Половина лета (джен)

Хвала богам, ворота в гостинице на ночь не запирали совсем, просто оставляли сторожа. Толя вылетел из подворотни и остановился посередине улицы. Потом вспомнил, что это может быть ловушкой, медленно приблизился. Люциус сидел на земле, спрятав лицо в коленях, капюшон плаща свалился назад, левый сапог валялся рядом, а нога в шерстяном чулке была неестественно вывернута. Присев рядом, Толя осторожно тронул министра за плечо и с опозданием понял, что сейчас он вряд ли вообще понимает, что происходит.

— Милорд…

Люциус поднял голову, и несколько секунд его взгляд обретал осмысленность. Глаза были подёрнуты поволокой боли, лицо бледно до синевы, а губы закушены.

— Милорд! — вконец перепугался Толя. Ловушкой тут не пахло.

— Нога… подвернул… или сломал… — рваными выдохами проговорил министр. По подбородку потекла капелька крови.

— Можете идти? — не соображая, что говорит, спросил Толя.

— Нет… больше нет… — тон стал чуть увереннее. — Вы меня не дотащите, зовите короля.

Менестрель стремглав метнулся обратно в ворота гостиницы, пролетел мимо спящего сторожа, ринулся вверх по лестнице, ворвался в их комнату, изо всех сил тряхнул Хауруна за плечо:

— Ваше величество, вставайте, беда!

Дважды повторять не пришлось: король подскочил на кровати, спросонок непонимающе уставился в темноте на Толю.

— А? Менестрель, ты чего?

— Люциус сломал ногу, он на улице, я не знаю, зачем его туда понесло, время пять утра! — единым духом выпалил Толя. Хаурун выпрыгнул из кровати, наспех принялся одеваться. Дрожащими руками Толя зажёг свечу.

— Веди! — скомандовал король.

Люциус, прикрыв глаза и запрокинув голову к тёмному небу, сидел там же, где менестрель оставил его, нога уже заметно распухла. Хаурун, ругнувшись, склонился над ним, без разговоров просунул одну руку ему под спину, другую под колени; охнул сквозь зубы, но министра поднял, и тот, не контролируя себя, мёртвой хваткой вцепился ему в плечи, опустил голову, и наконец Толя услышал стон, который он так долго сдерживал.

Хаурун понёс Люциуса в гостиницу, на ходу что-то бормоча, наверное, что-то успокаивающее; менестрель подобрал брошенный сапог и побежал следом. Стражник у двери проснулся и схватил Толю за руку, а потому пришлось остаться и объяснить, в чём дело. Когда он вновь оказался в их комнате, Хаурун бережно укладывал Люциуса на его постель, уложив, обернулся к Толе:

— Будь с ним, я за Магнусом.

Оставшись наедине с министром, Толя посмотрел в его бледное лицо с закрытыми ввалившимися глазами. Посиневшие веки дрогнули, и менестрель, желая сделать что-то полезное, потянулся к застёжкам на министерской кожанке, но слабая рука коснулась его пальцев:

— Не надо… Лучше воды…

Толя схватил чашку, вышел, сбежал на кухню, зачерпнул в кадушке воды для бесплатного пользования. Вбежав обратно, увидел, что куртку министр расстегнул сам, от этого усилия побледнев в синеву. Толя метнулся к нему, не боясь, приподнял ему голову, и попытался напоить водой, но министр стиснул зубы и дышал хрипло и тяжело, и вода проливалась ему на грудь.

Быстро вошли Магнус и Хаурун. Не на шутку встревоженный алхимик склонился над покалеченной ногой Люциуса:

— Сударь, где же вас угораздило?! Это вывих!

Министр не ответил, хотя искусанные губы слегка шевельнулись. Больше Магнус рассуждать не стал.

— Толя, ваш нож, скорее!

Менестрель подал, и Магнус заставил министра зажать лезвие зубами.

— Теперь держите его, он будет дёргаться!

Хаурун навалился на Люциуса, прижимая его локти к кровати, и тот, предчувствуя новую боль, и вправду попытался вырваться. Но алхимик уже резко рванул его ступню, и со страшным хрустом сустав встал на место. Люциус дёрнулся и обмяк.

Хлопнула дверь: вбежала Лия, бледная, с громадными глазами, расширенными от страха. Рубашку с распахнутым воротом она придерживала на груди рукой.

— Лия, в каком вы виде?! — рявкнул Магнус. — Марш к себе!

Девушка сжалась у двери, но никуда не пошла.

Люциус приоткрыл глаза, и Толя увидел, что он пытается вернуть былую непроницаемость. Приподнявшись на локтях, министр хотел что-то сказать, но Хаурун тут же заставил его снова лечь:

— Не двигайтесь, больной! — в сердцах велел он. — А лучше расскажите, к каким чертям вас понесло среди ночи!

— Или, может, к чертовке? — взглянул Магнус. — Зная ваши увлечения, я бы предположил именно так. Господин менестрель, помогите мне размотать бинт. Лия, не стойте, принесите мазь из моей сумки.

— Вы правы, к чертовке, — усмехнулся министр. Губы он порезал о Толин нож. — В квартале отсюда живёт одна моя давняя знакомая, и я имел несчастье к ней наведаться как раз в то время, как её муж вернулся домой, хотя она заверяла меня, что это случится только утром.

Магнус закатил глаза, а Хаурун фыркнул.

— С какого этажа прыгали? — спросил он.

— Со второго, — поморщился Люциус. — Сорвался.

— Стареете, однако, — сделал вывод король. — Новичкам во дворце ещё рассказывают историю о том, как вы однажды уходили из покоев госпожи фон Якконин по карнизу четвёртого и попали в будуар графини де Рести, которая как раз принимала у себя господина фон Минка…

Люциус устало улыбнулся, слизал кровь с губ.

— Простите, господа. Я не мог скомпрометировать даму, поэтому мне пришлось бежать. — Он посмотрел на свои ободранные руки в митенках, поморщившись, снял перчатки. — Моё счастье, что хватило сил стащить сапог, а то его пришлось бы резать. И, главное, не оставить его под окном как улику, — вновь лёгкая улыбка. Кровь начала уже подсыхать. — С вашего позволения я посплю.

— И правильно сделаете, — проворчал Магнус, бинтуя ему ногу смазанным мазью бинтом. — Это противовоспалительное. Если вдруг почувствуете себя хуже, обязательно зовите меня. Лия! Чтоб глаза мои вас здесь не видели в таком виде!

Лия подхватила ворот рубашки и юркнула за дверь.

Люциус уже прикрыл глаза, морщинка между его бровей потихоньку разглаживалась. Толя подошёл и, удивляясь собственной храбрости, укрыл министра одеялом. Когда Магнус ушёл, Хаурун присел на кровать и потянул Толю к себе.

— Тихо, — прошептал он. — Смотри, чтобы заснул, надо поговорить.

Менестрель молчал, перебирая в памяти события сегодняшней ночи. Наконец стало ясно, что Люциус спит.

— Ты ему веришь? — прошептал тогда Хаурун.

— Я за него испугался, — признался Толя.

— Я тоже. Но, если он пытается что-то провернуть у нас под носом, то плохо дело, — сказал король. — В то же время не исключено, что он невинен как овечка и вправду ходил к любовнице.

Толя помолчал, прикрыв глаза.

— У него пальцы содраны. На обеих руках, — сказал он наконец. — Такое ощущение, что он забирался куда-то.

— Так ведь он говорит, что дама впустила его через дверь. Зачем куда-то забираться, если мужа дома нет? — недоумённо спросил Хаурун.

— Вот именно, — вздохнул Толя.

— Ладно, — король слегка подтолкнул его. — Кыш с моей кровати.

Толя забрался в свою постель и уснул, свернувшись клубком. Так он делал всякий раз, когда его что-то тревожило.

На следующее утро Люциус ковылял по комнате, опираясь на руку Хауруна. Толя, опомнившись после вчерашнего, подходить к министру отказывался наотрез. Конечно, и речи не было о том, чтобы герцог отправился с ними, и Толя скрепя сердце покинул гостиницу вместе с Хауруном, Лией и Магнусом.

Уже больше часа они с королём на пару бродили по городу, обращаясь то к стражникам, то к разносчикам, то к лавочникам, но никто не видел в городе одинокой светловолосой девушки. Когда же им взялись рассказывать о проезжавшей здесь рыжей девице с лютней, менестрелю стало совсем худо, и он утащил короля к городскому фонтану. Сев на бортик, король окунул в воду руки, потом с фырканьем умылся, распугав золотых рыбок, и наконец обернулся к своему спутнику:

— Менестрель, это ты из-за своей рыжей раскис?

Толя вздохнул, повесив голову. Потом встал с бортика.

— Оставайтесь здесь, а я кое-куда схожу и вернусь.

Не раздумывая больше, он сорвался с места и бросился бежать по людной улице. Через несколько минут он входил в ворота гостиницы. Не дыша, он прокрался по лестнице, по которой ему навстречу протопал какой-то писарь. Больше никого не было. Толя подкрался к двери комнаты, в которой поселились они трое, приник к замочной скважине.

Комната была ярко освещена светом, бьющим в окно. Министр сидел за столом спиной к двери и перебирал свои бумаги. Рука его медленно сдвинулась влево, переворачивая лист, и Толя со странным смутным чувством отпрянул от двери.