Один Червь (джен)

Фрэнк Смит любил летать. Ещё с тех пор, как отец подарил подростку первый прыжок с инструктором, он захотел испытывать это чувство снова и снова. Ни разу ему не приходилось переступать через себя, пусть и ёкало у него внутри каждый раз при виде открытого люка и многокилометрового провала за ним. Не менее восхитительны были ощущения пилотирования самолёта, чувство покорной его воле чудесной машины. За службу ему даже довелось полетать на технарских устройствах, как чисто технических, как и биомеханических.

Что же, теперь его опыт обогатился первым исключением. Проклятый, Бойней дранный портал. Такое чувство, что его кишки пустились в пляс отдельно от всего остального тела. Вестибулярный аппарат, для которой серия бочек — лёгкая прогулка, решительно высказал своё «фе». Окончание пути было воспринято как избавление, но им не было.

Регенератору не повезло. Дестабилизированный портал выплюнул его на высоте двух с гаком километров. И парашюта в этот раз на Фрэнке не было.

Он даже испугаться толком не успел, пока летел сквозь упруго-знакомый воздух к «увеличивающейся в масштабе карте». Парачеловек наяву пережил свой старый кошмар с совершенно пустой головой. А потом он на неразличимой глазу скорости врезался в землю. Вмазался. Расплескался.

Так Смит узнал изъян в своей силе. Не регенерация, нет. Выживаемость. Но о боли разговора не было. Его собрало заново по маленьким кусочкам, и с момента восстановления структуры нервной системы и нейронной сети лобных долей парачеловек чувствовал каждый гран боли, не имея возможности умереть от болевого шока или потерять сознание.

С того момента, как сформировались его новые голосовые связки и восстановилась целостность грудной клетки, он кричит и ругается, всё более и более разборчиво. Опираясь на изогнутые, вправляющиеся сами в себя руки, отхаркивая старые лёгкие и чувствуя, как вырастают новые, он продолжает ругаться. Черпает силу в ненависти, в страшных, омерзительных богохульствах, в грязи, во всем, что стыдливо прячут в потаенных уголках души, и… и побеждает.

Он жив.

Он поднимается на колени, ощущая, как кисель из взбитых мышц и внутренностей перестраивается. Встаёт на ноги с чувством, как огненные спицы пронзают всё тело и вонзаются в позвоночник.

Его рвет кровью и слизью, а он ругается и смеется, потому что он жив. Он почти счастлив.

И продолжает ругаться.

Он больше не на коленях.

Он победил боль. И злобная ругань превращается в смех.

Он смеется. Громко. Взахлеб. Шатаясь, стоит он в зловонной луже собственных выделений и смеется, потому что счастлив.

Ему хорошо. Он свободен. И совершенно неважно, где он, ведь теперь Фрэнк Смит может пойти куда угодно и быть кем захочет. И при этом выжить.

* * *

Африка. Жаркий и бесприютный континент. Родина вида Homo sapiens, место возникновения первых цивилизаций. Исторический поставщик рабов для европейцев и арабов. Колониальный раздел континента под знаменем «бремени белого человека». На этом материке сражались, кажется, все народы, когда-либо существовавшие на планете.

C появлением паралюдей и так не очень мирный процесс деколонизации скатился в резню всех против всех. Герои? Злодеи? Забудьте об этом. Чёрный континент покраснел от крови, когда социальные институты и командные цепочки коллапсировали, возвращаясь где в феодальный, а где и вовсе в родоплеменной строй. Ныне в Африке нет ни стран, ни промышленности — только постоянно воюющие на осколках цивилизации анклавы, высшей авторитарной властью в которых обладают паралюди. Настоящий постапокалипсис.

Где-то там сражаются и правят одарённые, чья сила полностью раскрыла свой потенциал в мире бесконечной войны, взошедшие на вершину трона из черепов. Где-то там медленно бредёт со скоростью пешего человека Испепеляющий Зверь — неуязвимый и всеуничтожающий. Где-то там ветер уныло воет в руинах мёртвых городов.

А здесь… в свете костра огромный человек почёсывал волосатый барабан, бывший его выдающимся брюхом. Вечная сардоническая улыбка кривила губы здоровяка в гротескной гримасе, пока он наблюдал за зрелищем, что любой нормальный человек счёл бы тошнотворным. Зрелищем, что снилось бы в кошмарах даже отпетым мерзавцам.

— В такие моменты отчётливо видна суть твоего вида, — доверительно наклонился вперёд Маршалл Д. Тич. — Завораживающие, в некотором роде, зрелище.

— В такие моменты, капитан, я понимаю, что человеком тебя можно назвать ещё с меньшими основаниями, чем меня, — раздражённо ответил его собеседник, — третье тело за такой срок. Ладно ещё орк — там мы хоть с прибылью остались. Бандит был возмутительно зауряден, но необходим. Но почему, во имя Старейшин, ты не мог прихватить из карантинной зоны нормальное тело?

— Что-то не устраивает? — с намёком на издевку в голосе спросил Чёрная Борода.

Такой маленький на фоне своего капитана подчинённый возмущённо булькнул.

— Я же говорил, даже такой совершенный паразит как я не может существовать самостоятельно. Я становлюсь тем, кого сожрал, не только на физическом уровне. Я копирую внешность, память, характер, даже душу! Сохраняя в себе их части и после смены тела. Моё «я» состоит из осколков личностей моих жертв. Но только Старейшины являются нацией сами по себе, а я слишком молод и неопытен для избирательной интеграции. А ты скормил мне именно это тело! — по мере спича оно всё повышало и повышало голос, пока не сорвалось в истерику.

Тич явно балдел от такой реакции. Заливался смехом, наблюдая за тем, как иномирянин-нифильтратор возмущённо вопит.

— Оу, у меня была очень веская причина. — Чёрная Борода снова почесал брюхо. — Очень. Веская. Так интересней! Зе-ха-ха-ха-ха!!!

«Дёрнули же меня Старейшины довериться этому психу…», — думал Скульптор Плоти, заканчивая формировать тело, которое, что-то ему подсказывало, ещё долго будет причиной для сомнительного юмора капитана.

— А если серьёзно? — спросил он, разминая новые конечности. Не то чтобы ему, для кого плоть подобна глине в руках гончара, это было нужно. Но до работы с моторной памятью дело дойдёт позже...

— Скажем так, — Тич больше не улыбался, — я собираюсь стать камнем, брошенным в пруд. И мне нужен кто-то, чтобы зарисовать круги на воде. Ты в деле?

Скульптор Плоти вспомнил то выражение лица, ту демоническую маску, искажённую в сверхчеловеческой жажде обладанья, с которой Чёрная Борода узнавал о паралюдях вообще и об одном конкретном парачеловеке в частности, и его ответ вырвался сам собой. Улыбки на губах инфильтратора и его капитана не предвещали миру непуганых фруктовиков ничего хорошего.

У Тича были веские основания считать себя на редкость удачливым пиратом. Каков был шанс, что, несмотря на невообразимо большое количество суши, нестабильный портал приведёт его не на дно морское, не в сердце пустыни и даже нигде не замурует? Чёрная Борода видел в этом совпадении перст судьбы, коей он был отмечен и поэтому принял как должное.

Ничего удивительного, что первой жертвой боя стал план этого самого боя. Слишком много допущений. Тич вообще считал, что для успеха к победе должно вести как можно больше путей, в идеале — все. Значит, планы не должны быть сложными. Каждый из них очень прост, но их у него обычно целая горсть... И они практически не связаны друг с другом. Даже если половина отвалится, не страшно.

Но конкретно этот был хорош и оставлял невольным пешкам слишком узкое пространство для манёвра. Тайгер показал себя не только как исключительно сильный, но и как умный и совершенно безжалостный к себе и окружающим рыбочеловек, к тому же с определёнными принципами. Он мог бы стать первоклассным накама. Эх, всё же бедноват язык этого мира. Вот как одним словом назвать разумных, связанных едиными устремлениями, которые могли безоговорочно доверять друг другу? «Друг-член семьи-соратник-единочаятель»? Бред же…

Будучи сторонником допустимого риска, пират спрятал в своей Тьме только инфильтратора, ибо такой опыт — не то, что может адекватно оценить обычный разумный. А этот ничего — быстро оклемался. Немного воплей и всё. Ну а то, что свидетели остались живы… судьба у них значит такая, умереть не от его рук.

— Ну и как оно? — с искренним любопытством спросил Чёрная Борода своего подчинённого.

— Это… странно, — не сразу нашёлся с ответом тот. — Как будто у меня сама собой выросла ещё одна конечность с полным набором необходимых рефлексов. Но стоит начать копать, как я сразу чувствую себя обезьяной с калькулятором. В лучшем случае. А в худшем — с Большой Красной Кнопкой. Ковыряться в этом… чем бы оно ни было — откровенно плохая идея.

— А если подобрать наиболее близкие ощущения из своего богатого опыта? — настаивал Тич.

— Похоже на то, что я чувствовал при нашей первой встрече, можно даже сказать, что эти источники сил родственны друг другу, — Скульптор Плоти поморщился. — Но то, что сидит внутри тебя, намного старше, стабильней и … хм… более оптимально.

— Понятно, — огромный пират ухмыльнулся. — Кстати, ты же трюки оригинала сможешь повторить?

Инфильтратор с радостью перевёл тему, напомнившую о не самых приятных воспоминаниях. Столкновение с капитаном нанесло ужасающий урон его самооценке. Как же, совершенная форма жизни проиграла на собственном поле. Его едва не поглотили. Таким ничтожеством Скульптор Плоти себя не чувствовал аж с момента обретения своего имени. И всё же для него, идеального имитатора, тот, кого невозможно скопировать, сияет ярче солнца. Поэтому то инфильтратор и предложил свою службу.

— Придёт день, когда я раскрою твой секрет и сожру. Но до тех пор буду верно служить, — с трудом выплёвывая слова, сказал он тогда.

— Добро пожаловать на борт, зе-ха-ха-ха!! — ни секунды не колеблясь, с искренним весельем ответил Чёрная Борода

Вынырнув из размышлений, Скульптор Плоти кивнул:

— Не сразу и не в полном объёме. Похоже, что прежде чем принять форму, эта сила преломляется через сознание носителя, а я хотя и имитирую его, но на самом деле не являюсь. Какие-то отличия неизбежны. — Тут он заметил расширившиеся глаза своего капитана и спросил: — Что?

— Ты сказал, что этот континент, Африка, является одним большим фронтиром. Местом, где нет законов, а есть только шериф. — Напряжение чувствовалось в каждом слове Тича.

— Ну да, — кивнул его подчинённый. — Уверен, что и в твоём мире были какие-нибудь «Дикие Земли». Это их местный аналог. А что?

-Я только что понял, что это для нас значит, — огромный пират почти шептал, а потом взвыл раненой белугой в непритворном отчаянии: — НА ВСЁМ МАТЕРИКЕ НЕТ НИ ОДНОГО ВИШНЁВОГО ПИРОГА!!!

Огромное тело забилось в самой настоящей истерике, заламывая руки. Инфильтратор пытался подобрать отвисшую челюсть с земли. В голове вертелось что-то вроде: «Он что, всерьёз?».

Отодвинувшись от этого буйнопомешанного, Скульптор Плоти поймал на себе маньячно-неадекватный взгляд своего капитана. Огромная волосатая рука сцапала его нынешнее маленькое тельце и без усилий подняла на уровень лица. Вот так и пожалеешь, что сменил тело того массивного орка… даже не побарахтаешься. Чёрная Борода открыл щербатый рот такого размера, что мог бы без усилий разгрызть голову инфильтратора как орех, и рявкнул тоном, не приемлющим возражений.

— Доставь нас туда, где есть кондитерские, если хочешь жить! — «Пирог или жизнь, чтоб его Старейшины полюбили… и снова полюбили… а теперь вот так полюбили… и ведь на логику этому невменяемому сейчас плевать…», — подумал Скульптор и только полузадушено кивнул.

Рухнув на землю, он принялся судорожно думать, что делать теперь. Просматривая память носителя, инфильтратор судорожно искал приемлемый вариант. Не то… не пойдёт… О! То, что надо. А с технической стороны… найти достаточно ровный участок скалы, поиграться с пигментным обменом… Ну, силушка неведомая, не подведи!

Если бы какой-то неведомый наблюдатель смог бы через несколько часов увидеть эту сцену, то остался бы в глубоком ступоре. На гладком скальном отвесе красовалась детально прорисованная картина полумёртвого города. Дороги, за неполные тринадцать лет ставшие похожими на жертвы бомбёжек, а сквозь трещины в асфальте пробивались стебли растений. Дома обветшали, окна в них были разбиты. Однако виднелись несколько освещенных открытом огнём улиц. Именно открытым — никакого электричества. По обочинам валялись остовы автомобилей — сперва с них слили весь бензин, а потом разобрали на запчасти. Город проржавел и полуразвалился, но ещё хранил следы былой красоты. Были и несколько страшноватых в своём гротеске новостроек. Возвышающийся над городом пик Столовой горы, окружённый рядом заметных отвесных утёсов, таких как Пик Дьявола и Голова Льва, не только придавал полуживому городу живописный вид, по и позволил однозначно опознать.

Кейптаун.

На развалинах цивилизации жить непросто. Количество всяких уродов, психов, убийц, грабителей и прочей дряни на квадратный километр превышает любые допустимые нормы. Как только в каком-нибудь городе жители начинают сбиваться в группы хоть для самозащиты, кто-то из паралюдей решает либо стать местным правителем, либо уничтожить поселение. Еще хуже, когда способности появляются у кого-то из местных.

Этому же городу, можно сказать, повезло. Когда всё полетело в тартарары, его подмял под себя один исключительно сильный парачеловек, именующий себя Собирателем. Он в одно лицо поделил на ноль всё, что ему противостояло, убил всех, кого не смог заставить служить себе. И с тех пор безраздельно властвовал над немаленьким куском юго-западной Африки. Добрый десяток лет медленно расширяя территорию и устанавливая на ней свою абсолютную власть. Установив пусть тоталитарно-феодальный, но порядок. Если где на этом материке и есть такое порождение цивилизации, как вишнёвые пироги, так это там.

Без малого четырёхметровая фигура человека с огромным пузом, на плече которого сидела четырнадцатилетняя девочка, шагнула в скалу. Картина мигнула, и миг спустя никого перед ней уже не осталось.

Собиратель не одну сотню раз сокрушал всех, кто ему противостоял. Но теперь он стоял между Чёрной Бородой и его любимым лакомством.

* * *

В километрах под самыми низкими облаками привольно раскинулся океан.

Ему дают разные имена. Каждую его часть, отделённую от прочих участками суши или потоками течений, именуют по-своему, как будто они изолированы. Но они — единое целое, и говорить о каких-то границах неверно. Это целое заполняет пространство между скалами и илом, омывает взрезанную береговую линию, заполняет впадины между материками.

Ближе к краям мира вода обжигающе холодна. Огромные пласты замерзшего океана притворяются землёй, они крошатся и вновь воздвигаются, изменяясь, когда их вдоль и поперек рассекают трещины, обиталища причудливых экосистем. В южных мелководьях есть леса трубчатых червей и саргановых водорослей, цветастых кораллов и их обитателей. Трилобиты населяют мёртвые кости. С нелепой грацией парят медузы.

Море переполнено самыми разнообразными формами жизни и условиями существования.

На поверхности свободно парят существа, которые живут и умирают, так и не увидев под собой дна. Сложные сообщества организмов процветают в открытых водах и на равнинах, скользя по органическим насыпям к краю шельфов и дальше — туда, где солнечный свет есть невиданное чудо от начала времён.

Есть тут и ущелья. В этом лишенном света холоде царствует эволюция с ее первобытной целесообразностью. Примитивные существа, испускающие слизь и свечение, двигаются, мельтеша причудливыми конечностями. Логика их форм сводит с ума.

В прохладных промежуточных глубинах сквозь твердь прорываются гидротермические струи, образуя области нагретой воды. Здесь блаженствуют всю свою короткую жизнь замысловатые существа, которые не удаляются от теплой, богатой минералами воды дальше чем на пару метров, избегая убийственного для них холода.

Ландшафт под поверхностью воды образован высочайшими горами и извилистыми каньонами, ползучими дюнами и ледяными впадинами. Вода насыщена материей. Целые острова, повинуясь воле давлений и потоков, плавают в глубинах, уловленные подводными течениями. Некоторые размером не больше нескольких бесформенных кубометров — малые, не желающие тонуть осколки тверди. Другие — это изъеденные куски породы длиной сотни метров: они висят в паре тысячах метров под поверхностью океана и двигаются в ленивых потоках. Там тоже есть своя жизнь — стойкая, но мало кому интересная.

Между водным и небесным океанами проходят суда, являясь самовольно. Для колыбели жизни минул лишь миг, пока хрупкие деревянные кораблики облачались металлом. Ей, в своём динамическом и неизменном величии, нет дела до их потуг на познание и господство. Тени кораблей скользят по дну, там, где оно достаточно высоко, и свет ещё достигает его. Над сгнившими остовами судов проплывают торговые корабли, рыбацкие лодки, китобои. Случалось, что рыбы-падальщики угощались деликатесными глазами и языками, но чем дальше шёл технический прогресс, тем реже им удавалась попировать. Дрейфуют и остовы затонувших судов. В коралловых сооружениях видны пустоты — когда-то тут были якоря и мачты. Затонувшие корабли оплаканы и забыты, и живое дно океана принимает их, укрывает ракушками, делает логовом и мирных, и хищных тварей.

На самой глубине, где физические законы сокрушены непомерным давлением воды, мертвые тела продолжают медленно падать в темноте — много суток спустя даты их затопления. На своем долгом пути вниз они разлагаются. Мирового дна достигнут лишь их окутанные слизью кости.

На океанском дне есть свои могучие чемпионы, здесь происходят эпические баталии, незаметные для обитателей надводного мира. Богами здесь выступают альфа-хищники.

Прямо сейчас один из таких подводных богов мягко и стремительно скользил в водяной толще. Глаза его были открыты, но мигательные перепонки надёжно защищали нежную ткань. Маслянистые выделения желёз, развившихся у его народа взамен потовых, позволяли регулировать теплообмен и дополнительно облегчали скольжение. В основании ноздрей небольшой узел мышц и нити сухожилий сократились, перекрывая нос. Жабры ровно двигались, насыщая массивное тело кислородом. Рыбочеловек совершал короткие, экономные загребающие движения перепончатыми лапами, корректируя курс. При этом океан сам, как горячая любовница, податливо раскрывался перед иномирянином, двигая розовокожего леща со чудовищной скоростью, и не было во всех его глубинах более быстрого существа. Кроме одного.

Тайгер наконец-то был в родной стихии. Он слушал песню океана, музыку волн и арию течений. Сольные выступления хищников и хоровые песнопения более мирных рыбных стай. Такая знакомая обстановка… и такая чужая.

При всём своём безмерном богатстве, местные воды не содержали и доли той жизни, что бурлила в морях первомира. Где визгливый диссонанс морских чертей, где всплески жидкой информации солёных элементалей, где трубные кличи Морских Королей? Пусто, пусто, пусто…

Не его мир. Не его океан. Именно сейчас Тайгер окончательно и бесповоротно осознал — он не отсюда. Сейчас, когда вопрос выживания временно не актуален и не надо в безумном темпе разгребать очередной форс-мажор. Цугцванг закончился. Одно дело — понять разумом, и совсем другое — почувствовать всей сутью. Эта калька на настоящий подводный мир стала последней… кхм… каплей. Ты снова в нулевой точке, снова один, рыбочеловек. И что же ты будешь делать дальше?

Самый простой вариант пошёл на дно. Великие Древние не услышат его отсюда, даже если бы он был истинно верующим. Здесь не существуют истинно бездонных столбов воды. Здесь нет мест, где гранитная и илистая основа моря распадается на вертикальные туннели, уходящих вниз на многие километры и разбегающиеся в другие планы под таким огромным давлением, что вода становится густой и вязкой. Воды этого океана не проникают сквозь поры реальности, не просачиваются назад, оставляя трещины, через которые уже сила Великих Древних просачивается в этот мир.

Вот почему этот океан фальшивый. Он никогда не знал внимания своих богов.

Хотя Тайгер никогда и не считал их богами. Великие Древние просто есть. Они были, когда первая субатомная частица разнеслась после Большого Взрыва, и пребудут после того, как последний протон распадётся и погрузит Вселенную в тепловую смерть. Им нет дела до той причудливой жизни и нежизни, что породили крохи их сил, попавшие в иные миры. Нет дела до порождённых ими Глубоководных, что научились использовать эти силы в своих целях. И уж тем более нет дела до творений жрецов Глубоководных, созданных для наступления на сушу. Бывшие хозяева расы рыболюдей создавали идеальных воинов и идеальных рабов для того, чтобы донести свою волю туда, куда чисто физически они не могли попасть. И пусть Первая Подводная Война поставила крест на этих амбициях, кое-какие знания о работе с силами за гранью новорождённая раса унаследовала.

Этот мир никогда не знал прикосновения безумной силы. А значит и использовать её для возвращения нельзя. Облом. Ну что же, придётся пойти иным путём.

Итак, операция «Буря в аквариуме» прошла пусть не без накладок, но в принципе успешно. Тайгер вырвался за стены карантинной зоны, сохранив жизнь, здоровье и анонимность. Но при этом портал оказался повреждён во время прохода через него, и их не совсем дружную компанию в лучшем случае раскидало по миру. С одной стороны — то, что его выбросило одним куском и в правильном порядке, да не в земной толще или небесной выси, а прямо в море-океан, есть фантастическая удача. С другой — то, что его спасла, по сути, случайность, совсем не хорошо и заставляет сделать не самые лестные выводы о собственной способности к анализу. Учтём на будущее. Во-вторых — вместе с конечной точкой назначения пираты лишились возможности зачистить свидетелей их побега. Это уже хуже, ибо неизвестно, когда и как они потом всплывут и чем это аукнется. Существует вероятность, что их убил неудачный проход через портал, но предполагать надо худший вариант развития событий.

Тайгер вовсе не был кровожаден, несмотря на все страдания, что перенёс по воле людей. Грядущая смерть свидетелей от его рук не доставляла ему ни капли удовольствия. Лещ не предвкушал их смерть, но и сожалений у него не было. Просто так надо. Без гнева и пристрастия.

Когда-то Тайгер думал иначе. Только освободившись из рабства, он был преисполнен гнева и жажды мести. Затем осталась холодная ненависть, не туманящая разума. Под влиянием этих чувств он творил много… всякого. А потом задумался о целесообразности. Месть приводит лишь к новой мести, страдания порождают страдания. Добавьте расовую нетерпимость c целым набором предубеждений, и получится нормальный такой замкнутый порочный круг. Это не его цель. Тайгер хотел, чтобы годы в ошейнике не повторились никогда и ни для кого, а само слово «рабство» осталось только в учебниках истории.

Так родились пираты Солнца. Освобождающие рабов и остающиеся безнаказанными, что било по кошельку и репутации знатных вырожденцев. И при этом не убивающие людей. Дело было вовсе не в жизнях — главное, чтобы дошло послание. Разумных можно убить или заставить замолчать, корабли потопить, а организацию уничтожить. Но идея бессмертна, а систему может сломать только другая система.

Вот почему голову Тайгера оценили в такую внушительную сумму. Не потому, что он был силён, хотя он был силён. И не потому, что он нанёс материальный ущерб, пусть рыбочеловек и старался от души. А потому, что он был опасен. Был символом и ориентиром. Рядом показательных акций и грамотной информационной поддержкой он добился большего результата, чем если бы показательно убил тысячи представителей Мировой Знати. Конечно, сам он не мог получить доступ к подпольным кружкам диссидентов и нелегальным журналам, независимым газетам и анонимным писакам. Они с Революционной Армией славно использовали друг друга. Лещ до сих пор не знал, кому их них это сотрудничество оказалось более выгодно.

Было и ещё кое-что. То чувство, которое Тайгер испытывал, когда не забирал жизнь, зажатую у него в руках. И то, что ощущал при даровании свободы тем, кто был ранее её лишён. То самое, что проникало в него, когда он избегал творить зло там, где можно было этого избежать. Возможно, он самоутверждался, доказывая себе, что лучше своих мучителей. А возможно, он исцелял собственную душу, проявляя главное достоинство сильных — милосердие.

Поэтому где-то в глубине души рыбочеловек испытал облегчение, осознав, что волею судьбы люди избежали смерти от его рук. Не слишком большое, ибо они всё равно могли умереть от последствий его плана, да и надев маски, они приняли риски, но всё равно…

Неплохо для действий, самым внятным комментарием к которым могло бы быть: «Ну и что здесь могло пойти так?»

За своих «компаньонов» Тайгер не переживал, уж больно эти ребята неприлично живучи, да и прикидываться ветошью толком не умеют. Интуиция подсказывает, что они ещё встретятся. Хотя лещу будет не хватать флегматичного Френка. Впрочем… утешает то, что бомба с часовым механизмом по имени Маршалл Д. Тич взорвётся не у него в руках.

На этом разбор полётов можно считать оконченным, и следует перейти к планированию дальнейших действий. Несмотря на целенаправленный сбор информации о местных порядках, Тайгер чувствовал себя как рыба, выброшенная на берег. Не зная ни местных законов, ни табу и негласных правил, он осознавал, какой ему предстоит увлекательный, чтоб его, процесс познания мира на собственном опыте. Благо хоть это лещу не в первой, хотя раньше масштаб был куда меньше. Рыбочеловеку довелось изрядно постранствовать, и он прекрасно знал, насколько радикально могут различаться порядки в разных частях света.

Обычно в таких случаях наиболее разумно создать между собой и аборигенами прослойку из лояльных туземцев. Лещ не видел ни одной причины изменить этой практике. В океане постоянно кто-то тонет, а благодарность за спасение — шикарная почва для диалога. Тому же Чёрной Бороде придётся ничуть не проще, несмотря на сносный уровень владения местным языком (Тайгер и не подозревал за собой таких педагогических талантов), фруктовики-с и их взаимный антагонизм с морем…

Первичную промежуточную цель, состоящую в выходе из карантинной зоны без становления непримиримым врагом для всего мира, в которого стреляют сразу наповал, не собираясь говорить и с сохранением возможности манёвра, можно считать достигнутой. Дело 53 не редкость в этом мире, и при достаточно адекватном поведении риск восстановить против себя всю систему невелик.

Таким образом, следует сформировать следующую промежуточную цель — получить доступ ко двери между мирами. С высокой степенью вероятности, портал из Мэдисона прибрал к рукам Протекторат. Не подлежит сомнению, что кого попало они не подпустят к настолько интересной штуке. При этом: во-первых, по уже указанным и довольно веским причинам Тайгер не хотел вступать в эту организацию, и, во-вторых, сама демонстрация интереса к теме межмировых перемещений даст заинтересованным лицам довольно действенный рычаг давления на леща.

Взлом? Войти, преодолев сопротивление, добыть информацию, выйти, запустить устройство, работающее на неизвестных физических принципах… Только не в слепую и не в одиночку. А это значит — только имея за собой деньги, связи, репутацию. Вывод в том, что, не исключая самой принципиальной возможности такого развития событий, этот вариант следует как минимум отложить до получения более детальной информации.

Втирание в доверие? Охота за головами отпадает — слишком приметная внешность, даже попытка провести разведку, без которой в этом деле никуда, будет выглядеть как театр абсурда. Стать тем, кому доверяет целая организация, не будучи её членом или работающим на неё наёмником, при этом имея из инструментов только собственную мощь, пусть и весьма немалую… хмм… или опираясь на союзную организацию, или создав собственную группировку. И только затем предложить баш на баш.

Ну и последнее, самое маловероятное — альтернативный портал, созданный каким-нибудь очередным непризнанным гением. Паралюдей много, их таланты причудливы и неисчислимы. И опять та же проблема — нужны ресурсы, материальные, трудовые и информационные.

Какой бы вариант Тайгер не выбрал, до точки бифуркации путь у него один — стать кем-то значительным. Цель, к которой лещ стремится, задачи, что необходимо выполнить для достижения цели, ресурсы, имеющиеся в распоряжении… Глубоко под поверхностью океана один весьма неординарный разумный планировал решение очередной труднодостижимой проблемы, разбив её на несколько фрагментов попроще, и даже не подозревал, что предстоящий ему путь окажется куда длиннее и извилистее, чем в самых пессимистичных расчётах…

* * *

Суда того типа, к которому относился "Экватор", были спроектированы для многоцелевого лова, и поэтому промысловая палуба у него располагалась очень близко от воды. Любая волна, высотой чуть более одного метра, могла захлестнуть палубу, и даже при небольших штормах там постоянно гуляла вода. Для защиты промысловой палубы от волн с кормы, слип был сконструирован закрывающимся. Тралы отдавались и выбирались по фальшслипу, своего рода крышке, которая при прекращении лова и на на переходах откидывалась назад и крепилась к транцу, преграждая путь волнам.

При штормовании "носом на волну", корабль всходил на волны, становясь почти вертикально, а затем, выпрямляясь, зачерпывал кормой воду на палубу, как ковшом. Слой воды от половины до трёх четвертей метра прокатывался по палубе до надстройки, разбивался об неё и растекался по ватервейсам. Судно при этом дрожало, как отряхивающийся после принятия ванны пёс

Попадания забортной воды во внутренние помещения можно было избежать, только если водонепроницаемые двери в надстройку и крышки рыбных бункеров на промысловой палубе содержались в исправном состоянии и были постоянно задраены. К присутствию воды на промысловой палубе члены экипажа привыкали, и воспринимали её не более чем досадную помеху. Эта привычка притупляла чувство опасности, расслабляла.

Другой особенностью проекта был рыбцех, расположенный под главной палубой, ниже ватерлинии. Вся масса воды, используемая при обработке рыбы, через отверстия в палубе рыбцеха, по трубам уходила самотёком еще ниже — в сточную цистерну, а оттуда насосом откачивалась за борт. Насос включался автоматически, при заполнении цистерны до определенного уровня.

Рыбные отходы и прочий неизбежный мусор с палубы рыбцеха захватывались водой, которая гуляла от борта к борту и засоряли палубные отверстия. Поэтому, для лучшего стока, на время промысла рыбаки снимали с них защитные решетки. Некоторые, но не все, отверстия, были оборудованы герметизирующими заклёпками на винтах, которые также воспринимались как помеха производственному процессу. Во время промысла их не закрывали и винты не расхаживали. Заклёпки ржавели, быстро разрушались и, бывало, их просто снимали, устраняя, тем самым, все преграды между водонепроницаемыми отсеками.

О перечисленных конструктивных особенностях вряд ли знало и задумывалось командование "Экватора". Из восьми десятков членов команды, шестьдесят человек были вновь назначенными, а остальные впервые вышли в рейс на судах этого типа.

За без малого три четверти десятилетия сравнительно благополучной эксплуатации судов этого типа к такой сточной системе привыкли, как к неизбежному злу, и "упрощали" её, кто как мог, совершенно забывая о безопасности судна.

"Экватор". Новое, но слабосильное судно с малыми возможностями. Рутина однообразных рейсов, постоянно повышающиеся производственные задания вследствие требований компании-судовладельца.

Что здесь сказать — сочетание технических особенностей судна и человеческого фактора не могло не привести к катастрофе. Чудо, что она не случилась раньше.

Капитан Рейнольдс проснулся от ощущения резкого сотрясения корпуса. Встряхнув головой, он прогнал остатки сна и принялся одеваться, сдерживая ругательства. Всего чуть больше часа назад, после получения погодных сводок, он под свою ответственность развернул судно на обратный курс. Шторм в десять баллов это слишком серьёзно. Необходимо минимизировать риски, подойдя к берегу, и под его прикрытием заняться борьбой за живучесть. Вот только корабль был рассчитан на двухмесячную автономность и к середине рейса далеко забрался. Часть маршрута неизбежно будет протекать непосредственно во время шторма. Рейнольдс надеялся, что судно выдержит, и так бы и случилось, справься корабль с нагрузкой в эти часы.

— Что это было? — спросил капитан, входя в рубку.

— Возможно, сильный удар волны, — слегка заторможенно ответил старпом, не ходивший ранее на судах этого типа. — А, капитан…

— Говорит машинная вахта, — перебил его голос из динамика. — Вода в туннеле гребного вала!

— Так, — Рейнольдс с силой растёр лицо. — Над ним расположено помещение рыбомучной установки. Льюис, возьми с собой вахтенных и проберись на корму. По окончании доложишь.

— Есть. — Старпом ещё не совсем понимал, что происходит, но к приказу капитана отнёсся серьёзно. Пока первый помощник водил аварийную команду на корму, Рейнольдс судорожно прикидывал глубину проблем. Приборы показывали увеличивающийся крен на левый борт.

— Крышку слипа сорвало, волны хозяйничают на палубе, — отрапортовал старпом через десяток минут. — РМУ затопле...

— Вода в рыбцехе, — донёсся возглас из системы громкой связи

Плохо. Плохо. Плохо. Если будут затоплены хотя бы два из шести отсеков, кораблю конец.

— Найди стармеха, делайте что угодно, но загерметизируйте третий и четвёртый бункеры, — приказал Рейнольдс старпому и повернулся ко второму помощнику: — Перекачать топливо в цистерны правого борта.

— Может дать малый ход для смягчения волн и уменьшения заливания? — деловито спросил последний.

— У нас демонтирован активный руль, хочешь совсем лишить нас управления? — отрезал капитан. — Затем дуй в радиорубку и давай сигнал бедствия. Быстро!

Второго помощника как ветром сдуло. Спустя двадцать минут в штурманскую по вызову капитана заявился стармех.

— Я и так знаю, что изолировать рыбцех не удалось. Плевать, почему и кто виноват, — рыкнул Рейнольдс. — Гидравлика, уплотняющая резина — неважно. Немедленно перепусти находившуюся в РМУ и рыбцехе воду через туннель гребного вала с дальнейшей откачкой за борт. Для более свободного слива воды удали заглушку между арматурным помещением РМУ и туннелем.

Бледный стармех испарился. В словах капитана он ясно услышал намёк, что если они останутся в живых, то лично он получит вечную прописку на суше. Уже снаружи он услышал, как капитан Рейнольдс запустил общую тревогу. Свистать всех наверх, чтоб их всех за ногу…

Сорок минут спустя стало окончательно ясно, что всё бесполезно. Битва за живучесть «Экватора» проиграна, и капитан отдал приказ «все в шлюпки левого борта». Последним приказом он впустил воду в морозильные камеры правого борта, сделав затопление симметричным и позволив спустить шлюпки. Все члены экипажа понимали, что для выживания на утлых лодочках посреди шторма им понадобится просто эпическая удача.

Например, такая как встреча посреди океана с мощнейшим гидрокинетиком.

— Вы тоже это видите?! — благоговейно спросил старший помощник Льюис, заворожённо наблюдая, как безжалостный океан вбирает в себя свой жестокий дар. Вода бесчисленными кубометрами противоестественно покидала судно. Никогда в жизни Льюис не видел ничего прекраснее.

— Господи… — пронёсся многоголосный шёпот среди экипажа.

— Нет, — глубокий незнакомый голос с грассирующим акцентом на мгновение перекрыл вой шторма. — Это всего лишь я!

* * *

Капитан Рейнольдс был старым морским волком. Он помнил мир, ещё когда самой серьёзной проблемой были коммунисты и хиппи. Помнил пришествие Сына и устроенное им феерическое окончание «холодной войны». Помнил Золотой Век Героев и сопутствующие социальные потрясения. И хорошо, слишком хорошо, помнил явление Губителей. Ему не только доводилось сталкиваться с масками, но даже работать с ними во время службы на ВМФ, когда стареющее тело ещё не отправило его на не слишком почётную пенсию и не вынудило искать новую работу. Слишком многое он, обычный человек, живущий в эпоху перемен, успел увидеть к своим годам, и слишком крепкой выдержкой стал обладать, что и позволило ему без колебаний и неуверенности до последнего бороться за судно.

Но жор Мегалодона практически приблизился к границам его удивления, ибо просто трапезой происходящее назвать было нельзя. Дело 53 не столько ел полумесячный запас продуктов на всю команду, сколько вдыхал его. Он был как воронка торнадо, шторм, ярость взбешённого бога… Особый смак придавало то, что все зубы парачеловека были одинаковой конической формы и совершенно точно не подходили для пережевывания пищи, в отличие от человеческой зубочелюстной системы из резцов, клыков, премоляров и моляров, унаследованной от приматов. Хищные рыбы не жуют, они рвут жертву на части и проглатывают кусками. Но Мегалодон пошёл иным путём — двигая челюстью настолько быстро, что пасть слегка размазывалась, словно газонокосилка, и глаз не мог уследить за такой скоростью. Зрелище завораживало, как хищные движения гадюки, особенно учитывая размер этих челюстей.

Этот парачеловек спас корабль и команду, но, глядя на него, капитан прекрасно понимал, почему дела 53 являются самой отверженной частью сообщества масок. Дело не в том, что они отличаются, а в том, что отличаются недостаточно сильно. Эффект «зловещей долины» в действии.

Мегалодон изволил вкушать пищу, вольготно и с некоторым удобством развалившись на палубе, ибо во внутренние помещения банально не влез. После эффектного появления, сопровождающегося со стороны моряков ступором, матами и даже одной истерикой («Лещ! Ребята, лещ здоровенный, здоровенный лещ!! ЛЕЕЕЩ!!!»), выяснилось, что маршрут парачеловека также пролегает к большой земле, и Рейнольдс не задумываясь предложил делу 53 всё гостеприимство «Экватора». Тот, видимо, на это рассчитывал и с удовольствием воспользовался, первым делом сменив неидентифицируемые обноски на немаленький кусок брезента, в который задрапировался, как в тогу. А затем вежливо (!) попросил еды. С тех пор прошло больше полутора часов…

Первым делом капитан разогнал команду по местам, используя всю свою фантазию и должностную инструкцию для того, чтобы занять экипаж делом. От этого дела его оторвал радист, установивший стабильную связь с портом приписки, и Рейнольдс отбыл на переговоры с диспетчерами о досрочном возвращении и с судовладельцем с куда более обстоятельным докладом. К этому общению очень скоро присоединились представители Протектората, и сейчас капитан считал своим долгом сообщить своему спасителю ряд новостей.

— Ты должен кое-что услышать, — начал Рейнольдс

— Уже? — хмыкнул парачеловек. — Быстро же поднялась суматоха.

— А ты чего ожидал? — ответил капитан, вернув ухмылку, пусть в его исполнении это получилось куда менее эффектно. — Случай далеко не рядовой. Ты продемонстрировал разом силу и адекватность, а соответствующие органы давно тщатся доказать, что такие, как ты — такие же люди, как и прочие маски.

— И как, выходит? — с интересом спросил Мегалодон

— Да не очень, — пожал плечами Рейнольдс. — Подавляющее число обывателей смотрят на тебе подобных, как на что-то среднее между экзотической диковинкой и опасным зверем. Без обид.

— Какие уж тут обиды, я ожидал чего-то в этом духе… — Махнул парачеловек ладонью размером с автомобильный диск. — Ценю твою откровенность, капитан.

— Это меньшее, чем я могу отблагодарить. — Рейнольдс твёрдо смотрел в круглые нечеловеческие глаза. — С тобой захотят побеседовать. И сделать ряд предложений. В первую очередь Протекторат, но не он один.

— Ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным… — протянул Мегалодон, которого на сытый желудок потянуло на философию.

— Ты привлёк к себе внимание, что не только решило часть твоих проблем, но может привлечь куда больше новых, — предупредил капитан. — Такая реклама всегда палка о двух концах.

— Я услышал тебя, — серьёзно сказал дело 53, — поделишься подробностями, капитан?

— За этим я и пришёл. — Рейнольдс устроился поудобнее, начиная рассказ: — До прибытия в Бостон ты должен знать следующее…

* * *

Особое положение маски занимают не только в социальном смысле. Получение сил в ходе сильнейшей эмоциональной травмы и их дальнейшее развитие приводят к профессиональным деформациям сознания. Проще говоря, дар уродует психику своих носителей. Технари склонны к трудоголизму, забывая в пылу работы об элементарных телесных потребностях, вроде сна или еды. Властелины зачастую подсознательно, а иногда очень даже сознательно, видят во всех окружающих потенциальных марионеток. Стремление Скрытников избегать чужого внимания, бывает, принимает явно нездоровую выраженность. Случаются и более запущенные варианты…

Это не столько правило, сколько тенденция, ибо классификация была придумана оперативниками с целью определить тактику противостояния паралюдям, а не учёными, стремящимися понять суть их способностей. Тем не менее, эта тенденция довольно показательна. Не подлежит сомнению, что к суперсилам в обязательном порядке прилагаются проблемы с самим собой и окружающим миром, в той или иной мере.

Дела 53 в этом свете представляют собой крайний случай. У них только одна личность, без возможности хоть немного отдохнуть от жизни маски. Они лишены даже иллюзии обыденности. Отсюда эскапизм и сублимация. Отсюда отчуждение. Ограниченный круг общения. И проблемы с элементарными человеческими отношениями в ту же копилку.

Сталевар на собственном опыте испытал все эти прелести. Начиная от мелких бытовых неудобств из-за невозможности прикасаться к металлу без почти мгновенного его поглощения и проблем с транспортом, вследствие веса под три центнера, и заканчивая взглядами гражданских, как на опасное животное в зоопарке. Укусит, или не укусит? И он всё это превозмог. Сталевара уважали товарищи и ценило начальство, он открыто жил и занимался важной работой по душе. Это был долгий путь от той свалки металлолома, где будущего героя когда-то нашли беспамятным… А на счёт того, как он стал таким… однажды Сталевар узнает правду. И поступит так, как посчитает правильным.

История со спасением «Экватора» наделала много шума. Поэтому-то сейчас единственное дело 53 в составе бостонского отделения государственных героев в компании заместителя лидера Протектората Бостона и встречал пострадавшее рыболовное судно в порту. Пришлось приложить определённые усилия, дабы разогнать журналистов и зевак. Дебют любой маски — дело, к которому следует подходить аккуратно. Тем более, учитывая специфику конкретно этого случая.

Словесное описание, переданное капитаном судна, явно и близко не передавало внешность Мегалодона. Если самого Сталевара ещё можно было перепутать с человеком… издалека… в полумраке… на пару секунд… То новоприбывший при первом же взгляде вызывал ошеломление напополам с тотальным разрывом шаблона. На палубе рыболовного корабля, среди суетящихся матросов, дело 53 выглядел как суперлинкор класса H на фоне шлюпок.

«Пресвятые угодники… рост далеко за три метра… вес под полтонны… плечи процентов на двадцать шире, чем следует из пропорциональности телосложения…», — думал человек из металла, сам представляющий из себя тот ещё биологический казус, — «Шкаф. Трёхстворчатый. С антресолями.»

— Мегалодон, я полагаю? — дружелюбно спросил Прокуратор, начиная беседу.

— А я могу быть кем-то другим? — ответил названный парачеловек, улыбка на страхолюдном лице которого сделала его почти не жутким. Почти.

— Я Прокуратор, это мой младший коллега Сталевар. Мы представляем в этом городе интересы Протектората. Приятно познакомиться. — Старший герой был светски сердечен.

— Взаимно, уважаемые. — Мегалодон был спокоен как… ну да, как рыба. И это было… странно. Сталевар помнил своё собственное состояние после крайне неприятного пробуждения. Что бы вы почувствовали, очнувшись непонятно где, непонятно кем и в состоянии близком к коматозному? Поверьте неприятному опыту — ничего хорошего, и особенно если при этом в голове сплошной вакуум без проблесков воспоминаний, а все тело подаёт мозгу крайне необычные сигналы. Психическая адаптация к нечеловеческой физиологии — то ещё удовольствие.

Допустим, у этого дела 53 было достаточно времени для тренировки, но где реакция на то, как те самые моряки, которых он не так давно спас от верной смерти, за редким исключением шарахаются от него как от зачумлённого? Да, такое можно было предположить логически, но всё равно, такой пофигизм говорит о том, что-либо у Мегалодона потроха из стали, какое предположение в устах Сталевара прозвучит особенно иронично, либо он как-то отличается от прочих дел 53.

Странности лучше прояснить сразу. И проще всего это сделать в лоб.

— А ты на удивление спокоен для разумного в такой ситуации, — вступил в беседу Страж.

— И какая же у меня, по-вашему, ситуация? — Привычка собеседника отвечать вопросом на вопрос начинала раздражать героя.

— Деньги, документы… и в этом мире бюрократия никуда не делась. Ты довольно расслаблен для того, кто ведёт разговор, определяющий его будущее надолго вперёд. — Есть! Мегалодон резко напрягся.

— «И в этом мире»? — повторил тот вкрадчиво

— Таких как мы называют «дело 53». Для обывателей мы неудачники, вытянувшие при получении сил не ту карту и превратившиеся в уродов, отверженных обществом. Но в Протекторате, да и в других мировых парачеловеческих организациях, я полагаю, давно выяснили, что кроме нечеловеческой биологии и суперсил нас объединяет отсутствие памяти о себе и… — тут Сталевар показал собеседнику татуировку в виде перевёрнутого греческого символа «омега» или стилизованной буквы «u». — Основная гипотеза в том, что мы выходцы из иных миров, результаты экспериментов. Все нам подобные… не так ли?

От героев не укрылось, что рыбочеловек встал так, чтобы не выпускать их обоих из виду. Выражение лица Мегалодона стало почти комичным. Затем он резко выдохнул и рассмеялся со словами:

— Вот, блин, и поиграл в таинственность, называется!

Вот ведь з-зараза… Нет, в принципе было понятно, что незнание местных раскладов выше общедоступного уровня вполне может выйти Тайгеру боком, но чтобы это случилось во время первого же разговора с представителями Протектората… Палево, рыбочеловек, ой палево…

Неверный выбор линии ведения диалога привёл к понятным сложностям. Ну что же, если не знаешь, что говорить — говори правду. Главное, не всю.

— У меня действительно присутствуют некоторые проблемы с памятью, и я действительно родом не из этого мира, — сказал Тайгер, проведя ладонью по лицу, — но экспериментов на мне никто не ставил, да и символ этот я вижу впервые.

— … Понятно, — человек из металла выглядел разочарованно, — значит, эта версия всё же получила подтверждение… ну хоть что-то.

— И мы вновь возвращаемся к вопросу легализации, — вступил Прокуратор, — Протекторат обладает немалыми ресурсами и не подвержен обычным стереотипам. Кроме того, у нас есть некоторые наработки по межмировым перемещениям, если тебя это интересует.

— А взамен, я должен сражаться на вашей стороне и подчиняться вашим правилам, — заключил Тайгер.

— Quid pro quo, — кивнул старший герой. — Кроме того, подчиняться общим правилам тебе придётся в любом случае, если не выберешь уход в подполье.

— Звучит логично, — Тейгер склонил голову набок, задумчиво рассматривая героев. — Но кое-что ты не учитываешь, герой. У меня, как у чужака, нет ни основания, ни права судить местные порядки и выбирать правую сторону. А ещё, ваша организация не единственный возможный работодатель.

Рыбочеловек кивком перенаправил внимание героев на женскую фигуру, спокойно слушающую их беседу. Прокуратор только зубами скрипнул, а Сталевар ощутимо вздрогнул.

— Миротворец, чтоб тебя. — По голосу было понятно, что старший герой с трудом удержался от того, чтобы раздражённо сплюнуть. — Когда-нибудь твой «отвод глаз» доведёт кого-то до разрыва сердца.

Фигура проявила себя. Окружающие слышали издаваемые ею звуки, но не слушали. Взирали, но не видели. Функция сознания обходила сам факт её существования. И замечали её, только если это было нужно ей.

— Не будьте такими серьёзными. — Девушка отбросила за спину длинные волосы цвета спелой пшеницы. — Должна же хрупкая женщина как-то прятаться от нежелательного внимания.

— Сказала та, кто недавно остановила две армии, просто встав между ними, — с отчётливым сарказмом произнёс Сталевар.

Миротворец только улыбнулась на это. Не рассказывать же, что без Комедианта, выступившего как усилитель, она бы на достигла такого эффекта.

Мегалодон осмотрел новое действующее лицо, о котором сообщила ему Воля, на этот раз глазами. Девушка хотя и скрывала лицо, но одета была не в популярный среди женщин-масок облегающий костюм, а подчёркнуто гражданскую одежду. Весьма… стильную. Только одна организация паралюдей, но словам капитана Рейнольдса, отдавала предпочтение такой «форме», символически показывающей невмешательство в противостояние героев и злодеев. Профсоюз Бродяг — Нейтралитет.

— Я правильно поняла, что ты не хочешь сражаться на чужой войне? — уточнила Миротворец, глядя Тайгеру в глаза. — В таком случае, у нас есть тема для разговора.

До недавнего времени подобная работа была совсем не по её профилю, но после того как Фэнг окончательно прописался в доме с мягкими стенами, кому-то пришлось взять на себя его дело. Утёс хорош, но он один, а лишившись Вездесущего, их организация начала испытывать определённые сложности. Это дело 53 выглядел весьма перспективным кандидатом. Самое интересное направление она могла назвать уже сейчас, но это требовало проработки. А пока…

— Очень и очень плодотворного разговора, я надеюсь, — улыбнулась Миротворец.