Иное (джен)

Они встретились в Краю Зимней Пустоты в почти полном составе — изменившиеся и изменившие. Энтони Даффи, возродившийся в новом теле, посредством Джу пришедший полностью в себя. Ханна Аббот держала его за руку, полная предчувствий, опасений. Дилан Даффи, исцелившийся после одной безнадёжной схватки и полностью готовый к следующей, улыбался этим двоим. Кривился Северус Снейп, ощущающий фантомную боль во всём теле… или душе? Мрачными тенями ступали в тылу чуть прихрамывающий Роб, изрядно отощавший Оли. В отличие от Дилана, они не успели вылечить все ранения, нанесённые тёмной магией пешек Морриган, а оставить своего господина не имели права. Теромос невозмутимо вёл небольшой отряд по коридорам Храма Первотворения, а Барти Крауч скрылся от нашего взора с Гвен Шепард далеко за пределами сеанса, неся одушевлённое орудие по имени Лиа в неизвестность.

Шесть волшебников и один неразим вышли на поверхность неподалёку от родового гнезда Даффи. Из алой мглы, заменяющей краю Энтони небо, то и дело появлялись и исчезали зерги — лишь образы, но оттого не менее опасные. В морозном воздухе витало что-то неуловимое, тревожное, предвещающее перемены. Недолго пейзажу оставаться таким, каким его запомнили протоссы с «Зари Айура», собственным выбором застрявшие сперва в Пустоте, а затем в сеансе.

— Теперь, — сказал Теромос, когда они остановились перед невидимым домом, — ты готов. Кольцо Пустоты — не только источник бесконечной силы, но и её поглотитель. Первое, что надлежит тебе сделать, Энтони, — это прибраться, — лёгкая, но заметная Энтони усмешка. Столь просто различать чужие мысли и эмоции было совершенно внове и, вместе с тем, полностью привычно — той его части, что досталась от погибшей Шарас. Напротив, эта часть ощущала неудобство, слабость пусть усовершенствованного, но всё-таки человеческого тела. Будто вместо рук — неповоротливые клешни.

— О чём ты? — пусть Энтони научился заглядывать в мысли способом протоссов, но — слишком поверхностно, слишком неопытен ещё был. Это — не оперирование Пустотой, каковому научился близко к совершенству.

— Твоя цель — над головой, — холодная усмешка, будто протосс бросал вызов. Он не бросал. — Исправь, что натворил Амун, что закрепила Кэрриган, сил не рассчитав. Без этого — Игру не завершить.

Целое небо! Энтони вздохнул. Он понимал, зачем это нужно: испытать себя перед управлением действительно могучими энергиями. Но даже так: изменить целое небо — выглядит фантастикой. А потом Энтони вспомнил, что Грэм воссоздал своей силой линию реальности, а Джу и Элла исцелили Край Неверного Утра. Джу вошла в Бездну и вернулась из неё. Джинни и Марк воскресили Фло. То, что он сделает, — естественно для игроков.

Энтони ухмыльнулся, ощущая новую уверенность. Без опаски, с толикой осторожности потянулся к Кольцу своею волей, подняв его в руке. А сквозь Кольцо — к красному туману Пустоты. И Пустота — поддалась. Призрачные линии охватили небо, бешено крутящейся воронкой сужаясь к пустому месту внутри тонкого золотого ободка. Фиочёрные молнии заплясали вокруг, и Теромос оградил остальных барьером.

Нехотя, неторопливо, величественно небо дрогнуло. Потянулось к нему. Вниз устремились десятки зергов, чтобы тут же исчезнуть в ало-фиолетовой круговерти. Он удерживал двумя пальцами беспредельную, космическую мощь: чёрный зев, распахнувшийся навстречу небесам, ощущался как настоящая бесконечность. Сингулярность Пустоты! Как… как Кристалл Жизни, только Кольцо Пустоты? Он никогда не думал, что выданный Хранящей талисман так масштабен. Пустота скрывала не только его, но и саму себя, пока не настал момент.

Это казалось смехотворным, но ему не требовалось много сил. Кольцо настолько помогало контролировать само себя, что доставшаяся в наследство от Шарас часть пришла в восторг. Это было… волшебно. Безумные энергии, буквально способные испарять города, повиновались мановению его мысли. Пригодились не те навыки, где Шарас зубами выгрызала власть над Пустотой, а иные — где управляла тонкими, чувствительными к мельчайшим ошибкам эманациями.

Гигантская, с сотню Хогвартсов, красная воронка сверкала разрядами над головой. Красный свет тёк в Кольцо сперва медленно, потом быстрее, ещё быстрей, ещё, ещё… Кольцо жадно высасывало каждую кроху родственной силы. Барьер Теромоса распался на частицы и сгинул в золотом ободке. Энтони сосредоточился. Одно отвлечение — и Кольцо всосёт его самого или Ханну. Алый свет падал к нему ошеломительным потоком. Чуть что не так — сожжёт дотла! Небольшая, но хаотичная отдача от кольца заставляла сжимать его двумя руками, удерживать равновесие, постоянно перенося центр тяжести с ноги на ногу. Одно отвлечение — упадёт, и ураган энергий вырвется наружу!

И вправду смехотворно! Две минуты. Две минуты он стоял, открыв пасть Кольца, направляя его голод. Два минуты сосредоточенности, ювелирной, но вполне посильной работы. И вот небо чистое, нет никакой дымки — яркая Скайя в вышине. Он был не прав насчёт навыков: способность бороться с Пустотою волей всё-таки понадобилась. В самом конце: Кольцо никак не желало заканчивать, как бешеный зверь, жаждало поглощать, вбирать, тянуть в себя энергию, не важно, чью, откуда, лишь бы — внутрь! Конечно, это иллюзия: Кольцо не было живым и кровожадным. Просто инерция процесса! Правда? Правда ведь?

— Да, — молвил Теромос, когда все пришли в себя после тихого красного шторма. — Такова подлинная сила Кольца Пустоты. Теперь ты понимаешь, насколько оно опасно, Энтони Даффи, — он не спрашивал, а утверждал. — Ступайте за мной. Наша следующая цель — это…

Теперь их путь лежал вниз. Пока сотни протоссов покидали Край Зимней Ночи, взяв курс на многочисленных транспортных кораблях к Краю Вечернего Уюта, отряд направился внутрь, в лабиринт бесчисленных коридоров. Паутина совершенно тёмных, а местами залитых таинственными зелёными и синими огнями залов и переходов не была возможна в евклидовом трёхмерном пространстве. Однако Зел-Нага с лёгкостью искривляли пространство, когда в том нуждались, и внутренность Храма расширялась дальше, в многомерье, созданное зодчими, сгинувшими в пучине эпох.

Кажущийся хаос Храма, что во много раз больше, чем видится снаружи, — на самом деле гармония высшего порядка, единая сложнейшая схема, хранящая потенциал манипуляции тканью реальности, сравнимый, а местами превосходящий нижние уровни щупов техносферы индустриалов. Куда исчезли Зел-Нага, сотворившие этот шедевр? Они определённо были несравнимо выше прочих своих сородичей — не могли умереть своей смертью! Какая катастрофа уничтожила их? Или, быть может, они отделились от своего рода, отправились творить и познавать в глубины Пустоты или вовсе иное место бесконечного мироздания?

И не подозревая об этой загадке, небольшой отряд двигался вниз. Они шли вдоль пульсирующих линий света, и с каждым шагом переливчатый сумрак древнего места охватывал их, отгораживал от мира, оставленного за спиной, от яркой Скайи, от Эллы Мэйдж, от бесчисленных конфликтов их сеанса. Величественность сооружения, порой ошеломляющая некими… помещениями, каждое из которых — размером с весь сеанс, — захватывала дух. Они вошли в мир бесконечных энергий, сплетённых в единое целое, движущихся в общем ритме, и само время здесь шло не так, как на поверхности.

— Нам нужно посетить три места, — рассказывал Теромос, когда они пересекали зал, в который с лёгкостью влез бы Хогвартс (что обычный, что дракон). — Первое — это Главный Узел трансформаций. Мы активируем его, чтобы получить доступ к следующей точке. С помощью первичной Консоли Управления мы переведём Храм в рабочий режим и подготовим Главный Генераторный Массив к зарядке. Последняя точка — это центральная энергомагистраль, где ты, Энтони Даффи, должен будешь применить Кольцо.

— Мы успеем? — масштабы Храма изнутри подавляли всех, но только Северус Снейп осмыслял их критически.

— Время здесь течёт иначе, — ответствовал Теромос. — Чем ближе мы к Генераторному Массиву, тем медленней его ход. Главного узла трансформаций мы достигнем через двенадцать часов — это займёт час по времени сеанса. Путь от Узла до Консоли займёт двое суток. По времени сеанса — два часа. До энергоцентрали мы будем добираться столько же, но сколько это по времени сеанса — мне неведомо. Неразимы редко заходили так глубоко, редко нарушали покой основных механизмов Храма, десятки эпох ждущих своего часа… Боюсь, там нам придётся торопиться: там ход времени не будет столь же предсказуем.

Бесы, встречающиеся там и тут, казались инородными включениями на фоне слепящих энергетических лучей в громадных залах, величественного течения энергий в залах поменьше и мягкого полумрака коридоров. Теперь Энтони понял, почему, по словам протоссов, бесы «оскверняли» Храм. Само их присутствие, поведение, движения настолько диссонировали со спокойным бытием этого места, что… В общем-то, никто не колебался, приканчивая очередного паразита.

И место это, в свою очередь, меняло их, делало… похожими на протоссов? И Ханна, и Снейп, и Дилан — даже Роб и Оли! — меняли по мере спуска пластику движения, точно приноравливались к плавности, степенности, сияющему величественностью окружению. Но вот заметил эти изменения только сам Энтони да кивнувший на его мысли Теромос. Храм не давил и не ломал, он скорее… направлял? Хотелось двигаться, сражаться и думать в гармонии, в едином с ним темпе и ритме; Энтони быстро понял, что это ещё и эффективно.

Храм был предназначен для сотворений вселенных или чего-то сравнимого, и дух прошлых творений, с каждым разом всё более и более эффективных и прекрасных, пропитывал его. Мысленные отпечатки Зел-Нага, руководивших титаническими процессами созидания, их незримое присутствие пронизывало это место. И эти Зел-Нага стремились к идеалу! Они были безумными оптимизаторами, существами — или сущностями? — которые улучшали в равной мере свой разум и этот Храм, приближая его к совершенному уже не инструменту, но…

Энтони не мог сформулировать, к чему — и не важно! Важно, что сам путь бесконечного улучшения, путь совершенства внутреннего и внешнего не был чем-то плохим. Храм влиял на них, но то было благое влияние. Он не заставлял подстраиваться под себя. Он просто был. И бытие это открывало путь, по которому шли Зел-Нага… и протоссы тоже. Были ли сородичи Теромоса в его родной вселенной такими же или не были, но все знакомые неразимы, а ещё Морулис пропитались духом Храма. И тот улучшил их, усилил, их глубокая волевая невозмутимость, сила, которой Энтони так не хватало — частично именно от Храма.

…Они прошли очередной мегазал. Теромос выбрал одну из множества дорог на другой стороне — Энтони чувствовал, что протоссы не раз ходили ей. Здесь и неразиму, и Энтони, и даже Ханне приходилось пригибаться: низкий, узкий коридор явно не предназначался для гуманоидов их роста, а Зел-Нага, как известно, умели менять облик. Они, на самом деле, тоже, но прибегать к самотрансфигурации, когда в любой момент ждёшь нападения, — ужасная идея. Магия предоставляла и другие возможности, но все их Энтони, подумав, отклонил: одни опасны сами по себе, другие непредсказуемо сработают в Храме, третьи делают уязвимее в бою. Лучше выпить укрепляющего эликсира и пригнуться.

Бесов в этом (техническом?) ходе не оказалось. Они прошли пару развилок, в каждой из которых Теромос выбирал путь, на котором отпечаталось больше всего пребывания протоссов. Постепенно проход расширился, позволив, наконец, с облегчением выпрямиться. А затем стены стали прозрачными — или экранами? Даже усилившееся восприятие не помогало ему отличить одно от другого. Их окружал — космос. Бесконечные далёкие, но всё равно крупные светила слегка слепили со всех сторон, и путь по прозрачной, кажущейся гексагональной трубе кружил голову. Дилан не выдержал первым:

— Это настоящее?

— Мне неведомо, — Теромос пожал плечами с едва заметной насмешкой. — Многим исследователям сие было более интересно, сколь тебе, но годы исследований не дали ответа на вопрос, что это за место: изощрённая, подделывающая псионическое восприятие иллюзия или участок некоего мира, вложенный творцами Храма. Единственное ясно: стенки этого хода являются рабочими энерговодами, и удачная попытка выйти за его пределы приведёт к катастрофе.

— У бесов есть лезвия искривления, — заметил Энтони, подавив холодок страха. Это лезвие — согласно приобретённым знаниям — могло разрезать широчайший спектр материалов. Зел-Нага, конечно, умны, но настолько ли предусмотрительны?

Вместо ответа Теромос вскинул руку с зажжённым клинком зелёного света и ткнул им в потолок. Зелёный свет, в норме твёрже и горячей едва ли не любой материи, повёл себя как самый обычный огонь: слегка растёкся по хрустальной поверхности, точно размываясь об неё. В знаниях Шарос не было ответа, как такое в принципе возможно. Щиты протоссов — да и людей-терранов тоже — могли отражать, отталкивать, поглощать лезвия искривления, но этот «хрусталь» ощущался как полностью материальный подвид «формы».

Так или иначе, «космический» ход остался позади. Очередной коридор оказался небольшим, лишь вдвое шире коридора-энерговода, зато потолка попросту не было. Вместо него — линия тёмно-зелёного сияния, а где-то в невероятной вышине — безграничные энергии Пустоты, перед которыми вся красная оболочка вокруг Края казалась детской игрушкой рядом со Старшей Палочкой.

— Как я должен это зарядить? — спросил Энтони.

Теромос ответил не сразу: какое-то время они шли молча — лишь звонкое, пустое эхо шагов кружилось меж стен-титанов, формирующих коридор.

— Ты начинаешь понимать масштабы, Энтони Даффи, — ему почудилось, или неразим тихонько мыслевздохнул? — В твоих руках не обычный Талисман, но Кольцо Пустоты, сравнимое, если не превосходящее Великий Кристалл Жизни. Ты носишь на шее вечный двигатель, которого хватит на зарядку тысячи Храмов, — вопрос в соотношении времени и мощности зарядки. Твоя задача — не просто извлекать из Кольца энергию и направлять её в центральную энергомагистраль. Истинный вызов — наполнить Главный Генераторный Массив быстро. Плотность и скорость энергии, которыми ты будешь управлять, превосходит моё воображение. Я верю Морулису, и только это останавливает меня от суждения, что на быструю зарядку Храма способен не Зел-Нага или архон из всех тех неразимов «Чести Айура».

И чего стоит сила Камня Рода и прочих… игрушек на этом фоне? Энтони подумалось, что сейчас они все — все восемь игроков — уже оставили, как сказали бы магглы, мирское. Семья, род, армия, волшебство, авроры, зелья, должности, министерства, иномагия, крестражи… Эти вещи, столь значимые в прошлом мире, в 3М-линии, во всех местах, где он бывал, — сейчас, на фоне того, что они делают, кажутся ничем. Масштабы, да? Масштабы происходящего подавляют — и вдохновляют вместе с тем. Он никогда, даже соглашаясь на предложение Хранящей Время, не думал о том, чтобы сравняться с тем же Дамблдором или Волдемортом. А сейчас столкнулся с вещами, в которых Дамблдор не то что не разбирался — все Дамблдоры всех линий были мошками на фоне Храма! А ведь Храм — это просто один из множества инструментов, реализующий замысел Хранящей. Инструментов, чтобы сотворить то, что, по её мнению, важнее целого листа…

Коридор закончился. Они вышли на неожиданный простор. Зеленовато-чёрная дымка Пустоты вместо неба, тёмно-серый камень Храма вместо земли и огромные синие кайдариновые кристаллы — вместо гор. Там и тут лежали скопления чёрных камней, и Энтони мог поклясться, что эти камни видели создателей самого Храма. А потом камни зашевелились!

Они просто обходили очередной… эм, кайдариновый обелиск, прячущийся в тени иссиня-чёрной колонны, уходящей вверх, тающей в мягкой дымке Пустоты, когда ближайшая груда зашевелилась и стремительно воспарила, выстраиваясь в подобие каменного великана! И этот великан, пылая неведомо откуда взявшимся зелёным кристаллом вместо сердца, полетел к ним на скорости бегущего человека.

— Конструкт Зел-Нага, — невозмутимо прокомментировал Теромос. — Как и обещала, Лилит пробудила их в качестве испытания.

Как-то сама собой их группа перестроилась. Да, с ними больше не было Барти Крауча, который на тренировках у Морулиса брал на себя парирование сложных вражеских заклятий, но и заклятий со стороны этого… конструкта — не ожидалось. А Морулис — Морулис прорабатывал и варианты, когда кто-то из них сражаться не способен.

Энтони привычно становится в тылу, Ханна — рядом, уже вешает на них и место оградительные чары. Роб и Оли атакуют, без изысков, без остановки, без слов и без промахов: сперва чередой «ступефаев», а затем взрывными заклятьями. Снейп вскидывает алхимический пистолет, тщательно целится, стреляет. Теромос же действовать не торопится. Энтони, наконец, заканчивает и обрушивает на конструкта ошеломляющие чары — такие, что проймут и неживое.

Пара составляющих конструкт камней отваливается и громыхает о пол так, что Ханна добавляет заглушающие чары. Ещё пара — вспыхивает и исчезает в белом свете. Первое — успех Энтони, второе — Снейпа. Магия телохранителей чёрный камень и не поцарапала. В ответ же конструкт выстреливает зелёным лучом, прямо в пути разделяющимся так, чтобы попасть в голову каждого. Половину защит Ханны луч игнорирует, зато остальные не блокируют, не отражают, как задумывалось, а ослабляют его, исчезая сами. Остаётся парочка щитов, прежде чем лучи растворяются в воздухе, оставляя запах чего-то едкого и свежего.

Новый выстрел! Молча наблюдавший до этого Дилан вскидывает палочку — воздух перед отрядом вскипает, обращаясь в камень. Поверхность камня взрывается осколками, но тут же восстанавливается — из воздуха же. Конструкт стреляет ещё и ещё раз, но безрезультатно.

— Трансфигурация — царица обороны, — хмыкает Дилан. Конструкт, тем временем, ускоряется, очевидно, сделав ставку на ближний бой. Не сговариваясь, маги аппарируют подальше, а Теромос догоняет их тремя сливающимися в один рывками-телепортами.

— Слишком медленный, — удовлетворённо ухмыляется Дилан. — Обойдём големов — и вперёд.

— Узко мыслишь, — кидает в ответ Энтони. — Их будет больше. В замкнутых пространствах. Найдём уязвимые места сейчас, пока можем отступить.

— Как же время? — жмёт плечами Дилан.

— Лучше опоздаем, чем умрём.

Сын и отец встречаются взглядами. Рыцарь Риска и Наследник Страха, в чём-то похожие, а в чём-то — полные противоположности. Незримая дуэль без капли иномагии — лишь столкновение личностей и мнений — длится долгую секунду, пока за спиной Энтони не появляется решительно настроенная Ханна. Тогда Дилан чему-то улыбается, отводит взгляд:

— Твоя взяла. Прикрою — трансфигурацию такую не освоил?

— Я освоила, — влезает Ханна. — Лучше Снейпа прикрывай.

— Значит, справишься? — испытующий взгляд. — Пусть так. Головой за сына отвечаешь!

Ханна только фыркает, не возмущённо — с толикой презрения.

— Закончили? — вечно хмурый Снейп. — Теромос, есть идеи, где у этого голема уязвимость?

— Безусловно, есть, — кивает неразим.

> Вернёмся к Элле Мэйдж

Вы спускались к ядру Люоса, на «фениксе» повторяя путь Энтони Даффи. Сэм был вашим пилотом, а Бета уничтожала демонов вокруг меткими заклятьями, постоянно косясь на невозмутимого Калдора, будто бы желая что-то спросить, но не решаясь. В круженьи искривлённого пространства, в полуварпе порталов и технических тоннелей, переплетённых с кристаллическими лабиринтами и зеркальными залами пролетали вы, и ты соединила своё чутьё с силой Линзы, чтобы проложить путь через возможности, заставить маршрут коллапсировать из суперпозиции в единственную вам нужную действительность.

Где-то там, наверху, как ты знала, протоссы заканчивали эвакуацию всех выживших с Люоса прочь, и венец эвакуации — замороженные в стазисе войска. Стазис продлила Джулия ещё до того, как Алфред впустил на Люос варп. Все эти люди, сражающиеся друг с другом, могут пригодиться вам потом, в финальной битве, если сможете договориться. Для одной из сторон у вас есть Мойлин, для двух других — Сэм и Бета. Если не получится, то придётся отложить решение вопроса.

Как и с Альянсом, которому надо дать время всё переосмыслить. К счастью, Кристо успел закончить переговоры с Советником-и-Координатором до атаки Алфреда, и теперь вортигонты облюбовали удалённый островок в Краю Осеннего Уюта, а ты загрузила на имплант схемы устройств порталов и высоких энергий. Немалую роль в успехе переговоров сыграла замороженная комбайнами королева фей, о которой Координатор предпочёл умолчать, пока не был разоблачён Джу. Феи ожидали прибытия Гвен так же в краю Грэма.

Грэм, Гарри, Гермиона, Мойлин, Марк, Джинни, Дамблдор, Том и Фло восстанавливались вместе с Кристо на излучателе пустоты, занявшем высокую орбиту Люоса. Ты могла бы отправить их в Хогвартс, но решила не класть все яйца в одну корзину. Ведь тогда туда же придётся транспортировать и Великий Кристалл Жизни, опасный сам по себе. Неразимы достаточно легко справлялись с демонами, а другие угрозы… От Морриган, Ивицера и Убийцы бессмертных Хогвартс не защитит. Попытка сэкономить время — разделить обязанности, отправив Марка, Грэма и Джинни самих создавать Анх, — превратилась в катастрофу, но это не значит, что времени стало больше. Ровным счётом наоборот. Ты только надеялась, что счёт этот идёт не на минуты, а на часы, что Хранящая, что вторая мама — всё рассчитала верно.

Всегда ненавидела спешку! Доделать уже сегодня, а лучше вчера или сразу год назад — бесконечные требования, нестыковки графиков, форс-мажоры, кое-как сделанное «лишь бы в срок»… Нет, ты понимала, что обстоятельства, что человеческий фактор, но как же порой хочется, чтобы всё шло по плану с нормальным запасом времени! И вновь дедлайн настигал тебя — сеанс вот-вот упадёт в межреальностный разрыв, а ты не посетила ни Гефеста, ни Лилит, ни Ехидну. С другой стороны, остались квесты только Грэма, Марка и Энтони. Энтони уже отправился на свой, а тебе предстоит помочь Марку — только вот сначала…

Чем ближе к цели, тем сильнее бьют уже не демоны, а потоки варпа. Варп-буря! Силы Кристалла Сердца хватило бы, чтобы успокоить всё вокруг, но вот выдержит ли его действие пси-механика «Чести Зератула»? Давление извне она держала щитами, а вот изнутри… Вы не стали рисковать. Вместо этого ты вспомнила недавние «уроки» и упорядочила, успокоила варп вокруг через эссенцию, сформировав что-то вроде домена.

Влетаете в ядро ритуала. Ты ожидала увидеть ноктилит, ритуальный узор, возможно, портал, кучу демонов, думала о жарком бое… Вместо этого вас встречает стык трёхмерного пространства с бесконечномерным варпом, никаких стен, никаких ритуалов — просто место перехода, шар более-менее стабильной реальности, вокруг которого вращаются пейзажи варпа, мешаясь с видами заражённого «Хаосом» Люоса. Нечего разрушать, не на что воздействовать — если до активации ритуала это место можно было взорвать, то сейчас уже поздно.

— Никогда не сталкивался с таким, — хмурится Калдор. — Хаос полон непредсказуемой мерзости, но у любого творения демонов и еретиков есть уязвимое место. В природе колдунов не думать о надёжности и допускать ошибки.

— И сколько будем эту кривоту разглядывать под лупой? — качает головой Сэм. — Предлагаю ёбнуть чем-нибудь пространственным прям сюда.

— Молчи, если некомпетентен, — бросает ему Драйго. — Такой «взрыв» разрушит всю планету! Мы должны быть осторожны. Укол меча — не выстрел мельта-пушки. Элла? — замечает, что ты отвлекаешься.

— Секунду! — поднимаешь руку, разделяя внимание между голосовым вызовом и удержанием пузыря спокойствия округ. — Мойлин?

«Я тут немного пришёл в себя и кое-что сопоставил», — откровенно усталым голосом.

— Что-то срочное? Мы пытаемся закрыть дырку в варп, — непроизвольно произносишь и вслух.

«Я по этому поводу. Без мне кое-что рассказывал о ритуале и всём этом, пока было время. Я знаю, где находятся уязвимые точки ритуала, до которых он так и не добрался. Без не углублялся в ритуалистику, но я же бывший Первый Страж Эллаола! В общем, я думаю, эти точки и есть настоящее место, где ритуал совершается, а ноктилит в центре планеты — фокус, не более того. Я дам тебе координаты… если они что-то значат в полуварпе. Одно из мест должно быть связано с некоей ритуальной гекатомбой. Я думаю, что все жертвы биореакторов… в общем, там. Другое, если меня не подводит интуиция, должно как-то поддерживать сам ритуал, фокусируя силу гекатомбы. Третье — узел-распределитель? В общем, некий способ регулировать весь процесс, держать его под контролем, выключить в случае чего. Я не знаю, какая из точек какой функции соответствует, и уверен, что они всё ещё защищены», — и передаёт карту.

— У тебя там всё хорошо? — спрашиваешь, различив чей-то явно нечеловеческий крик на заднем плане. — Помощь нужна?

«Справлюсь, — усмехается Мойлин. Крик — затих. — Навещаю тут одно местечко. Последнее «прощай» Люосу. Удачи там», — и разрывает связь.

— Что случилось? — спрашивает Бета, пока Сэм как в тире выцеливает проносящихся мимо, явно того не желающих демонеток.

— У нас есть цель, — касаешься головы Сэма, передавая координаты псионикой. Ему уже пора приобрести свой нейробруч. — Мойлин узнавал от Беза координаты уязвимых точек ритуала. Он думает, что ритуал производится оттуда, а это — только место фокуса.

— И зачем три разных точки? — хмыкает Бета.

— Резервирование, — неожиданно отвечает Калдор Драйго. — Резервирование и контроль. Синие колдуны — сплошь параноики, кто не погряз в гордыне и высокомерии. Покажи мне места… Это — первое, — ты не успеваешь задать вопрос, как Калдор «объясняет»: — Интуиция меня подводит редко. Не будем медлить же, друзья!

Сэм заканчивает расстреливать трёхголовых птиц, бросающихся молниями, и вы улетаете вбок, поймав момент, когда портал ведёт в глубины Люоса, а не куда-нибудь ещё.

— Я чувствую в тебе вопрос, — молвит Драйго Бете, точно не понимая, что отвлекает её от уничтожения демонов… совершенно бессмысленного уничтожения. Знания, которыми поделился с тобой Калдор, да и собственный опыт подсказывают, что демоны явно не пробьются на «феникс», кто вообще пытается сделать это в стремительно-хаотических потоках варпа. А те, кто будут на поверхности, всё равно исчезнут, как только закроется главный портал.

— Никаких вопросов, — Бета даже не поворачивается к нему, продолжая размеренно уничтожать (вернее, изгонять, развоплощать?) демонов. — Хренею просто, что ты реальный. Типа, я в курсе, что реальна каждая фиговина, какая в голову втемяшится…

— Но не ожидала встретить именно меня, — заканчивает Калдор, мыслеулыбаясь, а внешне оставаясь полностью невозмутимым. — Тебя это поразило — но чем?

— Да ну блядь! — впечатывает парочку демонов друг в другу. — Это как Супермена встретить, что ли? Персонаж такой из комиксов, не важно, короче, принцип, что любая хрень существует — он и работал для всякой херни. Лангольеры, злые боги, демоны вот из вашего варпа… Иногда встречалось нам с альфой что-то серое или хреновое только на вид, как Морулис там. Мы, сёстры, в смысле, привыкли, что изнанка миров, иное — это исключительный говнюшник, в лучшем случае — просто безумная херотень, в худшем — ещё и злая, агрессивная. Как варп. Понимаешь?

— Ты читала и смотрела множество мифов и фантазий, — хмурится Калдор, со скрипом въезжая в чужое мировоззрение. — Ты видела там множество героев, но никогда до этого не встречалась с достойными людьми?

— Типа того? — поворачивается, наконец, к нему Бета с нечитаемым выражением лица. — Ты вроде луча надежды в нашем грёбанном тёмном царстве. У тебя на родине та ещё хрень творится, но у вас есть такие, как ты. Чистые, добрые и, мать вашу, нетупые! Может, где-то ограниченные, — пожимает плечами. — Не знаю, у вас есть, из чего делать блядское добро. А мы с альфой… — на миг сквозь её ментальные щиты просачивается что-то болезненно-горькое. — Если бы у нас были парни вроде тебя, может, альфа бы не стала такой категоричной. Нет, я не говорю, что таких вовсе не было… Луна, Хагрид, Джу? — вздыхает. — Мы утратили веру, чувак. У вас там тоже полно выборов-без-выбора, но надежда — ещё есть.

— Надежда, — медленно, веско отвечает Калдор, — есть у всех. Никто не рождается чистым. У нас, Серых Рыцарей, есть дар самого Императора, но это не значит, что мы не подвергаемся испытаниям. Дар помогает справиться с ними — но не берёт их на себя.

— Многие пытались, — отворачивается Бета. — Иномагия не отпускает.

— Как и сила псайкера, — парирует Калдор. — Одним из величайших псайкеров был человек, удостоенный титула Героя всего Империума. Малкадор. Он не был ни Адептус Астартес, ни, тем более, Серым Рыцарем, но именно он стоял у начала нашего ордена. Он был человеком, простым смертным, получившим великую силу и оставшимся чистым до самого конца. Никто не знает, сколько испытаний и соблазнов перенёс Малкадор, но явно более, чем любой из моих братьев. Если ты не знаешь столь же чистых иномагов…

— Что? — не выдерживает Бета многозначительной паузы.

— Кто-то, — теперь Калдор улыбается не только мысленно, и эта улыбка будто озаряет его сумрачное лицо, — должен быть первым.

— Если я решу вопрос с иномагией… — влезаешь ты.

— Это ничего не меняет, — он встречается с тобой глубоким, мудрым взглядом. — Всегда останется тёмное могущество и люди, которые могут его взять. У нас первым был Император Человечества. А кто будет у вас? — ты касаешься его мыслей и ощущаешь уверенность. Ты не делилась с ним всем-всем-всем (и особенно спрятанным в капчалоге демоном!), однако дала… коснуться, наверное? Коснуться самоощущения жизни, как и он поделился самоощущением своей. И сейчас его уверенность опиралась на твою собственную веру в Хранящую, во вторую мать, в понимание масштабности её плана… в то, какой она была при последней встрече и о чём рассказывала. Не в детали — а в эмоции.

— Эй, девочки и мальчики! — окликает Сэм. — Наш поезд прибыл по расписанию, остановка — ад, чертей не обещаю, но демонов — хоть жопой ешь. Я тут отстреляюсь, если что, подруга, иди-ка ты с ними.

— Уверен? — ты замечаешь касание разумов Беты и Сэма, не глубокое, как у вас с Калдором, а скорее… широкое. Как мысленное объятье?

— Я ж богоуровневый, — ухмыляется Сэм. — Выше только звёзды, а?

— Штилевой пузырь продержится… — прикидываешь в уме погрешность. — Сорок девять плюс-минус семь минут без меня. Калдор, Бета?

— Погнали, выгружай!

Вы оказываетесь в холодном месте — на покрытой льдом площадке. Ты делаешь серьёзное усилие, преодолевая скорее умственное сопротивление, чем что-то реальное, и на пару секунд думаешь о своём комбинезоне как о живом существе. Помогает, что это в каком-то смысле правда: получается коснуться и слегка потянуть эссенцию, чтобы научить обувь крепиться ко льду. Нет, ты знаешь пару заклятий, но не для льда, сработают ли они — неясно.

Никакого пирокинеза — Калдор взламывает ледяной покров на стене чередой быстрых ударов мечом и кулаком. Металлическая плита, на месте которой некогда была дверь, нехотя, будто не желая подчиняться, потекла под чарами размягчения от Беты. За разверзшимся, будто пасть металлического Обитателя, проходом — обледенелая пещера, и лёд этот — только наполовину настоящий, а наполовину — какая-то агрегатная форма варпа, бело-голубая, слабо светящаяся. Интересно, что улучшенные ботинки легко цепляются и за него.

За ещё одной ледяной пробкой, деловито разбитой Калдором, — синий грот, сквозь лёд которого пробиваются ещё работающие лампы. Вы подбираетесь к центру грота. Над варп-поляризованным ноктилитовым пьедесталом висит жёлтый кристалл, похожий на слезу, а вокруг него вращаются… программные конструкции? Наблюдаете несколько секунд на эволюцию конструкций, похоже, циклическую, и ты передаёшь Драйго своё понимание самих конструкций, пусть и не имеешь представления, что же они делают. На реальность — не воздействуют!

— Хитро, — хмыкает Калдор, явно что-то уловив. — Это эльдарский камень душ, «слеза Иши». Внутри заперта душа альдари — заперта, чтобы до неё не дотянулась эта их Голодная Сука. Не думайте её имя! Не здесь, — он подходит к сочетанию варп-колдовства и волекода. — Алфред заставил этот камень выступать в роли псайкера, повторяющего один и тот же ритуал, открывающий и укрепляющий проход в Хаос.

— Эмулятор ритуала? Он эмулирует ритуал программно? — неудивительно, что у тебя не вышло понять: уж в чём-чём, а в колдовских ритуалах другой реальности — не разбираешься.

— Верно. Мы уничтожим камень, — он медленно заносит меч, выискивая подвох, — и остановим это.

— Нет, — Бета? — Ты сейчас всерьёз хочешь скормить душу эльдара «этой Суке» и усилить одного из богов Хаоса?

Меч опускается серебряной вспышкой. Рассекает строки кода вокруг постамента, выжигает белым пламенем. Калдор протягивает руку, подхватывает «слезу Иши» (как ты уловила, Иша — эта некая добрая эльдарская богиня) и даёт её… тебе.

— Спрячь в свой капчалог, — ты берёшь в руку, обнаруживая, что кристалл, оказывается, на цепочке, прозрачной и едва заметной. — Освободи эту душу, когда мы изгоним варп. Эльдары — ненадёжные, ситуативные, но наши союзники в борьбе с Хаосом. Она заслуживает покоя.

Жёлтый кристалл греет руку, и ты чувствуешь усталую, но всё ещё могущественную психическую искру внутри. И аккуратно раскрываешься ей навстречу, сосредоточив волю. Кристалл вспыхивает на мгновение, душа внутри обращает внимание на твою душу. Разум внутри — хитрый, изворотливый… но чистый. Почти такой же чистый, как у Калдора! Ты вешаешь кристалл на шею, отдав команду комбинезону пропустить его сквозь ткань. Тебе нужны любые источники знаний и идей! И с разумом в слезе Иши общий язык — найдёшь.

— Будь осторожна, — предостерегает Драйго, неодобрительно качнув головой. — Эльдары коварны, служат лишь благу своего вида.

— Как и люди? — улыбаешься в ответ, приняв от него объёмный мыслепакет о различных ловушках и дипломатии альдари.

— Как люди, — хмурое согласие, мол, сама знаешь, какими бывают люди. У Калдора Драйго не было ни малейших сомнений, что среди людей встречаются невообразимо чудовищные преступники… равно как и величайшие герои. И с теми, и с другими он сталкивался по долгу службы, и сравнение с людьми было в его глазах лучшим указанием на непредсказуемость и риск.

Ты делишься с ним своей мотивацией. Он всё ещё не одобряет, но соглашается. Калдору известны случаи сотрудничества между эльдарами и людьми, в том числе — плодотворного сотрудничества, добровольного с обеих сторон, а не вынужденного общим врагом. А ещё он чувствует, насколько сильно устал эльдар в камне душ — у него просто не хватит сил, чтобы выдумать достаточно эффективный обман. Да и зачем ему или ей обманывать? Но подозрения, перестраховки так часто спасали Калдору жизнь, что давно стали его органичной частью.

> Тем временем, у Энтони Даффи…

«Уязвимость» «голема» таковой посчитать мог только неразим, искусный в прыжках сквозь Пустоту, считай, боевой телепортации, пусть ограниченной по дальности… Аппарирующий, будь он трижды окклюмент, слегка да терял ориентацию в пространстве, — сам Волдеморт предпочитал пользоваться тактической аппарацией в бою «редко, но метко», когда был уверен, что потерянные миллисекунды не приведут к погибели. Теромос без особых проблем мог переместиться вплотную к конструкту Зел-Нага, прямо в воздух перед грудью, разрубить лезвием искажения по центральному камню, базовому энергоузлу, к которому крепилась псионная сущность, движущая конструкт, и тут же ускользнуть подальше, избегая взрыва. Что он, собственно, и продемонстрировал, когда позади конструкта показалась ещё парочка. Взрыв собрата их не задел — псионные големы продолжили невозмутимо двигаться к непрошенным гостям Храма, поливая трансфигурированный металл щитов зелёными лучами, цветом напоминающими Смертельное заклятье.

Разорвав дистанцию с конструктами, люди и протосс переглянулись. Теромос послал Энтони вопрос без слов.

— Мало практики, — скривился тот. Наследнику Страха откровенно не нравилась авантюра с двойной телепортацией… но он был готов повторить подвиг Теромоса. Морально — готов, на практике — пока что нет. — Северус?

Тот хмыкнул, вскинул алхимический пистолет и выстрелил, казалось бы, навскидку. Зачарования оружия не позволили ему промазать. Конструкт дёрнулся, видимо, осознав опасность, но банально не успел за стремительным движением некогда не последнего боевого мага среди Пожирателей Смерти. Конструкт вспыхнул и осыпался камнями на пол.

— У кого ещё идеи? — оглядел Энтони… должно быть, соратников? Подчинённых, но не как гильдийцы и уж тем более не как пожиратели смерти — Волдеморту или авроры — командиру группы.

— Просто пробуем всё подряд, — предложил Дилан. — Что-то же его проймёт?

Сказано — сделано. Сотни всевозможных заклятий обрушились на конструкт, и большинство оказались бесполезными. Взрывные чары в лучшем случае оставляли на камнях едва заметные выщерблины. Рассчитанная на живых магия, в том числе Авада Кедавра — не лучше взрывов. Манипулирующие средой чары вроде чар помех, заморозки и им подобных конструкт будто бы продавливал, практически не замедляясь. В общем, такой магией псионного голема убить можно было… после получаса интенсивного обстрела. Или уложиться в пять минут, вымотавшись так, что восстановление займёт полдня и десяток эликсиров.

Первый успех — у Дилана. Его отложенная «произвольная» трансфигурация, капсулированная в специальные доставляющие чары, ударила в центральный камень и превратила его в кисель. Конструкт немедленно распался с псионным взрывом. На месте его, впрочем, прибывали всё новые и новые «големы». Десятка три — не меньше. Вновь разорвав дистанцию, волшебники продолжили под меланхоличным наблюдением Теромоса.

Кто первым догадался использовать ментальную магию — неясно. Энтони и Ханна послали старый добрый Конфундус практически синхронно. Ближайший конструкт замедлился, зелёный псионический свет слегка пригас… Чары Оли угодили точнёхонько в центральный камень, который послушно взорвался. Они переглянулись. Следующая пара конструктов была уничтожена сочетаниями Империуса и отталкивающего, буквально разбросавшего камни во все стороны, и чар сна вместе с заклятьем молота, вбившего центральный камень в пол.

— Хорошая работа, — констатировал невозмутимый протосс. — Вы ошеломляете псионную сущность псионной магией, после чего ей нужно время, чтобы восстановить контроль. Прямое превращение одних материалов в другие, — он кинул взгляд на Дилана, затем — на Снейпа, — должно быть, не то, чему умеют противодействовать эти конструкты.

— То есть, остальные заклинания не работали, потому что големы парировали их контрзаклинаниями? — с лёгким интересом уточнил Снейп, выдав целую очередь из алхимпистолета: десяток конструктов разорвались, едва не перегрузив Ханнину защиту от шума.

— Контрманипуляциями, — поправил Теромос. — Ваша магия переписывает порядок вещей одним способом, псионика же — иным, и, несмотря на то, что конструкты не могут отменить само изменение, они способны вносить изменения противоположные. Нам стоит двигаться дальше.

— Похоже, эта Лилит нашла где-то целый склад конструктов, — энергично кивнул Дилан. — Пора валить от неприятностей, пока неприятности не свалили нас.

Смерив взглядом бесконечное поле кайдариновых кристаллов-гор, Энтони бросил:

— По мётлам, — встретившись с многозначительным взглядом Теромоса, поправился: — Ханна, у тебя остались те ковры-самолёты?

— Которые Боунс конфисковала, конфисковала, да не выконфисковала? — усмехнулась та. — А как же!

— Мой сын, — с такой гордостью поднял палец Дилан, что фыркнул от смеха даже Снейп.

У Ханны нашёлся целый «стратегический запас» ковров-самолётов в капчалоге, правда, не совсем чистых, местами попорченных во время рыбалки, но вполне рабочих. Из этой горы выбрали самый большой, три на четыре метра, устроились на нём, не просто зачаровав, а ещё и пропитав защитной алхимией Снейпа. Уже без особого труда ликвидировав десяток новых конструктов, полетели над кажущимся бесконечным полем.

Это был странный полёт. Внизу мелькали синие кристаллы, но казалось, что они не двигаются с места: пейзаж не менялся. Над головой — равномерная дымка Пустоты. Энтони невольно задумался, что же умели творцы этого места. До того как они спустились в Храм, слова о создании вселенных были какой-то далёкой абстракцией. Не сейчас. Он чувствовал Пустоту над головой — далёкую, может, как Луна от Земли, но такую могущественную, что всё втянутое в Кольцо наверху казалось каплей рядом с морем. И всё равно именно он должен зарядить Храм, не умерев. Или… или — умерев?

— В твоих мыслях — ошибка, Энтони, — молвил Теромос, читающий его и сквозь барьеры Пустоты так же, как читал свою ученицу. — Ты думаешь, что энергии над нами — свободные, что Храм может распоряжаться ими по своему усмотрению. Это не так. Действительно верно, что этих энергий уже хватит на создание вселенной, быть может, не одной, однако они — связаны, укрощены, запечатаны, удерживают себя сами, как сами себя возобновляют после каждого Творения. Храм требуется зарядить, чтобы он снял печати и смог контролировать сокрытую в его глубинах мощь. Явись сюда Зел-Нага лично, те из них, кто Храм создавал, и они бы не сумели управлять тем, что над нашей головой. Они подобны богам, а Храм — это машина богов, посредством которой они делают то, на что не способны лично.

— Что, этой машинке нужно поменять аккумулятор, чтобы стартер заработал? — ухватил аналогию Дилан. — Я думал, что ращу мага, а не автомеханика.

— Многие из моего народа посчитали бы честью стать механиком для божественной системы, — слегка улыбнулся протосс.

— Но не ты? — Энтони не мог похвастаться, что знает Теромоса. Настоящие цели старого неразима, несмотря на открытый вроде бы разум, оставались загадкой. Но он помнил, что говорил тому Морулис, помнил, что неразим не возражал. Он отказался от возвышения, от становления Зел-Нага. Отказался… или нет?

— Не я, — мыслеулыбка протосса — холодная, как Храм. — Элла Мэйдж указала путь. Те из нас, кто выживут, взойдут наверх. Зачем становиться механиком божественных машин, если можно — богом?

На короткий миг Энтони окунулся в глубины чужого сознания. Кристально чёткое, невообразимо сложное, соединяющее целые эпохи прошлого — спокойное, упорядоченное… на первый взгляд. В глубине разума Теромоса пылал огонь. Жажда силы, жажда знаний, стремленье быть выше, чем просто неразим, выше, чем любой из протоссов, встать наравне с Зел-Нага, повторить их свершения — двинуться дальше по лестнице, ведущей в небо! В глубине души Теромоса пылала такая страсть к возвышению, такая гордыня, что весь эгоизм, всё желание могущества Энтони — свеча по сравнению с извержением вулкана. За стальными прутьями воли это пламя казалось отсветом собственных желаний, но сейчас, когда Теромос приоткрылся, позволил заглянуть в себя…

Элла Мэйдж. Человек, которому поверила Ханна. Человек (а человек ли?), странным образом противоположный самой иномагии, человек, благодаря которому они с Ханной провозились целый час над иллюзией для глаз. И, как выясняется, человек, указавший путь — или даже Путь! — Теромосу. Кажущаяся обычной на первой взгляд, она вызывала у него откровенную опаску. Не лучерождённая Джулия, не Грэм с его времяразрушением, не-осколком и не-палочкой. Не вооружённый до зубов Сэм. Не трансцендентно-светлая Луна, не Марк, в чей разум Энтони опасался заглядывать, и даже не Джинни, чья обратная сторона… Нет, именно Элла вызывала опасение — непредсказуемая, меняющая ситуацию своим появлением, демонстративно удалённая от иного, но в чём-то более иная, чем сам Ивицер.

Он с трудом подавил мысли о том, как бы Эллу контролировать. Это даже не невозможно, а просто вредно. Она — ставленница Хранящей Время. Лучше снова подумать, кто же из трёх мог нарушить временное равновесие, с точностью рассчитанный порядок. Кого ему нужно (было?) остановить? Грэма, Луну или Джинни? Или, может быть, равновесие уже нарушено? Энтони внимательно следил за всеми. Луна скрылась первой — она? Кто-нибудь, пока он не мог следить? Хранящая выстроила события так, чтобы причины соответствовали следствиям, посылы — результату. Там, впереди, в будущем будет Система и агент Джеймс. Если правильно понял намёки, там же будет и Корпорация Эллстар с такими полезными артефактами. И там будет Инфуцор, который проиграет, чтобы вернуться в прошлое, сюда, и, тем самым, замкнуть цикл.

Сейчас активны Джинни и Грэм. Джинни практически завершила свой квест. Она будет помогать Грэму, следовательно, если равновесие ещё сохраняется, именно в его квесте — то, что равновесие нарушит. Ещё есть Луна, за которой отправилась Элиза. Что Луна могла сделать в… неизвестно когда и где? Может быть, она, напротив, попадёт в условное будущее и повлияет на него, что разрушит цикл?

Пустое. Пустые мысли. Уже ни на что не сможет повлиять. Все … друзья? Все знают о его задании, пусть Джинни и считает, что Хранящая элегантно обманула, чтобы вручить Кольцо, а Грэм болезненно улыбается, будто знает что-то, о чём не стоит знать ему. Когда Элис приходила и предлага… нет. Она не предлагала, она утверждала, что будет, если он перейдёт на её сторону, а что — если на чью-нибудь другую. Объясняла, как будто и не сомневалась в его отказе. Когда спросил её о задании Хранящей — улыбнулась, будто старой шутке. Качнула головой и сказала лишь: «Я позабочусь об этом». И звучало это так, что то нарушение, которого боялась Хранящая, — ей тоже повредило б. Или она хотела, чтобы он так думал?

С трудом вернул себя в реальность. Он сделал всё, что мог. Правильно ли было поставить на Хранящую? Время покажет. Время… Энтони начал плавное снижение, когда кристаллическое поле закончилось, упёрлось в титаническую стену, тающую в Пустоте. Повернул, следуя указаниям Теромоса, направо, ещё снизился, замедлился. Остановился у теряющегося в окружающем громадье входе — трёхметровой арке.

Далее шли во мраке, светя волшебными палочками. Здесь уже не было тихо. Периодически слышали далёкий гул, вздрагивали от неожиданного грохота, шелест, напоминающий манящий шёпот, заставлял проверять на наличие иного. Но ничего. Просто шумы от загадочных машин Зел-Нага, скрытых в каменной тверди. Энтони было откровенно не по себе. Как будто бы они собираются сделать что-то неправильное, активировав Храм. Как будто шумы не одобряют наглых муравьёв, пробравшихся вглубь божественного механизма, — пока ворчанием, но стоит нарушить некие запреты…

Они вышли в сумрачное, укутанное зелёной дымкой Пустоты место. Пустоты было слишком мало, она могла лишь скрывать давно погасшие кайдариновые колонны да заставлять ёжится от противоестественной прохлады, проникающей сквозь все щиты. Но и этот путь в, кажется, случайном направлении следом за Теромосом — закончился. Они спустились по пологому спуску, оставив дымку позади, замерли у ещё одной трёхметровой арки, один в один как предыдущая. За единственным исключением: в отверстиях по бокам ярко горели кайдариновые кристаллы, а саму арку закрывало невидимое силовое поле.

Теромос повернул каждый из кристаллов на чётко отсчитанный угол. Поле исчезло. Они вошли.

Одним за другим ступили на полупрозрачную платформу, висящую над… пропастью? Не совсем. В этом месте пространство вело себя необычно. Стоило последнему (Робу) ступить на платформу, как та плавно поплыла к центру огромного (или небольшого) сферического пространства. Тёмно-фиолетовые, чёрные, тёмно-зелёные и тёмно-синие острия бесчисленных кайдариновых кристаллов составляли эту сферу, а меж ними — нечто. Это нечто, многоцветное — и бесцветное вместе с тем, менялось, текло, вибрировало, превращалось… Теромос ответил на безмолвный вопрос Энтони и Снейпа:

— Для первых Зел-Нага пространство, энергия, эссенция, информация и материя легко превращались друг в друга.

Масштабы сферы были… просто были. С одной стороны казалось, что стоит руку протянуть — она упрётся в кайдарин. С другой — кристаллы отделяли от платформы многие километры. Иночувства путались, сбоили, зрение тщетно пыталось сфокусироваться то в бесконечной дали, то на собственном носе, пытаясь ухватить дистанцию. Но дистанция ускользала, оставляя шататься от головокружения. Впрочем, неопытных на платформе не было: все люди быстро прекратили всматриваться, сосредоточившись друг на друге. Энтони, впрочем, рискнул обернуться, чтобы осознать, что входа (уже?) нет: они летели от такого же кристалла, как и тысячи (миллионы) остальных.

В центре сферы висел ещё один кайдариновый кристалл, на сей раз — мутно-белый. Вокруг него лениво вращалось несколько антрацитово-чёрных колец. Платформа замерла около центра так, что до колец можно было дотронуться рукой. Собственно, Теромос медленно, аккуратно руку поднёс — и отдёрнул.

— Я никогда здесь не был, — прокомментировал он. — Согласно записям Зел-Нага, которые мы смогли расшифровать, каждый из кристаллов главного узла трансформаций пространственно растянут между ним самим и ключевыми точками Храма. Это, — он мыслеуказал на центральный кристалл, — скрепляет части Храма меж собой, не позволяет им менять положение и форму. Мне неведомо, что именно мы должны сделать, чтобы изменить крепление.

Молчание, которое решился нарушить Снейп:

— Зел-Нага бывали здесь? Делали это не с расстояния? — мыслесогласие от Теромоса. Снейп повернулся к Дилану. — Как далеко заглядываешь в тени?

— Отпечаток чёткий, — нахмурился тот. — Разве эти «зел-наги» не псионики? Толку-то с внешнего вида!

— Я проникну в его мысли, — Энтони понял замысел Снейпа. — Спусти меня «вниз», папа, и держи. Остальное — моя работа, — и кивнул на обеспокоенный взгляд Ханны. — Мы так делали с Райсом и Грэмом, но недалеко.

— Рискованно, — довольно ухмыльнулся Дилан. — Готов довериться, сынок? — протянул руку.

— Попробую, — ладонь в ладонь и крепко сжать. Не то вызов, не то согласие — они оба не понимали это. — Нужно время?

— Я интуит, а не ритуалист, — хмыкнул тот, помогая укреплять видимую лишь им двоим нить, прочно связующую два разума, два сознания в гибкую систему. Энтони впервые касался отца иномагией, тот сына — тоже. Это было… на удивление просто и легко. Сложнее, чем Энтони с Ханной или Дилану с Элинор, но проще, чем Энтони или Дилану с Райсом. И неожиданно спокойно — для обоих.

— Я — тоже, — глаза в глаза, ладонь в ладонь, разум к разуму, сознание с сознанием. И вниз, во фрактальное море иновремени.

Платформа, Теромос, Ханна, Снейп, собственное тело и тело отца — остались позади, в невыразимой вышине. Энтони упрощал, сужал своё восприятие, неподготовленное для бездны иновремени, но даже так было тяжело держаться за стремительную тень отца, уверенно скользнувшую в глубины вод вечности. Тёмные, вибрирующие образы Храма, настоящие и ложные, прошлые и метапрошлые, пролетали мимо них. Отец совсем не напоминал сейчас себя в реальности: он терпеливо, как будто механически двигался от одной опорной точки к другой, порой возвращаясь, если чуял что-то не то. Его воля, обычно размытая, дрожащая, как образы этого не-места, была сейчас сфокусирована, подчинена единственной цели.

Плата. Слово скользнуло в ум Энтони, как они скользнули в иноморе. До боли знакомое, ненавистное, обрекающе-горькое слово. Плата. То, чем заплатил Дилан Даффи за лёгкость спуска и возврата. За безумную интуицию на опасность, порой срабатывающую за минуты до реальной угрозы. За способность видеть каждую ловушку и угрозу на пути. За чувство причин и следствий, позволяющее взламывать самые сложные замки. За внутренний компас, безукоризненно указующий на доступные сокровища.

Глаз и рука, заменённые такими похожими на настоящие, но всё-таки протезами. Тяга к безумному, бесконечному риску. Страсть к драгоценностям, бессмысленная, пугающая и сына, и жену. Жизнь Элинор, отданная за жизнь отца. Алкоголь, который оказался не в силах заглушить боль отравленной души. Ответственность за сына, с радостью сброшенная на Этана Райса. Всё это в мгновенье ока пронеслось перед мысленным взором. Здесь отец ничего не скрывал… да и скрывал ли от сына что-нибудь вообще? Или это сам Энтони не хотел смотреть и видеть?

Мама умерла не из-за отца. Из-за его платы — не из-за него самого. Папа… Как и он сам? Как и он, отец не знал, какой будет плата. Они — не первые иномаги, как Мерлин и Ивицер… да и знали ли те о своей цене? Никто не знал. Кот в мешке, сделка втёмную: заранее знаешь, что получишь, но не знаешь, чем заплатишь. Тьма обглодала душу отца. Тьма обглодала его собственную душу. Стоила ли жертвы полученная сила? Райс порой называл отказавшихся от иномагии, всю жизнь перестраивавших якорь нереальности в такой же, как у простых магов, а то и магглов — мудрецами. В конце концов, у Луны никто не спрашивал, но он, Джинни, Грэм, папа, Райс… Жертва должна быть добровольной, да? И, кажется, окончательной и абсолютной, ведь то, чего коснулась тьма, навсегда осквернено, оно будет тьмою пожрано, падёт в неё, утонет, как ложные образы вокруг…

Нет. Он вспомнил Джулию и вспомнил Фло. Вспомнил Тёмную Луну. Вспомнил Ивицера, в конце концов! Они — живое доказательство, что тьма той стороны не всесильна. Бой не безнадёжен. Можно вырвать у тьмы силу — и вернуться к свету. Битва, которую всё же можно выиграть, особенно если сражаешься в ней не один.

«Мы идём по этой дороге вместе, братья и сёстры, — звучали в голове слова Сивиллы Трелони. — Наше пламя тем ярче, чем больше нас. Мы разделим свой свет с другими, как делили первые из нас, те, кто впервые набрели друг на друга в вечной тьме. Мы заставим воспылать его, как десятки тысяч солнц! И тогда мы станем чем-то большим. Все мы — и каждый по отдельности».

Эти слова были чем-то большим, чем просто призыв к Разноцветью делиться своим творчеством. У них всех — общий враг. Это причина, по которой иномаги так редко враждуют, ограничиваясь неприязнью, переходящей в презрение, ненависть… но не поступки. У них есть общий враг. Тьма. «Смысл, — так говорил ему Николас Фламель. — Волшебник, презревший старость, сталкивается с пустотой, которую следует заполнить. Ему нужен смысл. Ты нашёл свой, Энтони? Чем глубже корни, тем выше станет древо».

Неожиданно фрагменты сложились воедино. Ивицер Творцев, иномаг, посвятивший себя Нелуне — радикальному способу преодолеть иную тьму. Элис, собирающаяся разрушить тьму своим светом, заставить вечно отступать, как прежде иномаги бежали от неё. Крис, который попросту убьёт всех иномагов — всех носителей тьмы до последнего, если надо — вместе с ветвью или Древом. И, наконец, Хранящая Время. Разве у неё могла быть иная цель, нежели тьма? Она тоже сражается с бездной, и… «Ты не можешь судить о её предложении, но можешь судить о ней самой. Кто её друзья?» — спросил тогда Джеймс. Морулис, лишившийся иного, не лишившись вместе с тем. Джулия, взглянувшая в Бездну — и вознёсшаяся к Солнцу. Осси и Алиса, иммунные ко тьме через предельную волю. Гермиона, выступающая якорем света. Джеймс, чьё присутствие противно иномагии. И Элла Мэйдж, назначенная лидером.

О, теперь он мог судить о предложении Хранящей! Он выбрал, выбрал окончательно. Колебания, сомнения, неуверенность — во тьму. Единственная, чьё предложение заслуживает внимание, — Хранящая. Ивицер, Крис — безумный максимализм. Элис — полурешение, опирающееся на личность. Хранящая же предлагала путь, который подойдёт каждому. Её план должен был решить проблему иномагии, победить тьму чем-то, что Элиза звала «Песнь». Энтони не знал, ему не хватало воображения, чтобы представить, как, каково решение, в чём же его сущность? В конце концов, это вопрос доверия. Ответ на который он себе — нашёл.

…Глубже, глубже, глубже! Спираль пустых лет раскручивалась перед ними, пока пустое помещение, наконец, не сменилось яркой, отпечатанной в нём сцене. Два существа замерли на двух платформах. Псионная энергия, кажется, стекала с их серых тел, опирающихся на гибкие щупальца. Зел-Нага. У одного из существ — три пылающих синим глаза, у другого — добрый десяток. Тела их уникальны: первое похоже на ангела, вместо крыльев — утолщения со вживлёнными кайдариновыми кристаллами. Другое — на медузу, висящую в зонтике алой псионной энергии.

Энтони не нужно было заглядывать в их разум, передавать отцу разговор. Зел-Нага «говорили» настолько громко и ясно, что, напротив, требовалось прикрывать папу пустотным барьером. Обычного волшебника одна их речь, должно быть, лишила бы рассудка.

— Предложение Амуна абсурдно, — такими были мыслеобразы трёхглазого «ангела», медленные и весомые. — Бесконечный Цикл не будет разорван! Я позабочусь, чтобы он был лишён шанса вмешаться в следующую итерацию.

— Ты изгонишь его в Пустоту или уничтожишь? — вопросила многоглазая «медуза».

— Он останется в Храме, — всплеск пси-энергии от полыхнувших оранжевым кристаллов на крыльях едва не пробил барьер. Ярость и, вместе с тем, боль была сокрыта в этом всплеске. — Амун — один из старейшин, старше меня на сотни итераций. Ни я, ни Урос, ни кто-либо иной из нас не имеет права распоряжаться жизнью Амуна. Он опомнится. Он поймёт, что Цикл — единственный выход. Мы никогда не станем Первыми или Вторыми. Мы — Третьи, дети Великого Третьего. Его «доказательства», что мы угасаем, — косвенные, память… память может подвести и старейшего из нас. Он вёл нас слишком долго, настолько привык направлять, что утратил понимание. Я уверен, что одна или две итерации здесь, в Храме, очистят его разум.

— Но что, если он решит пойти путём Первых или же Вторых? — «медуза», в отличие от «ангела» не пылала пси-мощью. Её образы и мысли были сдержаны и аккуратны.

— Многие старейшие избирают одну из прежних троп, — мыслеэквивалент пожатия плечами. — Это будет его выбор, и мы не вправе осуждать тех, кто отходит от пути Зел-Нага.

— Охотник не был одним из нас, — осторожное возражение.

— Аномалия, — отмахнулся «ангел». — Пустота велика. Флуктуируй условия иначе, Охотник мог бы войти в наши ряды.

— Он был опасен, — заметила «медуза». — Он поглотил столько эссенции и псионики нашего рода…

— Это не свидетельство деградации, — отрезал «ангел». — Мы и прежде встречались с новыми опасностями Пустоты. Амун, старейшина, нашёл угрозу и разобрался с ней. Мы исследуем Охотника через десяток итераций, если на то будет воля Совета Старейших. Амун — один из советников и не вправе решать за всех нас. Ни Великий Третий, ни его ученик не видели лучшего пути. Амун бесконечно глупее них!

— Он говорит, что эта глупость — результат порочного цикла, — вставила «медуза».

— Он заблуждается. Доказательств не существует!

— В первые итерации мы вели хроники событий, — мягко заметила «медуза». — Мы знаем, что Храм меняли. Его возможности росли. Мы не понимаем их сейчас.

— Они оказались избыточны, — раздражённо полыхнул псионикой «ангел». — Первые поколения тратили время впустую, вместо совершенствования Цикла вкладываясь в Храм.

— Почему же с тех пор не появилось ни одного подобного Великому Третьему? — лёгкий нажим от «медузы».

— …Я не знаю, — мыслевздох. Кристаллы в крыльях «ангела» пригасли.

— Я не согласен с Амуном, — неожиданно для вздрогнувшего разумом «ангела» молвила «медуза». — Цикл — неотъемлемая часть нашего существования. Ты удивлён? Я не согласен с Амуном, но поднятые им вопросы нуждаются в обсуждении, Наруд.

— Ты прав, — с каким-то скрежетом, через силу ответил «ангел». — Но Совет…

— Совет не будет обсуждать, — мыслекивок. — Когда в последний раз Совет обсуждал что-то всерьёз? Амун, безусловно, не прав, но с ним можно говорить. Я далёк от него — но не ты. Найди Амуна и поговори. Я же обращусь к младшим. Амун слишком горд, чтобы говорить с кем-то, кроме старейшин, а я могу выступить посредником, если… если мы поднимем вопросы Амуна вне Совета. Если же Амун… не заслуживает доверия, то мы поступим иначе.

— Да будет так, — кристаллы в псевдокрыльях Наруда вновь зажглись, на сей раз — алым. — Теперь пора делать то, ради чего мы здесь.

— Не выпусти Охотника, — предостерёг Зел-Нага — «медуза». — Он уже никому из нас не повредит, но если ускользнёт, то может набраться новых сил.

— Быть может, ты мудрее меня, друг Савон, но я активировал узел трансформаций чаще любого из Совета, — и потянулся волей к кайдариновому кристаллу меж вращающихся чёрных колец.

Энтони сосредоточился, меняя точку зрения. Сохранить связь с отцом, но углубиться при этом в сознание Наруда — точно рвёшься надвое! Не надо рваться. Нужно просто… вывернуться? Энтони не мог объяснить, как он делал это. Быть в двух местах, смотреть с двух точек (а можно и с трёх, четырёх, пяти!). Самое сложное — синхронизироваться, «войти» в разум Наруда, не утратив при этом самого себя. Сознание Наруда не такое уж объёмное, как казалось со стороны, но безжалостно яркое, готовое сжечь одним прикосновением. А ведь это — просто тень, не действительный Наруд!

Почему он вообще это делает? Энтони стремительно отделил своё «я» от призрачного «я» Наруда и, вместо этого, потянулся к «медузе»-Савону, который, пусть и не активировал узел, но внимательно наблюдал, а главное, понимал, что именно делает Наруд! Савон, сдержанный, тусклый, был несколько сложнее Наруда, но, вместе с тем, и упорядоченней. Найти сторону его разума, пристально наблюдающую за активацией — проще лёгкого. А затем — наблюдать с ним, тщательно отпечатывать провёрнутое Нарудом во внутреннем мире…

Фактически активация узла заняла у Наруда не более секунды. Практически же Энтони, ускорив внутреннее время, старательно копировал основные пси-команды не менее часа. Наконец, Наруд закончил, и, не став дожидаться окончания сцены, Энтони вынырнул из сознания Савона, резко дёрнул отца. События, произошедшие, должно быть, не одну эпоху назад стремительно растаяли в бездне, а они понеслись вверх, к своим телам, к Ханне, Теромосу и Снейпу… чтобы упасть в другую, упущенную отцом сцену.

> Обратимся к относительно одновременным событиям Эллы Мэйдж

Вновь головокружительный полёт «фениксом». Удерживая слезу Иши (почему-то казалось, что это подходит лучше, чем логичное «кристалл души») на груди, размышляешь. На этот раз твои мысли обращаются к сложному, пусть и краткому разговору с индустриалом по имени Смотритель. Кристалл Сердца греет левую руку, Линза Надежды холодит правую, чемоданчик Конфи закреплён на спине. В твоих руках сейчас без всяких оговорок — настоящая космическая мощь. И ты, твой разум, твоя душа — этой мощью способна управлять. Твоей воли хватит на Кристалл Сердца — ты уверена. И на Линзу Надежды, даже одновременно. Тень… Её ты направишь опосредствованно: или через Конфи, или через два других аспекта. Ты буквально способна разрушать планеты, если пожелаешь. Или создавать что-то прекрасное и по-настоящему масштабное!

Это не твоя сила. Это сила, которой не можешь поделиться. Есть вещи, которые тебе по-прежнему недоступны. Ошеломляющее могущество на расстоянии всего-то мысли — одна из таких. Ты можешь сделать человека волшебником, но только потратив невосполнимый Эликсир Мерлина. Не можешь дать иномагию… или отнять её, как просит Тёмная Луна. Сделать лучерождённым? Нет. Дать предельную волю? Нет. Сделать людей банально лучше? Нет. Воплотить сложный инженерный, познаваемый простыми людьми, а не кем-то вроде тебя проект? Тоже нет. Кажется, на кончиках твоих пальцев дрожит бесконечная мощь, но это ложь. Ты бессильна. Ничему из того, что бы ты хотела на самом деле сделать, эта сила не поможет.

Индустриалы сделали это. Они, тысячи цивилизаций простых людей, прошли путём, которым ты провести не способна. Ты не «пророк», как Прометей. Ты инженер, космический архитектор, немного физик, метафизик, Маг Пространства — не «технопророк». Каждый протосс имеет шанс стать Зел-Нага. Человек (а ты — человек!) — нет. Люди могут только жертвовать собственным ордополем, бытием или волей, чтобы получить, соответственно, волшебство, иномагию и элемент. Прогнозировать обретение предельной воли фактически невозможно, по словам Осси, он не хочет начинать работу над этим проектом: неизвестно, сколько миллионов лет понадобится даже ему. О предельном бытии неизвестно — кажется, Крису его дал некий Храм (не слишком ли много всякий храмов с заглавной буквы?). Предельная истина… невольно ёжишься. Она опасна — это факт. Должно быть, есть не такие опасные Силы, как Нелуна и Забвенье, но всё равно — лотерея. Скорее Истина походя исказит жаждущего возвышения, чем даст ему способности Ивицера или Сирени.

Ты анализируешь собственную мотивацию и обнаруживаешь, что Смотритель в чём-то тебя убедил, сам того не желая. Ты не хочешь быть единственной «волшебницей» среди «магглов», и неединственной — тоже! Ты хочешь быть одной из первых, даже первой — но из многих. Если Песня отберёт у людей иномагию, то пусть вручит что-нибудь взамен! Не знаешь, что. Все шесть перечисленных вариантов предельностей и их обратностей — не массовы. А путь индустриалов — во многом путь Рока, а не Жизни, Времени, а не Пространства, Крови, а не Дыхания. Не тот путь, какого хотела бы Хранящая.

Это глубокое противоречие. Дать возможность, шанс, потенциал — но при этом дать всем, а не единицам избранных, не стереть большинство одним лишь прикосновением Песни. Дыхание стремится если не к индивидуальности, то к свободе — точно. Но Надежда касается сразу всех, в отличие от Ярости, стремящейся к фокусу и сосредоточению. Наверное, ты можешь уравновесить их друг другом. Жизнь опасна, её бесконечное развитие разрушает столь же легко, сколь созидает… но кроме естественного, есть ещё искусственный отбор. Как ты и говорила Эросу, есть единственный аспект из им перечисленных, который может превратить всё это в систему. Уравновесить Жизнь, направить Дыхание и выбрать Надежду. Аспект, освоенный индустриалами в совершенстве. Аспект, которому ты отнюдь не чужда. Единственный аспект, способный уравновесить и дополнить до целого парный, воплощающий саму одушевлённость.

У тебя есть Конфи. У тебя есть изначальная эссенция. У тебя есть демон, воплощающий перфекционизм. Хватит ли этого? Ты предполагаешь, что да. И тогда, когда полученная четвёрка Жизни-Дыхания-Надежды-Разума станет системой, ты сделаешь из неё инструмент, который — что? Что можно сделать в метапространстве Сердца-Тени-Света-Пустоты? Это всё ещё загадка, но… Но у тебя есть ключ! Ноосфера. О её важности говорил тебе Марк, кажется, тысячу лет тому назад. Ноосфера будет связующим звеном, ключом к ответу и ключом к… потенциалу, который хочешь дать? Ты не будешь «закрывать», «сшивать» ноосферу, как это делала Фло, — нет, ты её «завершишь», продлишь в бесконечность, туда, выше, в Сердцесвет! И, вместе с тем, вниз, в Пустотень.

Ты используешь беспредельное течение Дыхания, вариативность Жизни, выбор Разума и обращение невозможного в необходимое — Надежды. Всё вместе позволит пройти по нитям «последовательностей модельных расширений», о которых рассказывал тебе Смотритель! Там, где вливающиеся в техносферу цивилизации уходили в Бездну, обращая её в не-Бездну, ты «замкнёшь» ноосферу, одновременно сужая и продлевая, превращая в новое метапространство, метапространство возможностей, в котором можно будет манипулировать разницей между… Или не разницей? Скорее степенью? Сочетанием?

Ох, нет! Вы уже прибываете. Сохраняешь соображения в отдельный инфопакет*, чтобы переосмыслить их позже, и возвращаешься к реальности. Варп тоже даёт «возможность», но это определённо не тот путь, который ты хотела бы интегрировать в Песню. Просто ещё один разрушительный тупик, подобный иномагии и волшебству, а значит, твой долг — избавиться от заражения.

«Любопытный настрой», — ментальный шёпот исходит неведомо откуда: не то от выглаженного до зеркального блеска камня коридоров, не то от мягкого синего света, узкими полосками расцвечивающего почти прозрачный варп-туман. А может быть, от самого тумана? Или посыл пробивается неритмичным перестуком откуда-то из глубин стен, отдаваясь в груди?

Тем не менее, ты каким-то десятым чувством ухватываешь направление (или способ?) и отвечаешь:

«Демон?»

«Вы изгоните меня. Возможно, это будет тяжело, — проникновенный, отталкивающий голос. Кем бы ни был этот демон, он хорошо прячется, «распыляя» своё присутствие, говоря с тобой через среду и псионические узлы, скрытые внутри камня. Эти узлы — часть ритуала? — Я здесь, чтобы передать тебе послание».

Из-за поворота выныривают два диска, объятых радужным свечением, с ошеломительной быстротой пронизывают рефлекторный щит Беты… Калдор сминает их телекинезом, не меняя темпа шагов.

«Слушаю», — итак, псионические узлы. Они «пульсируют» на определённой частоте. Их взаимодействие с внешним псионным сигналом приводит как к усилению, вплоть до резонанса, так и ослаблению сигнала. Демон использует узлы для ослабления. Но что, если ты используешь их для усиления? Немедленно передаёшь информацию Калдору и Бете.

«Путь твоей судьбы и путь судьбы Архитектора имеют общую точку. Когда это произойдёт, ты вспомнишь о послании и о том, кто меня послал».

«Архитектора Судеб?» — уточняешь ты, готовясь действовать совместно с Калдором, буквально прорубающим вам с Бетой путь мечом и телекинезом сквозь лезущих в самоубийственную атаку демонов и варп-мутантов. И те, и другие — без оружия, только когти, зубы и отсутствие эмоций на лицах и мордах. Псионически — пустые, точно вещи. Ты не очень понимаешь, что это значит для демонов, но для людей — это или «затупленные», или вовсе тела без душ.

«Нет, — усмешка. — Архитектор Судеб — мой господин. Я говорю об Архитекторе Системы. Он должен встретиться с моим господином в твоём будущем и моём прошлом. Запомни это!»

Бета выдвигается вперёд: теперь уже она, чередуя меч с заклятьями, ведёт вас сквозь поток защитников этого места. Вы с Калдором обращаетесь к псайкерским способностям, сосредотачиваетесь на узлах. Ты выступаешь проводником, синхронизатором, избавляя Драйго от необходимости подстраивать себя под пульсацию узлов. Твой разум достаточно… широк, чтобы проводить и усиливать с помощью Кристалла Сердца всё, что отправит Калдор. А он, Серый Рыцарь, использует то, что тебе недоступно. Молитву. Это молитва Императору, резонирующая с его верой и волей, как твой разум резонирует сейчас с псионическими узлами.

Сила чистейшей веры расходится от узлов, и варп-туман вспыхивает белым пламенем. В один миг от демонов и мутантов не остаётся даже праха. Волна психического огня скользит дальше по коридору, петляет по всему комплексу, выжигая всё, хоть немного родственное «Хаосу». Ты слышишь крик демона, посчитавшего, что из тебя выйдет хороший гонец. Очищение не затронуло единственное место, ограждённое дополнительной защитой. Защитой, основанной на самих узлах, не дающей направить на себя их энергию. И в это-то место вы и направляетесь.

Вместо дверей вас встречает сплошная металлическая плита, исписанная символами хаоса. Бета старательно отводит от них взгляд, вам же с Драйго такое не страшно. Меч Титана бессильно скользит по плите как сам по себе, так и синхронно с психическим ударом, разбившимся о поверхность злыми красными искрами.

— Боюсь, — нехотя говорит Калдор, перепробовав хитровыкрученные вариации псайкерских атак, — нам придётся прибегнуть к Кристаллу Сердца.

Вы переглядываетесь с Бетой.

— Обойдёмся, — хмыкает она. — Мы ещё и волшебницы, не забыл? Эта хреновина отхреначена от варп-хрени, инфо-хрени и спейсохрени супернахрен, но от магии-то — нихрена! — невольно улыбаешься тому, как Бета… эм, «перехреначивает» древнерусский язык, максимизируя корень «хрен» в одном предложении. — Мы её хренанём и расхреначим как нехрен делать!

— Я определила химический состав плиты, — ведёшь палочкой, демонстрируя Бете траекторию. В конце концов, она трансфигурацией пользовалась редко, да и — практик, а не теоретик. Это тебе чего только превращать не приходилось! — Стандартный метод, в воздух. Я беру первые ноль пять метра, ты — вторые. Раз, — палочку на исходную. — Два, — закрываешь глаза, фокусируясь на нужных образах и параметрах. — Три! — проводишь формулу сквозь параметрический ряд, взмахивая палочкой. — Готово.

Плита пропала. Хаос-символы какое-то время висят в воздухе, тая без материального якоря. Калдор ступает внутрь первым, готовый нападать и защищать вас. Ты невольно сравниваешь его и Джеймса, защитника, посланного Системой. Рыцарь Пространства и Рыцарь Меры. Два аспекта, что приняли тебя — Пространство и Мера. Маг Пространства и Наследница Времени, Ведьма Меры и Провидица Власти — когда ты поняла, что у тебя не один аспект? После Ковчега. Когда Игра назначила его тебе? Должно быть, когда ты познала эссенцию через Теромоса? Или раньше? Или аспект был назначен изначально, а ты лишь выполнила условия для разблокировки? Теперь-то ты знаешь, что временные циклы проходят не только через метавремя действительности, но и через возможности, и возможности пребывают в равновесии, умеренные друг другом, и ты, Ведьма Меры, в силах это изменить. А может, это и есть то, что заложила в твоей душе Хранящая?**

Ледяной грот полон сини и прохлады. Здесь жарко. В воздухе парят руны, связанные светящимися линиями. Руны то плавно, то рывками движутся в сложном трёхмерном танце, линии исчезают и появляются. Избегая рун, каждая из которых по псионной наполненности не слабее хорошей такой бомбы, вы проходите в центр зала, свободный и благоустроенный. Здесь и кабинка с душем-туалетом, и массивный деревянный (!) стол с двумя креслами, и компьютер-когитатор, и холодильник…

— Кто вы? — настороженно встаёт навстречу вам обитатель закрытого ритуального зала. — Вас послал учитель?

— Твоего учителя больше нет, — бросает Калдор, мыслеоглядываясь. Ты ощущаешь конус его внимания, скользнувший вокруг тебя. Драйго пытается вникнуть в сущность колдовства, чтобы разрушить его точечным уколом, обратить против самого себя. И у него не получается ровным счётом ничего.

— Этого не может быть! — вскрикивает, очевидно, псайкер и, вместе с тем, инфомаг. Невысокий, светловолосый, в больших очках с сиреневой оправой. Он кажется карликом рядом с надвинувшимся Рыцарем — рост едва ли не в Калдоров меч! — Он ведь… — неверие резко меняется на сосредоточенность. — Вы его убили?

— Один колдун определённо мёртв, — кивает Драйго. — Другой колдун…

— Будет мёртв, если не отключит этот ритуал, — вставляет Бета, жестом останавливая Калдора — опередив тебя на полсекунды.

— Да, конечно, — кивает человечек. — Потребуется немного времени, — он посылает заклятья, соединяющие псайкерство и инфомагию, в блужданье рун. — Вы извне, не так ли? Учитель предупреждал меня о вас. Я рад, что вы устранили проблему учителя настолько радикально, что его дух не овладел мной. Я могу отключить защиту третьей части ритуала. С первой, — взгляд на тебя — определённо чует слезу Иши сквозь комбинезон, — вы справились без моей помощи.

— Мы примем помощь, — отвечаешь ты, пытаясь прощупать собеседника на искренность. Бесполезно: сочетание щитов двух «магий» перекрывает разум наглухо.

— Я буду следить за тобой, — голос Калдора звучит откровенно угрожающе. Он вновь не одобряет твоё решение: по его мнению, ученика Алфреда следует немедленно прикончить. С другой стороны, он понимает и твои резоны: и Без, и Мойлин — такие же ученики, не предавшие вас в итоге. Похоже, Алфред обладает уникальной способностью настраивать против себя собственных учеников. Или он делал это специально, чтобы — что?

— Мне нечем ударить в спину, — разводит руками колдун. — Учитель готовил меня как мага-учёного, ритуалиста, а не бойца. Принцип разделения труда и ответственности. Подходящий сосуд не должен сопротивляться, — кривая улыбка. Очередное заклятье заставляет руны взлететь к потолку, а следующее, последнее — разряжаться куда-то вверх, похоже, во внутренний пси-узел. Если бы они разрядились в вас… Нет, определённо, он мог бы вам повредить. Но не стал.

— Знаешь короткий путь, колдун? — бросает Драйго, не своя мыслевзгляда с разряжающихся рун.

— Диам, — представляется тот. — К сожалению, контуры фоновой стабилизации отказали, поэтому я в одной с вами лодке.

Руны гаснут.

— Алфред планировал как-то успокоить… это? — спрашиваешь ты, следуя за Калдором, скупым движением прикончившим очередного демона.

— Он так говорил, — Диам улыбается уголками губ. — Я думаю, он лгал. Существа хаоса желают жертв, и он дал их им. Существа должны были отвлечь вас, пока Алфред делает что-то, о чём предпочитал не распространяться.

— Почему ты служил ему? — интересуется Бета.

— Разве у меня был выбор? Из двух десятков выжил только я — остальные посмели… ослушаться. Он держал меня на магическом поводке, а если бы я сумел его убить — захватил бы моё тело.

— Мстишь теперь, Дима? — хмыкает Бета с лёгким сомнением.

— Диам, — поправляет тот, пытаясь выглядеть невозмутимо. Он нервничает — это заметно даже такому интроверту, как ты. Нервничает — и в то же время испытывает облегчение? Какие-то отголоски скорее не эмоций, а настроя, настроения просачиваются сквозь его щит, дополняя визуальные признаки. — Просто хочу быть в безопасности, — в этой фразе сомнений нет. — Вы поможете мне избавиться от всего Алфредова, и…

— И сам не знаешь, а? — вздыхает Бета. — Понимаю, чувак. Там видно будет.

Ты пропускаешь дальнейший диалог Беты и Диама, переключаясь на размышления о функциях, которые должен будет выполнять конгломерат аспектов, скреплённых… ну да, а чем ещё? Неужели план Хранящей Время учитывает и это? Насколько он глубок, сколько в нём независимо проработанных вариантов и ветвлений? Нет, не важно. У тебя есть своя, во многом основополагающая роль. О плане Хранящей пусть Фло и Джеймс думают вместе с Кристо — у них неплохо получается. А вот у тебя пока что не получается. Но это не оттого, что ты плоха. Кажется, ты превзошла самые смелые мечты? Только задача! Задача слишком велика, чтобы даже настоящий гений решил её за раз.

Ты думаешь о том, что хаотическая активность Дыхания и Жизни может быть уравновешена с помощью возможностных манипуляций Надежды. Вернее, с небольшим их вмешательством? Дыхание и Жизнь как таковые не имеют внутри себя «направления». Сами по себе, без внешних направляющих, внешнего ордополя, они стремятся к расширению, равномерно-вероятному расширению во все стороны. И если поместить их в замкнутое «пространство», то они будут уравновешивать сами себя.

Ты знаешь о тоннельном эффекте, поэтому всегда есть шанс спонтанного выброса, однако ты можешь выбрать структуру «пространства» таким образом, чтобы практически все «выбросы» были «распрямлены» в сторону бесконечности. В конце концов, «пространство» должно соединять бесконечное с конечным, и именно там пригодится способность Дыхания к концептуальному преодолению любых пределов. Жизнь, с другой стороны, менее… «возвышена» и будет, в определённом смысле, укреплять связь с другой стороной — стороной косной материи во всех её вариациях, одновременно даруя ей «потенциал».

Манипулировать Дыханием-Жизнью можно будет как раз через вероятности? Если использовать Разум с одной стороны и Надежду с другой, то можно добиться управляемости «выбросов» любой тонкости? Ты ещё не уверена насчёт конкретных механизмов, но общий рисунок кажется довольно перспективным? Любопытно, что получившееся в итоге будет работать исключительно в «позитив», т.е., в каком-то смысле, только создавать, не разрушать. Нет, ты уже представляешь, как можно и разрушать, даже прямо, а не косвенно: разрушение — тоже процесс, который можно инициировать, воплотить… создать.

Тебе предстоит найти способ с помощью Разума «усмирить» и Дыхание, и Жизнь, и Надежду. Вернее, Дыхание и Жизнь через Надежду? А вот как управлять Надеждой через Разум — ты уже знаешь. Пока интуитивно, на собственном примере, но сможешь… не формализовать. Впечатать? Впечатать в Песню. А ещё у тебя есть механизм конверсии запросов в манипуляции Тенью, которые лежат в основе работы Конфигуратора Реальности. Ты немедленно связываешь Конфи с Мирддином, чтобы они разобрались как минимум в принципиальной схеме работы этого механизма. А затем размышления, немедля сохранённые в инфопакет, прерывает настойчивая мысль Калдора:

«Я должен убить Диама, когда он деактивирует ритуал», — послано это было узким пучком, так, чтобы не услышала Бета, чтобы не засёк и сам Диам.

«Зачем?» — мягко говоря, ты недоумеваешь.

«Он колдун», — как будто это что-то объясняет!

«Мойлин тоже колдун», — парируешь ты.

«Нет, — мыслетон Калдора смягчается, да ненамного. — Мойлин — «инфомаг», как называете их вы, и, вместе с тем, псайкер. Как только связь этой реальности с Хаосом прервётся, его псайкерские способности исчезнут. Он не был способен ими пользоваться вне мест, подобных Эллаолу».

«В чём разница с Диамом?»

«Диам обучен колдовским ритуалам. Он может обойтись без собственной силы — если найдётся «сила» с другой стороны, готовая помочь. Не обязательно разумная — Хаос есть царство эмоций и желаний, и колдуны умеют использовать его активность в своих целях. Диам подробно знаком с ритуалом варп-разлома. Я не могу рисковать, оставив ему жизнь. Я проклят вечным странствием по Хаосу. Кем я буду, если уйду, оставлю Пространство Парадоксов и всех, кому ты собираешься даровать свой шедевр, — бороться с Имматериумом?»

Пара секунд размышления. «Феникс» петляет меж демонами и неприятно искривлёнными конструкциями, в которые «хаос» превратил город подземников. Скоро прилетите — и тебе нужен хороший аргумент как можно быстрее!

«Но для варп-разлома используется ноктилит! Мы просто уничтожим его, и…»

«Ноктилит — это усилитель. Рано или поздно Диам найдёт способ обойтись без него».

«Маловероятная возможность стоит его жизни?»

«Как ты сказала? — холодная усмешка. — «Маловероятная возможность»? И для тебя с Линзой Надежды, и для врага, известного как Владыка Перемен, достаточно возможности, чтобы превратить её в действительность, или, того боле, необходимость. Мой долг — любую возможность исключить».

«Мойлин…»

Вы выгружаетесь на большую площадку, полную гудящих труб, вентилей и агрегатов неизвестного назначения. Всё здесь искривлено, перепутано варпом, и Калдор ведёт сквозь эту мешанину куда-то вглубь.

«Скорей всего, я физически не успею его проверить… или убить, — лёгкое сожаление. — Сделай это за меня».

«А если я против? — чувствуешь себя неуютно, возражая — с сомнением внутри — кристально чистой уверенности, даже вере Драйго. — Если я хочу, чтобы Мойлин и Диам жили, несмотря на риск?»

«Я доверился тебе, — Калдор, кажется, заранее знает, как отвечать на любой вопрос. Никаких пауз на обдумывание. — Теперь я прошу поверить мне. Я вижу в тебе душу чистую — но неопытную. Поверь моему опыту борьбы с Хаосом: мелочей не существует. Тебе известен принцип меньшего зла. Их жизни — меньшее зло. Я убью колдуна. Ты поставишь Мойлина перед выбором: или он открывает тебе свой разум, или ты ликвидируешь его. Я понимаю, — ты точно наяву видишь Калдора без шлема, с лёгким вздохом качнувшего головой, — что это тяжёлое решение. Но это твой долг. Ты — лидер своей команды, ты ответственна за творение и за этот сеанс».

«Непреложный Обет?»

«Ты можешь быть уверена, что он не будет обойдён? Мы не должны оставлять возможностей настолько, насколько можем. Хаос найдёт любую щель, любую брешь! Ты хочешь рискнуть душами всех, кто за тобою следует?»

«Я…»

«Договорим позже», — и вслух, указывая на огромный люк в стене:

— Здесь. Диам, как нам попасть внутрь? — этот люк — как бы ни толще плиты-входа в предыдущий узел ритуала. Вот только ты бы поостереглась превращать его, смутно чувствуя, что находится внутри. Вы с Драйго предупреждаете и Бету, пси-чувствительностью не обладающую.

— Никакого «внутрь»! — Калдор мыслехмыкает. Он специально сформулировал вопрос именно так: мелкая, а проверка, не ведёт ли колдун в ловушку. — Я подготовлю мембранный доступ… — склоняется над причудливой консолью, снова (как в Ковчеге) напоминающей тебе древнюю научную фантастику.

Люк светится и… пропадает? Нет, остаётся на месте, просто на нём образуется ритуал, по мыслям Калдора, — модификация варп-портала, переплетённая с совершенно непонятными инфомагическими конструкциями. Люк становится порталом за самого себя, причём — односторонним, пропуская обратно только свет. А поскольку света внутри нет, то вы видите лишь полный мрак.

— Сейчас, сейчас… — шепчет Диам, роясь в карманах. — Да, вот оно! — извлекает кубический контейнер. Подносит ко рту, произносит бессмыслицу (пароль?), открывает. Заворожённо смотрит на болотно-зелёное… образование? Ты ощущаешь варп-энергию — очень, очень много варп-энергии!

— Что это? — бросает Калдор, нависая над колдуном. — Я чувствую… смрад!

— Великое Кладбище поляризовано энергией Архитектора Судеб, силой надежд и перемен! — восклицает Диам, с видимым усилием отрывая взгляд от «нечта», напоминающего каплю жидкости в невесомости, только бьющуюся, как живое сердце. — Это — нечто противоположное, сила Повелителя Разложения и Господина Отчаяния! Я брошу её внутрь, и две противоположности уничтожат друг друга.

— Действуй, — с сомнением кивает Калдор, так и не нашедший причин отказать. В любом случае эту… штуку в коробке следует уничтожить, так почему бы не совместить? И в последний момент, когда колдун размахивается и бросает гнилостную субстанцию, Драйго кричит. — Стой! — пытается подхватить телекинезом, но тот соскальзывает, потому что коробка… даже открытая, она скрывала настоящую силу субстанции.

Вы с Бетой синхронно накладываете головные пузыри и очищающие воздух чары. Вы и так защищены, но… Но рука колдуна моментально покрывается гнойными струпьями. Зелёный флёр, сопровождающий снаряд, мигом покрывает трубу вокруг люка ржавчиной — сплав, который и ржаветь-то не способен! Но самое страшное — это пси-аура. Удар высвободившейся мощи бросает тебя на пол, вырывает палочку из пальцев. Едва не падает Бета, Калдор — пригибается, точно сопротивляясь ураганному ветру.

Субстанция влетает в портал. Миг ничего не происходит. А затем труба взрывается. Охваченная зелёным свечением смесь крови, осколков костей, перемолотых органов тысяч и тысяч людей вырывается наружу. Ты ещё различаешь последние искры синего и голубого — цветов Тзинча, — прежде чем активируешь Зонт, выставляя полотно портала перед вами. Выход — дальше, за трубой.

Портал дрожит от варп-энергии. Что с ним произойдёт — одному Нурглу ведомо, поэтому ты закрываешь его, и Бета успевает поставить волшебные щиты вместо него.

— Надо было убить его раньше, — с досадой восклицает Калдор.

Диам, покрытый струпьями, в гнилых лохмотьях, оставшихся от одежды, стоит, окружённый этой… трупной массой, и та подчиняется движениям его рук и воли.

— Дедушка, — громко хрипит он, — хорошо наградит меня за этот мир. Умрите, черви!

Смесь, будто вода, взмывает гигантской волной, чтобы погрести вас под собою. Волна психического пламени от Калдора замедляет её, заставляет остановиться — да уродливые щупальца из перемолотых мертвецов уже сверху, сзади, тянутся к вам…

— Адеско Файр, — без колебаний взмахиваешь палочкой, сосредоточиваясь на контроле.

Огонь вырывается из палочки, норовя сложиться в силуэты, вырваться на свободу, сжечь всё, включая тебя саму… И Линза Надежды — не нужна. Только во второй раз используешь эти чары, но сейчас ты давно не та, что до входа в сеанс. Укрощаешь пламя, делаешь его продолжением своей воли. И стираешь смесь, ориентируясь на эссенциальное восприятие. Не допускаешь, чтобы сохранилась даже капля! Огонь расходится от тебя кольцом, разделяется на отдельные потоки. Закрываешь глаза. Разгоняешь разум. Адское Пламя очищает окружение и направляется в разбитую трубу. Тратишь толику усилий на сообщение Бете. Та подхватывает твоё тело и несёт внутрь трубы, а позади гаснет эссенция Диама, целых несколько секунд сопротивлявшегося Калдору Драйго.

А где-то там, тысячами километров выше, впервые за историю Люоса вихрится свежий ветер.

> Вернёмся к Энтони Даффи

Отец хотел было оттолкнуться от сцены, но Энтони удержал его. Спустя сотни, а может, тысячи или миллионы лет, кто-то ещё побывал в Узле. Это существо определённо было Зел-Нага, однако Зел-Нага слабым, сравнимым, должно быть, с тёмным архоном, показанным некогда Теромосом. Вот только сложность его, сложность сознания в хаотическом на первый взгляд сгустке щупалец и алой дымки, превосходила сложность Савона на порядок!

Он был слаб, потому что — ранен, обессилен. Его разум по-прежнему оставался острым, а псионика — отточенным инструментом, перед которым способности не то что Теромоса, а Наруда, и Савона — просто меркли. Невыносимая боль пронзала Зел-Нага, но столь же непоколебимой волей он удерживал целостность своего «я». Волю эту питала ненависть. Ненависть к… Зел-Нага? Эта ненависть составляла сейчас всё существо раненого, и он использовал её, чтобы укрепить и усилить свой разум, жертвуя даже частью адекватности ради выживания. А потом пришло имя. Амун.

Амун не скрывал свои мысли, вновь и вновь проживая последние тысячелетия. Он искал ошибки, злился на самого себя, но более того — на Совет Старейших. Следуя его мыслям, его воспоминаниям, ярким, сжатым, жёстко упорядоченным, история разворачивалась перед сознанием Энтони.

Он видел, как Амун вместе со множеством Зел-Нага, в основном, молодых, не имеющих власти, но имеющих амбиции и способность смотреть со стороны на свой народ, думает над новым решением, над путём, что может заменить Бесконечный Цикл. Совет постанавливает оставить Амуна в Храме на две итерации Цикла. Первую итерацию Амун проводит смиренно, бездействует на первый взгляд. На самом же деле — изучает своего рода библиотеку Зел-Нага, кристаллы, в которых запечатана память столь древних существ, что даже сам Амун не знает, какие бездны эпох разделяют его и их. Амуна слабо интересуют исторические подробности — нет, он ищет забытые способы манипуляции формой, эссенцией и псионикой. И многое находит, чтобы потом, в тишине и одиночестве сводить найденное воедино, создать нечто новое, нечто величественное…

Следующую итерацию сторонники Амуна готовят ему тело. Каждый из Зел-Нага входит в новую вселенную новым же, адаптированным для неё телом, оставляя прежние тела, адаптированные для Пустоты, в специальном месте. Это не просто соображения удобства, но и перестраховка: если Зел-Нага умирает внутри вселенной, то попросту оживает в Пустоте. Чем-то напоминает крестраж? Даже если псионную сущность Зел-Нага смогут повредить, прежнее тело поможет ей восстановиться, пусть на это уйдёт тысячи итераций. В конце концов, тела Зел-Нага обладают чистотой формы и, вместе с тем, чистотой эссенции… хоть и не столь «чистой», как у загадочных Первых и Вторых, о которых мельком вспоминает Амун.

Зел-Нага подталкивают эволюцию одного из видов, что позже назовут «протоссами», на путь чистоты формы. Зел-Нага оставляют на планете, позже названной Зерусом, изначальную эссенцию, вокруг которой образуется изначальный омут рождения, где появятся существа, которых назовут зергами. Зерги, по задумке, встанут на путь чистоты эссенции. На самом деле, это не единственные места, где Зел-Нага рассыпают «семена жизни». Есть и множество других. Зел-Нага часто экспериментируют, сталкивают меж собой различные виды и союзы видов, чтобы в конце концов собрать со вселенной «урожай», а после покинуть её сквозь врата Ульнара.

Но в этот раз всё будет иначе. Амун воплощён своими последователями в полной силе. Он отправляется на Айур, планету протоссов, и вместе с последователями начинает протоссов учить, воспитывать, оставляет зёрна технологий, главная из которых — Кхала, единая псионная сеть, делающая протоссов, однако, уязвимыми. По задумке Амуна, протоссы должны будут осознать преимущества Кхалы, «подсесть» на неё, не сознавая недостатки. И тогда он захватит их разумы и тела, чтобы соединить с другим единением — единением, которое создаётся на Зерусе и названо будет — Роем.

Две псионные связи: связь Кхалы и связь Роя — два элемента целого. Они сложатся в единую картину, в новое сверхсущество, которое сможет одновременно развивать чистоту формы, как Вторые, и чистоту эссенции, как Первые, — и к этому единству присоединятся Зел-Нага под руководством Амуна, их пси-сущности растворятся в пси-сущности единства, а разумы получат власть брать любое из тел или сразу множество их под контроль, тем самым преодолеют ограничения и Первых, и Вторых, и Третьих…

Амун злился на себя. Злился за высокомерие, за слепоту, за ограниченность. По сравнению с его возрастом, прочие члены Совета — не более чем дети. Однако его поколение не так сильно интересовалось возможностями внутри вселенных, а вот нынешние старейшины — отнюдь. Амун не ожидал, что очнувшиеся стражи Зел-Нага смогут ощутить его и его последователей активность из самого Ульнара.

Он не желает конфликта. Он ускользает от прочих Зел-Нага, бросает протоссов, бежит на Зерус, чтобы формировать Рой. Но Совет пробуждается и следует за ним. Старейшины говорят об идентичности, о сути Зел-Нага, о том, что Амун не должен использовать изначальную эссенцию неположенным образом, что его вмешательство в Цикл — это вредительство, что из-за него итерация уже сейчас принесёт на порядок меньше новых Зел-Нага в и так немногочисленные ряды… Амун показывает им величие своей идеи, но Совет отвергает её, кто из опасений перестать быть собой в этом новом единстве, кто — из гордыни, но большая часть — потому что считает Амуна сошедшим с ума радикалом, творение которого уничтожит все достижения Великого Третьего и его ученика.

Энтони не улавливает полностью, что именно тогда происходит, кто первым применяет силу, но идеологический конфликт перерастает в конфликт вооружённый. В войну, войну существ, сравнимых с богами. Амун использует новорождённый Рой и тот факт, что среди Зел-Нага не было принято делиться личными, нестандартными знаниями, навыками, наработками. А он поделился с последователями всем, что знал. А он сам — старейший из старейшин, стоит как бы ни половины их всех. Амун проявляет чудеса тактики и стратегии, сражаясь против сильнейшего противника… проигрывает, в конце концов.

Каким бы гордым ни был Амун, он всегда оставляет себе путь для отступления. Перед тем, как лично вступить в последний бой, он рефокусирует сознание в тело внутри Храма, покидает его и отправляется в место сохранения первоначальных тел Зел-Нага. Он уничтожает все, кроме одного — единственного, кто должен выжить, единственного, кто, кроме него, думал о развитии, пусть и в рамках Цикла. Урос поведает о своих идеях всё — или умрёт. Амун возвращается сознаньем во вселенную и даёт свой лучший бой, буквально жертвуя телом и пси-сущностью. Его решимость и ненависть настолько ошеломляют Совет, что он убивает всех. И тут-то выясняется, что запасных тел у них боле — нет. Совет умирает окончательно. Последователи Амуна умирают также, кроме одного, которого Амун отправляет укрыться, — Наруда. Гибнет и Амун, возвращаясь многократно ослабленным в Пустоту.

Там, во вселенной, Наруд должен будет создать Амуну новое тело, по возможности, собою не рискуя — уничтожить оставшихся Зел-Нага, неопытных, немногочисленных… и возобновить основной проект Амуна. Пусть их осталось лишь двое, этого достаточно, чтобы положить начало чему-то новому, нежели порочный Цикл. А Цикл… Само это понятие, сама традиция, заставившая Зел-Нага напасть на Зел-Нага, вызывает у Амуна ненависть. Он прервёт Цикл. Теперь, пройдя через братоубийственную войну, он иначе смотрит на войны между видами внутри вселенных. Зел-Нага вызывали их ради совершенствования, возвышения… Теперь он знает, насколько больно сражаться с братьями и терять товарищей в бою не с Пустотой, а со своими же сородичами. Цикл будет прерван. Даже если основной проект не удастся, он всё равно прервёт Цикл. Это его долг!

Но сейчас он слишком слаб. Порочные дети порочного цикла разорвали его на куски, и даже тело, столь совершенное тело, не способно восстановить псионную силу сколько-нибудь быстро. У него остаётся ниточка связи с Нарудом. Сможет ли Наруд (также многое потерявший в братоубийственной войне) найти способ передать ему силы сюда, в Пустоту? Если да, то тогда… О, Амун уверен, что протоссы воспользуются его дарами. Он вторгнется в Кхалу, и добить оставшихся Зел-Нага будет легчайшим делом. Или же Наруд создаст ему тело, например, из искусственного соединения протоссов и зергов. Он очистит ту галактику от жизни, соберёт всё оборудование Зел-Нага и начнёт сначала.

Храм небезопасен. Порой его посещают хищники Пустоты, не способные повредить, выискивающие прячущихся жертв. Ранее Зел-Нага даже не активировали защитные конструкты, да и сами хищники, кто не убегал стремглав, исчезали от всего лишь взгляда. Но сейчас они, точно стаи хищных зерлингов, созданных Амуном, будто сам Рой — могут разорвать его, ослабшего и уставшего. Нужны силы, и лучший их источник — это Хранилище. В Хранилище ждут своего часа существа, которых Зел-Нага ловят в Пустоте, чтобы изучить, а порой — использовать при создании вселенной. Там же закрыт Охотник, и к нему… Амун ещё не решил, попробует ли он забрать силу Охотника. Это риск — Охотник будет сильнее него, а ещё он опытней в схватках слабого хитреца против медленного силача… Но он, Амун, не менее хитёр, из теперь уже бывшего своего народа он проводил в Пустоте больше всего времени. А даже если победит, возможно, имеет смысл не истощать Охотника до смерти: там ещё изучать и изучать — после, когда расправится с остатками Зел-Нага и зачистит ту вселенную от вечно воюющего биомусора.

Оставив крутящиеся туда-сюда размышления о прошлом и будущем, Амун направляет часть внимания на активатор Узла трансформаций. Он должен быть аккуратен. Активируются едва заметные части и тайные пути. Наконец, Амун включает одноразовую — на зайти и выйти — разблокировку тюрьмы Хранилища. Энтони этого — не повторит. Слишком тонкая псионная манипуляция. Активатор узла — это не настоящее управление с «прослойкой абстракций», как говорит Кристо. Это исключительно аналоговый механизм, зависящий от искусства пользователя. Теперь, когда он посмотрел через Амуна, через пониманиее, то уверился в этом окончательно.

Спустя множество стремительных, но кажущихся растянутыми по ту сторону от вечности рывков они с отцом возвратились в реальный мир, в тёплые, настоящие, такие незнакомые и чуждые тела. Энтони зацепился за связь с Ханной, вздохнул от боли и облегчения, всё ещё ощущая себя немного Нарудом, немного Савоном и немного Амуном. Подавив желание подождать, отдохнуть, дать образам погаснуть, поберечь своё «я», потянулся к Теромосу и позволил образам направлять себя, направляя и Теромоса.

Даже вдвоём, разделив обязанности, они не могли заменить ни Савона, ни Амуна. К счастью, большая часть… функций (непонятных, но определённо нужных для работы Храма) не нуждались в тонкой настройке. Да и те, что нуждались… Скажем так, похоже, Зел-Нага, создававшие Храм, предусмотрели, что его будут использовать не самые искусные псионики. Всюду был режим активации «по умолчанию», которым они с Теромосом и воспользовались.

Они чувствовали Храм. Это было воистину огромное, больше сотни планет, творение, ни запомнить, ни осознать масштаб которого не представлялось возможным. Искривления пространства и времени, накопители Пустоты, запутанная сеть энерговодов, сложнейшие преобразователи… чего-то во что-то. Им не хватало понимания ни чтобы собрать мозаику активирующегося механизма воедино, ни объяснить хотя бы себе работу какой-то отдельной части.

Древний механизм пробуждается ото сна. Один за другим кристаллы, наполняющие зал Узла трансформаций, вспыхивают ярко-голубым, отрываются от стен и приближаются к центру, оставаясь, вместе с тем, непостижимо далеко и близко. Пробуждение Храма сопровождается невыразимым ощущением движения: движется даже не тело, не пространство, а — душа? Движения — и освобождения. Будто кто-то внутри и снаружи вместе с тем с облегчением расправляет плечи, разминает мускулы, готовясь к любимой работе. Затворы. Они деактивируют затворы. Каждый из кристаллов что-то запирал, блокировал, мешал чему-то. Они пользуются представлением Савона, чтобы включить вторичные узлы трансформации. Теперь — сам Храм.

Первыми убирают затворы эссенции. Теперь Храм действительно становится единым целым, готовясь к роли продолжателя воли, величайшего инструмента в руках — Творца? Следующими устраняют запоры на пространстве-форме. В тот же миг части Храм начинает меняться. Его части больше не связаны друг с другом жёстко, подчиняясь «настройкам по умолчанию», смещаются друг относительно друга. Форма целого плывёт, пока незаметно, но с ускорением. Там, наверху, на поверхности дрожит и рушится конденсировавшийся века пустотный камень, открывая подлинный облик Края уже не Зимней Пустоты. Наконец, они освобождают течение псионных токов. Накопители Храма неполны, разрядились, но всё же — непусты. Энергомагистрали наполняются запасённой силой, включаются распределительные станции, оживают контроллеры — что-то вроде псионических программ?

Всё это они с Теромосом осознают, просто находясь в контакте с Узлом трансформаций. Узел не предназначен для контроля в прямом смысле этого слова — их ещё ждёт Консоль. Но всё-таки он отображает состояние Храма, чтобы Зел-Нага-активатор мог включать и выключать те или иные функции по отдельности. Когда Энтони разрывает контакт с Узлом, то осознаёт последнее, что происходит уже автоматически: размыкаются псионные запоры на всех ранее закрытых частях. Консоль управления, Центральная энергомагистраль — и миллионы прочих, рабочих, технических, ритуальных, библиотечных, даже жилых помещений и проходов вновь доступны.

> Переключимся на Люос

Со свежим ветром врывается в атмосферу Люоса Вера Орлова, мастер Дыхания. Не повинуясь, а следуя за её не волей, но желанием, мимолётной мыслью, Дыхание скручивается округ планеты, смешивается с изменчивыми ветрами варпа — и уносит их в закрывающиеся разломы. Многочисленные демоны, ещё держащиеся за счёт множества смертей, за счёт почти исчезнувшего, в муках погибшего населения планеты, не сговариваясь, нападают на нового противника.

Ветра, столь ласковые к своей хозяйке, оборачиваются кинжально-острыми порывами. Демонов разрывает на куски вместе со всем их варп-колдовством. Сама физика, сама реальность течёт, вихрится, если того желает мастер Дыхания — обладатель редчайшего титула в Пространстве Парадоксов. Останки демонов уносятся в порталы вместе с варпом. Варп-буря на той стороне по замыслу Алфреда должна была давить на ткань Пространства Парадоксов, а теперь подчиняется Деве, но Шаману Дыхания и ударяет по самому Хаосу волною свежести и чистоты. Подчинённый Слаанеш домен разрывает на части, демоны в нём гибнут, пленённые ими души вырываются наружу, чтобы ветер вынес их в Пространство Парадоксов. Вера хлопает в ладоши, и ветра перекручивают реальность по-разному с разных сторон, не просто разрывая связи между двумя частями мироздания, а заметая, буквально выдувая всякий след этих связей.

Вера растекается, разлетается порывами Дыхания. На несколько секунд сознание-существование пока ещё неопытного, но вполне полноценного мастера охватывает поверхность планеты, успокаивает песчаные бури, очищает города от песка, останков мутантов и мертвецов, проникает в подземелья, стелется сквозь многочисленные порталы, проносится чрез ноктилит, выдувая из него скверну Имматериума, соединяется в тело внутри места, полного машин и труб.

— Привет, прости, что запоздала! — восклицает Дева Магу.

— Ничего страшного, — устало улыбается ей Элла. — Как успехи?

— Ну, выдула всю гадость к демонам с демонами, почистила всё, до чего добралась, а добралась до всего! — Вера не удерживается: рука, нога, а то и всё тело на доли секунды обращаются Дыханием. Вокруг неё кружатся, льнут синие и голубые вихри, а волосы непрерывно переплетаются, загадочным образом не спутываясь.

— Она не об этом, — невольно улыбается и Бета.

— А, ага, ну, у меня всё вышло, спасибо за подсказки. Сущность ветра у меня, со мной, во мне, везде, в общем, нужен какой-нибудь якорь? Но я тут заметила кристосорбы у Гефеста — думаю, пойдут! Летим?

— Погоди, — поднимает руку Элла, связываясь с остальными. — Все готовы. Джеймс? Спасибо.

Бета связывается с Сэмом, и «феникс» перемещается на орбиту Люоса, летит в шлюз излучателя пустоты, чтобы пройти техобслуживание после жаркого боя. В свою очередь, Вера и Элла выходят у пещеры Гефеста, где к ним присоединяются Марк и Джинни, Том и Дамблдор, наконец, Фло Вефэа и Джулия Сайнс — восстановившиеся после поражения от колдуна. Не возвращается к Сэму и Бета («Засниму эксклюзивный видосик эпохального моментца, ты же не против, Элла?»).

После консультации с Марком, вдевятером идут они через пещеру. Божественный жар и давление самого времени, заставляющего считать каждый момент, ощущать каждый тик внутренних часов, отступают перед свободой льнущих ветров. Ветровые духи охлаждают путь, а лава в мгновенье ока затвердевает под ногами мастера Дыхания. В кузнице же Гефеста божественный жар странным образом смешивается со свежестью, соединяется в нечто новое — в порывы самого Времени, быть может?

— Явились, — безразлично констатирует Гефест. Протягивает заготовку, и Вера, понимая его без слов, размывается в само Дыхание, охлаждает то, что лишь кажется золотом. Крест, увенчанный кольцом, окутывает ледяной ветер, нечто, замораживающее не то что воду или воздух, но основанья бытия, само движенье времени и флуктуации возможностей. — Достаточно.

Холод уходит. Осколки льда со звоном падают на камень, и пар уносят послушные ветра. Теперь можно разглядеть анх, а вернее, Анх подробнее. В отличие от классического анха, справа, слева и внизу имеются круглые выемки, и все понимают, для чего.

— Фло, — Элла протягивает руку.

Фло Вефэа, Шаман Сердца, берёт Великий Кристалл Сердца и встаёт слева от Анха.

— Джин.

Джиневра Уизли, Разбойница Жизни, берёт Великий Кристалл Жизни и встаёт справа от Арха.

— И я, — кивает самой себе.

Элла Мэйдж, Наследница Времени, берёт Воскрешающий Камень и встаёт прямо перед Анхом.

Гефест отпускает Анх — ветра бережно подхватывают — отступает в сторону. Маат, чистая богиня, является за Анхом. Она тянет ладонь — и вместе с ней подносит части остальная троица. В освежающем жаре кузницы соединяется Анх, два Кристалла и Камень; Маат сжимает свой символ, скрепляет триаду воедино, наполняет божественною властью. Отпускает, кивает Марку — и пропадает без следа.

Одно мгновенье все созерцают сотворённое: объединение сущностей… историй.

Великий Кристалл Сердца родом из Края Весенних Холодов был найден Элизой Даттон и дарован Сивилле Трелони. Сила Сердца была применена, чтобы соединить души всех Хогвартсов воедино, как соединила воедино души своих версий Фло. Кристалл был передан Джулии — его мощью Фло была воскрешена. Здесь, в Крае Жаркой Ночи, Кристаллом завладел Алфред, чтобы пасть от руки Калдора Драйго, вновь странствующего в лабиринтах Имматериума.

Изначальная эссенция была создана Мерлином, чтобы дать шанс на перерождение целому Древу. Однако судьба одного из её «зарядов» была иной. Гворис потратил большую часть этого заряда в тщетных попытках обратить мертвенность своего народа. Меньшая же часть была отдана мне, и я соединил её с большим кристосорбом. В рамках проекта «Осушитель» тысячи миров лишились аспекта Жизни, чтобы он наполнил этот кристосорб, соединился с эссенцией — и обратился в Великий Кристалл Жизни. Кристалл тот был украден Разбойницей и Ведьмой, проглочен Гемерой, участвовал в воскрешении и, наконец, занял своё место как часть Анха.

Воскрешающий Камень некогда был сотворён одним из Певереллов, и тьмою сокрыто его рождение — даже от меня. Участвовала ли в этом Хранящая с Кольцом Пустоты? Быть может, Игнотус с Мантией? Или силы более древние? Более чуждые? Это так и останется тайной. Камень нашёл профессор Райс, и с его помощью Фло Вефэа возвратилась к жизни первый раз. Кольцо Гонтов с Камнем, скрывающим свою суть, было найдено Волдемортом и превращено в крестраж, очищено Альбусом Дамблдором — Камень унаследовал Гарри Поттер, потомок Игнотуса. Он передал тот Грэму, а Грэм, в свою очередь, Элле, чтобы та присоединила Камень к Анху.

Гефест берётся за Анх, полный бесконечного, как кажется, могущества, способный на нечто много большее, чем просто воскрешенье мертвецов. Анх раскаляется, едва ль от жара не краснеет — вновь становится пластичным. Джинни и Фло отступают.

— Джу, — командует Элла.

Джу протягивает руку, игнорируя жар, вынимает Кристалл Сердца и отступает тоже.

— Вера.

Дева проявляет сущность самого Дыхания, неуловимую, спокойную, охватывающую и пребывающую в вечном движении, встаёт на место Джу. Гефест подаёт ей кристосорб.

— И я, — повторяет Элла. Протягивает руку, магией вынимает Камень. — Сейчас!

Они делают это. Элла Мэйдж, Ведьма Меры, и Вера Орлова, Шаман Дыхания, заменяют Кристалл Сердца и Воскрешающий Камень на Сущность Дыхания и Линзу Надежды. Старое, полное историй — на новое, сотворённое в сеансе. И когда они заканчивают, Гефест вновь отступает в сторону. Тёмная Луна проявляется за Анхом и касается его, скрепляя части в нечто новое, окутывая своею символвластью — властью над эволюцией, потенциалом, над развитием и боем, человечностью — и над свободой. Конечно, над свободой.

Две власти, две силы, или, если хотите точности, две антисилы сходятся в странном подобии борьбы. Традиционный миропорядок, первичная истина, страшная справедливость самой природы — со стороны одной. Искусственное совершенствование, новооткрытая правда, столь же страшная, но справедливость — человека. Древний человек — и рукотворная природа. Сокровенная гармония — рациональное устройство. Эволюция естественного отбора, творящая гармонию от микрозаконов физики до экосистем, от бесчисленного рождения вселенных до падающих на почву Леса листьев. Эволюция искусственного отбора, озарённая улыбкой лика Прометея, плотоядно скалящаяся Темнушкой, отрешённо хмурящаяся Алексом Мерсером, испытующе взирающая Игнотусом Певереллом и вдохновлённо увлечённая Эллой Мэйдж.

Жизнь и Дыхание переплетаются, сливаются, спеваются в борьбе; Надежда же следует над ними и под ними, отступая, фиксируя — не направляя. Луна вливает больше своей силы, уравновешивая мотив Маат, а Элла касается Линзы, останавливая через Надежду Дыханием Жизни бой. Три компонента и две антисилы временно стабилизированы. Луна кивает и исчезает. Гефест вставляет пустой кристосорб в кольцо Анха, и тот зависает, ожидая наполнения. Джулия касается Талисмана своим лучом, омывает, охлаждает, прерывая для него сам Цикл вместе с тем. Цикл, борьба продолжится, быть может, окончательно разрешится, когда пустой кристосорб будет заполнен четвёртым из аспектов — или чем-нибудь ещё? А пока Элла берёт Анх в левую руку и выдыхает: всё.

— Джу, поможешь Грэму с аномалиями? — устало просит она.

— Конечно, — улыбается она, освежающим утром унося усталость в Небо. — Сперва вортигонты и Альянс. Грэм… — наклоняет голову, прислушиваясь, — не против подождать меня. Джинни?

— С вами! — переглядывается та с Томом.

— И, друзья, — Элла прижимает Анх к животу, приказывая комбинезону захватить его и закрепить в районе живота так, чтобы не соприкасался со слезою Иши, — вы отлично сработали. Спасибо.

— Видюшка клёвая вышла, к слову, — хмыкает Бета. — Пафос пафосом, а смотрелось круто.

— Все вместе глянем, ну, после всего! — кажется, само присутствие Веры вымывает всю серьёзность. — Эй, Джу, народ, погнали? У Эллы с Гефестом дело, Гефесту не нравится, что мы тут болтаемся зазря!

— Да, — отрезает Обитатель, не вымётывая всех из кузни только потому, что веское слово улетучивается, уносится ветрами примерно туда же, куда усталость секундой раньше.

— Удачи! — напоследок бросает Вера, подхватывая всех собой-Дыханием и унося в мгновенье ока.

— Эм… — не сразу находится Элла, оставшись одна. — Извини их? Нервы на пределе.

— Как и у меня, — отзывается Гефест. Сейчас он похож на человека — насколько на человека может быть похоже божество. — Время движет нас к развязке. Но здесь… — он хлопает в ладоши, и звуки гаснут, краски выцветают — неестественная тишина и серость, тяжесть движения, даже мысли… С этим эффектом читатель уже сталкивался: похожее проворачивал ХОД-Дамблдор во время операции «Возрождения», чтобы провести Джинни и Райса в генштаб Строителей. Гефест делает всё не на порядок, а на пару классов выше, глубже, что характерно, обходя защиту Хранящей… а может, ему был дан к ней ключ? — Здесь у нас будет времени более чем вдоволь.

— Ты научишь меня делать так же? — немедля спрашивает Элла, напрягая чувства, естественные и искусственные, чтобы разобраться, что сотворил Гефест.

— Не прямо так, — взмах рукой: из камня вырастают два грубых стула. Он садится на свой, напоминающий скорее трон, а Элла на свой взлетает — теперь их лица на одном уровне. — Слушай и запоминай, Наследница. Я научу тебя, что такое время, что есть причина и что следствие, как плетётся их вязь, что такое синхровремя и почему это, — обводит руками серость, — в принципе возможно. Не в моих силах передать тебе способности. У тебя есть свои, избранница моя. Ты Наследница, не Ведьма, не Дева и не Рыцарь. Ты никогда не сможешь, как Хранящая, как я, Время непосредственно менять. В твоих руках — инструменты: талисман, — взгляд на Анх, — волшебство, — на палочку в другой руке, — эссенция и, — в глаза, — твой разум, разум псионика и владыки механизмов. Тебе никогда не стать повелительницей Времени, но вот инженером — если пожелаешь.

____________________________

*Что-то мне подсказывает, если компиляция инфопакетов по теме будет когда-нибудь опубликована, её назовут «заметками о Творении». Элла перепрыгивает в размышлениях целые каньоны, полагая их «чем-то подразумевающимся» или «легко решаемыми сопутствующими проблемами», в то время как многие из них (в творческом, а не вычислительном плане) — непосильны для меня.

**Нет. Вернее, да, но это — побочный эффект семени. Обычный человек не способен выдержать «груз», если можно так выразиться, более чем одного и класса, а аспекта — уж в особенности. Например, Темнушка — чистая богиня, а Крис обладает предельным бытием. То же касается, к слову, мастер-класса — любого из четырёх. Морулис, Элиза, Вера, Ивицер и, тем более, Кира вышли очень, очень далеко за пределы «просто человечности». Помимо очевидных плюсов, это несёт и много минусов. Да даже просто принятие собственного класса и аспекта, его познание… Все мы — иные. Не в смысле инореальности. Мы чужды людям, и чем дальше двигаемся вверх по лестнице познания и могущества, тем более рискуем оставить человечество в бесконечной дали — там, внизу. Здесь уместно сравнение с индустриалами, буквально ушедшими другим путём, но по всё той же лестнице. Интересно, понимает ли Элла, что если она вложит в Песню доступ к возвышению, то…