Маленькие трудности при написании великих книг (джен)

Было ли у него хоть одно доброе утро в Хогвартсе? Вот хоть одно, когда открываешь глаза, оглядываешься по сторонам и думаешь, что если бы была возможность переместиться хоть на край света или в свою тёплую лондонскую кроватку, ты всё равно остался бы здесь: лежать в тепле и ни о чём не думать. Было? Если и было, то только в прошлом учебном году, да и то в самом его начале. До Хэллоуина, если быть точным, когда ту кошку… Хм, а ведь и в позапрошлом году всё началось в день всех святых, когда был тот тролль. И в этом году, когда объявился Блэк… Гилдерой устало вздохнул, прикидывая вероятность того, что и в этом году, когда все нормальные дети будут сдавать экзамены, Гарри Поттер опять будет бегать от какого-то вселенского зла. Гарри будет бегать, зло за ним, а Гилдерой Локхарт… Какова вероятность, что самый знаменитый и прекрасный волшебник современности будет избавлен от участия в этом ежегодном марафоне и ему не придётся никого спасать?

Он перевёл взгляд от окна на стоящих возле его стола Поттера, Уизли и Грейнджер. Вероятность, ещё вчера составлявшая около четырнадцати процентов, скатилась до отметки ноль, едва наступило рождественское утро, которое было по традиции совсем не добрым. Маггловский дух рождества, как видно воспылавший неуёмным желанием одарить всех и каждого, конечно, не смог пролететь мимо его скромного обиталища, не подкинув свой подарочек. Который он, судя по всему, должен был принять с распростёртыми руками и лучезарной улыбкой на лице. Подарок, достойный героя или как минимум любителя приключений, сопряжённых с риском для жизни. Впрочем, надо было отдать должное изобретательности неугомонного духа, не менее неугомонный гриффиндорец тоже получил в это утро подарок сомнительного содержания.

Метла — Молния. Дорогая игрушка, способная развивать просто сумасшедшую скорость (как будто скорости, развиваемой ныне покойным нимбусом, было мало, чтоб убиться). По мнению дарителя, видимо, действительно мало, иначе он бы не стал дарить подобную коллекционную вещь, не снабдив её даже поздравительной открыткой. Хотя что бы он там написал?

Желаю, чтоб в следующий раз вместе с метлой в дерево попал ты сам.

Счастливого рождества.

С нелюбовью, Сириус Блэк.

В том, что даритель — Сириус Блэк, была уверена только Гермиона. Гарри, Рон и сам наипрекраснейший волшебник мира лелеяли робкую надежду на то, что это просто очередной поклонник Поттера, восхищённый не пойми чем, которому просто некуда девать пару сотен галлеонов.

Но как бы ни была велика эта надежда, факты были упрямы, а мисс Грейнджер не по годам настойчива. Гилдерой не знал, что за лекцию пришлось прослушать мальчикам, но судя по тому, с какой тоской они порой поглядывали на Молнию, не приходилось сомневаться: она была долгой и очень, очень разумной. А ещё не приходилось сомневаться в том, что главным аргументом являлась та информация, которой он снабдил девочку.

В руках у Поттера была метла, в глазах горел яростный огонь, а на лице его красовалось такое выражение, что сразу становилось понятно: появись здесь сам Блэк или даже его хозяин, то его этой метлой и побили бы. Но Блэка не было, Тёмный Лорд отсиживался, по слухам, где-то очень далеко, и потому принять удар на себя предстояло именно ему. Несравненному герою, величайшему волшебнику, ну и просто тому человеку, которому не посчастливилось стать доверенным лицом мальчика-который-просто-притягивает-неприятности.

Однако, вопреки ожиданиям, требований немедленно броситься на поиски врага не поступило, вместо этого его весьма настойчиво попросили повторить всё то, что он сказал Гермионе. То ли всё ещё надеялись, что это ошибка, то ли в глубине души хотели услышать, что Блэк — безродный псих без гроша в кармане, которому явно не хватит денег и наглости на Молнию.

Гилдерой терпеть не мог подобные разговоры. Если говорить начистоту, то он вообще не любил разговоры, в которых главная роль отводилась не ему, а кому-то другому. Поэтому с радостью в очередной раз спихнул эту неприятную обязанность на Миранду. Она любила покричать, что всё, что его касается, — это её дело, а раз так, то пусть и разбирается. Благо опыта у неё тут побольше. Быстро чиркнув пару слов, он вручил записку Зарнице — издательской сове, которая, согласно приказу Чарльза, целиком и полностью перешла в его распоряжение, в помощь к его вечно занятой рассылкой писем фанаткам сове.

Встречу назначили у самого запретного леса, репутация которого была сильнее, чем желание полюбоваться красотами заснеженных деревьев, и потому держала возможных свидетелей на весьма приличном расстоянии. Почему-то среди школьников бытовало мнение, что безопасное расстояние — это тот отрезок, который ты сможешь преодолеть за то время, что нечто неведомое бежит за тобой. Наивно. Кто-кто, а он знал: не все эти твари бегают, многие ещё и летают.

Миранда была одета в тёплую приталенную куртку, которая занятно контрастировала с совсем лёгким беретом, служившим разве что для красоты, но никак не для тепла. Впрочем, времени на то, чтоб замёрзнуть, у неё всё равно не было, поскольку разговор получился недолгим. Гарри, как видно, уже самостоятельно порылся в своём личном фотоальбоме и нашёл там фотографии Блэка, Люпина и покойного Петтигрю. Причём порылся так основательно, что у подошедшего через пару минут Уэлша разве что руки не затряслись от желания позаимствовать некоторые фото «на посмотреть».

Агент, никогда не отличавшаяся мягким характером, и к тому же не обременённая такими понятиями, как особая любовь к детям, стремление смягчить некоторые особо жёсткие стороны реальности, да и вообще не любившая долго рассусоливать, быстро и довольно-таки красочно расписала мальчику уже известные ему события, описание которых завершила своими подозрениями насчёт маниакальных намерений Блэка.

Спокойно, даже отчасти равнодушно выслушав ответную сбивчивую речь Поттера в защиту метлы (Уизли лишь одобрительно поддакивал на заднем плане), она, не меняя выражения лица, согласно кивнула и сказала, что не смеет мешать. Лёгким жестом руки в коричневой перчатке пресекла попытку Гермионы возразить и всё так же равнодушно продолжила, заявив, что она посторонний человек и не вправе указывать мистеру Поттеру, что он должен делать и, упаси Мерлин, как распоряжаться своим имуществом. Однако, как литературный агент, сотрудник издательства и в недолгом прошлом журналист, она не может не приветствовать его решение, ибо за статьи о мёртвых героях платят больше, да и тираж они поднимают на ура.

После такой тяжёлой артиллерии даже у Мальчика-Который-Выжил поубавилось спеси и вида «я-лучше-знаю». Неловко помявшись, он переглянулся с Уизли и сам предложил проверить метлу.

— Только осторожно. Скоро матч, а мне ещё надо тренироваться…

— Речь о твоей жизни! — мигом взвился голос рассудка в лице Гермионы Грейнджер, но Миранда уже мягко забирала предмет спора у мальчика.

— Конечно аккуратно. Гилдерой её проверит, а если у него возникнут сомнения, мы вызовем сюда пару специалистов. Неделя-две максимум, — мягко улыбнувшись, сказала она, не глядя пихнув Молнию стоявшему позади неё Мэтью.

На этом решили закончить, поскольку, во-первых, говорить было более не о чем, а во-вторых, крыса Уизли, которую он вытащил подышать на свежий воздух, кажется, приготовилась прямо на этом свежем воздухе и отдать концы. Жалкое, облезлое существо безвольной тряпкой повисло в руках мальчика, когда он осторожно достал его из куртки на белый свет с робким вопросом, знают ли они, как ему помочь.

Ответа на этот вопрос, Локхарт, к своему стыду, не знал, у Миранды же прямо на лице было написано огромными буквами, что единственная и правильная помощь — это добить, чтоб не мучилась. И судя по тому, как рыжий тут же осторожно убрал зверька обратно, она была далеко не первым человеком, придерживающимся такого мнения.

Первому красавцу Англии и, возможно, всего мира, было отчасти даже жаль, что он не крыса. Повесил лапки, хвостик и всё: тебя несут в замок, где накормят, напоят и, возможно, уложат спать в тёплую кроватку. Ему, увы, тёплая кроватка не светила никаким соблазнительным ракурсом. Нервотрёпка последних дней, выискивания чего-то там по указанию Уэлша и уроки с Поттером заставили его сделать немыслимое: забыть ответить на письма читательниц!

Добравшись наконец до своей святая святых и проверив все охранные заклинания, он ещё долго вертел в руках по обыкновению нежно-розовый конверт с письмом, написанным изумительным ровным почерком. Сюзанна Рид. Девушка, чьё письмо он получил, едва вернулся в Лондон после эпопеи с привидением. Тогда ещё не было издательства, Чарльза, Миранды, вороха писем и фан-клуба. Был только такой же маленьких конвертик с письмом, в котором незнакомая девушка выражала восхищение его геройством: тем, как он храбро столкнулся лицом к лицу с чудовищем.

Это письмо он бережно хранил и берёг как зеницу ока, хотя агент, которой была однажды оказана великая честь лицезреть его, сказала, что более дурацкого послания в жизни не видела. Красивый почерк обозвала каллиграфическим извращением, манеру письма заунывным словоблудием, а саму девушку — выжившей из ума старухой, которая впала в детство и имеет разум трёхлетнего ребёнка со взрослыми замашками. С тех пор Миранде было навечно отказано в праве лицезреть послания от бессменного лидера фан-клуба. Впрочем, она, к великому огорчению Локхарта, ничуть не переживала по этому поводу.

Ответ на последнее послание он начинал писать по меньшей мере раз восемнадцать, но каждый раз лист непременно отправлялся в помойку. Спросить или нет? Ведь нет ничего такого в том, что он задаст ей какой-нибудь простой вопрос. Например, о том, сколько ей на самом деле лет. В одном из первых писем она упоминала, что ей двенадцать. Двенадцать плюс шесть, значит ей сейчас уже восемнадцать или девятнадцать. Совсем не старая. Но Трелони сказала…

Наконец, спустя около полусуток мучений, письмо было готово — без глупых вопросов, которые могли бы заставить её подумать, что он не верит ей — оставалось лишь дождаться, когда появится почтальон.

Раньше Гилдерой всегда отправлял ей письма со своей личной совой, выказывая тем самым уважение своей самой первой почитательнице, но теперь приходилось ждать прилёта её совы. Он не знает, правда, что случилось. Сюзанна об этом даже не упоминала, просто однажды после очередной крупной перепалки с Мирандой он заметил, что его сова вернулась с письмом обратно. Агент тогда поперхнулась чаем и быстро поспешила в типографию — узнать, как идут работы с выпуском книги: проверить качество печати, не напортачили ли опять с размещением иллюстраций и т.д. Ответ, вдвойне подозрительный тем, что всего за пару минут до этого она заявила, что всё уже практически сделано и беспокоиться им более не о чем.

Короткий сон, за которым Гилдерой решил скоротать время ожидания, был действительно коротким. Стрелки на часах утверждали, что прошло не больше получаса, перед тем, как его разбудил стук в окно. Он уже было обрадовался, что это прилетела сипуха, которая обычно и относила его письма мисс Рид, но нет, это была Зарница, по привычке осторожно опустившаяся на рабочий стол. Сова, практически выросшая в издательстве и прошедшая всю совиную карьерную лестницу — от обычной курьерской между журналистами, до личной совы директора издательства, — делала это с неподражаемой лёгкостью и аккуратностью.

В письме было всего одно слово: «Бегом».

Вот так и получилось, что фактически бегом по свежевыпавшему снегу он нёсся в половину шестого утра по направлению к Дракучей Иве.

— Угадай, кто сделал нашему юному дарованию столь щедрый подарок? — лениво осведомилась Миранда, едва он влетел в комнату, служившую гостиной.

В долгом переборе вариантов не было необходимости. Будь это крёстная фея, фонд помощи сироткам или лично Её величество, его сюда бы не вызвали в столь ранний час. Значит, ответ был один…

— Ты уверена? — уже смирившись, спросил он, с лёгким содроганием поглядывая на лежащую на столе метлу.

— Верить бумажкам и словам свидетелей в нашем бизнесе на сто процентов нельзя, но… Но как-то всё слишком уж красиво складывается.

— То есть? Вы её проверили?

— Гилдерой, мы тебе что, служба по обезвреживанию? Или, по-твоему, у меня из ниоткуда нарисовался статус мракоборца со степенью по защите от тёмных искусств? — презрительно хмыкнула девушка. — Мы с Мэтью журналисты. Жур-на-лис-ты! Мы лазаем, вынюхиваем, подслушиваем, на худой конец, тупо взламываем замки и воруем информацию. Но никак не собственноручно находим и снимаем хитроумные заклятья, наложенные всякими психопатами.

— Но как же вы тогда…

— Да как обычно, — нагло усмехнувшись, вставил подошедший из соседней комнаты Уэлш. — Послали пару запросов, напрягли несколько проверенных источников — и вуаля.

— Что ты так на нас смотришь? — заметив его разочарование, недовольно продолжила агент. — Если б я сразу сказала этим недоучкам, что не собираюсь препарировать эту швабру, то наша мисс всезнайка потребовала б обратиться к настоящим профессионалам.

Проглотив намёк на профессиональность исключительно по причине недосыпа, Локхарт всё же поинтересовался:

— А при чём тут Гермиона?

— При том, что из всей троицы у неё единственной в голове достаточно мозгов, чтоб понять, где опасность. Она, в отличие от мальчишек, сразу бы оттащила метлу кому-нибудь из профессоров и засомневалась в нашей компетентности. А так, она свято верит, что ты лично будешь разбирать Молнию по прутикам.

С этими словами Миранда встала со стоящего перед камином кресла и подошла к столу, на котором и лежала виновница переполоха.

— В общем, я сразу отправила запрос производителю на тему, что ему известно об этой красотке. И должна признать, что нам всем крайне повезло, что это не Нимбус или, упаси Мерлин, Чистомёт. Эта малышка — штучный товар для тех, кому некуда девать свои галлеоны, и спортсменов. У каждой свой инвентарный номер, с помощью которого нет ничего проще, чем отследить нужный экземпляр. Так что я просто отправила письмо о том, что метла «Молния» номер 937 была куплена в подарок любимому ученику Гилдероя Локхарта, самому Гарри Поттеру. И мистер Локхарт, сам обладатель такой же метлы, очень интересуется, подходит ли она в той же мере для подростков, как и для взрослых. И конечно, услужливый работник, желая угодить агенту великого и несравненного героя, расписал всё во всех подробностях, не забыв упомянуть даже номер страховки, которой нужно будет воспользоваться, если возникнут проблемы.

— Зачем тебе знать номер страховки?

— Затем, что она вступает в силу с момента покупки. Так что я узнала и время, и место. И даже имя того, кто паковал это чудо перед отправкой.

— То есть Блэк пришёл в фирменный магазин и просто купил там метлу?

— За такие деньги мог и прийти, — подал обиженный голос Уэлш.

Агент, лишь усмехнувшись, махнула на него рукой:

— Не обращай внимания. Всё не может смириться с тем, что кусок дерева с прутьями может стоить больше, чем его годовой заработок. Причём, когда тебе подарили Молнию, он даже слова не сказал.

— Ему подарили в рекламных целях, а тут какой-то маньяк! — по-прежнему недовольно косясь на метлу, проворчал журналист. — Почему мне за столько лет ни один маньяк не подарил ничего?!

— Ты хочешь, чтоб друг семьи предал твоих родителей?

— Ты просто не знаешь моих стариков, — мрачно заметил Уэлш, а после со вздохом тихонько добавил: — И дядю Энтони.

Углубляться в прошлое Мэтью и его весёлые взаимоотношения с роднёй Локхарт не желал, а то не ровен час, и тут понадобится его помощь, поэтому поспешил вернуться к разговору о появлении метлы.

— Так как он её получил, если не заходил в магазин?

— Через Гринготтс, разумеется. Наше правительство, как самое гуманное в мире, не арестовало счета Блэка, и потому, если б у него была такая возможность, он мог бы запросто посылать заказы прямо из Азкабана.

При этих словах и без того богатое воображение величайшего волшебника мира нарисовало картинку: ночь, луна и дементор, протягивающий сквозь прутья решётки Блэку пиццу и при этом извиняющийся, что все рестораны в столь поздний час закрыты. Миранда, не наделённая столь богатым воображением, сухо продолжала:

— Заказ поступил через почту. В письме говорилось, что хотят купить метлу, номер ячейки такой-то, магическая подпись, все дела. Гоблинам же всё равно, маньяк ты или нет, главное, чтоб были деньги.

Здесь, увы, возразить было нечего, поскольку любовь гоблинов к деньгам превосходила даже любовь к жизни как таковой. Точнее, для гоблина не имела никакой ценности жизнь, в которой не было денег. В последнем Гилдерой убедился лично, когда на своём горбу, без помощи магии выволакивал из осаждённого злыми духами особняка сейф с вцепившимся в него хозяином-гоблином. Бросить которого не позволило благородство, заклятие, которым перед началом операции изгнания связал его хозяин, и, конечно, надежда на то, что в этот раз ему точно дадут орден Мерлина первой степени. Орден он тогда, кстати, так и не получил, зато чуть не заработал грыжу, в результате лечения которой вышел из строя на целые две недели. Впрочем, гоблин ему попался сознательный и очень ценящий если не подвиг волшебника, то содержимое сейфа точно. Благотворительная помощь, посланная от лица обладателя тяжеленного сейфа во все детские больницы в виде двух тысяч книг героя, принесла Гилдерою тысячи маленьких фанатов, Чарльзу деньги за издания, а самому гоблину налоговые послабления, как щедрому меценату.

В общем, любовь к деньгам до гроба, зная о которой, он решил зайти с другой стороны, в надежде опровергнуть внешне стройную теорию.

— А почему ты вообще уверена, что это Блэк? Я так понял, заказ поступил из Гринготтса в магазин, и даже если там по-прежнему находится ячейка Блэка, то это ничего не доказывает. Единственные, кто могут пролить свет, — это сами гоблины, а они защищены законом о коммерческой тайне, неразглашении информации и чем-то там ещё, и потому никому не дают подобных сведений.

— Не дают, — согласно кивнула она. — Но у меня свои источники, которые у меня в долгу. К тому же мы не из Министерства и не требуем данные. Просто мило между делом интересуемся. Так что по-большому секрету мне сообщили, что пришло письмо якобы от Гарри Поттера с просьбой купить ему эту самую метлу. Но вот что интересно, в номере счёта была указана ячейка Блэка.

— Бред какой-то…

— Это ещё не всё, — криво усмехнувшись, продолжила агент, явно наслаждаясь эффектом, производимым результатами её расследования. — Письмо в Гринготтс было отправлено из Хогсмида, и когда я наведалась на почту, чтоб узнать о возможном отправителе, то выяснилось, что, весьма вероятно, именно это послание им доставил большой рыжий кот. Кривые лапы, сплюснутая морда… Не знаешь такого?

Гилдерой невольно поёжился. Так уж получилось, что он знал одного кота, который просто идеально подходил под это описание.

— А там не могли ошибиться?

— Могли, — согласилась девушка, — вот только Хогсмид не такая уж и большая деревушка, и потому хозяйка почты знает всех в лицо. Знает она и то, кто кому что отправляет, а вот этого кота она не знала, потому и запомнился он ей.

— Полный дурдом…

— Нет. Дурдом будет, если крыса тоже… — вставил Уэлш, как видно, уже прекрасно знающий, кому принадлежит рыжий почтальон.

— Угу… Жабу Лонгботома не забудьте проверить, — усмехнулся Локхарт. — Вечно она куда-то пропадает, чую, неспроста это.

Упоминание домашних любимцев и картинка, в которой жаба, полудохлая крыса и рыжий кот плетут заговор, его немного развеселила, но выработанная годами привычка при ведении дел с Мирандой искать какой-то подвох всё же дала о себе знать. Так что он просто не мог не обратить внимание на единственное место в её рассказе, где наблюдалась лёгкая нестыковка во внешне безукоризненном повествовании.

— И чем же таким тебе настолько обязаны гоблины?.. — он ещё не успел закончить предложение, как понял — здесь!

— Ну… я…

— Мэнди впарила кому-то из начальства лондонского отдела твою мантию. Ну, помнишь, ту дурацкую, бирюзовая которая. Ты в ней ещё орден Мерлина получал… — не моргнув глазом начал Уэлш, прежде чем острый локоть врезался ему в живот, заставив согнуться пополам. Впрочем, врезаться ему было уже не обязательно, движение, как и гневный взгляд, запоздало: слова были произнесены.

— Ты… Ты… — Локхарт отчаянно пытался совладать с голосом, но слова упорно не шли.

— Гилдерой, я…

— Мою мантию!

— Она в шкафу валялась столько лет! Ты нос воротишь от совершенно новых нарядов, которым всего пара месяцев, только потому, что они из коллекции прошлого сезона. Если бы он тебе не сказал, ты бы о ней и не вспомнил!

«Он» в лице Мэтью, уже поняв, что ляпнул лишнее, поспешно встал между ними, всё ещё немного морщась от боли.

— Мантия-шмантия, фиг с ней, давайте вернёмся к метле. Что делать-то будем?

В любое другое время и в другой ситуации Гилдерой бы не простил не только продажи его мантии, но и самого факта презрительной рифмовки названия столь важного для него предмета гардероба. Однако информацию за эти годы он научился ценить больше, чем свой комфорт и гардероб. Сквозь плотно сжатые зубы пробубнил приличествующие случаю проклятия и угрозы в адрес агента, которые не оскорбляли его высокоморальную натуру, но при этом давали весьма точное описание того, как он недоволен, Локхарт перевёл своё внимание на метлу. Абсолютно безобидная на вид, но он бы ею и пол мести не рискнул.

— У производителя собственная служба доставки… — осторожно начала агент и, натолкнувшись на его вопросительный взгляд, уже куда смелее пояснила: — Ну ты же не думал, что метлу стоимостью в несколько сотен галлеонов завернули в обёрточную бумагу и послали по почте? А потом какой-то почтальон швырнул её на порог Хогвартса с пометкой «передать Гарри Поттеру».

Звучало действительно глупо.

— Нет. Её доставили сюда напрямую, и если у Блэка нет связей с производителями, то метла должна быть чиста. Однако, — Миранда нарочито медленно провела указательным пальцем по полированной поверхности, — не стоит сбрасывать со счётов ум нашего противника и наличие у него союзников. Метла в Хогвартс прибыла чистой, но за тот промежуток между её поступлением и её появлением непосредственно в спальне прошло достаточно времени, чтоб наложить даже сложное заклятие, не говоря о быстрых.

Эти слова стёрли робкие ростки надежды, что уже начали пробиваться к свету в душе героя. Агент была права, даже если метла была абсолютно чиста в момент прибытия, то ничего не могло помешать Блэку проклясть её после поступления. Один раз он уже проник в Хогвартс, что могло помешать ему проникнуть на склад школьных посылок? Эльфы приступили к их сортировке не раньше трёх утра, когда было покончено с уборкой замка и оставалось время до завтрака, а Молния не могла прибыть позже десяти вечера — никто не будет разносить почту в вечер сочельника. Итого пять часов. Пять! Да за это время…

Девушка кивнула, словно подтверждая его мысли.

Разбирать метлу не хотелось. Нет, конечно, он знал, как проделывают эти манипуляции, проверяя на наличие зловредных чар. У Грюма в книге было целых три главы, посвящённых обнаружению и снятию заклятий, наложенных на личные предметы. Проблема была в том, что главным советом со стопроцентной защитой там значилось «выкинь и забудь», что в случае с Поттером было невозможно ввиду его привязчивости, и в случае с самим Гилдероем ввиду его маниакального желания не подвергать свою персону даже лёгкой тени сомнения в компетенции. А значит, надо было перейти к пункту «…проверяем долго и упорно на всё, что только можно, начиная с проклятия чёрной смерти и заканчивая грибковым сглазом».

* * *

То, что Поттер не отстанет, Гилдерой понял ещё раньше, чем добрался до проклятий на букву Б. Юное магическое дарование заявилось с рыжим обладателем теперь уже, слава Мерлину, нормальной волшебной палочки всего через два дня. Робко поинтересовалось, как идут дела, словно во время каникул ему было действительно думать больше не о чем, как об этом куске дерева. Впрочем, судя по его расстроенному выражению лица, да, действительно не о чем. Гарри был и раньше, мягко говоря, не сильно обычным мальчиком, а теперь…

С окончанием каникул количество больных на голову гриффиндорцев, которые не боятся полоумных маньяков, но до дрожи в руках пугаются самой мысли, что в процессе проверки один из прутиков навороченной швабры погнётся, заметно возросло. Вернулся капитан их сборной, а с ним и остальная команда с ярыми болельщиками в придачу, так что теперь каждое утро в большом зале начиналось с того, что практически весь гриффиндорский стол поворачивался к преподавательскому столу и жадно смотрел на него. Словно Локхарт должен был обязательно явиться в зал с этой самой злосчастной метлой и прилюдно, прочитав какое-то пафосное заклинание, очистить её от всевозможных проклятий прямо у них на глазах.

Это мешало, сбивало, не давало общаться с поклонницами и, наконец, просто жутко нервировало тем, что толпа собиравшаяся на переменах неизменно как заведённая спрашивала: «Вы уже закончили?», «долго ещё?», «а на какие заклятия Вы уже проверили?». И никто, никто из этих десятков мальчишек и девчонок даже не думал сделать комплимент его внешности, гардеробу и феноменальному геройско-писательскому таланту. В общем, одни неудобства, от которых он, к счастью, знал верное средство.

Когда после очередного урока он натолкнулся на вопрошающий взгляд с Гриффиндорской половины класса, то загадочно улыбнулся и чуть кивнул головой. Наверное, он ожидал, что мальчишки при виде этого жеста быстро запихнут учебники в сумки и, чинно подойдя к нему, поинтересуются, как обстоят дела. Глупое ожидание для того, кто вот уже полтора года как имеет несчастье быть преподавателем самого Гарри Поттера и его столь же специфичных друзей. Бросив книги как есть и чуть не снеся зазевавшегося Лонгботома, который всё ещё тщетно рыскал между партами в поисках своего жаба-путешественника, ребята устремились к нему.

— Вы уже…? — выдохнул Поттер, жадно рыская взглядом по преподавательскому столу и пространству за ним в поисках своей метлы.

— Нет, — с самым невозмутимым выражением лица ответил Гилдерой, мужественно проигнорировав тот факт, что его новый костюм не был удостоен и сотой доли внимания, которую получил один намёк на наличие Молнии. И, заметив мгновенно погрустневшие лица мальчиков, быстро добавил: — Ты же знаешь, что это не быстрый процесс и…

— …и это всё для моего же блага, — чуть закатив глаза и пытаясь подражать голосу Гермионы, продолжил мальчик, уже успевший выучить эту фразу наизусть.

— Да. Ради твоего блага, и потому я бы не хотел торопиться.

В ответ на это Поттер завёл старую шарманку: кубок, квидич, должен играть, честь факультета, отомстить Малфою… список был длинным, и потому Локхарт поспешил прервать его своим сверхщедрым предложением:

— Можешь пока потренироваться на моей.

— У вас тоже есть Молния?

— Да. Номер один, — и с видом заправского фокусника он обратно трансфигурировал метлу из вазочки с цветами, в виде которой она и простояла весь урок, дожидаясь своего звёздного часа. Судорожные вздохи восхищения и горящие восторгом глаза учеников при виде этого, в сущности, простого фокуса практически окупили его предыдущие страдания. — Их совет директоров долго решал, кому отдать первый номер. Мне или этому выскочке…

— Капитану сборной Англии, — пояснил Рон, поймав непонимающий взгляд Гарри, однако дрожи восхищения в его голосе не было. Не после того, как вышеупомянутый накидал Пушкам Педл столько мячей, что матч вошёл в историю команды как самый разгромный.

— Ты пока тренируйся, а я займусь твоей метлой в спокойной обстановке, и к первому матчу она как раз будет готова.

Спокойная обстановка была важнейшим условием для работы. Впрочем, её в Визжащей хижине было предостаточно. Журналист и агент обычно не мешали ему, занимаясь каждый своими собственными делами. Миранда изучала его старые работы и отчёты из издательства. Мэтью строчил очередную статью, в которую Гилдерою было страшно даже подглядывать. Сам Локхарт осторожно разбирал метлу, проверяя на целую кучу заклинаний и попутно недоумевая, почему именно он?! У издательства целая куча связей, могли бы подключить кого-нибудь другого.

— Чисто тут всё! — не выдержав, наконец, объявил он, когда проверка на очередной вид сглаза дала отрицательный результат.

— Ищи лучше… — не отрываясь от списка, отозвалась агент без капли сочувствия в голосе.

— А может, действительно чисто? — вставил Уэлш, с хрустом потянувшись и отодвигая от себя свою рукопись.

— Угу. Извинения у нас такие. Предал родителей, убил друга… вот тебе милый крестничек подарок к рождеству.

— Эй, я серьёзно! Дух рождества и всё такое. Надо верить в лучшее в людях и их склонность исправляться.

— Если бы люди оправдывали веру в лучшее, то ты сидел бы без работы, — мрачно отрезала девушка.

На это возразить было нечего, и комната вновь погрузилась в тишину, в которой практически до самой ночи каждый занимался своим делом.

* * *

К счастью, опасения действительно не подтвердились. Многочисленные проверки не выявили никаких проклятий, сглазов и всего того, что могло помочь Поттеру убиться без посторонней помощи. Что он и сам подтвердил, благополучно отлетав весь матч, победу в котором его факультет праздновал до глубокой ночи.

Гилдерою праздновать было нечего, и он лёг спать, как обычно рассчитывая хорошенько выспаться и встретить следующее утро без мешков под глазами, зато бодрым и полным сил. Стоит ли говорить о том, что прознавшее об этих наполеоновских планах «доброе утро» пожелало наступить как можно скорей? В результате чего побило все рекорды по скорости наступления и доброте.

Началось оно где-то в районе двух часов ночи, и в нём было практически всё то, за что величайший волшебник мира его не любил: ранний подъём под звуки истошно молотящих в дверь кулаков, рысканье по замку в поисках вселенского зла и, конечно, Поттер… Поттер, который, благодаря случайному стечению обстоятельств в этот раз оказался не при делах, поскольку маньяк перепутал кровати и напал на Рона. Что Блэку помешало перепутать замки, благо их здесь пруд пруди, осталось тайной, как и все слова и проклятия, что храбрейший маг современности обрушил на его лохматую голову, когда, повинуясь указанию директора, вместе с другими учителями, обследовал школу от подземелий до зубчиков на башне. Взбираясь до которых, Гилдерой проклял не только больных на голову маньяков, которые не могут маньячить в других местах, но и руководство школы пополам со сверхгуманным правительством. И если маньяка можно было понять (да простят фанатки и не узнают потомки), то вот Министерство он не понимал.

Преступник сбежал, вина доказана, преступные намерения не вызывают сомнений, а ваша дрожь в коленках бросается в глаза даже школьникам. Зачем, зачем при таком раскладе поднимать на уши даже маглов, вызывать кучу дементоров из Азкабана, но решительно отказываться от применения радикальных мер?! Что может быть проще, чем навести на Блэка порчу, проклятие или ещё чего? Гордость пополам с гуманностью мешают? Кавалеру ордена Мерлина третьей степени, Гилдерою Локхарту, такие мелочи мешать бы не стали. Проклял и забыл о такой проблеме, как Сириус Блэк. В конце-то концов, ему всё равно светит поцелуй, если схватят дементоры. Ключевое слово — дементоры, попадись он на глаза мракоборцам, и будет авада без разговоров.

Поиски Блэка, как и следовало ожидать, не дали никаких результатов, как и наказание для проштрафившихся дементоров, которые в очередной раз подпустили преступника к школе. Сама же школа и её ученики, оправившись после очередного нападения, зажили обычной жизнью. Даже Поттер, которого под каким-то предлогом по части оценок и нарушения школьных правил лишили посещения Хогсмида, не сильно жаловался на судьбу. У него была метла, планы на кубок, а на деревушку и маньяка-психопата ему было мягко говоря плевать. Что он и демонстрировал, несмотря на то, что всем учителям было дано распоряжение всячески опекать его персону, не оставляя без присмотра. Причём взялись они за это столь рьяно, что мальчишка даже начал жаловаться на то, что по коридору спокойно не может пройти, рядом обязательно находится кто-то из преподавателей.

— Разве это проблемы? — осторожно утешал его Гилдерой. — Вот когда они начнут за тобой следить в ванной комнате, вот тогда будет в пору жаловаться.

На это возразить тот не смог, и словно в отместку вознамерился создать своему любимому преподавателю если не аналогичные, то хотя бы просто проблемы. Точнее их создала вся троица, сократившаяся до двоицы в лице Грейнджер и Уизли, весьма настойчиво потребовавших встречи с ним и Мирандой в Хогсмиде.

Причиной столь поспешного совещания оказался гиппогриф Хагрида. Плотоядная помесь чего-то там из птичьих и лошади, которая отличалась весьма вспыльчивым характером и мощными когтями, но тем не менее была записана лесничим в «миленькие зверюшки, то что надо для изучения», как и ожидалось, продемонстрировала свой норовистый характер уже на первом занятии. Случилось это ещё в сентябре, на первом уроке, но поскольку преподавательский состав по сложившейся традиции не спешил об этом болтать, Гилдерой слышал об этом лишь мельком, между делом и, собственно, даже не придал этому никакого значения. Однако отец пострадавшего мальчика, лишившийся статуса главы попечительского совета, но по-прежнему весьма богатый и не менее влиятельный мистер Малфой, придавал этому значение сам и заставил других.

Суд над гиппогрифом? Мерлин и Моргана, у них тут маньяки бегают, а они недолошадь судят и даже приговаривают! И как приговаривают! Сам Локхарт за эти годы охладел к зверюшкам, и всякие права братьев меньших его беспокоили не больше, чем погода в Австралии, но сам факт. Пожирателей смерти и маньяков они отказываются казнить, приговаривая к пожизненному сроку. Кричат, что даже поцелуй дементора — это негуманно, а тут простая царапина, и вот уже всё готово — торжество закона в лучшем виде!

Впрочем, своё мнение он благоразумно оставил при себе, когда Миранда, как отрезав, сказала своё твёрдое нет, сидя за дальним столиком у мадам Розмерты.

— Малфой был сам виноват! — запальчиво воскликнули подростки, но были тут же остановлены голосом агента, которая против обыкновения всё же смягчилась и даже попыталась относительно мягко объяснить ситуацию.

— Ребята… понимаете, в мире взрослых всё устроено несколько сложнее, чем «он сам туда пошёл, сам виноват». У взрослых волшебников принято, что виновато животное.

— Чем?

— Тем, что волшебник пошёл гулять, куда не следовало. Вот, например: один волшебник пошёл гулять на болото и утонул. Кто виноват? Глупый волшебник, который так и не понял за столько лет, что гулять по болотам нельзя. А вот если его, к примеру, заманит фонарник, или кикимора, то уже виновато создание. Поскольку оно тупое животное, которое думает только об убийстве и не знает магических законов, что ясно гласят: волшебник — царь природы и мира, поэтому его жизнь священна.

— Это жестоко! — со слезами на глазах сказала Гермиона.

— Это реальность. Привыкайте, вам в ней ещё жить, — мрачно объявила Миранда и, встав из-за стола, пошла прочь, пресекая малейшую возможность протеста.

Растерянно оглядев замерших подростков, Гилдерой бросился вдогонку за агентом, которую нагнал лишь у дверей.

— Может, стоило сказать это чуть помягче?

— Что сказать помягче? Что поскольку их любимый гиппогриф не может говорить, то и объяснить свою точку зрения не сможет? Что у нас, несмотря на все возможности, сейчас нет времени на разбирательства в психологии этой химеры? — девушка устало покачала головой. — У нас сейчас и без того проблем хватает, не хватало ещё вешать себе на шею эту и связываться с Министерством и Малфоем.

Миранда решительно толкнула дверь, кинув на прощание:

— Гилдерой, я официально запрещаю тебе в это вмешиваться. Нападение на школьника, и в его защиту выступаешь ты? Наши конкуренты только и ждут такого удачного повода для нападок!

Спорить было бесполезно. Миранда была права. То есть она, конечно, была не права, но… Но с точки зрения закона и здравого смысла шансов не было от слова совсем.

* * *

Поттер, как и ожидалось, словам рассудка не внял, хотя даже Грейнджер признала, что агент «отчасти в чём-то права». Вера в торжество закона и тот факт, что мальчик отказывался понять, что взрослые — что маги, что маглы — во многом похожи, не давала ему покоя. Расхаживая по кабинету Локхарта, он высказывал всё, что накипело, и всё, что наболело. Строил планы, которым не суждено было сбыться, а Гермиона вспоминала судебные прецеденты, которые могли бы помочь, если бы не деньги и влияние Малфоя-старшего, конечно.

— Вот бы Клювокрыл напал на Блэка, когда тот лез в замок. Его бы тут же помиловали как схватившего опасного преступника, — рассуждал Рон, степень кровожадности которого заметно возросла с тех пор, как его крыса отошла в мир иной (не без помощи кота Гермионы).

— Ну тогда на его совести было бы уже два нападения, — поправил Гилдерой, — да и к тому же, чтоб натравить гиппогрифа на Блэка, его надо сначала найти, а этого вот уже почти год, как не могут сделать, — добавил он, прощаясь с ребятами и желая им приятных снов. Больше из разряда приятного пожелать было нечего: завтра должны начаться экзамены, а сразу после них — апелляция Клювокрыла, шанс на успех которой колебался где-то в районе статистической погрешности.

Однако, стоило ему закрыть за неугомонной троицей дверь и прикинуть, есть ли смысл накладывать маску из корней шестнадцати трав, как к нему снова постучали. Для «доброго утра» было ещё рановато, да и стук был спокойным, уверенным, а не как обычно в таких случаях — напоминающим, будто кто-то решил выместить личную обиду на несчастной деревяшке. Так что, пожав плечами, Гилдерой открыл ещё не запертую на всё и вся дверь, чтобы узнать, кому и зачем потребовалось лицезреть его неимоверно прекрасную персону в столь поздний час.

На пороге его комнаты стояли ни много ни мало, а сами близнецы Уизли — местная головная боль преподавательского состава и слабая отдушина Гилдероя, у которого эту должность занимал Поттер и в ближайшем будущем даже не планировал её кому-нибудь передавать.

— Мы вас подслушали, — сходу заявил один из них.

— И решили, что знаем один интересный способ, который поможет вам натравить Клювокрыла на Блэка… — продолжил второй. — Ну или, на худой конец, просто найти его.

В следующие две минуты Гилдерой Локхарт продемонстрировал такие чудеса выдержки, что даже Грюм, который в красках описывал, как его, изнурённого долгим боем, удалось схватить пожирателям смерти и он молчал под их пытками, дожидаясь, пока мракоборцы пробьются к нему, наверное признал бы в нём равного. Ибо даже его выдержка не могла сравниться с теми чудесами самообладания, что продемонстрировал Гилдерой в этот момент. Словно подтверждая слухи о своей непоколебимости, он сохранял спокойствие, несмотря на то, что пара хлёстких слов весьма сомнительного содержания упрямо вертелась на языке. Хотя… вполне возможно, он просто потерял дар речи и не мог ничего сказать?

Карта. Карта, на которой весь Хогвартс, от самого глубокого подземелья до последнего зубчика самой верхней башни, был как на ладони. Но это ещё не всё. Точки. Сотни маленьких точечек, которые словно назойливые мушки передвигались по хитросплетённым лабиринтам коридоров. Толпились в залах. Были чинно неподвижны в районе библиотеки. Каждая точка имела своё имя — Ханна Аббот, Седрик Диггори или Миневра МакГонагал. Имя соответствовало точке, точка соответствовала нахождению человека в замке, замок соответствовал сам себе, являя собой сложнейшую схему из всех, с какими Гилдерой доселе сталкивался. А всё вместе это тянуло на сенсацию, статью (как журналистскую, так и уголовную, за незаконную слежку) и, конечно, это вызвало целую бурю чувств в его душе. Открыл. Посмотрел. Всё! Не надо бегать! Не надо протирать новым костюмом пыль, заглядывая в самые тёмные углы. Вообще ничего делать не надо, кроме как открыть и…

Детей ругать нельзя, телесные наказания в Хогвартсе запрещены, но как он в это мгновение понимал Аргуса Филча. Розги, клетки и пресловутое «выгнать из школы», этого и то было бы в этот миг слишком мало для того, чтоб заглушить его жажду мщения и голос уязвлённого самолюбия, что усердно нашёптывали план страшной мести.

— … и тут такое дело, что Блэка в замке нет, — начал Фред, словно не замечая странной неподвижности героя.

— Но зато есть убитый им Питер Петтегрю, — закончил Джордж.

— Кто?! — ошарашенно поинтересовался герой всея Британии, чудесным образом обретая голос и параллельно прикидывая расстояние до стула. Сесть. Ему надо было срочно сесть. Было похоже на то, что если он сейчас не сядет, то по окончании этой беседы точно ляжет. Причём прямо здесь. Причём прямо на этом холодном и, несмотря на все старания домовиков, грязном полу.

Последующие слова подтвердили эту мысль. Едва он с трудом уселся на стул, как близнецы вылили на него целый ушат новой информации, которая сделала его будущее ещё более мрачным, а перспективы безрадостными. Хотя казалось бы, куда уж дальше.

— И вы никому не сказали?! — наконец выдавил он из себя по окончании этого странного рассказа, в ходе которого близнецы признались во всех страшных грехах: начиная с систематического нарушения правил и заканчивая сокрытием важной информации. Такой, как необнаружение Блэка и вычисление неуловимого призрака убитого много лет назад волшебника. До последнего Локхарту не было дела, первый же… однако близнецов беспокоил почему-то исключительно последний.

— Мы должны были всем рассказать, что наш братец спит с призраком мужика, убитого двенадцать лет назад? — насмешливо поднял брови Фред.

— Или что он даже в туалете сопровождает его? — добавил Джордж.

Судя по всему, его выражение лица явно свидетельствовало о том, что да, сказать стоило. Поскольку оба негодника быстро переглянулись и хором ответили:

— Многие призраки подглядывают в туалете и ванной!

Ответ не успокоил, а лишь пробудил горькие воспоминания о прошлом годе, призраке туалета, его тогдашних клятвах… Глубоко вдохнув, призвав на помощь всё своё феноменальнейшее самообладание, он осторожно поинтересовался, а зачем они ему об этом всём говорят. Показывают карту, если Блэк им слегка не интересен. Рассказывают про очередного призрака, у которого наблюдаются весьма странные идеи для приятного времяпрепровождения.

— Мы считали, что нашему Ронни нужен ещё один друг. Хотя бы такой.

— Да, но почему вы только сейчас задумали со мной этим поделиться?

— Ну… он ушёл к Хагриду, — не моргнув и глазом пояснил один из рыжих, словно это самое обычное и самое нормальное объяснение.

— Да, живёт у него, бросив нашего крошку Ронни, едва съели его крысу. Друзья так не поступают, — важно объявил Джордж, ткнув в точку с подписью Питер Питтегрю, которая с комфортом разместилась в домике лесничего.

— И я должен пойти и провести воспитательную беседу с призраком? — недоверчиво уточнил герой всея Британии, которого, конечно, в прошлом порой просили поговорить со взбалмошной подругой сердца или там с очередным ухажёром, но чтоб вот так… С призраком! Да ещё и если учесть возраст, пол и странные предпочтения… Гилдерой растерянно посмотрел на близнецов, не уверенный, правда ли это или эти двое решили подшутить. Однако рыжие смотрели на него со всей серьёзностью, не давая закрасться даже тени сомнения в братской заботе.

* * *

Призраки, казни, Поттер, министр магии и палач с огроменным топором: вот он, краткий рецепт предстоящего доброго вечера по-Хогвартски, символизирующего конец экзаменов и торжество закона. Что это за закон такой, для подтверждения которого надо устраивать кровопролитие на территории школы, да ещё и в присутствии министра магии, было большим вопросом. Большим, но крайне неинтересным вопросом для их маленькой журналистко-следственной группы. Точнее для Гилдероя и Миранды. Первый не любил кровь, всякие ужасы и казни в придачу. Даже на похороны старался не ходить, справедливо полагая, что чёрный траурный цвет накидывает ему лет пять, если не больше. Миранда же не считала должным тратить своё драгоценное время на просмотр казни животных, объяснив это тем, что ей платят не за это. Однако Уэлш прямо-таки загорелся идеей личного присутствия. Как своего, так и Фаджа.

— Казнь назначена на сегодня и…

— А у нас всего ничего до конца занятий и отъезда Поттера. Чарльзу нужен материал о матёром преступнике-психопате, а не об очередной зверюшке с тяжёлой судьбой.

— Но там будет сам министр магии!

— И что с того, что он там будет? Фаджа, что ли, никогда не видел?

— Видел. Но в школе! Ты хоть знаешь, какой будет материал?!

— Нам нужен материал про Блэка, министром и политикой занимается Арчи, так что давай не будем лезть на его полянку.

Кто такой Арчи, Мэтью, в отличие от Гилдероя, похоже, знал, поскольку весь его задор как ветром сдуло. Сразу стало понятно, что, кто бы это ни был, он был персоной настолько своеобразной, что даже Уэлш не спешил с ним связываться.

Вечер наступил по расписанию, ознаменовав этим не только закат светила, но и окончание экзаменов и связанной с ними нервотрёпки. Так что, пользуясь тем, что особых планов на вечер изначально не было, храбрейший маг всея Британии решил употребить его для решения проблем, поддержания имиджа и прогулки на свежем воздухе, которая, по заверениям врачей, была крайне полезна для здоровья обитателей каменных, сырых и напичканных опасностями замков.

План был прост. Сначала навестить Хагрида перед свершением самого справедливого и гуманного правосудия в мире. Потом прочитать мораль призраку с тяжёлой долей и отсутствием хоть каких-то зачатков этой самой морали. После, с чувством выполненного долга и собственного благородства, не позволившего остаться в стороне, вернуться затемно в замок, поскольку профессору Люпину, согласно лунному календарю, сегодня должно было кардинально нездоровиться.

Однако в гордом одиночестве идти вершить подвиги ему не пришлось. Практически у самых дверей его нагнала неразлучная троица. Клятвенно пообещав уйти обратно в замок сразу после слов поддержки Хагриду, они, как и следует примерным ученикам, неспешно засеменили за Гилдероем.

До хижины добрались без привычных приключений. Так что нехорошее подозрение о том, что общение с Поттером и его друзьями до добра не доведёт, немного поулеглось и, свернувшись калачиком где-то в районе живота, сладко задремало в ожидании момента, когда можно будет либо достать излюбленный плакат, либо сказать зловещее «я так и знал».

В дом лесника, однако, дети пошли одни: Локхарт предпочитал высказывать свои соболезнования на расстоянии, не позволяющем быть втянутым в горестные объятия с последующим фонтаном слёз. Так что, скромно раскланявшись, он ограничился моральной поддержкой, словами утешения и клятвенным заверением о том, что будет стоять во время процедуры «где-то здесь неподалёку, вы меня не будете видеть, но я буду рядом».

Собственно, его план, несмотря на появление подростков, ничуть не изменился:

1) Он утешает Хагрида.

2) Ждёт на приличном расстоянии, пока всё закончится.

3) Дожидается, пока все разойдутся (министр и палач — в Лондон, Дамблдор и Хагрид — в Хогвартс: навряд ли директор позволит леснику остаться на ночь возле места казни).

4) Приходит в вечно открытую хижину и читает мораль призраку.

5) Возвращается к себе и, ещё раз проверив карту на наличие Сириуса Блэка, засыпает сладким сном.

До исполнения пятого пункта было ещё далеко, и его воплощение в жизнь надо было ещё отработать. Или заработать, тут, как говорится, разницы нет, важен результат. Если на чистоту, то и отрабатывать было не обязательно. Можно было просто отнести карту директору и вручить её при всех учителях, попутно рассказав, какой он из себя хороший и бескорыстный, или… или можно было промолчать о карте, но следить за ней ежедневно, чтоб заранее узнать о появлении Блэка. Вычислить и схватить, а затем пафосно расписать очередную битву со злом на шестнадцать листов — ничего сложного, ничего нового. Новое, правда, предлагали сами Уизли: использовать в ловушке гиппогрифа, которому и надлежало расправиться с Блэком.

Эту идею Гилдерой, впрочем, сразу отверг. Не то чтоб он не доверял силе существа, мощные когти на передних лапах и копыта на задних красноречиво намекали, что преступника в лучшем случае будут собирать по загону. Просто доверить столь важную часть неуравновешенному существу (мало ли, что там Гарри говорил, он сам, походу, не от мира сего) он бы не рискнул. В общем, сошлись на том, что Локхарт что-нибудь придумает по части маньяка, Уизли скромно промолчат в решающий момент и карта останется у него. Единственное, о чём настоятельно просили братья, так это о разговоре с Питтегрю. Сами они, видите ли, не могут говорить с привидением, которое вот уже столько лет с их младшим братом. О том, сможет ли Гилдерой, они, конечно, не соизволили поинтересоваться.

Так что, стоя у загона и разглядывая надёжно привязанную зверюгу, Локхарт обречённо прикидывал, по какой статье его отправят, если всплывёт, что он просит призрака «вернуться» к несовершеннолетнему мальчику. С какой стороны ни посмотри, звучало дико, плохо и гарантировало неприятности в будущем. Впрочем, сам факт нахождения в столь унылом месте, не говоря уже о предстоящем, не вызывал у Гилдероя ничего, кроме жалости к себе, столь горячо любимому.

Столько лет напряжённой работы, сотни поклонников, кучи восторженных писем в день. Сейчас его окружали лишь кучи субстанции иного рода, не сильно уравновешенная зверюга, роящиеся вокруг неё насекомые и…

Гилдерой вздрогнул и резко обернулся. Пробежавший по его спине табун мурашек не дал бы ему списать ощущение чьего-то пристального взгляда на мнительность, нервы или прочую высокопарную чушь. Однако он был один, дети всё ещё были в домике Хагрида, а представители властей… его внимание привлекли их ещё маленькие фигурки, спускающиеся с холма. Резко бросившись ко входу в хижину, он быстро повторил ритуал избиения двери, которым вот уже столько раз за эти неполные два года его приветствовали по утрам — занятное разнообразие в его геройской жизни.

В доме что-то разбилось, вскрик, приглушённый разговор, и вся троица, не дожидаясь, пока у него кончится терпение, высыпала наружу. Не глядя на них, он крикнул, чтоб они бегом неслись в замок, и уже сам хотел последовать этому во всех смыслах прекрасному совету, как чья-то огромная лапища опустилась ему на плечо.

Когда-то давно, на заре своей карьеры, курсе этак на третьем, он на спор решил явить миру свою скорость, ловкость, не имеющий равных ум, а также презрение к опасностям. Единственным вариантом для подобных доказательств были походы в запретный лес, ночные прогулки и, конечно, оранжереи. И если в первых свидетелей не было как таковых, то для оранжереи с этим делом обстояло проще. Есть вход и выход, заходишь с одной стороны, выходишь уже с другой, если попался преподавателю, то говоришь, что просто ошибся дверью. Ключевое слово — если попался преподавателю, а не кому-нибудь из милых растений, доброй половине из которых не достаточно простого солнечного света и ежедневной поливки.

В общем, в тот день он попался… И не абы кому, а милому растению под говорящим названием «Дьявольские силки». Все ещё по школьной программе помнят это чудное растение, основной способ борьбы с которым — это сидеть и не выделываться, тщетно ожидая, пока тебя спасут. Словом, почувствовав на своём плече эту огромную лапу, Гилдерой невольно вспомнил свои ощущения от того похода. Один, брошенный на произвол судьбы, и тебя держит нечто, которое сорвать просто нереально.

Ослепительно улыбнувшись своей жемчужной улыбкой, он посмотрел в покрасневшие от слёз глаза великана. Сказал пару до ужаса заезженных фраз о сочувствии и разделении этого тяжкого бремени, не забывая тихонечко выворачиваться из-под тяжёлой длани. Осторожно. Медленно. Ещё чуть-чуть и…

— Мистер Локхарт?

Вот же…

Все трое почётных гостей, прибывших на казнь, были уже возле сторожки и с интересом разглядывали прославленного героя Англии, что стоял возле великана и рассказывал ему о том, как сильно разрывается от боли его чуткое сердце при мысли о предстоящем.

— Странно Вас видеть здесь в столь поздний час, — задумчиво произнёс Фадж после короткого приветствия и полагающихся уважительно-бессмысленных вопросов о погоде и здоровье.

— Не смог усидеть в замке при мысли о… — не найдя подходящих слов, Гилдерой обвёл окружающий пейзаж рукой.

— Да. Кошмарное дело, — со вздохом кивнул министр, словно его сюда силком тащили, а он не прибыл по доброй воле. Впрочем, кто этих министров разберёт — то они безвылазно сидят у себя в кабинете, не замечая, как кто-то ночами не спит, спасая мир, то, видите ли, лично желают засвидетельствовать смерть обычной магической зверюшки. Из боевых заслуг которой только и преступлений, что рана на руке подростка. Вот когда он единолично (Миранда не считается) завалил ужасного Владыку топи, которым на проверку оказалась обычная и крайне одичавшая…

— Не желаете быть свидетелем? — прервал его возмущённо-обличительные мысли Фадж, мгновенно направив его тяжёлый мыслительный процесс в другое русло, поскольку свидетелем он быть решительно не желал. К чёрту призрак Петтигрю. Посидит в хижине ещё немного — ничего с ним не случится. Во второй раз привидения не умирают, прошлый год это доказал, так что, быстро встав в позу «ах, как жаль, но мне пора бежать спасать мир», Локхарт уже собирался пустить в ход заготовленную именно для такого случая тираду, но… но не сумел.

Как видно, либо Фадж слушал подобные речи слишком часто, либо у него просто не было ни малейшего желания отпустить столь выдающуюся личность, пока где-то в радиусе пары-тройки километров орудует хладнокровный убийца. Последнее льстило больше первого, и потому было принято за единственную и верную причину, когда стало понятно, что министр не желает упустить его из своих цепких лап.

— Останьтесь. У нас будет лишний свидетель, и… — Фадж с сомнением посмотрел на стоящего с красными глазами великана, — мистеру Хагриду будет проще, если с ним рядом в этот момент будет кто-то близкий.

Гилдерой мог бы много чего порассказать на тему «близких друзей», которые могли бы «утешить лесничего», но говорить о подобном с министром магии при свидетелях? Нет, он лучше посмотрит… То есть сделает вид, что посмотрит, и в решающий момент просто отвернётся.

А отвернуться было явно необходимо. Когда он утром услышал, а после и увидел палача, то подумал, что это шутка. Внешний вид для поддержания репутации и создания нужной атмосферы. Ну, это как белый конь для принца, сорок кошек для старой кошёлки или неимоверно прекрасная внешность (как в его случае), если ты благородный и постоянно спасающий мир герой. В общем, сейчас, за пару минут до казни, он понял, что эти ребята не шутят и огромный топор тут не для красоты, а для…

Тяжело быть обладателем богатого воображения и чувствительно-благородной натуры в комплекте. При мелькнувшей в его воображении картинки, что неминуемо последует при использовании топора по назначению, Гилдерой невольно побледнел и тяжело опёрся на ограду, от которой так и не успел отойти.

Впрочем, его состояние, похоже, никто не заметил: министр, директор и палач были заняты подписыванием каких-то бумажек, Хагрид рассеяно гладил зверюшку, шепча, что не долго уж осталось, и какие-то слова утешения.

Насчёт первого он не спорил, о втором… Волшебники называются. А авадой нельзя?! Зачем сразу топором! В голове некстати всплыл образ прошлогоднего василиска. Бедный червяк-переросток, принявший неравный бой с самим величайшим героем магического мира (Поттер и представители куриных не считаются), так и не сумевший понять, какая ему была оказана честь, так и не узнавший, от чего его спасли. О том, что выдумали б эти садисты для змеи, обращающей взглядом в камень, Локхарт боялся даже подумать.

Внезапно Гилдерой вздрогнул — ему показалось, что он услышал какой-то странный еле слышный щелчок, потом сразу ещё один. Быстро завертел головой, но ничего способного издать подобный звук не увидел. Остальные же словно ничего не замечали, министр и прочие всё ещё были заняты бумажной работой, и их больше волновало наличие всех подписей и штампов, чем происходящее вокруг.

Наконец, разобравшись с бумагами, все заняли полагающиеся им места. Дамблдор возле Хагрида, министр чуть левее их, Локхарт у плетня, палач возле связанного Клювокрыла, а топор в положении «сейчас упаду» над шеей зверюги. Министр сухо кивнул, лесник издал сдавленный всхлип, Гилдерой приготовился…

В эту секунду раздался снова щелчок, который уже точно не мог быть игрой воображения, поскольку его услышали все, включая палача. Топор картинно замер занесённым над Клювокрылом, так и не успев опуститься.

Щелчок. Щелчок.

Они удивлённо завертели головами, и тут Гилдерой заметил Уэлша, стоявшего практически в десятке шагов от них и быстро делавшего снимки. К слову, заметили они его с министром одновременно. Фадж возмущённо покраснел и уже приготовился что-то сказать, но слова так и не слетели с его губ. Проследив взгляд журналиста, направленный чуть в сторону от него, он тихонько охнул от неожиданности. И, надо признать, имел на это полное право. Чуть в отдалении от них стояла неразлучная троица, которой в это время полагалось сидеть у себя в башне и радоваться окончанию школы. Как видно, они решили, что наблюдать за казнью интересней.

Впрочем, если у Фаджа был намётанный глаз на направление взглядов, то у Гилдероя он был в той же степени отточен на распознавание чужой актёрской игры. Что-что, а постановочность открывшейся перед ними картины была для него очевидна.

Стоящие прямо напротив них, так, чтоб в кадр попали не только они, но и виднеющийся замок, министр и палач. А позы? Гермиона картинно рыдала на шее у Поттера, который с каменным лицом и плотно сжатыми кулаками стоял рядом с Уизли, что-то трепетно прижимающим к груди и глядящим взглядом, полным ненависти. Ну, наверняка он был полон ненависти, поскольку, хоть Локхарт и отличался орлиным зрением, но не на таком же расстоянии, так что это он просто додумал, представив, как будет выглядеть конечный снимок. Он вообще в этот миг много чего додумал. И снимок, и последствия, если он попадёт в печать. Много чего за такой короткий отрезок, поскольку они с министром только и успели, что разглядеть троицу, как Уэлш, ещё раз щёлкнув камерой, задорно крикнул:

— Я передам их Арчи вместе с поздравлениями в честь его юбилея! — и задал такого резвого стрекача, что сразу стало понятно, почему его вот уже столько лет не могут схватить на горячем охранники звёзд. Быстро петляя, он бросился между деревьев и скрылся из глаз.

Этот крик словно заставил пропасть наваждение. Позабыв обо всём, включая троицу и всё ещё живого гиппогрифа, министр и палач бросились за репортёром вдогонку. Занятие полезное для фигуры, но крайне бесперспективное с точки зрения предыдущего опыта всевозможных охотников. Что стало понятно уже практически сразу, когда, пробежав от силы шагов пятнадцать, незадачливые преследователи остановились, недоуменно изучая округу.

— Куда он делся?! Только что же был здесь! — удивлённо, разочарованно и вместе с тем испуганно прокричал Фадж, тщетно оглядывая окрестности, которые за исключением пары-тройки деревьев представляли собой открытое пространство.

— Трансгресировал? — пожав плечами, предложил палач, который по-прежнему сжимал в руках топор, не желая расстаться со своим рабочим инструментом.

— Трансгресировать на территории Хогвартса нельзя, — важно сказала мисс Грейнджер, уже утеревшая слёзы и с вызовом взирающая на растерянно оглядывающихся взрослых.

Её слова словно отрезвили палача и министра.

— А Вы… — и тут Фадж понял. Красное от гнева ещё секунду назад лицо смертельно побледнело, и он затравленно начал оглядываться по сторонам. Вспомнил, где стоял сам, где был Макнейр, где находился журналист, и, наконец, соотнёс это с появлением детей и фразой Уэлша про Арчи. Резко выдохнул.

— Это провокация! — и со всех ног устремился в ту сторону, куда предположительно умчался представитель прессы. Причём проделал это с такой скоростью, словно за ним гнался если не сам Волан-де-Морт, то его верный слуга точно.

— Нет, скорее, это забег на скорость по пересечённой местности с препятствиями, — весело ответил убежавшему министру Уизли, когда тот вместе с палачом и тихонько посмеивающимся Дамблдором скрылся из глаз.

— Угу, под мантией-невидимкой, — поддакнул Поттер, дружески толкнув приятеля в плечо.

— Какой ещё мантией? — ошарашенно переспросил Гилдерой, в растерянности разглядывая ребят.

— Моей, — пожав плечами, ответил мальчик. — Мы решили, — он посмотрел на стоящую с видом мрачной решимости Гермиону, — что раз в деле замешано министерство и деньги Малфоя, то шансов выиграть честно у нас нет. А тут Мэтью сказал, что раз казнь будет в Хогвартсе, то можно будет провести всех участников по статье нарушение прав учащихся. Применение излишней жестокости и что-то ещё, связанное с непоправимой травмой для нашего психического здоровья, вызванное сценой насилия. Клювокрыла это не спасёт, но об этом узнает вся Англия, и тогда Малфою и прочим не поздоровится. Он только не знал, как подкрасться к хижине, чтоб сделать кадры потише, поэтому спросил нас, и мы…

— И мы отдали ему мантию, — сказала Гермиона, и, судя по выражению её лица, не приходилось сомневаться, кто сыграл решающую роль в этом решении.

— С вами прямо-таки опасно связываться, — нервно хихикнув, сказал Локхарт, невольно делая шаг назад.

— Угу, Волан-де-Морт тому доказательство.

Грейнджер и Уизли при этих словах слегка вздрогнули, но улыбки, появившиеся на их лицах после побега министра, так и не исчезли.

В голове невольно всплыли слова Миранды про жестокий мир взрослых волшебников. Что же, она будет в восторге от мысли, что миру ничего не грозит… достойная в этом плане смена подрастает.

Фаджа он нагнал не без труда. Министр был ослеплён жаждой добраться до неугомонного журналиста, а скорость Гилдероя была обратно пропорциональна чистоте его костюма и грязи на дороге. Так что в тот момент, когда он с трудом догнал Фаджа, тот уже прекратил отчаянные попытки перекрыть кислород свободной прессе и приступил к выяснению у директора того, как так получилось, что по территории школы шатаются всякие журналисты. Впрочем, Дамблдор был сам тот ещё жук.

Едва увидев на его лице то же невинное выражение, как и в тот день, когда выяснилось, что по подвалам преспокойно ползают здоровущие василиски, Гилдерой понял: министр может жаловаться хоть королеве, толку тут не будет. И он, как всегда, оказался прав. Директор Хогвартса лишь сокрушённо развёл руками и сказал, что журналист не собирался причинить вред никому из учеников, и потому чары, наложенные на школу, не стали ему мешать. А дементоры, присланные самим Фаджем, имели приказ на задержание только Сириуса Блэка, так что если кто и виноват в произошедшем, то только… Да и вообще. Великобритания — свободная, просвещённая, европейская страна, где чтут свободу прессы.

На это даже министру было нечего ответить. Быстро прикинув все за и против, окинув взглядом топор на плече у Макнейра и благодушную улыбку Дамблдора, Фадж, что-то просчитав в уме, быстрым шагом поспешил обратно к хижине.

* * *

Солнце уже практически скрылось за горизонтом, когда Гилдерой добрался обратно до хижины лесника. Фаджа, палача и ребят, к его неимоверному облегчению, там не было, а времени до приступа обострения у профессора ЗОТИ как раз хватало, чтоб вежливо поинтересоваться положением дел, сказать призраку «Питер, ты не прав», и броситься в замок, под защиту чар, заклятий, амбарного замка и стула, которым он в эти дни, а точнее ночи, подпирал дверь.

Лесник пребывал в состоянии лёгкой эйфории и тяжёлого опьянения. Увидев вошедшего внутрь героя, который от усталости еле передвигал ноги, он, недолго думая, сгрёб его в объятия. Настолько крепкие, что Гилдерой, кажется, слышал, как трещат его кости. Из глаз лесника текли пьяные слёзы радости.

— Так хитро придумали и… Они же теперь сомневаются. Гермиона сказала, об этом узнают. Может, вообще отменят.

В том, что отменят, Локхарт практически не сомневался. Если Уэлш успеет послать сову со снимками, то тут не то, что какой-то Арчи, тут любой более-мение вменяемый журналист справится. Особенно если сумеет привлечь к делу хорошего юриста и кого-нибудь из общества защиты детей.

Выпив, исключительно чтобы не обидеть Хагрида, чего-то непонятного, но на редкость крепкого за успех операции, Гилдерой осторожно достал карту, предварительно спровадив великана во двор под предлогом «надо же и главного именинника угостить чем-то вкусненьким». Очень уж хотелось разобраться со всеми делами прямо сейчас, не дожидаясь пресловутого завтра.

Однако, к превеликому сожалению, призрака на месте не оказалось. Улетел, не оставив записки с указанием, когда вернётся. Полная безответственность по отношению…

Взгляд Гилдероя, с раздражением скользивший по карте предместий Хогвартса, натолкнулся на нечто такое, отчего его сердце рухнуло куда-то в область желудка.

Ива, как и положено, отражалась на карте вместе с ходом за ней, вот только отражалась она там не одна. Вместе с ней отражались точки Грейнджер, Поттера и Рона Уизли, которого утаскивала в её недра точка Сириуса Блэка и… и дух Питтера Петтегрю, то ли сражающийся со своим убийцей, то ли преисполнившись снизошедшим на него озарением, защищающий своего рыжего друга.

Действовать надо было быстро. Польза от пьяного лесника была сомнительной, да и Блэк мог за это время раздобыть себе палочку, но в этот момент Локхарт бы согласился даже на боевого флоббер-червя. Всяко лучше, чем ничего.

Как это ни странно, но крик: «Сириус Блэк схватил Гарри у Дракучей ивы, нужна срочно помощь» сшиб с великана хмель во много раз быстрее и эффективнее, чем все отрезвляющие заклятия вместе взятые. Лесник лишь пару секунд в ступоре глядел на него, а после так гаркнул во всё горло:

— Клык! — что, наверное, его слышали даже в замке.

Вынырнувшая на этот крик от куда-то с улицы мохнатая громадина покорно замерла перед Хагридом, который, быстро сорвав со стены длинный и на вид крайне крепкий поводок, уже прилаживал его к ошейнику.

— Вот. Помощь, — сказал лесник, пихнув другой конец поводка в руки герою, предварительно намотав его вокруг руки Гилдероя. — Я за Дамблдором.

— Да, поторо…

— Клык, к иве!

— Да, к и…. — закончить он не успел. Мохнатая акула на четырёх лапах с оглушительным лаем, способным напугать даже дементора, рванула с такой силой, что чуть не вырвала ему руку, заставив тем самым ринуться прямо в догорающий закат.