Шелест алой травы (гет)

Следующие пятеро мне были нужны живыми и в сознании лишь для того, чтобы подтвердить личность Седьмого. Пусть я была уверена, что Первый не лгал, но исключать возможность того, что меня изощрённо провели с помощью какого-то дзюцу, гендзюцу или же просто опыта, на годы и годы превосходящего мой, я не имела права.

В отличие от Ублюдка и прочих ему подобных тварей, которые, похоже, наслаждались своей властью над беспомощными женщинами, мои жертвы были просто холодными равнодушными мразями, обрекающими людей на смерть не из-за ненависти, обиды или необходимости — им так просто было удобнее. Поэтому я тоже решила действовать из соображений целесообразности — найти, допросить и уничтожить, убить, как опасных животных.

Второй был полноватым пожилым мужчиной с маленькой аккуратной бородкой. Пусть я и пыталась абстрагироваться, но эта бородка мне казалась отвратительной — как и всё остальное в этих моих личных неприятелях. Он жил не один — в доме слабо сияла чакра женщины. Против неё я точно ничего не имела, а значит действовать следовало быстро и тихо.

Мой путь лежал на крышу — я выбрала проникновение через чердак. Тщательный осмотр показал, что доски потолка подогнаны очень плотно, но при ближайшем осмотре обнаружилась маленькая, почти незаметная щёлочка. И в неё скользнула выросшая из моего пальца струна нин-проволоки. Ощущение чакры прекрасно заменяло зрение, поэтому перекрытый обзор преградой не стал. Проволока скользнула через комнату и дотронулась до высунувшейся из-под одеяла женской руки, нацеливаясь на ярко светящиеся маленькие точки тенкецу, чтобы послать короткий и почти незаметный заряд парализующей чакры. В голову пришла запоздалая мысль: «А что, если бы женщина не была куноичи? Ведь тогда я не смогла бы увидеть тенкецу!». Какая только ерунда не лезет в голову в ответственный момент! Тогда бы я, конечно же, действовала более грязно.

Для верности пришлось выждать ещё пару минут, проверить, проснулся ли Второй, заметил ли моё вторжение? Но нет, всё было тихо. Интересно, почему мне всё так легко удаётся? Шиноби Кусы слишком беспечны, или же я настолько хороша? Нет, я старательно скрывала чакру, действовала сверхосторожно, выбирала время и место. Но всё-таки слишком просто! А если чему меня жизнь и научила, так это тому, что в ней ничего простого не бывает, и следует ждать крупных неприятностей.

Осознав, что из-за глупых страхов тяну время, я усмехнулась. Будем считать, что Помидорка-чан просто ослепительно великолепна! Ну а неприятности... Это дзюцу я выучу, когда получу свиток.

С ювелирной точностью я преобразовала чакру и с помощью дотондзюцу проникла сквозь потолок. Не дав себе упасть вниз, коснулась ладонями гладкой деревянной поверхности, подтянулась и встала на потолок ногами. Ну а дальше в воздух взметнулись мои золотые цепи, поглощая чакру и предотвращая любую возможность двигаться. Меня бы не очень расстроило, умри Второй Подонок от остановки сердца, поэтому с ним я не была настолько аккуратна, как с его женой.

Для быстрого допроса мне понадобилось всего десять минут. Помимо невыносимой боли у меня был ещё один фактор давления — всё ещё лежащая на кровати женщина. Он рассказал всё, подтвердив уже известные мне данные. Смерть Второго была быстра и милосердна. Труп я затянула под землю, а Буншин-чан заняла место покойника.

Быстро и чисто! Как и ожидалось от Карин Узумаки!

* * *

Визиты к Третьему, Четвёртому и Пятому прошли непримечательно и совершенно одинаково. Менялось место, менялись лица и фигуры, менялся отсвет чакры. Но скорость, стремительность и порядок действий оставались неизменными. Я проникала в дом, ставила барьер, а затем мои Цепи Души превращали очень сильных, очень гордых и очень беспечных шиноби в скрипящие зубами от боли и отчаянья куски дерьма.

Допросы проходили по накатанной колее, у меня даже нашлось время, чтобы попросить гостеприимных хозяев рассказать, есть ли у них какие-то сбережения и свитки с дзюцу. Также мой взгляд зацепился за очень красивую пару из катаны и вакизаши, что покоились на стойке в доме Пятого. Понятия не имею, для чего мне столько оружия, к тому же я не собираюсь обучаться кендзюцу. Но лишь представив себя с развевающимися волосами с обнажённой катаной в руках (почему-то на этой мысленной картинке я была одета в оранжевый костюм Наруто), не смогла устоять. Ну а кендзюцу? Сталь меча прекрасно проводит чакру, а значит, что делать с этой острой железкой, мы с Буншин-чан придумаем.

Шестой Подонок был женщиной. Если встретить такую на улице, посчитаешь её доброй тётушкой, с сеточкой морщинок возле глаз от частых искренних улыбок. А теперь пришло время улыбаться мне — когда цель моей жизни, венец всех моих устремлений, конечная точка моего пути, были настолько близки.

Как минимум, её интуиция была лучше, чем у предыдущих тварей, ну а может она просто почувствовала установку барьера. Моё появление из стены встретил град кунаев, бессильно отразившихся от моей кожи, ставшей на мгновение стальной. Интересно, я когда-нибудь привыкну к этому мерзкому ощущению леденящего холода?

Ну а дальше… Мне кажется, что я становлюсь слишком сильна. Я не пыталась сойтись в тайдзюцу — несмотря на то, что мне было что противопоставить врагу, удовольствия от хорошей рукопашной схватки я, в отличие от Наруто, не испытывала. Моя нин-проволока была рассечена молниеносным движением покрывшегося чакрой Дотона кунаем, а из-под досок пола полезли острые каменные шипы. Несмотря на разгар битвы, я не могла не усмехнуться от иронии — то же оружие, что было применено против Ублюдка, обратилось на меня.

Стоя на потолке, я перехватила ещё один летящий в меня кунай и, рассмеявшись, метнула его обратно.

— Шурикен Каге Буншин но Дзюцу! — воскликнула я, складывая Ин.

Похоже, мне нужно лучше соизмерять силы. То, что вылетело у меня из руки было больше похоже на стену стали, чем на несколько копий кунаев. Схожий результат был и у Наруто. Неужели я становлюсь близкой к нему по силе? Жду не дождусь нашей новой встречи, очень хочется утереть ему нос!

Шестая была бывалым шиноби, метательным оружием её было не удивить. Перед тем, как кунаи вонзились в её тело, из-под земли, проламывая доски пола, взметнулась каменная стена — это был так хорошо знакомый мне Дотон: Дорьюхеки. Прекрасная техника, прекрасная тактика, безупречное исполнение. Жаль, что всё это бесполезно.

Ещё не успели отзвучать слова оглашения техники, как из-за моей спины вслед за кунаями взметнулись цепи, вдребезги разнесли поднятую стену и в двух местах пронзили тело женщины. Это были тяжёлые раны, но вряд ли смертельные, и она бы смогла продолжать бой, если бы не тот факт, что мои цепи до сих пор находились в её теле. Почувствовав, как из неё начинает уходить чакра, Шестая округлила глаза и на лице возникло осознание. Она пыталась любой ценой вырваться из моей хватки, но было поздно.

Допрос я проводила быстро и без особого энтузиазма. Всё, что мне нужно знать, я знала, а пытать ради пыток… Для этого в качестве противника нужен кто-то типа Ублюдка — вот уж кому я причиняла мучения с нескрываемым удовольствием. Поэтому она умерла быстро и тихо. Не было смысла даже прятать труп — я так наследила, что любой человек, заглянувший сюда, не смог бы не поднять тревогу. Жаль, что мои познания в гендзюцу носили, в основном, теоретический характер, ведь именно для подобных целей разработано множество техник.

Когда я покидала дом своей предпоследней жертвы, сердце моё трепетало в предвкушении. Я знала где живёт Седьмой, знала, как он выглядит, знала, что он уже в Кусе. Мне оставалось только одно — пойти и убить. Я чувствовала душевный подъём — в конце конов, семь — счастливое число!

* * *

К дому своей последней цели я подбегала с предвкушением и каким-то смутным неверием. Оглядываясь назад, всё произошедшее со мной казалось какой-то сказкой, каким-то ярким волшебным сном, в котором реальности было столько же, сколько в тех историях, что мама рассказывала на ночь. Я словно была заперта в тёмном чулане, где было настолько тесно, что не было возможности вздохнуть полной грудью. И в один миг, в минуту наибольшего отчаяния, всё переменилось. Меня не только спас прекрасный юноша, но я, одиночка, чужачка и отверженная, обрела друга, лучшего друга на свете. Он без колебаний протянул руку и вытащил меня из бесконечной тьмы. И, оказавшись вне своей тюрьмы, я потянулась, сбросила своё оцепенение, откинула старую пустую оболочку и взлетела. Старая Карин умерла, а на её месте появилась сначала Помидорка-чан, а затем Карин Узумаки, последний член Узумаки Ичизоку, грозная смертоносная куноичи и оплот силы.

Дом Седьмого тоже не напоминал книжное логово злодея. Маленький аккуратный домик, в котором спокойным светом спящего человека светился один-единственный отблеск чакры. Ох, эти спокойные и беспечные шиноби Кусы! Забавно, но сегодня окажется, что я обезглавила свою деревню, уничтожила всю её верхушку. И вся сегодняшняя цепочка событий произошла только потому, что эта деревня — трусливые мудаки, испугавшиеся силы одной хрупкой женщины.

Тщательно кутаясь в дзюцу невидимости, я, соблюдая предельную осторожность (не хватало провалиться сейчас, когда я так близка к окончательной победе!), пробралась в дом жертвы. Тихо, сама себе напоминая бесплотного призрака, прокралась в спальню. Я не ставила барьер — не собиралась ни о чём спрашивать этого мудака — мне нужна была его жизнь, а уж если сразу после того, как я уйду, набегут шиноби Кусы, мне будет всё равно. Ведь, как показала встреча с Шестой, установка барьера — это тоже риск, чувствительные к чакре шиноби могут вблизи его обнаружить и успеть среагировать.

Оказавшись в спальне, я пристально взглянула на человека, заснувшего поверх покрывала нерасстеленной кровати. Да, всё, как мне и описывали — измождённое лицо с изящными чертами, впалые гладко выбритые щёки, чёрные волосы до плеч и тонкие бескровные губы. При беспристрастном взгляде он был бы даже красив, но я видела в нём только зло и уродство.

Не было смысла тянуть, поэтому я, оставаясь невидимой, позволила цепям взметнуться и своими острыми наконечниками пронзить спящую фигуру. Взметнулись яркие брызги крови, и я уже подумала, что всё, моя миссия завершена… Это длилось лишь неуловимый миг — я почувствовала перемещение чакры и вовремя отпрыгнула в сторону. На том месте, где лежал якобы труп, вспухло облачко дыма, а уловимая только в ощущении чакры тень поразила место, где только что была я.

Мне следовало бы удивиться тому, что враг был готов к встрече — но никакого удивления не было. Ни одно дело не может обходиться без трудностей, ни один план не может реализоваться как было изначально задумано, да и рассчитывать на то, что все куса-нины окажутся никчемными жалкими неумёхами, было бы поступком полного идиота.

Вновь взметнулись мои цепи, но Седьмой, двигаясь сверхъестественно быстро, увернулся от каждой из них. Я добавила к цепям нин-проволоку — чтобы заполнить всё пространство, не дать ему свободы манёвра, запереть в угол. Из его руки выросла колонна огня и без каких-либо трудностей рассекла моё дзюцу. Лишь когда впечатляющий огненный меч ударил по цепи, я позволила тени улыбки возникнуть на своих губах — настолько сильному катондзюцу оказалось не по силам даже поцарапать мои Цепи Души!

Из его рукава выстрелил кунай на длинной цепи и вонзился туда, где я была мгновение назад. Мне стало смешно — металлическая цепь казалась жалкой подделкой, по сравнению с моим сияющим золотом великолепием. Впрочем, мне быстро стало не до смеха — он пошёл в атаку.

Помидорка-чан — сильнейшая куноичи? Помидорка-чан — гроза шиноби Кусы? Помидорка-чан — мстительница? Теперь эти мысли казались нелепыми. Он был бесконечно быстр, быстрее даже Зелёного Зверя. Его движения были настолько стремительны, что для глаз он оставался размытым силуэтом.

Продержаться мне позволили две вещи. Моя чувствительность к чакре, благодаря которой я могла предвидеть действия врага за доли мгновения до самой атаки, и дзюцу невидимости — несмотря на то, что мне нужна была каждая крупица контроля, я не отбросила его. И не прогадала — его он ориентировался лишь на косвенные признаки моего присутствия и многие его удары изначально были нацелены в пустоту. Жаль, что не получается сделать невидимыми ещё и цепи! В этот момент в моей голове воцарилась кристальная ясность — в мгновенной вспышке озарения я поняла, для чего именно тот неизвестный гений из Конохи изобрёл эту технику. Не для шпионажа, не для сокрытия себя для ухода от погони, и даже не для нападения из засады. Если у тебя достаточно хороший контроль, чтобы удерживать это дзюцу в горячке боя, твои противники будут беспомощными как младенцы!

Всё решила случайность. Пока он уходил от моих цепей чакры, а я уклонялась от его железных цепей, моя нога на мгновение зацепилась за небрежно брошенное на спинку стула и упавшее на пол длинное красное пальто, напоминающее какой-то мундир. Я задержалась лишь на миг, лишь на жалкую долю секунды. Но в схватке шиноби именно доли секунды решают всё.

Он не упустил своего шанса. Обнаружив шевеление одежды на полу, он переместился к ней и ударил ладонью туда, где до сих пор находилась я.

— Катон: Тенро! — прозвучали слова дзюцу.

Мою грудь как будто крест-накрест обожгло раскалённым железом. Я с ужасом почувствовала, как спадает дзюцу невидимости, по расплывшемуся зрению поняла, что моё Хенге тоже исчезло, к тому же, ко мне пришли воспоминания развеявшихся клонов.

Огромная тяжесть навалилась мне на плечи, мои колени задрожали, и я рухнула вниз, опершись руками в полированные доски пола.

И пока я судорожно пыталась сформировать чакру и в панике осознавала, что не могу это сделать из-за этого странного дзюцу, Седьмой вальяжной походкой, даже не глядя на меня, подошёл к упавшему стулу, поднял его, и уселся на него, любуясь моей беспомощностью.

И он был прав. Без чакры я обречена!

* * *

До этого момента я и не представляла, насколько полагаюсь на чакру. Это коварное дзюцу сразу отсекло мои сенсорные способности — и я словно ослепла. За прошедшие месяцы я забыла, что такое очки — трансформировать хрусталик глаза стало неосознанным действием, почти таким же естественным как дышать. И после отмены Хенге я ослепла, на этот раз в буквальном смысле. В голове метался рой хаотичных мыслей, но все они являлись многократно перефразированным: «Я обречена!».

— Какая ирония. Ты пришла меня убить, но удача отвернулась от тебя. Пытаешься понять, как это произошло? Всё очень просто — ты всего лишь мусор, ничтожество, которому просто сначала немного повезло. Но твой конец был предопределён.

О! Он хочет поговорить? Предоставлю ему эту возможность. Мне нужно хоть чуть-чуть времени, собраться с мыслями. С трудом преодолевая слабость я выпрямилась и поднялась на ноги.

— Ты знал, что я приду. Откуда?

— Мы сначала действительно поверили, что нападение было совершено Амегакуре. Пусть Ханзо Саламандре и не выгодна в текущий момент война, но все эти стычки с повстанцами могли просто быть очередной уловкой. Ты совершила ошибку, маленькое ничтожество. Знаешь какую?

Я — это моя чакра. Моя чакра — это я. Без чакры нет жизни. Но я жива. Это нужно обдумать. Ну а пока…

— Ограбила вас? Опустошила хранилища свитков? Не закончила всё в первую же ночь?

— Возможно. Но главной твоей ошибкой был госпиталь. Ты убила ирьёнинов, забрав их чакру. Обычно лишиться чакры обозначает мгновенную смерть. Но не тогда, когда рядом есть кто-то, способный её восполнить. Двух человек удалось спасти. И они поведали интересную историю о том, что нападавшие аме-нины зачем-то интересовались очень специфическим списком имён, среди которых был и я.

Какая досада! Знала бы, перерезала ублюдкам горло! Выходит, все мои неприятности из-за такой мелочи? Если я выживу, если останусь способна думать и действовать, тогда каждому человеку, которого собираюсь убить, буду отделять напоследок голову. Для надёжности.

— А почему бы аме-нинам не интересоваться составом Совета Кусы? — упрямо мотнула головой я, до боли сосредоточившись на своей силе, на своей внутренней сути. Чакра — это я. Чакра — это жизнь. Я жива.

Ублюдок издал глухой смешок.

— Ты считаешь, что все они были Советом Деревни? Забавное заблуждение.

Что? Я убила не тех? Но как? Видимо эмоции отразились на моём лице, так как Седьмой, сделав паузу, продолжил.

— Совет Кусагакуре состоит не из семи, а из четырёх человек. Пяти, если считать меня. Я принимаю в нём участие, но скорей как независимая сторона. Моя должность предполагает некоторую самостоятельность.

— То есть всё это было зря? — сами по себе прошептали мои губы.

— Нет, почему же? Среди убитых тобой были и члены Совета. А помимо них ты прикончила ещё двоих джонинов.

— Но ведь Зосуи сказал…

— Забавно, но именно благодаря смерти Зосуи мы поняли, кто виновник произошедшего. Достаточно было хорошо подумать, что общего между смертями нескольких ирьёнинов, джонина и даже одного-единственного генина, как дальше всё стало весьма предсказуемым. Ты спрашиваешь, почему Зосуи смог сказать тебе неправду? Очень просто — он и сам не знал.

— Но он же джонин! — изумилась я.

Нельзя меня лишить полностью чакры, чтобы я при этом осталась жива. Моё тело чувствовало себя слабым, но в остальном всё было относительно неплохо. У меня есть… был совершенный контроль. Я смогу управлять своей чакрой! Медленно, стараясь никак не выдать свои усилия, я сосредоточилась на своём самом первом дзюцу, том, что составляло всю мою суть, сделало меня тем, кем я являюсь. Мои сенсорные способности — часть меня, это моя жизнь. И если я жива — могу чувствовать чакру! Кагура Шинган!

— Личности членов совета всегда скрыты под звериными масками. Никто из шиноби деревни не знает правды. В обычное время Совет — простые шиноби. Зосуи, похоже, был очень наблюдательным человеком, если угадал всех. Но кое в чём он ошибся.

Вместо многих километров кристально-ясного виденья чакры, теперь радиус моего дзюцу составлял лишь жалкие метры, размываясь уже за пределами этой комнаты. Ничего неожиданного. Я полностью сосредоточилась на сидящем предо мной подонке, своим идеальным контролем направляя на него каждую крупицу доступной чакры. И вот, сквозь яркий синий огонь его чакры постепенно стали проступать линии кейракукей.

— Он сказал, что все семеро принимали решение по поводу судьбы моей мамы! — возразила я. — И он не лгал!

— Двое из погибших были всего лишь джонинами из нашедшего вас отряда.

— То есть они ни в чём не виноваты?

Сосредоточиться ещё больше, ещё сильнее. Мне не нужно всё его тело, достаточно небольшого участка. Бедро, на котором проходят три крупных канала, на которых маленькими проколами, прорывами в море бело-голубого пламени, засияли тенкецу.

— Виноваты? — из голоса Седьмого исчезло благодушие и в нём послышался шелест обнажающейся стали. — Они были шиноби деревни! Они знали, что такое верность! И если для блага Кусагакуре пришлось бы пожертвовать парой жизней чужаков — они сделали бы это без колебаний! Потому что они не такие как ты, мусор, не знающий, что такое долг! Не понимающий, что значит преданность деревне!

— Долг? Преданность? — я засмеялась. — Кому? Тем, от кого слышала лишь унижения? Тем, кто медленно убивал маму, пока её жизнь всё-таки не оборвалась? Тем, кто подготовил мне такую же учесть? Преданность бывает только обоюдной.

— Я же сказал, тебе, мусору, не понять. Твоя мать хорошо послужила деревне, её смерть не была напрасной.

Это было уже слишком. Не совсем понимая, что делаю, я кинулась на ублюдка, собирая в кулак свою волю, применяя все те знания по тайдзюцу, что я изучала последние месяцы. Вкладывая каждую крупицу доступной чакры в движение, в желание покалечить и убить.

Тщетное, бесполезное усилие. Силуэт ублюдка вновь размылся, его руки мелькнули с невероятной скоростью. И лишь после того, как я вновь оказалась на полу, подламывающимися руками пытаясь встать с колен, моя грудь взорвалась ослепляющей, перехватывающей дыхание вспышкой боли.

— Ты не просто смогла двигаться, но и использовала чакру? Очень впечатляет. Не думал, что кто-то сможет сформировать чакру под печатью Небесной Тюрьмы. Но всё бесполезно — это дзюцу, передаваемое в моём клане. Благодаря ей, я получил должность коменданта Кровавой Тюрьмы.

По сравнению с той полноводной рекой, что я привыкла ощущать, у меня остался лишь тоненький пересыхающий ручеёк. Это действительно было прекрасное и очень коварное дзюцу. Мне бы не помешало на будущее нечто подобное — для таких вот ублюдков. Если, конечно, у меня есть будущее. Не подавая виду, что состояние моё было всё же сносным, я выдавила из себя, тяжело дыша:

— И ты бы пожертвовал для нескольких ублюдков этой проклятой деревни кем-то, кто дороже тебе всего на свете? Своей женой, ребёнком? — преувеличенно тяжело выхаркивая слова, прохрипела я.

Я не видела движения, но его нога, почему-то вместо обычных сандалий одетая в сапог, ударила мне под рёбра. Я вновь рухнула на пол, на этот раз и не пытаясь встать.

— В отличие от мусора типа тебя, я готов пожертвовать самым дорогим, что у меня есть. Более того, не пройдёт и пары месяцев, как я сделаю это. Ну а ты… Не пытайся формировать чакру — печать не позволит этого. Не пытайся сбежать — стоит тебе от меня удалиться на достаточное расстояние — ты умрёшь.

Он не смотрел на меня, его глаза были устремлены куда-то в сторону окна, похоже я задела какую-то чувствительную струнку в его сердце, если оно у него, конечно, есть. Я не обольщалась — пусть казалось, что он не обращает на меня внимания, но предыдущий раз показал, насколько это обманчиво.

Но именно сейчас был мой шанс, и я не имела права упустить его. Мои чувства вновь сосредоточились на его ноге, там, где голенище сапога переходило в штанину. Там, где внутри его тела ослепительно сияли три яркие точки.

— И ты думаешь, это стоит того? Ты думаешь, что пожертвовать членом своей семьи будет благом для деревни? Ты очень силён, если речь идёт о твоей дочери или сыне…

— Сыне.

— Если это твой сын, то не лучше ли для деревни, чтобы он вырос таким же сильным, как отец?

Я молилась всем богам и демонам, чтобы ему хотелось поговорить ещё хотя бы минутку.

— Ты не понимаешь, о чём речь. Мой сын знает, что такое долг. Он добровольно принял решение. И когда он исполнит своё предназначение, Кусагакуре станет самой сильной Скрытой Деревней.

Отлично! Поговори со мной! Ещё немножко, самую малость, ответь на парочку моих реплик!

— Если Куса станет самой сильной, то что произойдёт? Новая война? Новые смерти, сотни, тысячи, десятки тысяч смертей?

— Это неизбежность. Смерть — неотъемлемая часть жизни. Главное — деревня.

Прекрасно! Ещё чуть-чуть, ещё несколько секунд, ещё несколько слов!

— Получается, если бы мне удалось тебя убить, твой сын остался бы жив? Не пожертвовал бы собой ради этого супероружия? Или погиб бы в любом случае?

Седьмой отвёл взгляд от окна и внимательно посмотрел на меня.

— Если бы я погиб, сын занял бы мою должность. Пусть в его сердце достаточно решимости, но лишь я знаю, как активировать Коробку.

Не знаю о чём он говорит, но звучит довольно зловеще. И если этот ублюдок погибнет, я спасу множество жизней.

— Знаешь, ты можешь меня поблагодарить. Твой сын будет жив, как и куча других людей. А Кусагакуре останется тем, чем и является — гниющей клоакой, не знающей, что преданность бывает только обоюдной. И если деревня готова пожертвовать своим жителем, ей следует быть готовой к тому, что житель пожертвует такой деревней. Что скажешь? Ах, да, прости, ты же не можешь говорить!

Я оставалась лежать на полу не из-за тяжёлых побоев, не из-за того, что не могла встать на ноги. Нет, мне нужна была каждая крупица силы, каждая частичка моей свободной чакры. Которую я осторожно, напрягая свой контроль до предела, тратила на то, чтобы вырастить из пальца тонкую длинную проволочку, незаметно провести её вдоль досок пола и, когда придёт время, вонзить ему в бедренную тенкецу. Вся моя оставшаяся чакра, до последней крупицы, была преобразована в изуродованную мной медицинскую и направлена вместе с проволочкой ему в ногу.

Мои шансы были невелики, он мог заметить мои старания, мог почувствовать мою чакру, либо же просто отойти. И тогда бы я пропала. Но, к моему искреннему изумлению, всё получилось — видимо он всё-таки любил своего сына, поднятая мной тема была для него болезненной, а меня он (справедливо!) считал поверженной и неспособной ни к чему существенному.

Парализованное тело простояло ещё несколько секунд, после чего потеряло равновесие и рухнуло на пол. Я, всё ещё неспособная прийти в себя, подползла к нему и спросила:

— Интересно, если тебя убить, печать спадёт? Не отвечай, есть только один способ проверить!

Я полезла к нему в рукав, вытянула кунай, за которым потянулись звенья длинной цепи, и, размахнувшись, вонзила ему в глазницу.