Легенда о Чхве Ёне (гет)

— Удалось что-то узнать о мздоимстве Синдона? — Ногук сидела за столом, изучая какие-то записи, и даже не подняла головы, когда дама Чхве вошла в её покои.

— Нет, ваше высочество: много подарков приносили ему, но от всех он отказывался, и чиновники мзду сулили, да тот не купился.

— Отчеты, что монах его величеству приносит, я тоже видеть должна, — проговорила королева.

— Они здесь, ваше высочество, — дама Чхве добавила к общему беспорядку на столе ещё три свитка.

— Хорошо, я их изучу. Известно ли о случаях избиения недовольных землевладельцев, гибели освобождённых рабов или совершения ими преступлений?

— Нет, ваше высочество, — обречённо вздохнула дама Чхве.

— Что чиновники Совета?

— Как вы и приказали: бьют челом и пишут прошения.

— Что король?

— Его высочество спит, — принцесса Юань подняла голову и смерила придворную даму удивлённым взглядом.

— Как спит? Ведь уже полдень.

— Спит, и добудиться не могут.

Ногук вскочила на ноги и направилась к выходу из своих покоев.

— Ваше высочество, королева, — не позволив евнуху договорить челобитную, принцесса распахнула двери в покои мужа.

— Ваше высочество, поднимайтесь! Уже полдень — вас ждут дела.

— Неужели и вправду так поздно? Что же это я? — проговорил Конмин, спуская босые ноги с постели.

— Я помогу вам одеться, — произнесла королева, приобняв мужа за плечи.

— Нет вестей от генерала? — спросил Конмин, продевая руки в рукава украшенной замысловатой вышивкой длинной рубашки.

— Нет, ваше высочество, — ответила Ногук.

— Этот человек возненавидел меня? Уже несколько дней, как он во главе четырёх армий отправился на север и думает, что я не заслуживаю знать, что происходит?! Я приказал выковать для него золотые наручи, так он отказался надеть их со словами, что золото — хрупкий металл и не защитит его руки от меча. Нет, он точно возненавидел меня. Так и уехал, надев только лёгкий доспех. Как в таком виде он собирается победить армию Юаня?

— Ваше высочество, что с вами? — произнесла королева, растерянно замерев посреди комнаты с кушаком в руках.

Конмин взял кушак из её рук и подпоясался:

— Вы думаете, он уже пересёк границу? Хотя нет, если бы он пересёк границу, я бы уже получил короткое сообщение: «Армии пересекли границу», — всего три иероглифа, разве это сложно?! Дальше я сам, королева, — проговорил он, накидывая халат.

— Что же случилось с Небесным лекарем? — Ногук растерянно смотрела в глаза супругу.

— Что же с ней может случиться, когда на охрану дома генерала я не пожалел целой армии: только у принца Ток Сона было больше солдат. — Король подошёл к своему столу и взял кисть в руки. — Говорят, её часто видят на рынке. Вы считаете, что нам стоит наведаться? Своей жене Чхве Ён, должно быть, шлёт пространные письма с описанием природы и обещанием скорейшего возвращения. Вы думаете, мне будет позволено прочитать одно? Едва ли… раз гонцы генерала минуют дворец, в письмах он называет лекаря «моей милой», едва ли мне понравится такое обращение.

— Ваше высочество, умоляю, вернитесь к действительности! — воскликнула Ногук.

— Да, вы правы. Сколько прошений накопилось — никогда столько не видел. Я уверен в том, что мне стоит провести земельную реформу: то, что я смог отправить с командиром только восьмитысячную армию, печалит меня. Чиновникам будет сложно поддержать мой план, но придётся их заставить, — король опустился в кресло, юаньская принцесса подошла к нему, обняла за плечи и прижалась щекой к его виску.

— Ваше высочество, взгляните на эти отчеты, вы получаете их каждую неделю с тех пор, как командир нас покинул, — земельная реформа идёт полным ходом, и численность корёских армий возросла.

— Отлично, значит, я смогу отправить генералу подкрепление. Три отчета — три недели: не думал, что прошло уже так много времени, — так и вижу, как генерал сейчас рыбачит на берегах Амноккана. Ничего не слышно, река сильно разлилась? Половодье должно помочь генералу и не позволить Юань подтянуть основные войска.

— Ваше высочество, — королева обняла голову мужа и разрыдалась. — Вам так тяжело пережить это всё, что вы решили просто забыть о случившемся?

— О чём вы, дорогая? Отчего ты плачешь, жена?

— Вспомните, что случилось возле небесных врат месяц назад, вспомните, — проговорила Ногук сквозь слёзы.

— Отчего же не вспомнить, я не забыл: Чхве Ён убил Ки Чхоля, — досадное происшествие. Всегда хотел, чтобы этот человек либо перешёл на мою сторону, либо соблюдал нейтралитет, но тот, должно быть, угрожал Небесному лекарю.

— Да, и Небесный лекарь вернулась на небеса, — королева вытерла слёзы.

— Сердце Чхве Ёна должно быть разбито, теперь понятно, отчего он мне не пишет.

— Вспомните, ваше высочество, какой ценой досталась генералу победа в том поединке.

— Он… — Конмин закрыл глаза и сжал виски руками, — он едва дышал, не мог пошевелить руками из-за нарывов, которые изуродовали его тело, и онемел.

— Так и было, ваше высочество, — подтвердила слова мужа Ногук.

— Он не хотел жить, — принцесса Юань обошла кресло мужа, опустилась ему на колени и стала целовать сжимавшие его виски руки.

— Нет, не утешайте себя этим, ваше высочество: Чхве Ён хотел жить! Он своей кровью начертал на рукаве моего платья: «Я, воин Корё Чхве Ён, хочу жить», — это было его последнее послание вам. Я не уверена в том, что руководило им, но у него была надежда, вера и цель, он отчаянно боролся за жизнь. Возможно, он хотел вернуть земли до Амноккана, чтобы небесные врата оказались на территории Корё.

— Прекратите, не говорите больше. Синдон, — произнёс Конмин и застонал, — где тело, где? Я должен похоронить его, — король выбежал из-за стола и направился к выходу из своих покоев.

— Нет, ваше высочество, нет, не делайте этого, -принцесса Юань нагнала мужа в дверях и повисла на его плечах. — Просто вернитесь к делам — не позволяйте этому монаху лишить вас всего, что было получено кровью Чхве Ёна, не допустите того, чтобы этот человек умер зря — живите дальше.

* * *

— Эй, Тоги-я, а командиру полегче: твоя зеленуха, гляди, отлетает, а под ней кожа такая тонкая, розовая. И что теперь? Что? Зеленуху на другую менять? Ну, это тебе, конечно, виднее Тоги. Я тогда пойду, порыбачу: а ты здесь сиди, никуда не выходи, — это я тебе теперь самое что ни есть дорогое доверяю, так что не подведи меня, — произнёс Тэман и вышел из землянки.

* * *

— Гляди, Тоги: улов-то какой, — этак и командиру не каждый раз на рыбалке-то везло. А это я по рынку проходил, вот гляди: соль, рис, свининка, капустка да и зеленуха всякая. Сейчас супчик заварим, а эту мелочь с солью засушим — я погрызу. — Хозяйка королевского сада оглядела парня недовольным взглядом и со всей силы ударила его по плечу, сопроводив наказание бешеной жестикуляцией. — Ай, чего дерешься, Тоги-я? Что не так сделал-то? Думаешь, я это всё украл?! Этак ты думаешь обо мне?! Да кабы я крал, командир давно уж прибил меня. Это я по рынку проходил, мужик какой-то меня узнал и говорит: «Жив Чхве Ён или нет?» Я сперва не понял, про кого это он, но как до меня дошло, что он про командира талдычит, я и говорю: «Жив мол, только болен, в себя не приходит». Ну, тогда он мне отвесил полной мерой — едва дотащил — а ты дерёшься. Вот, теперь сама готовь раз так. — Хозяйка королевского сада разбирала еду, пока Тэман, убедившись в прежнем состоянии больного и развалившись у противоположной стены, наблюдал за ней, удовлетворённо почёсывая живот. — А что на рынке-то творится, Тоги-я, это я ошалел, такое светопреставление. Рабов-то всех освобождают, в янины записывают с землёй, а, кто не хочет в янины, того — в армию и на север. Вот, куда беднягам деваться? Налог-то платить никто не потянет — они все в армию и записываются. Магистрата из какого-то захолустья привели в цепях — смотреть страшно — большой, как наш командир на вид. Так он, говорят, отказался незаконные земли отдавать, а рабы за него и встали. Так, было за ним триста рабов — целая деревня — и жили, говорят, душа в душу, а налог он один и платил. Словом, каждый своё имел, даром только что рабы, а теперь его за измену и казнят. А когда я через лес-то шёл с этакой ношей, Тоги, чую — следят за мной: я зайцем петлял, едва ушёл, — так что давай командира быстрее лечи. Я в следующий раз выберусь на рынок, мужика того встречу, лошадей попрошу…

* * *

Придворная дама вбежала в покои королевы:

— Ах, ваше высочество, беда! Сурибан отказываются служить, племянника моего названный дядька народ на рынке мутит: в городе неспокойно. Реформа не только богачам не по нраву, но и не все рабы свободы хотят: так жили и знали как и чем, а то опять же надо за кусок хлеба бороться.

— Как далеко всё зашло? — Ногук поднялась из-за заваленного бумагами стола.

— Всё так серьёзно, что до восстания не далеко, а вчера к тому же привели в цепях магистрата из дальнего захолустья: он воспротивился отъёму земель. За ним за одним была целая деревня записана — триста человек. Так, как пришли их освободить, он — мечом махать. Угомонили его быстро — даром что большой как медведь, право, что мой Ён был с виду, — только пока обхаживали его, эти рабы разбежались и теперь по лесам разбойничают.

— Когда магистрата будут судить? — спросила королева.

— Судить некого, ваше высочество, — дама Чхве пожала плечами. — Был магистрат и нет магистрата: его и пытать не успели, сам сразу во всём признался, лишь бы попроще да побыстрее помереть.

— Скажи чиновникам, чтобы выступили в защиту магистрата, а я должна с Сурибан встретиться, — королева стала разбирать и убирать бумаги.

— С Сурибан сложно встретиться, они постоянно меняют место стоянки, — дама Чхве с беспокойством посмотрела на подопечную.

— Вы говорите, что они мутят народ, — улыбнулась королева, — для этого необходимо появляться в самых людных местах, особенно на рынке, почему бы мне не прогуляться там под видом простой горожанки?

— Это очень сложно, ваше высочество! — воскликнула придворная дама и опустилась на колени.

— Я не понимаю, о каких сложностях может идти речь: я накину плащ с капюшоном, а ты позови Чхунсока и собирайся сама, — мы пойдём втроём.

— Ваше высочество, милостью королевы…

— Даже не начинай: говорить не о чем, — проговорила Ногук и отвернулась от наперсницы.

Принцесса Юань во второй раз была на рынке: только на этот раз танцы рыночных плясунов, качели, напёрстки и другие игрища занимали её куда больше, чем странное возбуждение, владевшее людьми на улицах столицы, — она не чувствовала угрозы. Королева с люботством рассматривала живые, не равнодушные лица своих подданных и мечтала, как однажды, когда эта страна возродится из пепла, она с мужем сможет спокойно, не пряча лица, гулять по этому рынку. Будет ли у них охрана? Конечно, будет только не охрана, а — приятная компания, дружеская компания верных людей: генерала, который один в бою стоит двух тысяч воинов, и способного воскресить мёртвого лекаря.

— Вот он, Намбо, там смотрите, ваше высочество.

Дама Чхве указала на крепкого старика с окладистой седой бородой и разбойничьими глазами, который стоял, опираясь о косяк ворот таверны, и голосил на весь рынок:

— Рисовый суп и байки из дворца… лучший суп в столице — заходи, налетай. Суп — две монеты, а байки — бесплатно: уши развесь и слушай.

— Пойдёмте, я хочу попробовать этот суп, — проговорила королева и решительно перешагнула через порог.

— Был у нашего короля глупый пёс: король для него горелой корки жалел, на цепи держал, бил так, что тому и жизнь не мила, а пёс всё дичь таскал да руки лизал. Спустил король пса с цепи, и тот ему жирных кроликов собрал, только король наш добра не помнит: когда пёс в силу вошёл, его варить и стали. Уж так тому псу больно было, пока кишки отбивали, что пёс сбежал. Только недалеко убёг, когда на короля крысы напали, пёс к нему на брюхе приполз и всех крыс загрыз. Тогда король пса опять на цепь посадил, а пёс ему опять руки лизал. Вот как-то сорвался пёс с цепи и злейшего врага нашего короля загрыз. Только враг тот пса королевского сильно покалечил, ну, зачем королю пёс покалеченный?! Что с покалеченного взять: разве что мяса шматок, — вот король шкуру с живого содрал, кишки вытащил, а пёс всё умереть не может. Пожалел король пса и яд тому поднёс, только пёс и тогда не сдох. Что же делать? Мясо отравлено, а пёс не сдох — решил король пса в грязной луже утопить… Вот так не стало пса, и некому юаньских крыс извести: вот, как придут юаньские крысы, и нам, и королю — конец… Ах красавица, ну, что за красавица, нравится тебе мой супчик? — Намбо ходил взад-вперёд по таверне и, наконец, заметил необычную гостью.

— Нравится, батюшка, — проговорила Ногук и заглянула в глаза разбойнику.

— А чья ты будешь, красавица? — проговорил Намбо, подсаживаясь к понравившейся ему женщине.

— Я женщина короля буду, того самого, что пса своего верного живьём сварил. Прослышала я, что тот пёс был вам, батюшка, в родстве, и пришла спросить, что вы хотите за смерть пса? Жизнь короля или трон короля?

— Королева… — выдохнул Намбо и покачнулся.

— Да, я, королева Корё, принцесса Юань, дочь императора Вей, склоняю голову перед единственным родственником генерала королевской гвардии Чхве Ёна, которому не безразлична его смерть, — юаньская принцесса опустилась на грязный пол перед разбойником и пройдохой, дама Чхве отчётливо застонала, а Чхунсок схватился за гарду своего меча, готовясь сбросить ножны. — Я та, на руках которой умирал этот человек, я та, жизнь которой он спасал столько раз, что я уже потеряла счёт, я та, кто готова исполнить ваши притязания и свершить месть, я та, кто просит выслушать и простить. Что вы будете делать, свергнув короля? Сами займёте трон? Если это так, то я немедленно приведу к вам своего мужа, и он откажется от престола.

— Королева… — Намбо не мог поверить собственным глазам, он попытался вскочить с места, но принцесса Юань вцепилась в ноги разбойника.

— Отвечайте же, отвечайте или выслушайте меня. Я своими глазами видела смерть Чхве Ёна, поверите ли вы мне, если я скажу, что он жив? Поверите ли мне, если я скажу, что король не виновен в смерти генерала? Поверите ли мне, если я скажу, что он стал жертвой обмана? Поверите ли мне, если я скажу, что обман свершил человек настолько гадкий, что гаже его не носила ещё эта земля? Этот человек прикинулся лекарем и убедил моего мужа в том, что ваш племянник не хочет жить, он убил Чхве Ёна руками моего мужа, он — монах Синдон. Поверите ли мне?

Намбо не мог долее смотреть на обливающуюся слезами, коленопреклонённую женщину:

— Я верю вам, ваше высочество, верю.

— Верите? — королева, казалось, сама не ожидала столь быстрого и пылкого согласия, она вытерла слёзы, молитвенно сложила руки и оперлась локтями о колени разбойника. — Тогда не мутите народ, а займитесь поисками племянника: в последний раз его видели в лесу Папён на красной земле: те, кто должны были похоронить его там, были избиты до смерти. Помогите мне, я свергну этого монаха. Он поплатиться за все страдания Чхве Ёна.

* * *

— Я собрал вас здесь, чтобы обсудить приказ о снижении ставки налога для освобождённых рабов. Согласно этому приказу освобождённые рабы не будут платить налог в течение первых трёх лет, а в течение следующих двух лет будут платить половину ставки налога. Землевладельцы, за которыми осталось меньше сотни рабов, отныне и впредь будут платить три четверти ставки налога, а землевладельцы, за которыми осталось более трёх сотен рабов, будут платить удвоенную ставку налога. Поддержит ли совет этот приказ? — король говорил, не поднимая взгляд.

— Совет поддержит приказ, ваше высочество.

— Милостью короля, ваше высочество, совет поддержит приказ.

Король поднял глаза и оглядел чиновников, которые вставали со своих мест и кланялись.

— Милостью короля, ваше высочество, приказ принят, — произнёс глава Совета.

Правитель удивленно оглядел своих подданных: его взгляд упал на место, некогда занимаемое принцем Ток Сона, и улыбающееся лицо монаха Синдона, — Конмин не смог скрыть изуродовавшую его лицо гримасу боли.

— Хорошо, тогда запомните, запишите и огласите отныне и впредь приказ короля. Обсудим ваши прошения, я никогда не получал их в таком количестве.

— Советник первого ранга, икджэ Ли Чжэхён просит милостью короля выслушать его, ваше высочество.

— Слушаю, — простонал Конмин.

— Народ на рынке волнуется. Уже месяц прошёл, с тех пор как генерал королевской гвардии Чхве Ён покинул нас, а могилы его как не было, так и нет. Прямой потомок правителя Чхунхона с шестнадцати лет проливал кровь за эту страну: многие хотели бы поклониться его праху, — а могилы как не было, так и нет. В народе ходят тревожные слухи о том, как умер генерал. Чхве Ёна знали по имени и в лицо, его пращур Чхве Чхун был создателем свода корёских законов, а его дед Чхве Он обучал короля Чхунмока литературе. Такой человек не может пропасть бесследно, не оставив по себе даже могилы. Успокойте народную молву, ваше высочество, расследуйте смерть генерала.

— Милостью короля, ваше высочество, успокойте народную молву, расследуйте смерть генерала.

— Милостью короля, ваше высочество, расследуйте смерть генерала, — затянули чиновники.

— Ваше высочество, слухи о смерти генерала вредят королевской семье: в народе вас обвиняют в гибели этого человека, — расследуйте его смерть, успокойте народную молву.

— Ваше высочество, королева просит арестовать лекаря Синдона, осудить и тем успокоить народную молву, — Ногук поднялась со своего места и присоединила свой голос к общему хору…

— Достаточно, — голос Конмина сорвался на крик…

— Милостью короля глава управления по упорядочению земель и податного люда Синдон готов представить еженедельный отчет, ваше высочество. За четвертую неделю со смерти генерала королевской гвардии Чхве Ёна было освобождено двести тридцать пять рабов и конфисковано в казну двести двадцать три участка незаконных земель. Численность ваших армий за прошедший месяц выросла на одну тысячу пятьсот сорок пять человек. Народ на рынке поёт и танцует от радости, славя действующего короля и совершенно мудрого монаха Синдона.

Король отчётливо застонал и уронил голову.

— Это ложь, ваше высочество, — Ногук вскочила с места. — Ваш народ боится перемен. Я была на рынке: не только землевладельцы не довольны реформой, но и многие рабы не хотят свободы, не хотят погибать в чужих землях, не умея владеть оружием, не хотят платить налог.

— Это обстоятельство милостью короля больше не является помехой, — проговорил Синдон.

— Ваше высочество, милостью короля выслушайте меня, — юаньская принцесса встала перед троном.

— Говорите, королева, — простонал Конмин.

— Слуги Синдона избили магистрата из отдалённой провинции, который воспрепятствовал отъёму земель. Магистрат заслуживает смерти, но как смерд посмел поднять руку на дворянина.

— Ваше высочество, это вопиющий случай: смерд не смеет поднять руку на дворянина, — накажите монаха, а слуги его заслуживают смерти.

— Ваше высочество, милостью короля накажите монаха.

— Ваше высочество, милостью короля… — заголосили чиновники.

— Ваше высочество, реформа встречает ожесточённый отпор. Прикажите арестовать Синдона на время расследования, — королева опустилась на колени перед мужем.

— Приказываю арестовать Синдона, монаха храма Пута, главного лекаря этой страны, главу управления по упорядочению земель и податного люда, — проговорил Конмин и схватился за голову.

— Приказ получил, ваше величество, милостью короля командир удальчи Чхунсок.

Принцесса Юань встретилась взглядом с уводимым под руки монахом, не оказывающем ни малейшего сопротивления аресту, и содрогнулась: в его взгляде не было ни тени страха — только торжество и угроза.

* * *

— Ах Тоги, хорошо мне с тобой и командиром, пожалуй, как он молчит да руками не машет, так даже и лучше. Да и ты, как драться перестала, — совсем хорошо. И на командира поглядеть — хорошо. Выглядит порядком, одна беда — спит и не шелохнется. Ну, если подумать, может, это не беда. Эй командир, снится тебе что-нибудь нет ли? Руки, глядишь, совсем зажили, только шея немного того ещё… Одно слово: «Молодец Тоги». Молодец, молодец. — Тэман лежал на земляном полу, довольно поглаживая живот и посматривая на свою спутницу хитрым взглядом. — И сам-то я сыт; не пыльно, не мокро — крыша над головой; на рынке бесплатно каждый день от пуза кормят; одна беда — помыться бы да постираться. Вот ты, Тоги, командира на дню несколько раз моешь да всё с какими-то отварами и притирками, так и меня помой. Я на рынок схожу, бочку принесу, да мы с тобой в бочку залезем и помоемся, как Тоги? — хозяйка королевского сада вскочила с места, схватила хворостину и стала охаживать парня со всех сторон, тот с трудом закрывался и уворачивался. — Ай Тоги, ну, чего дерёшься: уж поди неделю как не била, — опять за своё. Ай, за что Тоги, Тоги-я?

— Тэман-а, — крики и сотрясавший пространство топот заставили Чхве Ёна открыть глаза.

— Командир? Этак ты, командир, в себя пришёл?! Ах командир, ах Тоги, — Тэман подскочил к больному, приподнял и бросился обнимать.

— Сколько я так пролежал? — простонал Чхве Ён.

— Так? Это как? — переспросил Тэман, отпуская слабое тело.

— Как давно мы здесь? — генералу сложно было говорить, а недомыслие осчастливленного его воскрешением воспитанника раздражало.

— Здесь? Так уже месяц. Тоги тебя лечила, командир…

— Месяц? А полнолуние, когда полнолуние? — Чхве Ён попытался сесть, но это ему не удалось.

— Полнолуние когда? А зачем тебе?

— Тэман-а, я должен встать, — застонал командир королевской сотни, приподнимаясь на локтях и пытаясь скрутить своё тело, чтобы подняться.

— Куда, командир, совсем нельзя: я на рынок бегал, так по ходу обложили нас, — не выходи, командир.

— Тэман, скоро ли полнолуние? — мысль о приближающемся полнолунии одна занимала Чхве Ёна.

— Да, почём мне знать, командир? Хотя, если поразмыслить: когда тебя Ки Чхоль ухайдакал, было полнолуние, считай, две недели ты опосля умирал, потом месяц здесь лежал, так что неделя-две — не больше, а зачем тебе?

— Где мы, Тэман? — деятельное возбуждение, овладевшее Чхве Ёном, не позволяло больному осмыслить своё состояние.

— Так здесь, командир!

— Да где, сказать не можешь? Тэман-а… Руки не поднимаются, а то бы, — Чхве Ён кусал губы от бессилия.

— Этак у тебя руки не поднимаются, так ты мне тумаков навесить не можешь, а может, это и не плохо, командир? — Тэман был счастлив, похлопывая по спине улыбающуюся Тоги, которая была несказанно рада видеть, что её пациент пришёл в себя. — И голос у тебя хриплый, так и наорать на меня не можешь, а может, это и не плохо, а, командир? Эй Тоги, а чего это у командира руки не поднимаются и голос хриплый, я тебе как сказал лечить? Вот же Тоги, а туда же — дерётся, ну, я тебе счас, Тоги, — воспитанник генерала и хозяйка королевского сада носились по землянке, пока больной, уставившись в потолок, упивался собственными переживаниями.

— Три дня до Согёна — это, если мы от столицы недалеко, если во весь опор скакать. Тэман, мой меч принеси и лошадей достань, я должен встать.

— Командир, эй командир, ты чего?

Очередная отчаянная попытка подняться с постели оказалась не удачной: Чхве Ён оттолкнулся локтями и встал на колени — его тело несколько секунд балансировало в поисках равновесия, а потом повалилось на земляной пол. Генерал застонал и потерял сознание.

— Тоги! — Тэман бросился к Чхве Ёну и осторожно уложил его на лапник. — Чего это командир встать не может? Этак ты как его так лечила, что он обезножил совсем? Тоги-я! Чего? Чего говоришь? Долго лежал вот и обезножил. Ну, гляди у меня. Эй командир, очнись, командир… Всё завтра на рынок за лошадьми пойду, очнись, командир, кома-ааанди-ииир…

* * *

«Чхве Ён, слышишь меня, генерал?

Я твоего убийцу арестовать приказал.

Командир? Слышишь? Вернись, воин Корё.

Ты умер, и с тобой смелость моя умерла: посмотреть на него не могу, сердце заходится, — только королева ничего не боится, и от этого мне ещё тревожнее.

Вернись, командир, хоть живой, хоть мёртвый приходи ко мне: я спрячусь за тебя и мне ничего не страшно.

Чхве Ён, Ён, Ён-а».

— Милостью короля глава управления по упорядочению земель и податного люда Синдон.

— Ён-ааа, — Конмин проснулся от собственного крика и едва не свалился с кровати — плешивый монах нависал над ним.

— Генерал мёртв и сгнил в земле, ваше высочество, здесь я, монах храма Пута, могу вылечить любую хворь.

— Ты, — король вскочил на ноги, будто ужаленный, — ты… как ты здесь?

— Спросите меня, ваше высочество, о здоровье королевы.

— Что ты сделал моей жене, монах, отвечай, — Конмина трясло крупной дрожью.

— Завтра меня приведут на допрос, и я добавил яд в питьё королевы. Поспешите, вот противоядие.

— Монах… — застонал правитель.

— Завтра меня приведут на допрос, и я могу больше не сказать вам, когда в питье королевы окажется яд.

— Дорогая, моя дорогая, жена… — Конмин мчался по коридорам дворца, не чувствуя под собой ног, — королева, — он распахнул решётчатые двери покоев юаньской принцессы, — дорогая, жена, дорогая моя. — Король открыл занавеси алькова — постель была пуста, даже не смята. — Чхве Ён, где ты, вернись, Ён-аааа! Мне страшно, мне страшно! Моя королева, где она? Ён-ааа, спаси её и меня спаси, — король упал на колени и зашёлся криком отчаяния. — Нет, вот, вот она, — Конмин совладал с собой: королева спала за столом, положив голову на многочисленные отчёты и прошения. — Дорогая, проснись… вот, выпей. — «Яд!» — окрик покойного генерала предупреждением зазвучал в ушах короля. — Да-да, командир, если бы ты только мог говорить тогда, — пролепетал Конмин. — Дорогая, — Конмин поцеловал жену в губы — на вкус ничего необычного.

— Что с вами, ваше высочество? — дама Чхве и четыре гвардейца вошли в покои королевы.

— Правильно, сначала я, — Конмин глотнул из пузырька — на вкус обычная вода. — Теперь вы, милая, — Конмин поднёс пузырёк к губам жены и вылил содержимое ей в рот, юаньская принцесса закашлялась и открыла глаза, — жена моя, что с вами? — король крепко держал свою женщину в объятиях, не позволяя ей ответить…

* * *

— Милостью короля командир королевской сотни Чхунсок, для чхингук всё готово, преступник ожидает допроса.

Король, опустив голову на руки, сидел в зале приёмов перед Советом:

— Ведите, — обречённо прохрипел он.

— Синдон монах храма Пута, жизнь моя в милости его высочества, — старик тяжело опустился на колени.

— Ты, преступник Синдон, обвиняешься в тяжком преступлении: убийстве генерала королевской гвардии, особо приближённого к королю, хранителя королевской семьи Корё, прямого потомка правителя Чхве Чхунхона. Твоё преступление карается смертью. Признаёшь ли ты себя виновным? — проговорил Конмин.

— Нет, ваше высочество, я не убивал этого человека.

— Как же не убивал? — воскликнула королева и поднялась со своего места.

— Даже если я как главный лекарь этой страны перед лицом короля подтвержу, что воин Корё Чхве Ён мёртв, то как докажут это судьи? Где тело этого человека, которого я убил?

— Значит ли это, что ты, монах Синдон, утверждаешь, что командир королевской сотни жив? — королева поднялась со своего места и вела допрос, пока её муж безвольно сидел на троне, уронив голову.

— Нет, ваше высочество, я утверждаю, что генерал Корё Чхве Ён мёртв. Тот яд, что король ему поднёс… — по залу пробежал возбуждённый гул, — тот яд, которым король напоил генерала, — повторил старик, возвысив голос, — очень силён: достаточно трёх капель чтобы убить человека, поэтому им обычно смазывают стрелы. Чхве Ён знал этот яд и сопротивлялся ему, того количества, что его величество дал, достаточно чтобы убить тысячу воинов, — никто не сможет выжить после такого — но генерал сопротивлялся действию яда ещё сутки.

Конмин закрыл лицо руками.

— Так ты, смерд, утверждаешь, что не убивал Чхве Ёна, а это сделал король? Ты смеешь обвинять короля?

— Я утверждаю, что личный телохранитель короля Чхве Ён хотел умереть и принял яд от его высочества, — ему была оказана величайшая честь.

— Ты лжёшь, мерзавец, — взвизгнула королева, — я была последней, кто видел Чхве Ёна живым, и вот лоскут моего платья, на котором он кровью начертал: «Я, воин Корё Чхве Ён, хочу жить». Я видела Чхве Ёна, истекающего кровью, прикованного тяжёлыми цепями, измождённого отсутствием сна, еды и питья. Ты хочешь сказать, что всё это сделал с ним король?

— Я мог бы легко доказать, что её высочество лжёт, сказав, что воин Корё не умел писать, но перед лицом короля я вынужден рассказать всю правду, — проговорил Синдон, не отводя взгляда от раскрасневшегося праведной яростью прекрасного лица юаньской принцессы и… улыбаясь ей. — Меня пригласили вылечить умирающего, изуродованного кровавыми язвами, онемевшего человека, которого били судороги и мучила адская боль: человек не в состоянии выдержать такое. Что может и должен сделать лекарь в такой ситуации? Даровать больному милосердную смерть. Только генерал сопротивлялся моему благородному порыву, а король требовал вылечить его. Лечение, которое могло помочь этому воину, причиняло ещё большую боль, чем сама болезнь. Залогом выздоровления была полная неподвижность, поэтому генерал был прикован к постели тяжёлыми цепями. Эти цепи так пережали ноги и руки этого человека, что в случае выздоровления он никогда больше не смог бы подняться. Достаточно одного слова короля, чтобы я умолк навсегда.

— Продолжай, — проговорил Конмин, — уведите королеву.

— Нет, ваше величество, не делайте этого. Прошу, умоляю не надо, — дама Чхве обняла Ногук за плечи и повела к выходу из зала приёмов.

— Будучи полностью обездвижен, генерал, зная о моём желании даровать ему смерть, неделю не подпускал меня к себе — всё это время он конечно же не спал, ничего не пил и не ел. Бинты, которыми мои люди перевязали тело больного, были покрыты лекарством, но второпях они были наложены слишком плотно и душили его, не говоря о том, что покойный не позволял сделать перевязку. Увидев страдания Чхве Ёна, король пощадил своего верноподданного и поднёс ему яд, и, хотя этот человек и тогда отчаянно цеплялся за жизнь, Будда смиловался над ним. Так умер воин Корё. Зная, что не все подданные поймут поступок короля, я избавился от тела. Правду ли я сказал, ваше высочество?

— Монах Синдон сказал правду, освободите его, — проговорил молодой правитель, его лицо было покрыто смертельной бледностью. Конмин не мог поднять взгляд, но слышал гул голосов, обсуждавших его преступление, — он потерял всё: всех этих людей, которые никогда не будут верны ему отныне и впредь, всех, ради кого Чхве Ён проливал кровь.

«Нет, генерал умер зря, моя королева, он не должен был умирать», — думал король.

* * *

— Ваше высочество, королева смиренно просит об аудиенции.

— Я никого не хочу видеть, — Конмин сидел за столом в своих покоях, упиваясь собственным бессилием.

— Ваше высочество, королева смиренно просит об аудиенции.

— Ваше высочество, королева коленопреклонённо просит об аудиенции.

— Пусть уходит: все, все оставьте меня, — я заслужил это, — закричал Конмин…

— Расступитесь, именем королевы. — Принцесса Юань решительно распахнула решетчатые двери покоев супруга. — Ваше высочество, ваше высочество, — жена покрывала поцелуями лицо мужа. — Зачем вы сделали это, ваше высочество? Достаточно было сказать, что он лжёт, — он же лгал, ваше высочество. В словах этого мерзавца не было ни слова правды. Зачем вы сделали это?

— Мне было так страшно, жена, мне никогда не было так страшно. Он угрожал мне, что отравит вас: сегодня ночью он приходил ко мне. — Король страстно отвечал на ласки жены. — Если бы генерал, живой или мёртвый, встал передо мной, я бы и тогда не смог говорить.

— Хорошо, что вы рассказали это мне, — королева прижала голову мужа к своей груди. — Мы проиграли, я проиграла, но ещё не всё потеряно… Посетите темницу, ваше высочество, и поговорите с магистратом, пока он ещё жив. Теперь у нас нет выхода — либо мы, либо Синдон — если проиграем, вы потеряете власть, а я, возможно, — жизнь. Мы должны победить.

* * *

— Ваше высочество, глава управления по упорядочению земель и податного люда Синдон смиренно просит об аудиенции.

Ногук вздрогнула и подняла голову от бумаг:

— Не впускать его, — звон вынимаемых из ножен мечей вторил крику королевы Корё.

— Вы бросили мне вызов, ваше высочество, а в итоге пострадал король. Остановитесь, пока ещё не поздно, предупреждаю вас.

— Убирайтесь! Приказываю убить этого человека, если он ещё раз посмеет приблизиться к моим покоям. Чхунсок, командир удальчи, слышишь меня? — ответ, как и требовалось, был твёрдым и резким.

— Приказ получил, ваше высочество, — послышалось снаружи.

— Я, главный лекарь этой страны Синдон, могу вылечить любую хворь, я приготовил лекарство, которое поможет вам успокоиться.

— Заставьте этого человека выпить то, что он принёс мне, — вскричала Ногук.

— Он уже ушёл, ваше высочество, мы не успели к нему приблизиться, — проговорила дама Чхве.

Королева опустилась в кресло.

«Чхве Ён, где ты сейчас, как ты? Ты так нужен королю, живой или мёртвый приходи к нему, даже твоя тень способна придать ему сил.

Слышишь меня, генерал?»

* * *

— Эй Тоги, командир, поглядите-ка, что я притаранил. В этот котелок даже ты, командир, целиком поместишься. Счас воды нагреем и будем мыться, стираться, опять же ножкам твоим от того польза. И думаешь командир, как я это притаранил, думаешь на себе: под котелком по лесу полз? А вот и нет. Я этот котелок меж двух лошадей привязал, а сам на третьей ехал, ну, каков я, командир? А ты, как я погляжу, тоже времени даром не терял — уже на ногах стоять можешь.

Генерал Корё тяжело опирался на плечо Тоги, которая согнулась под его тяжестью, и стоял на своих ногах, его лицо искажала гримаса боли: к тому времени, как Тэман закончил свою тираду, Чхве Ён застонал и повалился на землю.

— Эт Тоги, Тоги, ты что творишь? Что это с командиром? Что говоришь? Больно — это хорошо? Да, что ты такое говоришь, Тоги?! Это как же командиру должно быть больно, чтобы он терпеть не мог?

— Умолкни! — гаркнул Чхве Ён, усмиряя разговорчивого парня.

— Молчу-молчу, а с голосом у тебя получше, командир: гляди, как гаркнул…

— Не радуйся. Это от того, что больно.

— Чхве Ён-и, ты здесь? — голос донёсся снаружи — Тоги закрыла собой больного, а Тэман принял боевую стойку и извлёк из рукава тонкий кинжал.

— Дядя? — генерал от удивления поднялся на локтях.

— Гляди-ка, живой и даже мало изменился: ну, осунулся, оброс... Да, смотреть страшно, но королева не обманула. — Коренастый старик с окладистой седой бородой и разбойничьими глазами вошёл в землянку. — Я бы раньше тебя нашёл, когда б не этот мерзавец шустрый. Я уж его и едой, и одеждой, и лошадьми приманивал, а всё одно: он зайцем по лесу петлял, и мои негодники никак его отследить не могли, — но вот, когда он у меня котелок попросил, я понял, что на этот раз не уйдёт.

— Королева? — простонал Чхве Ён и тяжело упал обратно на лапник.

— Да, приходила ко мне: в ногах валялась, чтоб мужа её простил. Ну, я не то чтоб простил — всё ж один ты у меня, хоть и названый, да племянник, но народ мутить перестал, — проговорил Намбо, усаживаясь на землю в головах Чхве Ёна и трогая его лоб.

— Дядя, где я?

— В смысле где? — Намбо взял племянника за руку и покачал головой. — В лесу Папён, за красной землёй, до Кэгёна рукой подать, у короля под носом.

— Значит, четыре дня, если во весь опор скакать, — только я так не смогу.

— Ты это о чём, племяш, умом что ли двинулся? Уж весь Кэгён знает, как тебя король пытал, так и не долго, — дядька Чхве Ёна оглядывал скромное жилище.

— Дядя, сколько до полнолуния осталось?

— До полнолуния говоришь? Не больше недели.

— Дядя, я на ногах не стою, и руки почти не двигаются, пальцев совсем не чувствую — через неделю я должен быть в окрестностях Согёна.

— Ведь точно двинулся, Чхве Ён-и, в себя приди, а то сейчас по голове получишь!

— Бей, сколько хочешь, дядя, только помоги на лошадь сесть, — простонал генерал.

— Пальцев, говоришь, не чувствуешь, как поводья будешь держать? Да ладно, на ногах не стоишь, как в седле удержишься?

— Поводья можно на руки намотать, а ноги — к стременам привязать, — Чхве Ён приподнялся на локтях и застонал.

— Может, тебя к постели цепями приковать? Вот так глядишь и начинаешь понимать изувера, — проговорил Намбо, заставив племянника принять прежнее положение.

— Дядя! — воскликнул Чхве Ён.

— Нет, на коня тебя посадить придётся: сейчас помоетесь — я одежду на всех принёс — и поедем в Кэгён, там тётка тебя быстро на ноги поставит. А пока лежи и не шикни. — Намбо поднялся на ноги. — Эй шустрый, давай воду таскай, мои негодники тебе помогут, да дров наберите побольше — королевского пса варить будем.

* * *

— Милостью короля, ваше высочество, прикажите допросить магистрата, — Конмин из последних сил заставлял себя выслушивать слова чиновников.

— Ваше высочество, реформа осуществляется с грубыми нарушениями.

— Ваше высочество…

— Прикажите привести магистрата и слуг главы управления по упорядочению земель и податного люда, — проговорила королева, поддерживая общий гул голосов, и монарх вздрогнул на своём месте.

— Ваше высочество, милостью короля глава управления по упорядочению земель и податного люда Синдон просит выслушать его.

— Говори, — ответил Конмин.

— Мои слуги заслуживают смерти, но они действовали без моего ведома.

— Отправлял ли ты их изымать незаконные земли магистрата? — король тяжело вздохнул, поглядел на жену и заставил себя работать.

— Отправлял, — последовал ответ.

— Значит, с твоего ведома действовали они, — заключил правитель.

— Ваше высочество, милостью короля магистрат Кан Мугён, — гвардейцы под руки ввели в зал высокого широкоплечего мужчину, и тот, сделав несколько шагов по проходу на нетвёрдых ногах, повалился на колени.

— Говори магистрат.

— Ваше высочество, я заслуживаю смерти, — Кан Мугён пал ниц перед троном, его тело заходилось мелкой дрожью, а из глаз лились слёзы.

— Говори магистрат, — повторил король.

— Я не знал о принятом законе и действовал непреднамеренно.

— Ваше высочество, королева Корё хочет свидетельствовать в пользу магистрата, — Ногук поднялась со своего кресла.

— Слушаю.

— Приведите свидетеля, — проговорила королева.

— Ваше высочество, милостью короля раб магистрата Кан Мугёна Гэук.

— Раб не имеет права свидетельствовать, — вскричал Синдон.

— Отвечай раб, как обращался с тобою магистрат, — король проигнорировал слова монаха.

— Как же, ваше величество, обращался он с нами со всеми вполне подобающе. Как ставку налога повысили, нам стало не по силам платить его. Так, мы и отдали наши земли магистрату и сами в рабство к нему подались вполне добровольно.

— Вашей милостью королева готова представить письменные доказательства слов раба: выписки из земельного реестра подтверждают законность приобретения земель; свободные граждане свидетельствуют, что все земли магистрата обрабатывались, а налог платил магистрат вовремя и в полном объёме, — королева положила на поднос евнуха короля две книжицы с закладками.

— Ваше высочество, доказательства свидетельствуют о том, что глава управления по упорядочению земель и податного люда совершил преступление.

— Ваше высочество, милостью короля прикажите арестовать главу управления по упорядочению земель и податного люда.

— Ваше высочество, милостью короля прикажите расследовать и другие случаи отъёма земель, производимые Синдоном.

— Ваше высочество, милостью короля…

— Молчать… — Конмин схватился за голову, — реформа земельная этой стране необходима и есть благо для неё, а результатов достигнутых Я, король Корё, оспорить не позволю.

— Ваше высочество, советник первого ранга, икджэ Ли Чжэхён просит выслушать его.

— Говори.

— Ни одно благое дело нельзя вершить с нарушениями, ваше высочество. Расследуйте действия Синдона: законные сделки оставьте в силе, а незаконные отмените. Монах заслуживает смерти.

— Ваше высочество, милостью короля прикажите арестовать Синдона.

— Ваше высочество, милостью короля…

Молодой правитель затравлено оглядел чиновников Совета, его взгляд остановился на искажённом яростью и страхом лице плешивого монаха:

— Приказываю арестовать Синдона, монаха храма Пута, главного лекаря этой страны, главу управления по упорядочению земель и податного люда, заковать в цепи, день и ночь держать под стражей.

— Милостью короля командир удальчи Чхунсок приказ исполню.

— Убери руки, пёс, — командир удальчи ударил старика по загривку, тот обмяк и затих.

* * *

— Всё закончилось, муж мой… на этом всё закончилось, успокойтесь: все ваши начинания во благо этой страны будут доведены до конца, только не этим чудовищем. — Королева обнимала и успокаивала мужа в своих покоях после Совета. — Может быть, не так быстро, как вы того хотели. Сейчас мы должны думать о командире. Сурибан найдут его, я уверена, уверена, ему удалось избежать смерти. Не знаю, как тяжело он сейчас должен быть болен, но теперь мы справимся. Ваше высочество, муж мой, ваше высочество…

«Наконец-то он обнял меня. Теперь главное ответить на его объятие как можно нежнее, чтобы не спугнуть удачу, просто прижаться к нему и замолчать. Вот так, теперь пусть говорит он».

— Я всё потерял. Чиновники никогда не будут верны мне как прежде. Гвардейцы королевской сотни тихо ненавидят меня за смерть своего командира. Чхве Ён умер, и с ним умерли моя смелость и мои надежды. Армии никогда не пойдут за мной — некому повести их. Моя королева, я всё потерял.

«Нет, убеждать и уговаривать тебя, глупый, я сейчас не буду — просто поцелую. Слышишь, Чхве Ён, тот, кто убил тебя, в темнице, в цепях, денно и нощно его охраняют верные тебе люди. Ты должен вернуться, чего бы тебе это не стоило: встань, поднимись, — ты нужен ему. Ты должен защитить его, хранитель королевской семьи Корё, ты клялся жизнью, ты обещал, иначе, что стоит она эта твоя жизнь. Ты должен вернуть земли до бурного Амноккана, и эта полноводная река защитит твою страну и твою женщину. Она скоро вернётся, так скоро, что не знаю, успеешь ли ты свершить предначертанное, поэтому встань сейчас. Слышишь меня, генерал?

Пока я успокою его, как могу. Вот так, теперь ты должен обнять меня крепче: ну, не так крепко, глупый, ты же сломаешь меня… И как теперь мне поднять руки, чтобы приласкать тебя? Отпусти немного, вот так, я хочу ещё раз поцеловать тебя. Подумай: вечер, ты в моих покоях, только этот тяжелый шёлк мешает, что же делать?» — королева ласкала мужа.

— Вы должны верить, ваше высочество, верить генералу. Всё, что случилось с нами за последнее время плохого, произошло от того, что вы не верили и не понимали его. Если этот человек хочет жить, то он выживет, если он не позволит — его не убить, ваше высочество, муж мой.

«Ну, наконец-то, в ваших объятиях так жарко, ваше высочество, что я с удовольствием расстанусь с верхней одеждой, по-моему, вам тоже жарко, ваше высочество, разве нет?» — король и королева помогали друг другу раздеться и направлялись к алькову.

— Ваше высочество, муж мой, проснитесь, — принцесса Юань поднялась на рассвете и стала будить супруга. — Вас ждут дела, вас ждёт страна, ваше высочество, и Совет, ваше высочество, — она гладила мужа по голове сперва нежно, потом всё настойчивее, но он никак не реагировал на ласку: его тело безвольно поддавалось её прикосновениям, — королева схватила супруга за плечи и затрясла, — ваше высочество, дорогой, милый, очнись, ну очнись же, что случилось? Ваше высочество… Дама Чхве, дама Чхве, король не приходит в себя. Дама Чхве, что с ним? Дама Чхве…

Придворная дама вошла в альков и поднесла руку к лицу молодого правителя.

— Дышит, по виду мирно спит.

— Я не могу разбудить его. Ваше высочество, ваше высочество, ну, что же делать? — сердце Ногук отчаянно билось. — «Нет, не может быть, только не это», — подумала она, а вслух сказала, — быстрее одеваться, дама Чхве, быстрее, — принцесса Юань вскочила с постели и, наскоро одевшись, направилась к темницам дворца.

— Преступник Синдон, высочайшей милостью ты можешь говорить с королевой, — стражник открыл тяжёлые двери темницы, и Ногук посмотрела в торжествующие глаза плешивого монаха.

— Королева Корё, принцесса Юань, дочь императора Вей милостью монаха Синдона я выслушаю вас. Моя иголка, наконец, подействовала. Впрочем, не торопитесь задать вопрос. Я, Синдон монах храма Пута, могу вылечить любую хворь и знаю, зачем вы пришли.

— Что ты сделал с ним, изверг, скажи что? — Ногук не смогла сдержать слёзы перед лицом врага и закрыла лицо руками.

— Как и любая женщина, ваше высочество, вы слишком импульсивны. Я же сказал, что вылечу ваш недуг. Вот лекарство, которое вы должны принять добровольно, — избавьтесь от доказательств моего преступления и главным образом от свидетелей — магистрат должен быть отравлен, вы должны сами поднести ему яд. Так, ваши нежные руки будут испачканы кровью. Завтра суд. Если вы хотите, чтобы король вёл его, то должны принять это лекарство. И ещё одно условие, если вы сами хотите жить, похороните Чхве Ёна: то тело или другое похороните под красной землёй. Это должно быть символично, красный цвет — цвет крови, которую он пролил за вас и этого никчёмного короля. Установите на красной земле поминальные столбы, пускай, они будут столь же высоки, как этот человек, отдайте ему последние почести — он заслужил их. Я сам скажу, что должно быть выбито на столбах. А теперь милостью моей вы можете идти, ваше высочество…