Иное (джен)

Обелиск был громадным. Он нависал над гладью близкого озера, точно гора, и случайное облако не дотягивалось до его вершины. Имена. Имена покрывали его гладкую, будто не подвластную времени поверхность. Тысячи, миллионы цепочки имён с уточнениями вились вверх. Некоторые были крупнее, другие мельче, часть светилась, а другие были зачёркнуты.

— Сколько их здесь? — прошептала Джинни. — Кто они?

— Мертвецы, — весело оскалилась Тёмная Луна. — Это вместо кладбища, представь? Тела, наверное, сжигали да на удобрения бросали — не правда ль, милота?

— Они все жили здесь? — скорее себя спросила Джин, вчувствовавшись в обелиск. Странная не-магия пронизывала его, даже… была им? Или он был магией? Обелиск это — или… воплощённое заклинание, твёрдая иллюзия? И в этом не было ни капли иномагии! Так странно… — Никого не осталось? Почему они умерли?

— Внимательней, Джин-Джин, — хмыкнула Луна. — Даты, на даты посмотри! Большинство — от старости, хотя жили-то немало, двести стабильных лет, а кто и до трёхсот дотягивал.

— Это вообще люди? — кому, как не Луне, знать ответ?

— Людишки-людишки, — отмахнулась она. — Арабские циферки родные, языки… английский, русский, греческий, итальянский и испанский — натуральные людишки. Руины — дома людишек тоже, хотя модифицировали их изрядно, хе-хе-хе.

— Откуда ты знаешь?

— Триста лет жизни — это, знаешь ли, не дунуть-плюнуть, — взгляд Тёмной Луны рассеянно блуждал по именам, — поверь специа… ну-ка-ну-ка! — вскинулась она. — Смотри туда!

Белый луч от её пальчика уткнулся в переливающееся радужным имя высоко-высоко, но улучшенное зрение легко его различило. Это же… Нет! Это… Но как? Джинни разглядывала надпись и не могла поверить своим глазам. Может быть, просто имена совпали? Ведь так бывает?

Фло Вефэа

? — 18623 гг. от о.к.

Древнейшая

Первый Советник: 142 — 2084 гг.

Твои советы и твой труд — залог наших жизней

Администратор Колонии: 2084 — 3592 гг.

Последняя и лучшая из Администраторов

Архимаг: 10535 — 15735 гг.

Сердце волшебства

Хранитель Знаний: 15735 — 18623 гг.

Живая история

Удостоена похорон

— Так не бывает, и ты чувствуешь это, иномаг Джин, — медленно произнесла Луна. — Восемнадцать с половиной тысяч лет, Советник, Администратор, Архимаг и Хранитель. Это была хорошая жизнь и хорошая шутка, о Хранящая! Смотри, Джин-Джин, к чему ты должна стремиться! — и рассмеялась, рассмеялась освобождающее, разгоняя разлившееся в воздухе напряжение. — Вот это покуролесила старина Фло! Произнеси теперь это имя, попробуй её позвать, а? — склонила голову.

— Фло Вефэа, — и что-то откликнулось. Будто сам воздух заискрил — но не видимыми искрами, а чем-то… ощущаемым самой душой? Радужные искры хороводом взвились от этого имени, вызывая отклик в ноосфере. На миг пред ними предстал образ. Не настоящий, неполный, призрачный, но излучающий могущество и древность, какую до этого Джинни ощущала лишь от одного существа — Хранящей Время.

— Чувствуешь теперь? — улыбнулась Луна.

— Что это? Как веское слово, — а ещё это было очень красиво. Завораживающе красиво.

— Это всего лишь временная тень, — хихикнула Луна. — Что будет, если личность назовут живой историей? Мир помнит Фло, помнит на уровне рефлексов, как настоящее божество, больше, чем божество! А я-то гадала, что пытается откликнуться и как мастер сферы отражений умудрилась шок поймать. Столкнуться со своей же тенью такой мощи… Вот что это такое — шутки Времени, хихикс!

— Укажи имя Морулиса, — велела Джинни, подкинув палочку. Та развернулась в воздухе… и беспорядочно завертелась, не в силах найти цель.

— Да, его здесь нет, — задумчиво кивнула Луна. — Пора б узнать, что здесь стряслось? Планету обыскивать — Нелуна сколько упаси!

— Спрайт, — поняла Джин. — Ты обещаешь…

— Да дался мне твой спрайт, — махнула рукой Тёмная Луна. — Здесь такое творится! Фениксы плотоядные, Фло Древнейшие… спутники наблюдательные! — резко вскинула взгляд в небо и нехорошо сощурилась. — Какая их магия гадкая и нехорошая! Сопротивляются, ишь какие… Затмись, — веское слово ударилось об яркое сиреневое небо — и то моментально затянулось серой хмарью. Луна обернулась к ней. — Спрайт! Нам нужна информация, и лучше бы вчера.

Джинни вздохнула и достала из капчалога воздух с доспехами в центре — трюк с капчалогированием куска пространства подсказала Элла. Мерцающие синим доспехи моментально начали носиться вокруг, но это уже не вызывало раздражения — после того, что она узнала. Фло. Сто восемьдесят шесть веков. Мертва. Это было… как-то даже обидно. Шутки Хранящей? Не зря говорят, что от шуток богов лучше держаться подальше! А уж если это богиня судьбы…

— Том, — позвала она. — Ты всё слышал?

— Как и всегда, Джин-Джин, — откликнулся тот. — Думаешь, эта груда металла на меня налезет?

Точно услышав, доспех замигал чаще. Обиделся? Недопрототипированные спрайты умеют обижаться?

— Или ты — или она, — хмыкнула в ответ.

— Предложить выбор, не оставив его — Дамблдор тобой бы гордился, — усмехнулся Том, вытаивая из неё — это уже перестало пугать — и призрачной струйкой устремившись к спрайту.

С громким хлопком дух Тома Риддла втянулся в спрайт. Вспышка! Синий спрайт поднял свой взгляд и посмотрел на свои руки в элегантном силовом доспехе — именно он подстроился под размер Тома, а не наоборот. Джин показала большой палец. Том сжал и разжал руку. Предвкушающе улыбнулся:

— Наконец-то я — настоящий. Готовы к новостям, герои Жизни? — и ухмыльнулся.

— Время и пространство, — шепчет Ивицер себе под нос.

— Брат?

— Они становятся одним целым, — громче говорит Ив, поднимая на тебя взгляд — такой знакомый и родной, насколько же чужой и чуждый. — Ты чувствуешь это? Сеанс движется, движется к центру!

Ты ухватываешься за его слова — и слово «центр» оставляет в груди холодок. К какому центру они движутся?

— Центр — это начало, — «раскрывает» брат. — Начало и конец! Первое и последнее, альфа и омега, точка возврата и точка невозврата. Мы движемся в самое начало и самый конец, мы движемся к ней, Марк, пусть она уже и здесь.

— Хранящая?

— Открывающая Путь — так её можно было бы назвать, — чему-то улыбается Ивицер. Чему-то… доброму? На его лице эта улыбка выглядит так странно… Это место и вправду действует на него сильней, чем на тебя. И ты не уверен, хорошо это или плохо. — Ты знаешь, почему.

— Но ты имеешь в виду другое?

— Кое-что прежде. Кое-что, что она должна совершить… завершить. Ты понимать?

— Да, — ты действительно начинаешь понимаешь. Но она же… — Как?

— Возможно, мы увидим, как. Это будет непередаваемое зрелище, Марк. Возможно, я решу вмешаться и сделать всё самому. Мне придётся окончательно возвыситься, но я смогу. Может повторить это и Элис. Вероятно, это и будет точка расхождения, точка расщепления метареальности — кто из нас сделает это. Я не уверен. В таких вещах, — качает он головой, — уверенным быть нельзя. Ты отдохнул?

— Ещё нет, — и это правда. Как и то, что ты хочешь дослушать Ива до конца.

— Пространство и Время, — повторяет он. — Они становятся ближе друг к другу. Аспекты сближаются. Ты чувствуешь это? Конечно же, нет. Я — чувствую. У меня есть, с чем сравнить: сияние Нелуны — это почти идеальная константа, точка отсчёта и ориентир. Аспектальный базис меняется. Это упрощение, но это же и усложнение. Здесь время становится неотличимым от воли, а место — от желания. Мы — то, кем мы себя считаем. Знаешь эту цитату? Теперь знаешь. Здесь она становится близкой, почти истинной, до неё можно будет дотянуться рукой… или мыслью. Мысли становятся материальными, а материя — идеей. Только Хранящая понимает, что происходит, ведь она исследовала это место бессчётные эпохи, чтобы понять, ощутить, осознать, догадаться…

— А ты? Откуда это знаешь ты? Нелуна подсказала?

— Нелуна? — вновь улыбается брат. — Нелуне нет до этого дела — но в то же время само её пребывание близко к этому состоянию. Состояние смешения. Но здесь оно другое, Марк, здесь смешение постсмертное и доэмбриональное — слипшиеся мёртвые ткани и ещё не дифференцировавшиеся клетки. Мы находимся в месте перед началом, но после конца, месте ином, запредельном — не таком, как живая яркость Нелуны. Это место равновесия, неустойчивого равновесия, которое будет разрушено, уничтожено Хранящей Время, Открывающей Путь… или мной. Мы спешим в чистилище, где томятся души после смерти и перед рождением, место, где реальности ещё и уже нет.

— Как здесь? — неожиданно понимаешь ты.

— Как здесь? — хмурится Ив. — Да, похоже. Чистилище, место, где томятся души? Я начинаю догадываться, каков же наш Обитатель и почему именно он достался тебе, Марк. Место, разделяющее жизнь и смерть… Красиво, кто бы это ни задумал — Игра или Хранящая Время. Ты отдохнул?

— Пожалуй, — опять Ив свёл всё к разговору о жизни и смерти — и тебе хотелось просто… да уж. С этими могилами вокруг забыть о смерти было просто нельзя.

Чистилище? Понятно тогда, почему вы так ему чужды. Здесь не место ни живым, ни мёртвым — только тем, кто стоит между и ожидает… суда? Очищения души? Отдыхает между перерождениями? Перерождение — круговорот сансары — выход из круга — нирвана — просветление? Куда ведёт эта цепочка? Ты не можешь пробиться дальше — вернее, просто не хочешь. Ощущаешь, что ещё нельзя. Что некоторые вещи сначала нужно увидеть своими глазами.

И вновь тянется поиск, вновь молчащий брат, вновь странствия между могилами, которым нет конца и края. На краю сознания мелькают мысли о том, все ли здесь души были убиты Варсиэром? Может быть, здесь есть и другие? Если это чистилище, то… Или чистилище — только символ? А ещё брат говорил, что мысли становятся здесь материальными, а идеи — реальными, значит, символы — своим значением? Вопросы кружатся и кружатся в голове, раз за разом сбивая с поиска, но ты продолжаешь упорно возвращаться к цели.

— Не все здесь были поглощены при жизни, — нарушил молчание Ив — понял, что у тебя опять не получается? — Душа перерождается не сразу — в материальном мире это так. Мне неведомо, что происходит на Побережье, но в плотной реальности души надолго задерживаются в ноосфере, прежде чем уйти дальше. Варсиэр поглотил ноосферы двух Земель — все эти души есть и здесь. Есть ещё души, поглощённые по пути от одной Земле к другой. Миллиарды душ, невероятная сила, которой хватит, чтобы исполнить любое желание…

— Не получится, — возражаешь ты, чувствуя зерно противоречия в словах или даже мыслях Ива.

— Не получится, — соглашается тот. — Так называемая «свобода воли».

— Так называемая? Свобода воли существует! — собственные слова кажутся тебе насмешкой на фоне бесконечной тиши вокруг. Будто эта тишь шепчет: «Существует? Все уйдут сюда, всех ждёт конец, никакой свободы нет!»

— Это символ, сильный, могущественный символ, — молвит брат. — Но не реальность. В реальности есть только предопределённость и хаос, детерминизм и случайность. Судьба не есть свобода, случай — тоже не она. Что такое свобода? Иллюзия, символ, повисший воздухе, пустая надежда… надежда, которая тянется, в конечном итоге, к моей Силе, к Нелуне, единственной, что может свободу дать, вырвать из оков причин, следствий и безличной случайности! — пауза. — Не она одна. Любая подлинная Сила готова даровать свободу, но не любая предлагает её в первую очередь. И не до любой ты можешь дотянуться, не любая потянется к тебе сама и не любая способна вобрать в себя все прочие. Такова истина, брат: подлинную свободу в нашем конечном, ограниченном мире найти нельзя. А свобода воли… — пренебрежительный взмах рукой. — Для душ это означает лишь, что каждую нужно уговорить помочь. Каждая должна искренне захотеть, и тогда желание сбудется. Уговорить их все… Проще взять пусть не всю, но часть их сил иначе.

Вы всё идёте и идёте в бесконечном поле памятников и гробниц, и голос Ива кажется волшебным. Ты чувствуешь, что он не вкладывает в слова какую-то ораторскую ли, иномагическую или какую-нибудь ещё силу. Просто Ив стал… глубже. Он ведь всё это обдумывал, и не раз, он лично встречался с адептами всевозможных Сил и… Нет, не стоит думать, как он их убеждал и откуда знает, что Нелуна способна вобрать в себя любую другую. Ты был уверен, что это не абстрактное знание, а практическое. Ив столько всего наделал…

— Я верю, что для каждой души есть своя Сила, — с лёгкой мечтательностью произносит брат. Сквозь его бледную кожу будто отблёскивает свет от источника там, внутри, и тёмные его глаза кажутся лунами. Не лунами, Нелунами? — С высоких Внешних Небес наш путь освещают звёзды мириады Сил, и для каждого есть своя: своя Сила, своя трансценденция, своя свобода. Но так ли это хорошо? Я видел эти Силы и эти свободы — каждая из них отделяет нас друг от друга надёжней любых стен и цепей. Звёзды непредставимо далеки друг от друга и зовут друг друга на разные небеса. Индивидуальная трансценденция, — щёлкает пальцами для наглядности. — Абсолютное одиночество, наивысшая таковость. И чем ближе человек к Силе, чем больше его могущество, тем дальше от других — что смертных, что адептов высших Сил. Только Нелуна, Марк, только она способна объединить всё, способна сочетать несочетаемое, способна даровать власть и свободу — но не забрать людей друг от друга. Нелуна — это звезда человеческого потенциала, звезда и личности, и социума, и того, что за пределами не только твоего, но и моего представления. Предвечная Истина, — улыбается он чему-то своему, — столь же невероятно проста, сколь просто Дао. Я показывал её тень твоему соигроку, брат, Грэму Фергюссону — надеюсь, он сможет понять, заметить тропку…

— С ним всё в порядке? — перебиваешь ты.

— Да, — честный и спокойный ответ. — Ему стёрли память, но это неважно: важно, что ощущение свободы, исчезновения барьеров — коснулось его души. Он не касался Нелуны, можешь не волноваться, он просто ощутил, что такое — отсутствие преград между людьми. Это самое малое, что даёт Нелуна. Это не принуждение. Мы можем по-прежнему ненавидеть и презирать, отталкивать и убивать, но если социальных и психологических барьеров больше нет… — ты ёжишься, не в силах представить. — Это прекрасный дар. Жаль, что они стёрли даже память о нём. Но в этом есть и своя правильность — дара должно быть достойным, иначе он — пустышка лишь, — секунды молчания. — Готов продолжать?

— Да, — колеблешься. — Может, стоит что-то поменять? Мы будем блуждать тут вечно!

— Не вечно — я же говорил, куда мы падаем? — неприятно смеётся брат, в такие моменты кажущийся более чуждым, чем когда рассказывает о Нелуне. — Попробуй искать не цель, а проводника к ней.

Ты пробуешь. Вышло — сразу! Огонь! Летящее пламя будет проводником — но только что это значит?

— Интересно. Раньше тут ничего подходящего не было, — вновь читает мысли Ив. — Минуточку… — замирает, погружаясь в себя. Отмирает. — Бери меня за руку и держись крепче!

Мир вертится. Тебя будто бы протаскивают сквозь бутылочное горлышко! Долго, мучительно просовывают — а потом с громким хлопком вытягивают в реальность! Ты выдёргиваешь руку и опираешься на какой-то памятник — жутко кружится голова.

— Привыкнешь, — точно издали донёсся голос брата. К этому можно привыкнуть?! — Первая аппарация всем даётся тяжело.

В себя тебя приводит не Ив, а песня. Переливчатая птичья трель, одновременно непередаваемо прекрасная и невыразимо грустная, выдувает из тела слабость, будто свежим, но в то же время тёплым ветром.

Ты открываешь глаза. На белой, светящейся гробнице сидит птица с алыми перьями, окружённая языками призрачного пламени. Это же…

— Феникс, правильно, — заканчивает мысль Ив. — Мне-некроманту он был природным врагом — тот, кто отрицает смерть. Помню, мы охотились за ними, но так и не уничтожили их род. Эта гробница — наша цель. Взлети-ка, птичка!

Феникс бросает на Ивицера явно недовольный взгляд — и исчезает во вспышке пламени. Умер?

— Огненная телепортация, ничего особенного, — успокаивает Ивицер. — Попробуем освободить эту душу, — и громко, гулко ударяет посохом о мягкую, казалось бы, землю.

Гробница раскалывается на кусочки, осыпается горкой белой пыли, точно домик из песка. А в воздухе остаётся висеть шар мягко-жёлтого сияния. Душа? Брат достаёт из капчалога твой спрайт, выглядящий неопределённым, постоянно трансформирующимся фиолетовым шаром, и бросает его прямо в душу. Вспышка!

— Я всегда знал, что смерть — это начало очередного приключения, — задумчиво говорит вам фиолетовый старец в мантии со звёздами и длинной бородой, — но не думал, что оно начнётся так быстро, — поправляет очки-половинки и смеряет вас оценивающим взглядом. — Добрый вечер, господа. Альбус Дамблдор — к вашим услугам.