Щеночек (джен)

МакГонагалл Гарри увидел через несколько дней у Лорда. Она вошла в зал медленно и осторожно, опираясь на руку Долохова и глядя себе под ноги. Тонкие волоски выбились из неопрятного пучка и невесомой паутинкой парили в воздухе. Черная застиранная мантия плотно запахнута на груди, словно на холодном ветру. Видеть всегда энергичного и педантичного декана Гриффиндора такой было неприятно.

Лорд сидел за своим столом на возвышении — его поза была расслаблена, но красные глаза пристально следили за пожилой волшебницей.

— Рад видеть, что вам стало лучше, профессор, — он кивнул на ряд кресел перед собой, тех самых, что напоминали Гарри о зале суда Визенгамота. — Присаживайтесь.

Долохов подвел МакГонагалл к ближайшему креслу, и она с явным облегчением опустилась, обхватила себя руками и замерла, по-прежнему глядя в пол.

— Желаете что-нибудь выпить?

— Не стоит беспокойства, мистер Риддл, — ответила она надтреснутым голосом, не меняя позы. Стало настолько тихо, что, казалось, зазвенел воздух — как стекло, которое вот-вот осыпется острыми осколками.

— Вы в самом деле полагаете, что не в моих силах научить вас правильно ко мне обращаться, профессор? — вкрадчиво поинтересовался Лорд.

МакГонагалл неожиданно фыркнула и подняла голову.

— Я полагаю, что в ваших силах запугать слабых духом людей, — веско сказала она и с горечью добавила: — И детей.

Гарри дернулся, как от удара. Вот так легко обозвать всех признавших власть Лорда запуганными и «слабыми духом»? Или списать выбор Гарри на возраст — после того, как он скрывался по всей стране в поисках крестражей, снова и снова выступал против сильнейшего темного волшебника, после того как пошел на смерть! Как бы то ни было, встал на колени он ради своих близких, и даже старик Корд не позволял себе так его оскорблять.

Палочка скользнула в руку, и Гарри шагнул вперед, встречаясь взглядом с МакГонагалл. В памяти вдруг всплыло, как он бросился под Круциатус в кабинете директора, чтобы ее защитить, как она тогда пожала ему руку. Без этой молчаливой поддержки и одобрения Гарри вряд ли нашел в себе силы подчиниться Лорду, не обострять ситуацию дальше. Теперь МакГонагалл смотрела на него со строгой жалостью, как на неизлечимо больное животное, и он был готов проклясть ее только за это.

— Спокойно, Гарри, — приказал Лорд и обманчиво мягким тоном обратился к МакГонагалл: — Надо полагать, себя вы считаете сильнее, профессор. — Сильнее Приэттов, Боунса, МакКиннона... Всех тех, кто умолял меня о пощаде, теряя голову от страха. О Дирборне и Петтигрю я не говорю, трусость была им присуща изначально.

— Это ложь!

— Это правда, — спокойно ответил он. — Даже Поттеры в минуту отчаяния были готовы встать на колени. Но я не дал им такой возможности... быть может, зря.

Сердце Гарри пропустило удар. Он точно знал, что его мать умоляла сохранить жизнь, но не себе — сыну. Это ведь не трусливая мольба, а совсем другое... Хотя была ли разница с точки зрения человека, который хотел поставить на колени весь мир любой ценой? Который давно научился так смешивать правду с ложью, что мало кто кроме Дамблдора мог его раскусить...

МакГонагалл молчала, плотно сжав губы и глядя в сторону. Сейчас она уже не выглядела разбитой старухой. В лице, глазах и осанке были видны прежняя собранность и строгость. Лорд улыбался.

— Непримиримость того сорта, что вы столь высоко цените, профессор, отличает лишь фанатиков... Тех, кто увлечены идеей настолько, что забывают обо всем остальном мире, кого не интересует ничего, кроме цели... В чьей жизни нет больше ничего важного, — он подался вперед, впиваясь взглядом в ее лицо. — Но я никогда не причислял к числу фанатиков вас, Минерва. Возможно, я ошибся в этом, и вы до самой смерти, сходя с ума от боли и видя чужие муки, не выдавите из себя простое «милорд»?

— Можно подумать, это что-нибудь изменит, — резко ответила МакГонагалл, по-прежнему не глядя на Лорда. Тот вновь откинулся на спинку кресла и улыбнулся.

— Так значит вы решили уподобиться загнанной в угол кошке, которая бросается на противника из одного лишь страха, Минерва? Боитесь меня настолько, что не рискуете перестать шипеть?

— Я не собираюсь играть в ваши игры, — с прежней твердостью сказала МакГонагалл, но в этот раз не прибавила «мистер Риддл» в конце. Усмешка Лорда стала шире — видимо, этот факт не прошел мимо его внимания.

— Ваше право, профессор. Я даже рад, что вы так упорно желаете продлить наше общение, — на этих словах МакГонагалл побледнела еще сильнее и плотно сжала губы. — Я был бы восхищен... не будь это такой глупостью.

Лорд коротко кивнул Гарри. Пояснений не требовалось — все Пожиратели смерти умели угадывать желания своего господина. За время разговора ярость немного утихла, но жалость во взгляде бывшего декана раздражала по-прежнему. Гарри уверенно поднял палочку.

— Конъюнктивус!

Глаза у МакГонагалл мгновенно покраснели, веки распухли так, что натянулась тонкая розовая кожа; набухли слезы, но еще держались, не скатываясь вниз. Она не издала ни звука, только плотно сжатые губы да вцепившиеся в подлокотники пальцы выдавали ее состояние. Воспаленные глаза должно было невыносимо резать от света, но МакГонагалл прикрыла их не сразу, пытаясь справиться с болью, сохранить иллюзию контроля над происходящим, которую дает зрение. Нарушение восприятия зачастую дезориентирует и пугает больше, чем обычные пытки. Не зря Лорд когда-то приучал его слушаться именно с завязанными глазами...

Гарри рассматривал МакГонагалл, видел напряженное ожидание новой боли, видел даже скрытую за ним надежду, что та все-таки не придет. Шрамов или ожогов не было видно, худое тело прикрыто плотной черной мантией. Лицо осунувшееся, с заострившимися чертами — еще немного, и с нее можно будет лепить горгулью вроде той, что стояла на входе в кабинет директора. Гарри предпочел бы не участвовать в происходящем — слишком смешанные и сильные чувства пробуждались при виде подобной беспомощности бывшего декана. Но выбора не было, и он снова поднял палочку. Наложил Инкарцеро, чтобы МакГонагалл не причинила себе лишнего вреда, неудачно дернувшись. Жесткие веревки оплели её тело, сорвав испуганный вздох — заклятье было невербальным и потому внезапным.

Когда острые шипы коснулись кистей рук, она чуть заметно дрогнула и задержала дыхание. Подчиняясь воле Гарри, те погружались медленно, по миллиметру. Тонкими нитями заструилась кровь. Даже укол иглой в кисть крайне болезненен — слишком чувствительное место, слишком много там проходит нервов, связок... У каждого шипа было широкое основание, которое натягивало, раздвигало плоть, пока острие проникало все глубже, проходя вскользь по тонким, хрупким косточкам, по натянутым жилам. МакГонагалл крепилась, сдерживая дыхание, но все лицо у нее было залито слезами. Когда шипы прошли насквозь, пришпилив ладони к деревянным подлокотникам, она все же дернулась конвульсивно — и безуспешно, шипы держали крепко, — не удержала сдавленного всхлипа, тут же закусила губу, бесспорно коря себя за проявленную слабость.

В том, чтобы видеть ее такой, было что-то захватывающее. Гарри помедлил, выбирая место для продолжения пытки. Ключицы? Бедра? Ступни?

— Чувствуешь себя мученицей, Минерва? — раздался мягкий голос совсем рядом. Лорд стоял в одном шаге, жадно наблюдая представление. — Ради чего ты сейчас страдаешь? Все члены Ордена захвачены, и я уже допросил их лично. Тебе больше не на кого надеяться, Минерва, и не за что бороться.

МакГонагалл открыла красные, больные глаза, но тут же прикрыла их вновь, смаргивая налившиеся слезы.

— Ты все равно не поймешь, Том, — тихо ответила она.

— Не пойму этой жертвенности? Глупости? — Лорд расхохотался, запрокинув голову, и одним слитным движением приблизился, нависнув над МакГонагалл. — Тебя всегда увлекали пустые, бесцельные вещи...

— Не поймешь, за что мы умираем... — с обреченной, безнадежной твердостью сказала она.

— Вы умираете, — выдохнул Лорд и длинным ногтем коснулся воспаленного века, провел пальцами по щеке, размазывая слезы. — Этого достаточно.

— Мы умираем людьми, — губы МакГонагалл дрогнули, она судорожно вздохнула, издав не то всхлип, не то смешок. — Собой. И это совсем не страшно, Том.

Лорд замер, а потом отшатнулся так резко, словно обжегся.

— Метку, Гарри! — ледяным голосом приказал он и вдавил кончик палочки в подставленную шею, которую тут же проняло жаром.

Гарри смотрел на МакГонагалл не отрываясь. Он помнил, как это страшно — идти на смерть, пусть даже правильную и нужную. Его жертва была хотя бы оправдана в отличие от выбрасывания жизни упрямыми идиотами вроде тех же заключенных, отказавшихся подписать договор. Гарри привык к этой мысли, давно считал ее единственно верной — и, разумеется, своей — но сейчас смотрел на МакГонагалл и видел смысл в том, чтобы не выменивать достоинство, принципы, саму душу по крупицам, в том, чтобы быть верным — не кому-то, самому себе. Даже если для этого придется умереть.

Может, она и соврала, что не боится смерти, но что-то в этом все равно было. Важное. Жаль, что он так и не успеть узнать своего бывшего декана по-настоящему, также как и всех остальных членов Ордена. Возможно, сложись обстоятельства по-другому...

Только когда зал начал заполняться Пожирателями, Гарри вспомнил слова Флитвика про ближайшее собрание. Внутренности скрутило от волнения. Он ждал попытку переворота, готовился к ней, но все равно не мог поверить, что она вот-вот произойдет. Скоро решится их будущее, и он не мог, не должен был ошибиться.

Пустые кресла левитировали к стенам, и Пожиратели молча вставали широким полукругом перед Лордом. Здесь был старый созыв и новое поколение приближенных — те вчерашние студенты, которых последние месяцы натаскивал Долохов. МакГонагалл, по-прежнему связанная, с закрытыми глазами, сидела, вскинув подбородок и настороженно прислушиваясь. Слезы на ее лице уже высохли, а сомкнутые веки слиплись от гноя. Гарри отступил назад, оказавшись за плечом Лорда.

После того как последние Пожиратели торопливо заняли свои места, тихий шум, заполнивший зал вместе с людьми, перекрыл холодный голос.

— Я собрал вас, чтобы сообщить прекрасную новость, мои верные Пожиратели смерти. Возможно, некоторые из вас уже ее знают... Остатки Ордена феникса наконец схвачены. Сегодня с ними будет покончено, и больше никто в стране не посмеет противиться нашей власти, — он окинул взглядом зал. — Долохов, Роули, приведите их.

Гарри присматривался украдкой, пытаясь заметить какой-нибудь знак, отмечающий заговорщиков, особенную нервозность. Напряжены были все, что неудивительно с учетом событий последних месяцев. Белла кривила губы, бросая высокомерные взгляды на МакГонагалл. Руди и Рабастан, стоявшие по бокам от нее, при всей своей разнице во внешности были одинаково невозмутимы. Роджер занимал место рядом с отцом — руки сложены на груди, лицо и вся поза показательно непроницаемы, словно он сидел за карточным столом. Гарри не придал бы этому значения, не ищи он странности специально... Но нет, это просто невозможно.

Малфои выглядели совершенно обычно — холеными и с тем налетом надменности, который не сходил даже на собраниях — во всяком случае, пока на них не падал взгляд Лорда. Сейчас больше, чем когда-либо раньше было видно, насколько Драко похож на отца.

Дверь распахнулась, и в зал вошел Роули, за которым тянулись связанные пленники: нервный и дерганный мистер Уизли, за ним Билл с низко опущенной головой, потом спокойные внешне Кингсли, Чарли и Перси. Анджелина шла с гордо задранным подбородком, Вуд хмурился, а Кэти, судя по виду, едва сдерживала слезы. Замыкал цепочку Долохов, толкнувший замершую на входе девушку, так что та практически упала на спину Оливера.

— Эй, полегче, — рявкнул тот конвоиру.

— Заткнись, — лениво посоветовал в ответ Тони, поторапливая их взмахом палочки.

— Не трогайте детей! — воскликнул мистер Уизли, бросаясь назад, пытаясь загородить собой Кэти.

Долохов равнодушно взмахнул еще раз, и он растянулся на полу, отлетев к ногам старшего Малфоя.

— Отец! Нет!

На лице Люциуса расплылась неприятная улыбка.

— Артур! Я вижу, вы наконец заняли подобающее себе место, — и он упер кончик трости в грудь старому недругу, не позволяя подняться, что и без того было непросто со связанными руками.

Мистер Уизли залился краской.

— Убери трость!

— Думаете, могу ее запачкать? — поинтересовался Малфой.

— Люциус, — негромко обратился Лорд, моментально обрывая шум в зале.

Гарри только сейчас заметил, что Вуд и Чарли тоже лежали на полу, судя по всему, обездвиженные Петрификусом, а МакГонагалл буквально окаменела в своем кресле, натянутая как струна.

— Прошу простить, милорд, — склонился старший Малфой, убирая трость. — Я несколько увлекся.

Вскоре порядок был восстановлен — члены Ордена стояли перед Лордом спиной к двери, а Долохов и Роули вернулись на свои места среди Пожирателей.

Гарри сжимал палочку в кармане и ждал. Он не знал, что именно случится, как это будет выглядеть, но был уверен, что ждать осталось недолго. И что у него будет совсем мало времени, чтобы успеть совершить задуманное. Цепочка портключа обвивала левое запястье, после пары тренировок тот ложился в руку мгновенно. Нужное заклятье отработано, решение принято — Гарри был готов, но волнение все равно сжимало внутренности.

— Я думаю, не помешает проверить, профессор, — холодно начал Лорд, пройдя мимо пленников и остановившись у застывшей в кресле МакГонагалл, — в самом ли деле все вы настолько не боитесь смерти, насколько пытаетесь показать.

В зале стояла абсолютная тишина, в которой тихий всхлип Кэти прозвучал непозволительно громко. На лице Лорда появилась жуткая усмешка.

— Думаю, мы начнем с простого. Кого из вас убить первым, Минерва?

Та молча сжала губы.

— Не хочешь говорить? — в его голосе зазвучало злое веселье. — Так даже интереснее.

Мистер Уизли сдавленно кашлянул. Лорд бросил на него тяжелый взгляд и неторопливо обошел кресло, рассматривая МакГонагалл. Оказавшись за спинкой, он наклонился и прошептал ей на ухо — достаточно громко, чтобы все его расслышали в напряженной тишине:

— Мы поступим так, Минерва: те, кого ты назовешь, умрут легкой и быстрой смертью... А остальные будут страдать до тех пор, пока не проклянут твое имя.

Гарри мимоходом удивился тому, что условием было всего лишь назвать имена, а затем понял, что профессор вряд ли способна отнять жизнь своей рукой. Лорд поставил более реальную цену, сделав выбор намного сложнее.

Мистер Уизли кашлянул снова. Лорд резко развернулся к нему, и тот было замер, задержав дыхание, но потом не выдержал и зашелся в отчаянном, выворачивающем приступе кашля. Из его рта начали вырываться клубы зеленого дыма, все более густые и плотные. Они тянулись вверх, складываясь в знакомое всем изображение Темной метки.

— Мерлин... — прошептал кто-то из пленников.

Неожиданно в глазницах черепа распустились цветы, а выползшая из его рта змея вместо того чтобы угрожающе извиваться в воздухе, обернулась вокруг и пристроила голову наверху.

Гарри зачарованно смотрел на эту сюрреалистичную картину, пока яростное шипение рядом не привело его в чувство. Лорд стоял, вцепившись рукой в изголовье кресла, а его тело сотрясали крупные судороги. Пожиратели смерти прижимали кончики палочек к обнаженным меткам. В Малфоях сквозило отчаянное усилие, на лице Долохова была написана полная сосредоточенность, Руди весело скалился, Белла... Мерлин, даже Белла участвовала в этом! Члены Ордена явно не верили своим глазам, — Гарри бы тоже не поверил, не знай он все заранее.

— Поттер, что ты стоишь? Добей его! — рявкнул Амикус, весь красный и вспотевший от напряжения.

Лорд медленно, с явным трудом поднял голову. И без того страшное лицо искажал хищный оскал, а в глазах горело безумие. Они встретились взглядом, и от метки на шее разошлась волна ослепляющей, подкашивающей боли. Гарри упал на колени, цепляясь за пол, дыша широко открытым ртом, пытаясь удержать себя в сознании.

Контроль над чувствами давался едва-едва. У него получалось дышать. Получилось даже разглядеть перед собой бледное лицо. Лорд смотрел прямо на него. Вокруг звучали чужие стоны, а внутри просыпалось странное, сумасшедшее веселье. Наконец они были на равных — воля против воли, как на кладбище после возрождения, когда родственные палочки вошли в резонанс. Как же долго Гарри ждал этого момента! Пусть тело едва слушалось, пусть чуть не трескалась от боли голова — это мелочи по сравнению с возможностью снова бороться, чувствовать себя свободным, живым, делать то, что хотел.

— Помнишь Августу Лонгботтом? — прошептал Гарри, с трудом шевеля губами, скалясь от безудержной, бешеной радости.

Палочка весила не меньше сотни фунтов, но он смог ее поднять дерганными, рваными движениями, едва удерживая в скрученных судорогой пальцах. Короткий росчерк — и красные глаза расширились от шока. Узнал. Вспомнил. Гарри ухмыльнулся сильнее.

— Compunctum! ⁽¹⁾

Боль от метки схлынула лишь на мгновение, но этого хватило Гарри, чтобы броситься вперед и зацепиться за Лорда. Когда она вернулась, еще более яростная и отчаянная, он уже сжимал в одной руке порт-ключ, а другой обхватывал твердое как камень тело. Красные глаза оказались совсем рядом, топя в ненависти, ярости, жажде крови. Гарри почти провалился до самого дна, когда знакомый крючок подцепил в области живота и потащил через пространство.

Они вывалились в гостиной на Гриммо, и ни один не устоял на ногах. Тело так выкручивало, что страшно было пошевелиться — хотелось замереть неподвижно, пока все не утихнет. Гарри почти лежал на жестком как бревно теле самого жуткого, сильнейшего в мире волшебника, комкал в судорожно сжатой руке темную мантию и улыбался как безумный. У него получилось! Надо было скорее выпить зелье, скрывающее от магического поиска, вот только руки не слушались.

— Прекрати... это... — выдохнул он и с удивлением почувствовал, что боль в самом деле отступила. Пальцы все еще дрожали, плотно притертая пробка никак не поддавалась, так что Гарри выдернул ее зубами, расплескав половину и бессильно выругавшись.

Лорд скалился в потолок в жуткой гримасе, показывая крепко стиснутые зубы. Взгляд красных глаз стал отсутствующим и пустым. Видимо, ему все труднее было бороться с натиском бывших слуг. Как влить в него зелье — совершенно не ясно. Мордред, почему такие вещи никогда не получается предусмотреть заранее! Разжимать зубы Гарри не рискнул и капнул положенные три капли прямо на них. В конце концов, нигде не было сказано, что зелье действует только на языке. Следующую порцию он проглотил сам и замер, прислушиваясь к ощущениям. Задерживаться на Гриммо опасно, но и двигаться дальше до того, как оно подействует, не было смысла.

Гарри пошатываясь добрел до своей комнаты, достал из-под кровати сумку с одеялами, продуктами и волшебным огнем в банке. Когда он вернулся в гостиную, Лорд еще лежал на полу, но тут же открыл глаза, глядя в упор, без тени прежней отрешенности — значит, зелье сработало, оборвав все магические связи. Пора уходить.

— Ты все-таки созрел для мести... — холодно сказал Лорд. Узкие ноздри нервно раздувались, а на мертвенно-бледной коже выступил пот — проклятье уже вступало в силу.

— Мести даже большей, чем то жалкое бестелесное существование, на которое обрек меня в прошлый раз...

Надо было выхватить палочку и обездвижить его, оглушить, но Гарри не шевелился, молча глядя в красные глаза. Он хотел бы сказать, что причина не в мести, а в словах Дамблдора о душе и раскаянии, в возможности все исправить, которая нашлась вместе с описанием проклятья в библиотеке Блеков.

Или в своем желании получить свободу, которое снова вспыхнуло, когда выяснилось, что Лорд знал, как излечить немоту, и принял решение за него, не сказав об этом ни слова.

Разбирая дела оппозициониров, Гарри не раз хотел послать вызов и объяснить, что так нельзя, хотел заставить Лорда почувствовать все сотворенное им зло, всю боль, что он причинил другим — бессмысленные порывы, который утихли со временем, не найдя выхода. Гарри был бессилен что-либо изменить и научился равнодушно смотреть, как Лорд сходит с ума, как срывается на слугах и ломает собственные планы.

Заговор стал подарком судьбы, шансом все исправить по-настоящему, пусть даже ненадежным — кто знал, как могли обернуться события. Но Гарри не мог его упустить, и дело тут вовсе не в мести. Ну или не только в ней.

Вслух он сказал совсем другое.

— Я не дам тебе умереть.

Лорд рассмеялся холодным, страшным смехом.

— Разумеется, Гарри. Ведь мы связаны, связаны крепче, чем ты думаешь... Знаешь, что сейчас делают твои бывшие друзья? Они рассказывают, почему тебя нужно уничтожить. Тебя никто не защитит, кроме меня, Гарри. Ты еще слишком слаб, чтобы бороться в одиночку.

— А твои бывшие друзья теперь пойдут на все, чтобы уничтожить тебя!

— Они заплатят за это, каждый из них... Однажды я дал им шанс искупить свою вину верной службой, но теперь... Теперь они пожалеют, что посмели пойти против своего господина, пожалеют о том миге, когда родились на свет!

Длинные, кривые пальцы заскребли по полу, глаза подернулись серой дымкой, а затем вновь полыхнули огнем. Гарри ничего не ответил, молча глядя на то, как проклятье захватывает его все сильнее. Говорить сейчас о мести было бессмысленно — все изменится после того, как магия закончит свою работу.

1) Полный раскаяния (лат.) — Проклятье полного раскаяния, которое без конца прокручивает в сознании жертвы пережитые события, пока та не раскается во всех своих — крупных и самых незначительных — грехах. До этого момента редко доживали, умирая от нервного и физического истощения. От этого проклятья скончалась Августа Лонгботтом, так и не получив помощи, о которой в письме просил Невилл и которую (по его собственным словам) мог оказать Лорд.

Вернуться к тексту