрассуден? — с заметным недоверием съязвил профессор.

Яга ухмыльнулась и приглашающе махнула рукой девушке, предлагая ей ответить.

— Вы, куратор… — тихо ответила Петунья.

Бааль-Шем подобрался, вынул руки из карманов и принялся еще быстрее бросать взгляды попеременно то на Хранительницу, то на бывшую воспитанницу. Ведьма уставилась на него по-совиному — пристально и не моргая. В Глазу-другого-мира медленно крутилась миниатюрная галактика.

— Течения расходятся все больше, — хрипло заговорила Яга, все намеки на флирт исчезли из ее голоса. — Разрыв углубляется. Вместо былого отражения мы создаем свое Бытие, оберегая и приумножая величие Магии. Вместо пассивного исполнителя и безропотного сосуда наша Магия становится личностью — уже не послушным ребенком, но критически мыслящим отроком. Осмысли свой выбор, ибо он дозволит слияние. Этим ты поможешь не одному Хранителю, но двум.

«Судя по всему, она намекает на Ра-Гхора. Но какая ему выгода с Бааль-Шема из верхнего течения?»

Куратор затянулся от невидимой сигареты, медленно выдохнул и почтительно склонился перед Ягой:

— Для меня честь служить Хранителям.

* * *

Они уселись на траве рядом с Дракучей ивой, Бааль-Шем развел костер, и началось долгое ожидание. Яга иногда вставала, ходила вокруг пламени и что-то бормотала себе под нос, куратор лениво подкидывал листья и сучья, а Петунья сидела, обхватив колени, и гипнотизировала взглядом огонь.

Вскоре стемнело, и из-за туч выплыла громадная луна, заливая холодным светом все вокруг. И тут же раздалось высокое и чистое звучание флейты.

— Что это? — спросила Яга, оборачиваясь и смотря сквозь Петунью; оба глаза ведьмы отражали галактики других миров.

— Лунная флейта.

— Да не звук, — поморщилась бабка. — Переход!

— Это Лунный путь из Хогвартса, я его придумала, — осторожно, памятуя об Обетах, призналась девушка.

— Лунный путь?.. Ну, разумеется! — Хранительница вновь принялась ходить и бормотать, никак не пояснив своего высказывания. Петунья еще какое-то время последила за ней, но потом опять опустила голову на колени.

Вдруг старуха остановилась, рывком подскочила к Бааль-Шему и схватила его за руку. Тот сжался и замер.

— Говори! — прошипела Яга властно, — Мне нужна совершенная точность! — И не дожидаясь исполнения команды, начала речитативом читать заклятие на неизвестном языке.

Вампир не стал ничего произносить, а взмахом руки создал театр теней прямо на траве. И хотя тени были небольшими, а неровные края зелени смазывали границы силуэтов, Петунье не составило труда узнать и лежащего на полу Снейпа, и скорчившегося рядом Цейгергоффера, и застывшего на пороге крохотной хижины Бааль-Шема. Через связь кураторов и благодаря силе Хранительницы Дверей, Петунья становилась свидетельницей событий, происходящих в верхнем течении.

Фигуры бестолково суетились: Северус едва дергался, кажется, в агонии от страшной раны на шее, Марк пытался выпрямиться, но от его бесплотных движений пользы не было ни на кнат, лишь последний из участников не потерял ясности мышления. Немой театр показал, что сначала Бааль-Шем наложил стазис на смертельно раненного Снейпа, а затем начал чертить руны перемещения, при чем несмотря на теневое отображение символы были видны очень четко. Рунная связка была сложной и неоднозначной, поэтому вампиру пришлось нырять в Тень, чтобы уточнить символы у Мастера. Когда Бааль-Шем наносил Стиратель следов на пентаграмму, Петуния распознала руническую вязь Адского пламени. Затем вампир смешал свою кровь с кровью зельевара, выругался на отсутствие магического всплеска из-за стазиса, снял его и запитал перемещение вновь.

А потом моргало и сияло, мир вокруг их тесной группы то погружался в мрак, то начинал сиять миллиардами галактик… И на всем Пути торжественно и печально пела флейта. Мелодию лунной флейты приглушил громкий скрип невидимой двери, и на поляне появился истекающий кровью Снейп, голову которого поддерживал ставший телесным Цейгергоффер, а Бааль-Шем начал неуверенно ощупывать себя, словно сомневаясь в реальности происходящего.

Петунья стремительно подскочила ко вновь прибывшим и упала перед зельеваром на колени.

— Стазис! — закричала она.

Хрипло дышащий Цейгергоффер с удивлением разглядывал свою ученицу, только сейчас сопоставив ее со сквибом слизеринца. Бааль-Шем осторожно прикоснулся к плечу девушки.

— Стазис! — закричала она еще раз, пытаясь дрожащими руками нарисовать хоть один символ и упорно не желая замечать, что кровь больше не выплескивается из страшной раны.

— Эванс, — тихо окликнул Бааль-Шем, — Стазис не поможет.

— Нет, — зарыдала Петунья, сжавшись рядом с еще теплым Снейпом. Она пыталась услышать биение сердца, припав к груди зельевара, но ответом ей была тишина.

Не осталось ни капли сомнения — Северус Снейп был мертв.

* * *

Примечание:

Оригами кусудама — весьма популярная техника по изготовлению украшений из бумаги. Мне лично понравились такие:

http://bighandmade.ru/wp-content/uploads/2017/09/e4d4ce26afaff487ffa88692df2dc2a7.jpg https://avatars.mds.yandex.net/get-pdb/245485/79536576-b41f-4c42-8a33-5c998f60682f/s1200?webp=false

https://avatars.mds.yandex.net/get-pdb/231404/6e89d5f7-028e-4130-b873-754a1f154c17/s1200?webp=false

https://avatars.mds.yandex.net/get-pdb/472427/359ec4e4-bed2-483b-81df-b33a1bea61e5/s1200?webp=false

Про то, что Малфой применял Империус в качестве элемента сексуальных игр с женой (и не только), Снейп намеками рассказывал Петунье на пятом курсе (глава 29).

Не потерять свои — карточное выражение.

Наос, неф и апсид — элементы планировки католической церкви.

Да-а-а, ну to be continued, как говорится. И да, haters gonna hate.