Сумасшествие всем миром (часть III) (гет)

Мы дрались там… Ах, да! Я был убит.

Н.С. Гумилёв

Объясню сразу — битву за Министерство, с которой началась Третья Магическая, мы проиграли. Как так? Да вот как-то так. Силы были неравные. Надо ли вспоминать? Давно было дело. Но, по крайней мере, Волдеморт тогда не возродился.

Мы отступили. Шеклболт остался Министром магии, если его можно так назвать. Артефакты поделились примерно поровну. У них оказалась Бузинная палочка без хозяина, меч Гриффиндора и свиток с заклинанием Волдеморта. У нас — Воскрешающий камень, мантия-невидимка и, конечно, крестраж. Да! И хозяин Бузинной палочки. Если я до неё когда-нибудь доберусь, чтобы это проверить. Мантия вернулась к Гарри — он к ней привык. Мне досталось кольцо. Носим их всё время с собой, чтобы не выкрали. Уничтожить Дары Смерти нелегко, да и жалко.

Таков был изначальный расклад, но за последующие четыре года случилось столько всего, что не упомнишь.

Значит, так. Сперва мы вели мучительную партизанскую войну, как в самом начале эпопеи с Реддлом. Дома под Фиделиусами, палочки под подушками, свои люди в Министерстве, их шпионы у нас, Обливиэйты, Морсмордре и прочее. Но, поскольку всех членов Ордена теперь знали поимённо, а Пожиратели множились как грибы и даже не носили Меток, погром следовал за погромом, провал за провалом, а кончилось всё второй битвой за Министерство, которую мы… проиграли тоже.

Впрочем, и Пожиратели после этого стали осторожней. Прекратили лезть на рожон, а устроили в Министерстве магии свой форпост, и все нападения теперь осуществляли оттуда. Мы, соответственно, заняли Хогвартс. К тому времени Орден существенно умножился, оброс семьями, сочувствующими и просто теми, кому было страшно снаружи. Места в замке хватало, а Пожирателей боялась большая часть населения. Но вставать на сторону Ордена многие тоже боялись.

Года два один древний оплот магии противостоял другому, ещё более древнему. Правда, зажатому в горах Шотландии. Без подъездных путей, не считая единственной железной дороги, которую эти сволочи сразу взорвали.

Без связи с мировой общественностью.

Без запасов Отдела Тайн и прочих запасов, которыми располагало Министерство.

Не считая Даров, самым полезным магическим приспособлением у нас долго оставался портрет Дамблдора, который образовался на прежнем месте, как только Гарри вышвырнул подделку в окно. А чего было ждать от школы? Шеклболт всё оттуда выгреб под эгидой обеспечения безопасности. Ещё до попытки призвать Реддла из Арки (как будто без него скучно!).

В Хогвартсе хватало всяких замудрённых штук, вроде зеркала Еиналеж (в котором все видели только тёплые носки и бутерброды) и самоходных шахмат. Но для боя всё это мало годилось. Порадовали только оживающие доспехи. Минерва кое-как растормошила их и вытолкала из замка. С помощью этой пустоголовой, зато бессмертной армии, накопленного опыта и новых секретных заклятий, в основном произошедших из ругани, мы-таки взяли Министерство с третьей попытки.

Ну как — взяли?! Его пришлось разрушить до основания, так что Министерства у нас теперь нет. Связь с остальным Магическим Миром потеряна. И с магглами тоже. Перед тем, как всё рухнуло, эта скотина Шеклболт что-то где-то перезамкнул. И сбежал в леса со своей шайкой, которая уже разрослась до размеров хорошей армии. Он-то надеялся, что закрыв все границы, быстрее нас переловит. А в результате самому пришлось довольствоваться аппарацией в пределах страны и двумя радиостанциями. Одна — их, вторая — наша.

Настало средневековье. Сначала мы продолжали отбиваться от них, сидя в Хогвартсе, а они устраивали нам осаду, став лагерем в Запретном лесу.

Потом они захватили Хогвартс, и теперь уже мы — весь последний год — кочуем по разорённой стране, как бродячий цирк с волшебными палочками. Перемещаем свой палаточный лагерь каждую неделю, никогда не ложимся без часовых, никогда не раздеваемся на ночь. Гарри с Гермионой очень помогли организовать походный быт — они этой каши уже хлебнули. Феликс Фелицис мы теперь принимаем регулярно. С тех пор, как выяснилось, что Книга Мерлина крадёт удачу. Но много его не выпьешь — начинает действовать, как яд. Да и привыкание вырабатывается. Так что везёт нам… с переменным успехом.

И. Все. Эти. Долбанные. Четыре. Года! Годы войны, крови, разрушений, потерь, господимойбоже… Несмотря на все предложения заключить мир. Несмотря на явный абсурд происходящего. Несмотря на то, что все измаялись и устали, как черти, а наши дети растут не волшебниками, а странными, опасными для себя и окружающих недоучками. Несмотря на весь ад, который они устроили, эти свихнутые фанатики Пожиратели не оставляли надежды воскресить своего Тёмного Лорда. Чтобы уже окончательно накрыть Магическую Британию медным тазом и написать эпитафию.

Почему я говорю обо всём этом с такой уверенностью? Да потому что я знаю, про что говорю. Почему я знаю? Да потому что я возглавляю наш хаос. Который воюет с их хаосом. Я и глава Ордена, и верховный чародей, как теперь принято говорить. Правда, эта должность изначально подразумевала совсем другие обязанности, но кто это помнит? В эпоху средневековья быстро обрастаешь пышными прозвищами. А смысл один — я в ответе за всё. Я повинен во всех наших жертвах и поражениях. И цена побед тоже на мне. А ещё — контроль за поставками мыла и применением магии несовершеннолетними. Я — Джеймс Поттер. Уж какой есть.

Сам не знаю, как так получилось. Как-то само собой. Я не стремился стать первым, я вообще в это не вникал. Это даже не вполне моя заслуга. Магия точно не моя, и реакции, и чёртова Сектумсемпра, которая первое время вылетала сама по себе. Буквально — тянешься на кухне за ножом, и только его себе представляешь, как эта дрянь перерубает пополам шкаф над головой Лили.

— Учи окклюменцию. Я знаю, что ты можешь, — говорит она меланхолично, и мне хочется… убить кого-нибудь. И я иду убивать.

Да, моя заслуга состояла лишь в том, что мне, особенно в первый год, было искренне и глубоко наплевать, убьют меня или нет. Спал я или нет. Ел я или нет. Вообще на всё наплевать было, кроме как на войну с Пожирателями. Очень уж хотелось взять реванш за прошлые ошибки и вынужденное бездействие. А дома у меня такое творилось, что впору было вообще не возвращаться. Но не возвращаться я тоже не мог — такая вот штука! Я не то чтобы хотел этого — я всегда знал, что вернусь. Иначе всё было бы слишком просто. После того, что у нас с ней было, Смерть меня не брала. Натурально. Все заклятия — мимо. В какой-то по счёту битве за Министерство на меня даже свалился дракон. Думал — уже всё. Нет, откачали.

— Я тебя заговорила, — со странной улыбкой сообщала мне Лили, в очередной раз отворяя дверь. — Ужинать будешь?

Нет! О Мерлин! Нет, я лучше ещё поубиваю.

Да, первый год был самым сложным, потом я привык к нашей странной жизни. К нашей ненормальной семье. На что жаловаться, когда кругом война и вообще чёрт-те что?!

А вначале… Так сразу и не объяснишь. Она, Лили, как-то поделила в голове его смерть, которая сводила её с ума. И моё возвращение, которое её, конечно же, радовало. На фоне того, что она сходила с ума. Ну, а чего я хотел? Это же всё равно, что пропасть без вести на позапрошлой войне, а потом явиться через семнадцать лет — здрасьте вам! Дома нет, жена с другим, сын вырос и в лицо тебя не знает. Так, о лице вообще не будем.

Словом, такая вот ситуация. Рады будут тебе? Ну… рады. Кого винить? Некого. А тут ещё новые потери. И Снейп — куда же без него? Мне без него теперь вообще никуда. И Рональд Уизли — в том же зале Смерти. Там вообще многие остались, и жуткое название наполнилось новым смыслом.

Видимо, я тоже был не в себе, да и сейчас не совсем в себе. Видимо, мне нужен был адаптационный период. Беседы с колдопсихологом. Или хотя бы с портретом Альбуса Дамблдора, который у нас всегда за него. Осторожно привыкнуть к себе, к новой магии, к новой реальности. Ну да. Так всё и было.

Как сумел, так я и расшвырял первую пару Пожирателей в зале Смерти новой беспалочковой магией. Добыл палочку, и дело пошло веселее. Дальше помню обрывочно — видимо, голова ещё не вполне включилась. Я потерял из виду смертоносную в своём отчаянье Лили. Про то, что здесь сын, я и знать не знал. Меня тоже не узнавали, то есть узнавали не так, как надо. Но обдумывать это было некогда, потому что мы теснили Пожирателей из Отдела Тайн. Потом прорывались на верхние этажи — тоже вслед за ними. Всё заволокло дымом, народ разбегался. Потом Шеклболт вызвал Адское Пламя, которым накрыло весь атриум. А масок всё прибывало и прибывало, как будто они на месте почковались, и мы начали отступать, и мы…

Как картинка перед глазами: поздний вечер того дня я встречаю в Мунго. Там вывешивают списки погибших и раненых. В вестибюле страшная сутолока. Больница под Фиделиусом. Всех поступающих встречают авроры, которые решают: пропускать — не пропускать. Авроров осталось человек двадцать, теперь ими командует Фестус Уильямсон. Что с остальными и с самим Авроратом — неведомо.

У меня сотрясение мозга и лицо обожжено, но целители за полчаса с этим справляются, обещая, что шрамов не останется. На этот раз. И с головой тоже проблем не будет. Ну-ну. Смотрят с опаской. Опять называют меня чужим именем. Я пока что не возражаю — нет сил. Я уже начал кое-что понимать, но голова занята другими вещами. Нахожу своих по спискам. Лили сидит у Гарри, но она не в том состоянии, чтобы объяснять что-то.

Гарри тоже не в том состоянии — перелом ноги сросся, и он рвётся из палаты ещё за кем-то. Мать его отговаривает. Оборачиваются ко мне одновременно — одинаковые глаза, бледные лица. Лили больше не в синяках, хороша до дрожи, но я не узнаю ни причёску, ни взгляд. Тончайшие морщинки на лице, скорбные тени под глазами.

Мой сын. Наш. Гарри. Смотрю, как на своё отражение. Не могу сообразить, сколько ж ему теперь? Дурацкая мысль: «Хорошо ли он летает на метле?». Бред. Сон после смерти. Может быть, я призрак?

Палата переполнена, и остальные пациенты таращатся на меня с испугом. Выхожу в коридор — собраться с мыслями. Слышу вдогонку что-то про убийства и Азкабан. Лили начинает резко отвечать. Я стою, прислонившись к двери. В голове гул. То ли от снадобий, то ли от всего этого.

Минут через пять они с Гарри выходят, и мы отправляемся блуждать по этажам. Расспрашиваем, ищем какую-то Джинни. Потом всей семьёй сидим на полу в коридоре. Больше сесть некуда, а ждать долго — к ней не пускают. Я ещё не уяснил, кто такая Джиневра, но уже знаю, что ребёнка не будет. Круциатус, потом она сама видела, как сгорел брат… Мы сидим. Легендарные Поттеры.

Курим в коридоре больницы — я и Гарри. Всем на это плевать, у всех свои проблемы, а дым легко убрать магией. По привычке предлагаю сигарету Лили. Она ещё не вполне оправилась, так, может, ей полегчает? Лили смотрит на меня, смотрит и смотрит — и говорит, что бросила. В смысле, курить. Гарри начинает рыдать. Мы его утешаем, но всё, понятное дело, без толку. Мимо снуют целители. На стенах проявляются списки погибших. Гарри поднимается, чтобы проверить, кто ещё… кого ещё…

— Надо сразу забрать её отсюда, — говорю я сидящей напротив Лили, кивая на дверь, возле которой мы ждём. — Пожиратели обязательно полезут в больницу.

Сейчас им, понятное дело, не до того, а авроры больше не подчиняются Министру. Но это очень короткое затишье. Аврорат перестанет существовать, останутся только чёрные плащи и белые маски Смерти. Всё полетит под откос. Всё уже туда летит. Со страшной скоростью.

— Да, — хрипло отвечает мне Лили. — Нам всем надо домой.

Это дом Сириуса.

Мерлин, нет! Не могу.

«Ерунда, Джим, — говорит он. — Располагайся. Мой дом — твой дом. Забудь и живи».

Зеркало. Трещина срастается на моих глазах. Древний эльф-домовик таращится с недоверием:

— Чистокровный хозяин? Такие ещё остались? Не много ли хозяев на одного старого Кикимера?

Не могу, нет.

После выясняется, что и Лили не хотела там оставаться. Она в этом доме не прижилась, её терзали тени вчерашнего дня. Опять же, жить бок о бок с Джинни, как постоянное напоминание… Невозможно!

К тому же, здесь штаб Ордена Феникса. Ночь без сна. Люди приходят и уходят, раненые и списки павших, как в больнице. Спешное собрание — первое потрясение начинает всех отпускать, мы считаем потери и подводим итоги. Даже отмечаем моё возвращение. Какой-то сюрреализм! Поздравляют меня и Лили. Поцеловать её, что ли? В честь воссоединения. Уместно или нет? Лили роняет бокал, словно разливает кровь по светло-зелёному ковру.

Устал, как сволочь, и ни черта не соображаю. Мало кого узнаю. В голове — муть. Рем, Лонгботтомы, Дамблдор, у Рема остался ребёнок… всё, больше сознание не вмещает. Не знаю, как реагировать, не успеваю осмыслить даже то, что уже сказали. Не могу больше спрашивать — пропадает голос, боль в связках. Лили привычно достаёт флакон из кармана, подаёт мне:

— Прими, будет легче.

Молчит, ждёт, когда я выпью.

— Тебе нужно Оборотное зелье. Так просто невозможно. И горло перестанет болеть.

Мне не до горла. Надоело, что на меня все таращатся хуже домовика. Ну что? Что?! Это магия — вы не видели магии?! Это Волдеморт придумал — не я!

Я знаю, что списки на несколько страниц, я не виноват, что здесь я, а не ещё кто-то!

Непереносимо.

Ничего этого я, конечно, не говорю. Стою и глотаю зелье. Можно куда-нибудь в тихое место? Лечь хотя бы на два часа? Только не туда, не к зеркалу.

Хлопает дверь, влетает Гарри. Покрасневшие глаза, а под ними тёмные круги в пол-лица, но он полон решимости.

— А Книга-то! — выдаёт он тоном оракула. — Про Книгу уже спросили?!

Определяет по виду присутствующих, что ещё не спрашивали, глядит на меня. Вздрагивает, не вполне ещё привыкнув и ко мне, и к тому, что я собой представляю, но всё-таки договаривает:

— Папа, вы с друзьями забирали Книгу Мерлина из Хогвартса? Скажи только — да или нет?!

Я смотрю на него в полнейшем изумлении, которое, наверное, странно видеть на лице Снейпа.

— Вы пробирались на закрытый этаж? — тихо подсказывает Лили. — Находили там фолиант с пустыми страницами?

Она тоже осекается, встретившись со мной глазами.

— Это была Книга Мерлина? — спрашиваю я сипло. — Она зачем-то нужна?

Все взгляды обращены ко мне. Явно, я один тут не понимаю чего-то архиважного, но я успел привыкнуть к этому чувству.

— Очень нужна, — подтверждает, наконец, Гарри. — Ты помнишь, где она?

— Помню, разумеется, — отвечаю я в звенящей тишине. — Аргус Филч отобрал её у Сириуса, когда он ночью возвращался из башни Равенкло. Это было незадолго до нашего последнего Рождества в Хогвартсе. Или чуть позже?.. Словом, она должна быть у Филча вместе с прочими трофеями. Конечно, если он её не выбросил.

Я, собственно, не знаю, жив ли ещё старый Филч. Стоит ли ещё школа? Собрание мгновенно взрывается сонмом возбуждённых предположений и возгласов.

— И как же мы теперь попадём в Хогвартс?! — громогласно сокрушается Хагрид. — Наверняка там сейчас кишмя Пожирателей! А если они прежде нас Книгу отыщут?

— Странно, что её не нашли раньше! — недоумевает МакГонагалл, нервно ломая пальцы. — Аргус уезжал из школы вместе со всеми. Вероятно, нам следует для начала встретиться с ним. Вдруг он вспомнит про Книгу?

— Минерва, это не… — пытаюсь я внести уточнения, но Лили меня перебивает:

— Где же теперь отыщешь Аргуса! Джеймс, зачем вообще вы её тронули?!

— Зачем Сириус ходил с Книгой в башню Равенкло?! — подхватывает наш сын.

Зачем он ходил, как-то неудобно объяснять на собрании Ордена, а почему с Книгой…

— Это я и пытаюсь сказать, — я не знаю, как вообще можно говорить без голоса, но всё-таки продолжаю, держась за горло: — Гарри, эта вещь не выглядела, как Книга. Мы её трансфигурировали. На вид это был… — я закашливаюсь и просто обозначаю руками контур предмета.

Гарри хмурится, как и все, пытаясь понять, и вдруг издаёт такой вопль, что даже великан подпрыгивает на месте.

— Карта! — выговаривает наш сын уже на тон тише. — Карта Мародёров! Вы её не создавали заново, да?! Вы её переделали из Книги?! Вот же Годрикова… Я сейчас! Сейчас, подождите!

Начинает расстёгивать рубашку, но, не выдержав, разрывает ворот и вытаскивает на свет висящий на шее мешочек из кожи серебристой ящерицы.

— Гарри, ты что, всегда это с собой носишь? — негромко спрашивает Лили, наблюдая за ним чуть ли не со слезами.

— Мой подарок! — радостно оживляется Хагрид. — Знал же, что пригодится!

Гарри начинает копаться в своих припасах, потом разом вываливает на стол сломанный снитч, тусклый серебряный медальон, осколок зеркала и…

— Да, — говорю я, прокашлявшись. — Это она. Выглядит как обычный кусок пергамента. Книга была слишком громоздкой и заметной. Но нам понравились нанесённые на неё чары. Конечно, пришлось и самим немного поколдовать.

— О, Джим! — коротко вскрикивает Лили, берясь за голову.

— Не самый мудрый ваш поступок, мистер Поттер, — звенящим голосом произносит МакГонагалл, и мы оба невольно вздрагиваем — я и Гарри. — Вы писали в ней что-нибудь?

Мне становится не по себе под столькими напряжёнными взглядами.

— Только нарисовали карту Хогвартса, — отвечаю я тихо. — Ну и… заколдовали так, чтобы карта отпугивала посторонних. Чернила на ней проступали сами собой. В зависимости от того, кто хотел открыть.

— А можно… — после новой глубокой паузы начинает Стерджис, взлохмачивая свою соломенную шевелюру. — Можно посмотреть, как она выглядит на самом деле?

Наверное. Можно было бы. Но нужны четыре отпирающих слова, из которых я знаю одно. Ещё два мне подскажут, а третье... Я киваю и поднимаю волшебную палочку.

— Снитч, новолуние, мотоцикл…

«Говори, продажная шкура! Твоего Хозяина тут нет. А мы с тобой навеки!».

— Шпаргалка, — я ударяю палочкой по карте, и на её месте возникает огромная книга, занимающая почти всю ширину стола.

Чёрная кожа, тусклые серебряные застёжки, пожелтевшие листы пергамента. Ничего больше. Так она и выглядела, когда мы её откопали в заваленном подземном ходе, благодаря сверхъестественному нюху Бродяги.

Теперь все молчат минут пять — не меньше. Я уже не надеюсь получить объяснения, но очень хочется спросить, не за этим ли меня вернули из царства теней.

— Попробуем её уничтожить, конечно, — с несвойственной ей жёсткостью произносит Минерва МакГонагалл. — Но что-то я сомневаюсь в успехе. Раз для этого нужен был Отдел Тайн.

— Если б я только знал! — с мукой произносит Гарри, только что вернувшийся оттуда вместе со всеми. — Как теперь проникнуть в Министерство?!

— Никак, — соглашается Минерва. — И что делать с Книгой в Отделе Тайн, мы не знаем. Ибо наш друг оттуда убит.

Все подавленно молчат. Лили до крови закусывает губу. Гарри сгребает со стола оставшиеся сокровища. МакГонагалл возвращает Книге вид карты и до прояснения обстоятельств оставляет её у себя. Как наиболее опытная колдунья. И как директор Хогвартса, где эта штука пропала.

Орден продолжает совещаться и совещается до утра, но я, кажется, уже оказал всю посильную помощь. Не могу больше ни говорить, ни слушать, и Лили ведёт меня на самый верх — в комнату, когда-то принадлежавшую Сириусу.

— Мне кажется, у Гарри тебе будет лучше всего, — она говорит неуверенно, но пытается заботиться. — Он всё равно останется с Джинни.

Да, у них теперь всё решено. Будет или не будет свадьба — значения не имеет. Джинни к родителям не вернётся. Там горе, там тоже смерть. Не надо. Она и так не ест и ни к кому не выходит. Кроме Гарри. Ничего, они только начинают. Всё перемелется. С годами всё проходит. Или нет?

— Лили, хотя бы сколько лет прошло?

Лили зажигает палочкой настольную лампу возле стопки с учебниками, сбрасывает ворох одежды с кровати, расстилает постель. Я стою, подпирая косяк. Ноги не держат. Шок проходит, меня начинает трясти.

— Почти восемнадцать, — отвечает она, наконец. — Иди, ложись.

Падаю, не раздеваясь, на простыни. Уже всё равно.

— Сними плащ — неудобно.

А как он снимается? Какая-то штука странная, без застёжек.

— Там внутри застёжки.

Стаскивает с меня эту пожирательскую хламиду (это я в таком виде шатался по Мунго? Молодец я!). Разувает, снимает ещё что-то. Я таращусь на Метку. Лили набрасывает одеяло. Гасит лампу. Бледный свет фонарей с площади Гриммо. Её лицо, как под водой, в каких-то голубых бликах. В полусне-полуяви хватаю её за руку, не даю уйти.

— Лили, останься. Плюнь на всех. Я ведь вернулся. Я хочу вернуться. Я хочу…

Я хочу. Не знаю, я — не я. Как тут можно понять? Останься — какая разница?

Смотрит на меня с испугом. Наклоняется, целует в щёку.

— Спи, пожалуйста. Пожалуйста, спи. Это чудо, что ты вернулся. Это единственная хорошая новость. Это счастье… Гарри ещё не понял, он поймёт. Пожалуйста. Просто спи. Всё будет хорошо.

Столько лет миновало — чего я жду? Ускользает, уходит. Начинает плакать за дверью. И, пока она спускается с пятого этажа на первый, я слышу этот затихающий плач. Ни черта у нас хорошо не будет.

Не шевелюсь, не бегу её утешать. Пялюсь в потолок. Сна ни в одном глазу.

Семнадцать лет. Для меня-то они не прошли — вот, в чём штука! Для меня это одна короткая вспышка. Ярко. Зелёная.

Вырубаюсь на полумысли.

* * *

На следующий день я с утра пораньше отправляюсь в Годрикову впадину. А куда ещё? Чем раньше, тем лучше — зачем тянуть? Никому не говорю об этом. Хочу один. Убрать всё. Воспоминаний я не боюсь — это меньшая из проблем. Мне кажется, если я буду их бояться, Реддл опять победит. А он никогда не побеждал.

К чёрту Реддла. Надо как-то налаживать жизнь. Спать где-то, жить где-то. Забрать Лили с площади Гриммо — она там с ума сходит!

Открываю калитку, сбиваю ногой выскакивающую из травы вывеску про музей. И зачем-то продолжаю её пинать, пока из домика напротив не прибегает смотритель с речью о вандализме. Я поднимаю на него глаза, и он от меня отшатывается.

— Простите, но это мой дом, — объясняю спокойно. — Вам больше не надо за ним следить, я его уберу под Фиделиус. Но вы правы — глупо получилось! Не знаю, что на меня нашло.

Волшебник быстро кивает и медленно отступает к калитке. Мне ещё не раз придётся встретиться с подобной реакцией. Надо как-то к этому привыкать.

— Вы слышали о событиях в Министерстве магии?

Я пытаюсь улыбнуться. Он кивает ещё испуганней.

— Объяснять долго, но там сработал один магический артефакт. Я действительно Джеймс Поттер — понимаете? Вы не дадите мне ключи от дома?

Он левитирует мне ключи и поспешно прячется за калитку. Если я по совету Лили начну принимать Оборотное зелье, люди станут спокойнее реагировать?

Ставлю заклятие Доверия и ещё несколько охранных. Я уверен, Пожиратели ещё до вечера побывают в этих местах. Убираю палочку в карман. Чёрта с два я ещё когда-нибудь положу её куда-то, кроме кармана. Отпираю дверь, захожу в дом.

Всё обветшало, но всё, как было… вчера. Это же музей! Книги в гостиной, чашки на кухне. Ничего не сдвинуто, всё закреплено магией — мемориал памяти. Прохожу по тёмному коридору — пожелтевшие обои, запах нежилого помещения. Авада Кедавра. Дальше остаётся догадываться. Поднимаюсь наверх — ничего, можно жить. Проветрить, постели поменять…

Параллельная реальность — забытая на кровати заколка Лили. Разве такое возможно?

— Джим, пусти меня! Гарри сейчас проснётся, захочет есть. Отдай заколку, дай сюда, отдай мне!

— Мы тихо, он ещё час продрыхнет!

— Ты не умеешь тихо.

— Ну, тогда быстро.

— Не хочу быстро. Хочу… по-настоящему.

Шорох, шёпот, тихо опять не получается.

Голоса, навсегда затерявшиеся в доме — только я их слышу:

— Скажи мне, Лисёнок.

— Люблю тебя, дурья голова! Ну вот — разбудили!

Авада Кедавра. Я стою на пороге детской. Наружных стен нет, и части потолка тоже. Кроватка, комод, набитый детскими вещами.

Гарри гасит сигарету, гасит истерику, отправляется читать списки погибших.

Авада Кедавра. Всего их было три. И было это вчера.

Я пытаюсь вместить во «вчера» семнадцать лет, но как-то слабо выходит. Вообще никак. Сажусь на ковёр, изображающий квиддичное поле, гляжу на пасмурное небо в проломе. Кажется, будет дождь. Помрачение какое-то! То ли плач без слёз, то ли беззвучный смех — сам себя не узнаю. Мне кажется, даже реакции какие-то… не мои. Даже скорость мыслей не моя. Всё не моё.

— Если ты это скажешь, Сириус, я больше не посмотрю в твою сторону.

«Я вообще молчу».

«Да, Джеймс, мы оба молчим».

«Можем тихо с тобой посидеть».

«Будем тебя охранять».

«Ты же у нас теперь младшенький. Я загавкаю, если что».

— Сидите, чёрт с вами.

Лунатик и Бродяга. А что говорит Хвост, я не слушаю.

Выхожу оттуда через час. Ладно, детскую можно пока не трогать. Потом определимся с Лили, что тут сделать. С остальными приготовлениями я справляюсь быстро (дом как-никак мой), и к обеду возвращаюсь на площадь Гриммо. Гости разошлись — у всех свои проблемы, свои Фиделиусы. Гарри сообщает, что под окнами дважды появлялись Пожиратели Смерти. Но дверь не нашли.

— Надо замкнуть камины в отдельную сеть, чтобы ходить между домами, — говорю я, когда мы усаживаемся за кухонный стол. Больше для порядка. Аппетита нет ни у него, ни у меня. Хотя Кикимер неплохо готовит.

«Когда пожелает, он способен на многое. Подлое отродье! Не доверяй ему, Джеймс. Я серьёзно!».

Ладно, учту.

— Как вы тут?

Гарри делает безнадёжный взмах рукой, отодвигает нетронутую тарелку.

— Плакали с утра обе в обнимку. Потом мы все были в Норе — там живут родители Джинни. У них… ну, похороны завтра. Сейчас Джинни уснула. Мама собирает вещи. Я сам только вернулся. Навещал Гермиону. Помогал отправить её родителей обратно в Австралию. А, ну да! Ты знаешь Гермиону?

Что-то смутное. Смутно-пушистое. Тоже рыдала вчера у него на плече. Тут, на кухне. Но быстро куда-то делась.

Гарри устало потирает виски.

— У неё родители — магглы. Мы… В общем, мы дружили втроём с первого курса. Я, она и… Рон. Рональд Уизли. Из… последнего списка. Хотели сыграть сразу две свадьбы. Летом… Выпить, что ли? Не знаю, что ещё придумать. Кикимер, принеси Огденское!

Всё это он произносит примерно одинаковым тоном. Не потому что ему всё равно, а потому что нет сил на эмоции. Война есть война. В ней всё отвратительно. Гарри кивает, словно соглашаясь с моей мыслью, и тем же бесцветным тоном прибавляет:

— А насчёт мамы ты не думай. Она из-за тебя так же убивалась.

Не знаю, с какой стороны это должно меня утешить. Я вообще не знаю, что отвечать. Гарри вдруг тоже задумывается.

— Раз Гермиона теперь одна, не лучше ли ей пожить здесь? — соображаю я, заново прокрутив всё в голове. — Дом большой, и он под Фиделиусом.

Мне сложно разобраться в ситуации, но в этот раз я, кажется, угадываю. Гарри слегка светлеет лицом.

— Да, ты знаешь, я и сам хотел… Можно, да?

Можно ли? Этот детский вопрос я неожиданно ощущаю, как пощёчину.

— Это твой дом, Гарри. Сириус оставил его тебе, — отвечаю я очень тихо. — Не мне выбирать, кому тут жить. Но я верю, что ты не ошибёшься.

Повисает неловкое молчание, но тут к счастью прибывает Огденское.

— Ты только не пугайся, если что, — предупреждает меня сын, подманивая палочкой бутылку. — Мама почти никогда не спит, и у неё бывают… странности. Не опасные. Дело в том, что она крестраж.

— Что это такое? — я заставляю себя поддержать разговор.

Гарри хмуро размышляет о чём-то, разливая вино без магии. Даже ему не слишком со мной уютно. Кажется, со Снейпом они были на ножах. И почему я не удивлён?

— Потом объясню. Это лучше на трезвую голову, — решает он, наконец, и улыбается. Неожиданной и быстрой улыбкой Лили.

— Пап, ты знаешь, ерунда такая в мыслях! Всю жизнь думал, что бы тебе сказать, про что спросить, а тут всё повылетело из головы. Но я жутко рад, правда! Нет — счастлив. Чёрт, не знаю, что в таких случаях говорят!

А бывали такие случаи?

Я молчу. Просто смотрю на него, и у меня нет слов. Ещё Годрикова впадина эта! Очень постепенно до меня начинает доходить общий смысл всего — того, что на виду, и того, что скрыто за белыми пятнами пропущенных лет.

— Джинни вообще никакая. А вы бы что делали, если б меня убили? — этим вопросом он оглушает меня после второго стакана.

— Это не одно и то же, — отвечаю я сдавленно. Никак не могу приспособиться к новому голосу.

— Для Джинни разницы нет.

Вино потихоньку проникает в мысли.

— Мы бы хуже, чем умерли, — я стараюсь отвечать вразумительно, пока меня совсем не накрыло.

Я ведь даже не знаю теперь, сколько могу выпить. Что, если я вообще не пью? Или я алкоголик? Снейп-алкоголик! Пожалуй, хлебну ещё. Хлебнув, прибавляю глубокомысленно:

— Но, наверное, продолжали бы бороться.

Если бы Лили не загремела в дурдом от такого. Насчёт себя не знаю. Я бы осатанел, скорее всего. И гонялся бы за Волдемортом, чтобы его прикончить. Пусть голыми руками.

— Не знаю только, вместе или порознь, — довершаю я свою мысль.

Я и сейчас этого не знаю. Но в том-то и дело, что мы не могли, совершенно никак не могли его потерять. Не хочу представлять себе мир, в котором я бы жил, а он погиб. Видимо, тут бы жизнь и закончилась. Остались бы только месть, снег, пепел… души. Что угодно лучше. Лучше умереть. А так, как сейчас — лучше и не бывает. Надо только привыкнуть.

— Но такое не проходит, ты прав, — прибавляю я, допивая второй бокал. — Люди учатся жить с болью. В идеале. Но всё-таки присматривай за своей Джинни.

Это он умеет, наш ребёнок — жить с болью и с чувством вечной потери. Настолько умеет, что не знает, как иначе. Привыкай, сынок, теперь мы у тебя есть. Папа и мама. Лучше поздно, чем никогда. Чёрт. Где Огденское?

— Кикимер, ещё бутылку!

— Может, останетесь, поживёте с нами немного? — спрашивает Гарри с беспокойством. — Вы же пока оба… Не совсем привыкли.

— Ну как ты это представляешь? — я пытаюсь взъерошить себе волосы, но соображаю, что не получится. — Будем привыкать постепенно, ходить друг к другу в гости. Так лучше, Гарри, поверь мне.

Меньше горя в каждом доме.

Просто я не уверен в себе, не уверен, что не полезу на стену. И Лили, по-моему, едва держится. Я уже в курсе, что у неё была схожая с моей ситуация. И она как-то приспособилась, научилась воспринимать взрослого сына. Я, видимо, не смогу. Наверное, в Лили силён материнский инстинкт. Или сказывается то, что она всё-таки прожила эти годы, даром что не помнит их. Для меня Гарри скорее, как младший брат. Впрочем, я всегда жалел, что у меня нет брата. Даже завидовал одно время Сириусу. И вот — мечты сбываются! Но как-то причудливо. «Причудливо» — не моё слово. Остаточная память, что ли? Надо полагать, от вина.

Ещё через полчаса мы садимся в обнимку и бодро распеваем гимн Хогвартса. А что ещё делать? Тьма наступает. Жизнь — мираж.

Лили спускается в кухню на звуки гимна. Спотыкается на лесенке и стоит там, потирая подвернувшуюся ногу.

— Совести у вас нет, — сообщает она устало. — Девчонка только уснула! Зайдите ко мне, как протрезвеете. Я почти собралась.

— Если что забудем, ты уж нам напомни. А если не знаем, ты нам объясни! — отвечаем мы хором.

— Хороши! — оценивает она, не сводя с нас взгляда. — Больше одной бутылки им не давай, Кикимер.

Поворачивается, чтобы уйти, замирает в дверном проёме.

— Джеймс…

— Да, Лисёнок?

Вздрагивает, произносит на тон тише:

— Я не хочу ночевать здесь.

Уходит.

Выдержав паузу, мы тоже покидаем кухню. Напившись чего-то отрезвляющего из домашних запасов Кикимера и дружно умывшись ледяной водой из змеиных кранов на кухне. Гарри будет помогать с переправкой вещей через камин. Поэтому он поднимается со мной на второй этаж и стучит в дверь.

— Мам, ты идёшь? Мы уже в форме!

Ответа нет. Я толкаю дверь.

— Да, минутку, — Лили сидит в кресле перед огромным зеркалом и отвечает таким тоном, словно ей осталось подкрасить губы или поменять серьги. А сама беспорядочно, резкими движениями ножниц кромсает волосы. Рыжий пух устилает весь ковёр у её ног.

Я трезвею мгновенно. Не после Огденского, а вообще. Шарики встают на ролики. Я наконец врубаюсь во всю нашу ситуацию. Резко и сразу.

— Мам, ты уже постриглась? Можем идти? — слышу я спокойный, очень спокойный голос моего сына.

Он убит, он совершенно подкошен горем со всех сторон, он дико вымотался, и вообще у него в глазах какая-то бесконечная усталость. И всё же, он так смотрит на нас — на меня и на Лили — что ни она, ни я не смеем сказать при нём ничего такого. Ничего такого, что покачнуло бы миф о Поттерах. Мы с ней даже берёмся за руки. Пойдём, Лили, пойдём. Незачем заполнять этот дом призраками, то есть нами. Оставим его молодым и вернёмся к себе. Там наши чашки и книжки, там, может быть, как-нибудь, чёрт знает как…

Я до сих пор не знаю, почему она согласилась вернуться в Годрикову впадину. Возможно, как и я, надеялась, что со временем всё срастётся. Возможно, ей слишком не хотелось оставаться на площади Гриммо, но не было сил что-то придумывать. Или ей вообще было всё равно, куда её ведут.

Но так началась наша странная, призрачная жизнь. Неважно, мы семья, и мы друг друга любим. Как можем. Это очень много в условиях бесконечной войны. Семья Поттеров. Легенда. Мы до сих пор поддерживаем боевой дух в товарищах своим единением и готовностью к борьбе. А всё, что происходит за стенами нашего дома, остаётся в его стенах. С первого вечера.