Половина лета (джен)

Войдя в небольшую уютную гостиную, Толя огляделся сначала с опаской, потом с любопытством. Было тихо, горели свечи. Мебель — маленькая, уютная, на окне — аккуратные занавески, по стенам — небольшого формата картины в безыскусно сделанных рамах.

Все вещи они свалили в кучу в углу прихожей, и госпожа ле Венар, стараясь не показывать своего волнения, смотрела на арбалет и составленные в углу пять шпаг. Войдя вслед за гостями в комнату, она пытливо осмотрела каждого из них по очереди. Толя под этим взглядом немного занервничал, но хозяйка вздохнула и сказала:

— Ну что же, господа, я не знаю, вправду ли вы служащие, но что не разбойники, это я вижу ясно. Позвольте мне теперь представиться, меня зовут Катарина ле Венар, в девичестве Монсермес, в данный момент вдова. Сын мой служит в кавалерийском полку королевской армии, дочь замужем в Феала. Камердинер мой недавно взял расчёт, а служанка отпросилась навестить родных, так что в доме я одна и поэтому поначалу так опасалась. Теперь, когда вы всё про меня знаете, я хотела бы узнать что-нибудь и про вас.

— Меня зовут Марк Майзер, — представился Хаурун.

— А я — Бартоломей Гак, — поклонился Магнус.

— Лукреций Сен-Аврор, — Лия также отвесила поклон.

— Винсент Кейни, — тихо произнёс Толя не своё имя.

— Олаф Дрей, — оборонил Люциус.

— И откуда же вы едете? — спросила ле Венар. Толя тем временем рассматривал её, решив, что опасности она не представляет, слишком по-домашнему она выглядела: шаль, волосы, связанные в пучок, скупые, но спокойные движения.

— Из Белого города, — ответил за всех Магнус. — А здешний содержатель постоялого двора был настолько неучтив, что взял на постой только наших лошадей.

— Видно, вы ему не понравились, — заметила хозяйка. — Такой он человек — не церемонится и подозрительных личностей выставляет за дверь. Ой, простите, я не хотела вас обидеть!

— Ничего, госпожа ле Венар, — успокоил её Хаурун. — Мы сами себя давно в зеркале не видели.

— Вы, наверное, голодны? — предусмотрительно спросила хозяйка. — Служанка должна вернуться только завтра, а у меня осталась еще дюжина яиц. Только мне нужен помощник, а то я в последние годы стала неловка. Сударь, не могли бы вы?.. — обратилась она к Хауруну, и тот, к ужасу Толи, просиял:

— Конечно, я буду рад вам помочь! Только вам придётся говорить, что мне делать, а то, видите ли, я не умею готовить…

— Ничего-ничего, — успокоила его госпожа ле Венар. — Я вам всё покажу. Подождите, господа, с полчаса.

Она вышла за дверь, Хаурун за ней; на пороге обернулся к Толе, который рванулся было за ним:

— Цыц, менестрель, я сам!

Толя остался стоять перед закрывшейся дверью, потом обернулся к своим спутникам и обнаружил, что никто из них не пылает праведным возмущением и уж тем более не собирается идти отрывать короля от неподобающего занятия. Лия уже свернулась калачиком на диване, бросив сапоги на полу; Магнус и Люциус расположились в креслах, а министр даже уже прикрыл глаза.

— А… — начал Толя и осёкся.

— Не волнуйтесь, на то воля его величества, — произнёс Люциус, не открывая глаз.

— Странная воля, — заметила Лия и зевнула во весь рот. Магнус, видимо, слишком устал, потому что не напомнил ей, что, когда зевают, прикрывают рот рукой.

— Он просто очень хочет побыть обычным человеком, — ответил Люциус.

— У него получится? — с волнением спросил Толя.

— Не думаю, — безо всякого сочувствия ответил министр. — По крайней, мере, навсегда точно не выйдет. Но он не заносчив…

— Насколько мы его знаем… — начал Магнус, но Люциус резко оборвал его:

— Простите, не согласен с вами. Мы его совсем не знаем.

— Но ведь вы можете предсказать, что он сделает в следующий момент? — не сдержался Толя.

Веки дрогнули, серые глаза остановились на нём.

— Не могу, — тихо ответил министр и Толя почти поверил, что он говорит правду.

Остальное время прошло в молчании, и менестрель уже начал подрёмывать на своём краешке дивана, как вдруг за дверью раздался грохот сапог и король заглянул в дверь.

— Готово, идите есть, — объявил он, фыркнул, отчего-то развеселившись, и сунул в рот обожжённый палец.

Пройдя по коридору, путешественники спустились на пять ступенек вниз и оказались в кухне. Первым Толя заметил огонь в очаге, потом — блеск начищенных медных кастрюль, что были развешены по стенам, и только потом увидел, что на столе посередине кухни стоит сковорода, на которой вздрагивает приготовленная яичница и шкворчит масло. Госпожа ле Венар собственноручно разрезала яичницу ножом и раскладывала на шесть тарелок.

— Я тоже съем кусочек, — словно бы извиняясь сказала она. — Ведь это всё, что осталось в доме, я собиралась этим позавтракать… Подождите, я принесу столового вина, к мясу как раз подойдёт.

То ли потому, что Хаурун так старался, то ли потому, что менестрель был ужасно голоден, яичница показалась ему божественной. Впрочем, не ему одному.

— Что же вы скромничали, господин Майзер? — спросила хозяйка, попробовав. — Вы прекрасно готовите.

Хаурун смущённо засмеялся.

— Ну что вы, даже в краску вогнали! Я правда первый раз готовил…

— Моя комната на втором этаже справа, — сообщила за едой хозяйка. — Я, наверное, уйду спать пораньше, очень устала. А вы можете располагаться где пожелаете, постелей хватит на всех.

— Спасибо вам, сударыня, — с набитым ртом проговорила Лия. — Мы помоем посуду…

— Прекрасное вино, госпожа ле Венар, — похвалил Люциус, попробовав. — Можно спросить, почему у вас в гостиной среди прочих картин висит портрет его величества Гунтера Четвёртого?

Хаурун выронил вилку, и в обрушившейся тишине звук её удара о край тарелки прозвучал до жути звонко. Взгляд короля метнулся от министра к госпоже ле Венар, Толя и Лия одновременно закрутили головой, пытаясь поймать в поле зрения всех троих. Ничуть не смутившись, Катарина ле Венар ответила:

— В память о событии этот портрет занял своё место. Дело в том, что пятьдесят два года назад король Гунтер Четвёртый гостил в этом доме.