New Circle of Life (джен)

Киджана быстро подбежала к потерявшему сознание льву. Махири выскочил на крик львицы, но быстро отпрянул в сторону — она едва не сшибла его наземь, мчась к Муфасе. В этот напряжённый момент мысли Киджаны были лишь об одном.

— Муфаса, ты слышишь меня? — прерывающимся голосом окрикнула она упавшего льва и потормошила его. — Ответь мне!

Лев не реагировал ни на что. Киджана быстро схватила его пастью за правую лапу и потащила в тень — за это время солнце успело сместиться. С трудом оттащив каменно-тяжёлое тело, она перевернула его на спину и приблизила ухо к его груди. Киджана решила, что Муфасе стало плохо из-за жары, но, приподняв его массивную голову, она испуганно позвала Махири — заметила комья пены на морде и земле и закатившиеся глаза.

— Махири, он не дышит!

— Это не солнечный удар, — пробормотал Махири.

Он не бросился в пещеру за своими кокосами, он метнулся к Муфасе в надежде уловить пульс на шее. Мигом оценив ситуацию, он велел Киджане:

— Отойдите в сторону, Ваше Высочество!

Киджана, будто скованная страхом, не могла пошевелиться. Махири начал резкими и быстрыми движениями давить на грудь Муфасы. В такт толчкам задранные кверху лапы подрагивали, но в себя он не приходил.

— Нет уж! — гневно крикнула львица и оттолкнула Махири от Муфасы. Мандрил упал на траву, чертыхнувшись. — Лучше я сама, а то я тебе после этого не совсем доверяю! Я запомнила, как это делать.

С этими словами Киджана повернулась к Муфасе и, встав передними лапами на его грудь, принялась с силой повторять движения Махири. Со стороны это походило на прыжки. Муфаса продолжал лежать, не подавая признаков жизни, лишь голова болталась на траве.

— Ну же, Муфаса, очнись! — взмолилась молодая львица. — Давай, приходи в себя!

Совершив ещё несколько таких прыжков, Киджана снова прислонилась ухом к его груди в надежде услышать долгожданное сердцебиение, но ничего не услышала.

— Нет… — прошептала молодая львица. — Только не это…

— Позвольте, — резко вскрикнул Махири.

Не слушая его, Киджана вернулась к попыткам привести Муфасу в чувство, а Махири своими сухими ладонями энергично растирал его влажный нос и уши. Внутри Киджаны испуганной птицей метался страх — она боялась, что с Муфасой случилось непоправимое. Такого поворота событий она не ожидала, такого исхода не хотела, а в этот момент не могла объяснить, что именно ей двигало. Киджана желала лишь одного — пусть Муфаса придёт в себя.

— Муфаса, пожалуйста, очнись! Не сдавайся! — почти со слезами вскрикнула она.

Но лев по-прежнему не реагировал ни на что, даже на растирание ушей и носа Махири. Снова прервав прыжки, Киджана прижалась ухом к его груди, но тут Муфаса, подпрыгнув, с шумом потянул в себя воздух и закашлялся. Перекатившись на бок, он долго хрипло дышал, потом слабо поднял голову и увидел перед собой обеспокоенных и одновременно счастливых Махири и Киджану. От облегчения Киджана чуть не расплакалась, но быстро овладела собой. По-матерински ласковым движением она вытерла с морды льва выступившую во время приступа пену, затем заглянула ему в глаза и тихо спросила:

— Ну как ты? Можешь говорить? Что случилось?

Муфаса бессильно уронил голову обратно на землю и спросил:

— Что со мной произошло?

После вопроса Муфасу охватило недоумение. Он чувствовал невероятную слабость, даже хуже той, которая властно сдавливала его после спасения на берегу реки. Язык ворочался с трудом, лапы ощущали холод, несмотря на удушающую жару, к горлу подкатывала тошнота.

— Похоже на припадок, — констатировал Махири, подошедший к Муфасе. — Похоже, я перестарался немного…

— Немного? — подняла на него глаза Киджана. — Он же мог умереть!

«Но не умер же», — хотел шутливо произнести Муфаса, но не вышло, он чувствовал себя всё слабее.

— Так, оставь его, скройся куда-нибудь, — распорядилась Киджана, повернувшись к Махири. Львица до сих пор дрожала от перенесённого стресса, но глаза её искрились яростью. — Давай, собери свои кокосы и не показывайся мне на глаза!

Муфаса слышал звонкий голос Киджаны будто издалека, но даже в таком состоянии его звуки действовали на него успокаивающе. Махири только кивнул и неторопливо пошёл к пещере. Но на полпути обернулся и, подозрительно прищурившись, посмотрел на Муфасу.

— Ты что-то видел? — наклонился к нему Махири.

— Да, видел, — медленно и слабо выдавил Муфаса.

— Что именно? — продолжал настойчиво расспрашивать Махири.

— Отстань от него! — вскинула голову Киджана. — Ему сейчас отдых нужен, а не твоё любопытство. Исчезни, я сказала! Понадобишься — позову.

Муфаса мысленно поблагодарил Киджану. Вспыхнувшая в нём перед приступом злость на Махири ещё не прошла, и присутствие провинившегося раздражало и его. Сейчас он лежал в более приятной компании, в благодатной тени, и отдыхал, слушая не унылую тишину пещеры, а жизнь необъятной саванны. До слуха ослабшего Муфасы доносились мерное дыхание Киджаны, слабый шорох травы, с которой незатейливо заигрывал ветерок, отдалённый редкий рёв слонов. Под собой лев ощущал тепло нагретой за день земли, измученное тело холодил ветер.

Киджана убедилась в том, что Махири, недовольно бурчавший себе под нос, скрылся в пещере, затем прошлась несколько раз взад-вперёд около Муфасы, будто оберегая его. Каждый раз её взгляд задерживался на уставшем льве. Со вздохом, посетовав на жару, она легла рядом с Муфасой. После слов отца она была уверена, что этот чужеземец не принадлежит к тем, кто нападал на их земли. Она не раз видела его могучую фигуру, по-настоящему королевскую, видела, как Муфаса высоко и гордо держит голову, даже просто смотря вдаль. Вспомнив слова Мсанифу о возможном отношении Муфасы к королевскому роду, Киджана присмотрелась ко льву внимательнее. Взгляд её останавливался на его закрытых глазах, на его великолепной гриве, на выражении его морды, которая даже сейчас, при его состоянии, хранила призраки давней суровости и непоколебимости. Киджана задумалась о том, как его, должно быть, уважают львы и львицы, покорные ему, с каким почётом относятся к нему, с какой любовью на него смотрят жена, дети, сёстры, братья… А есть ли они у него, ищут ли они его? Думают, что он мёртв? И далеко ли они живут? Этого Киджана не знала. Ещё она подумала, насколько суровым Муфаса может быть, насколько решителен и смел в поединках или сражениях, насколько бывает страшен в гневе. Но последняя мысль почему-то показалась Киджане неприятной, и она поспешила её прогнать.

«Ну не может он быть злобным и кого-то ненавидеть, — подумала Киджана и посмотрела в пронзительно-голубое небо. — Не относится же он так к кому-то в мире, как, например, Мхалифу к моему отцу и брату». Не столь хорошо зная Муфасу эти недели, плохого в нём она не могла найти. Отец её не ошибался, говоря о других львах… Киджана вновь перевела взгляд на Муфасу. Он лежал в той же позе, даже не двинувшись, только мерно вздымалась и опускалась его грудь. Уже отошедшая от потрясения, уставшая от жары Киджана медленно опустила голову на лапы и задремала.

— Так мне можно наконец узнать, что произошло? — вырвал Киджану из объятий дрёмы недовольный возглас Махири.

Киджана даже подпрыгнула от неожиданности, а Муфаса лишь дёрнул ухом. Махири с выжидающим видом стоял около Киджаны, около её нервно дёргающегося хвоста. Мандрил указал на Муфасу.

— Дай ему отдохнуть, Махири, — велела Киджана. Но её желание совпало с вопросом Махири — случившееся с Муфасой её тоже волновало.

— На вопросы я ответить могу, — раздался слабый голос. Муфаса медленно приподнялся, в гриве осталось несколько запутавшихся травинок. Махири на всякий случай подошёл к нему.

— Лучше тебе?

— Не очень, — признался Муфаса. Говорил он тяжело, будто вытягивая слово за словом — силы к нему и вправду ещё не вернулись. — Сначала даже колотило всего. И озноб по телу пробегал…

— Знаю, что тебе нехорошо, но постарайся вспомнить, что с тобой было, что ты видел? — присел рядом с Муфасой Махири.

— Сначала… — Муфаса напряг память, пытаясь вспомнить, что ему привиделось перед приступом. — Сначала я видел баобаб какой-то, о котором тебе уже вроде говорил сегодня. Затем — мой старый сон, о котором я говорил Киджане…

— Что за сон? — поднял голову Махири.

— Меня сбрасывает вниз с обрыва неизвестный лев, худой и с чёрной гривой. Не помню, как его зовут, — продолжил Муфаса. — А третье, что я видел — я бегу по какому-то ущелью, а там же бежит стадо антилоп. А невдалеке — маленькое деревце, за которое цепляется львёнок. Я бросился спасать его, но тут перед глазами разноцветные искры, затем — тьма. Больше ничего не было.

Выслушав Муфасу, Махири уставился куда-то в точку за Муфасой и несколько раз кивнул. Киджана же спросила у него:

— Ты что хоть сделать-то пытался?

— Я пытался пробудить в его памяти последнее, что он видел и помнил. Мог помнить, — ответил Махири. — У меня почти это получилось, ещё немного оставалось, но тут случился у него приступ.

Киджана с яростью посмотрела на Махири, потом встала и отчеканила:

— Больше ты такого делать не будешь! Виданное ли дело, он чуть не умер!

— Вы не хотите, чтобы память к нему вернулась? — парировал мандрил. — Это единственный способ помочь ему!

— Способ, сопряжённый с угрозой для его жизни! — фыркнула Киджана. — Придумай что-нибудь другое!

— Ты меня не услышала, Киджана! — перешёл Махири на «ты». — Этот способ — единственный!

Несколько секунд молодая львица молчала, потом произнесла, глядя мандрилу в глаза:

— Пусть единственный. Пусть! Но все следующие сеансы по восстановлению памяти теперь проводишь в моём присутствии!

Махири явно собирался ещё возражать, но под суровым взглядом королевской дочери с неохотой кивнул. Киджана же повернулась к Муфасе, который снова опустил голову на траву, и спросила:

— Лучше?

— Да, Киджана, — кивнул Муфаса. — Ещё слабость есть, правда, но не настолько…

— Встать можешь? — продолжала Киджана беспокоиться.

— Смогу, смогу, — успокоил её Муфаса, затем поднялся на слегка дрожащие лапы, но тут же пошатнулся и быстро присел на землю. — Всё равно голова кружится. Не знаю, чувствовал ли себя так когда…

— Так, полежи ещё немного, потом иди в пещеру и ляг там, — распорядилась Киджана. — Тебе не нужно находиться под солнцем, сейчас жарко. А оттуда эта гадость вроде выветрилась.

Когда солнце переместилось на небе ещё ненамного, Муфаса медленно поднялся. Киджана проводила его до пещеры, готовая поддержать его на случай, если вновь почувствует слабость. По пути львица повернулась к Махири и велела ему:

— Иди лучше к себе на дерево. А ещё лучше — позови кого-нибудь сюда.

Махири коротко кивнул и направился к своему дому.

Оказавшись в прохладном полумраке пещеры, Муфаса устроился на камне, спиной к стене, и закрыл глаза. После приступа он до сих пор ощущал неприятную слабость, которая была ему вообще не свойственна. Он переживал за своё здоровье и пытался припомнить, были ли на его памяти такие приступы. Но, как и в течение всех этих недель, он так и не смог что-либо вспомнить из своего прошлого. Правда, перед его глазами продолжало стоять последнее видение, в котором он пытался спасти львёнка. Муфаса не знал, что это за львёнок и как он там оказался, как не знал того, как, в конце концов, там оказался сам.

Рядом со Муфасой устроилась Киджана. Она так и осталась незамеченной, когда шла за братом и Махири. Нет, она вовсе не думала, что с Муфасой может случиться что-то нехорошее — по прошествии этих недель она уже просто не могла удерживаться от того, чтобы ещё раз не посмотреть на него. В последнее время с Киджаной происходило нечто странное — каждый раз при взгляде на Муфасу её сердце будто переворачивалось, а перед глазами чаще вставал его образ. Ей уже просто не хотелось сводить с него взгляда, поэтому сейчас, когда Муфаса устроился в тени скалы, она продолжала долго смотреть на него. Лев, ничего не подозревающий о мыслях Киджаны, опять провалился в сон от усталости, вызванной непонятным приступом. Почти одновременно случились две вещи, из которых лишь одна затронула его сознание — на этот раз во сне Муфаса увидел Киджану, но сквозь сон не ощутил, как молодая львица, пододвинувшись к нему, один раз коротко, но ласково дотронулась до его лапы…

* * *

День тем временем перешагнул за вторую половину. Снаружи становилось всё жарче, но в этой пещере жара не угрожала. Киджана вновь задремала. Она очень многое хотела расспросить у Муфасы, её останавливало его состояние. Не потеряй он память, рассказал бы много интересного, красивого, трогательного, хорошего…

Разбудил Киджану резкий шелест травы и топот лап — кто-то быстро бежал к пещере. Киджана подняла голову. Снаружи замаячила тень, и в пещере стало темно — внутрь пролез Мсанифу. Увидев дочь рядом с Муфасой, спросил:

— Киджана, что случилось?

— Махири что-то с ним перемудрил, — буркнула Киджана и рассказала о проведённом сеансе. Она не утаила ничего, описала состояние Муфасы, его вид, попытки его оживить, умолчала только о сдержанных с трудом слезах страха.

Узнав всю правду, Мсанифу ударил лапой по земле и в сердцах заявил:

— Похоже, у этой обезьяны с возрастом начались какие-то проблемы! Его старший брат тоже был таким, с сумасшедшинкой. Надеюсь, с Муфасой всё хорошо? Пришёл в себя?

— Да, — кивнула Киджана, — но я боялась, что он умрёт. — При этом слове по телу львицы промчалась волной дрожь. — С трудом привела в чувство. Бедный…

Мсанифу метнул короткий подозрительный взгляд на дочь.

— Ладно, — решил он. — Пусть отдохнёт здесь до вечера, да и компания хорошая.

— Да вроде отдохнул уже, — вздохнул Муфаса и поднял голову. Мсанифу подошёл к нему и спросил:

— Как себя чувствуешь, Муфаса?

— Лучше, — ответил он и неторопливо поднялся с земли. Прохлада и заботливое отношение Киджаны своё дело сделали, он чувствовал себя лучше. Киджану вновь посетило беспокойство.

— Ты точно хорошо себя чувствуешь?

Муфаса повернулся к ней и, улыбнувшись, ответил:

— Да что ты переживаешь за меня как за больного львёнка, Киджана? Я в порядке, честно тебе говорю!

Мсанифу внимательно посмотрел на гостя и дочь, потом сказал:

— Ладно, ребята, идёмте домой. Скоро начнётся дождь.

Киджана подошла к отцу, который успел пройти несколько шагов в сторону дома.

— Послушай, может, ему остаться здесь? — спросила она.

Мсанифу замер.

— Зачем?

— Если Муфаса почувствует себя плохо, сколько времени пройдёт, пока кто-то принесёт Махири к нам? Не проще ли ему остаться здесь?

— Мысль верная, — медленно произнёс Мсанифу. — Скажу Махири, чтобы смотрел за ним. Но сначала за приступ с ним разберусь!

Вечером Киджана сидела в одиночестве на выступе Скалы. Дождь недавно закончился — короткий и сильный, он сбил жару. Освежённая и омытая ливнем саванна дивно блестела. Далеко от Скалы бродили небольшие компании обитателей саванны — едва видимые с выступа, возле одного из баобабов неторопливо шли два леопарда, а в другой стороне ожесточённо бодались два буйвола. Многие беззаботно проводили вечер — остальной прайд наслаждался прохладой в тени Скалы, Худжума ушёл на прогулку с львицей по имени Адили, две молодые львицы терпеливо сносили активные наскоки детёнышей. Муфаса же остался в той пещере на попечении Махири. Мсанифу, велев Киджане идти домой, отправился сначала на обход своих владений, потом — к Махири. Мандрил, которому Король устроил порядочный разбор полётов, пообещал в короткие сроки приготовить лекарство для Муфасы. Эту новость Мсанифу сообщил дочери.

— Ты спросил у Махири, что случилось с Муфасой? — задала Киджана тревожащий её вопрос.

— Хорошего мало, Киджана, — покачал головой отец. — У Махири подозрение на падучую болезнь. Ты знаешь о ней.

Киджана съёжилась, будто от удара, уши прижались к голове. Она не понаслышке знала о падучей болезни — серьёзный приступ стал причиной смерти её деда, отца Мсанифу. Вспоминая случившееся сегодня, она не раз чувствовала несущуюся по спине волну холода — а ведь и Муфаса мог умереть… Она потрясла головой, будто стараясь выгнать оттуда неприятные мысли.

День продолжал угасать, млея в вечернем тепле, красно-оранжевое марево затапливало западный горизонт. Вернулся с обхода Мсанифу, Худжума до сих пор где-то гулял с Адили. Мамы отправились умывать своих львят, преодолевая их слабое сопротивление. А Киджана наслаждалась прохладой в полутёмной пещере, в которой лежал, приходя в себя, Муфаса и которая имела сквозной выход наружу. Тихие переговоры львиц становились всё реже, тонкие голоса львят тоже сходили на нет. Прайд засыпал, лишь что-то весело обсуждали Худжума и Адили и говорили о чём-то серьёзном Мсанифу с женой. А Киджана старалась не заснуть — в позднее время её одолевала дрёма. Но ночь она собиралась провести не здесь.

Дождавшись тишины, Киджана осторожно поднялась. Несколько мгновений смотрела на ночную темень, на луну, на звёзды. Потом осторожно спрыгнула. Трава отозвалась мягким шуршанием. Стараясь ступать тише, Киджана обошла Скалу и быстро пошла к баобабу, на котором обитал Махири.

На следующий день, когда к Муфасе вернулись силы, Махири осмотрел его в присутствии не только Киджаны, но и самого Мсанифу. С ними отправился и Худжума, который окончательно смирился с пребыванием Муфасы и избавился от подозрительности. Однако сюрприз для Муфасы оказался неприятным — то, что с ним произошло, Махири назвал приступом падучей болезни.

— Пожалуй, пока с сеансами по восстановлению памяти надо повременить, — покачал головой Махири. — Падучая — это серьёзно, могут быть и повторные приступы, пусть и редко.

— Да-да, — фыркнул уже знающий обо всём Худжума, — это сложно назвать первым сеансом. Скорее это первый сеанс по убийству здоровья! Ты вообще чем думал? Нашего деда забыл?

— Меня ваш отец сегодня очень основательно отчитал, Ваше Высочество, — заявил с прохладой в голосе Махири. — Я всё сказанное усвоил, ничего пока не буду предпринимать по восстановлению его памяти! Если вы закончили, позвольте мне вернуться к приготовлению снадобья.

Мсанифу возвёл глаза к небу и покачал головой. Махири больше не отвечал на последовавшие язвительные выпады Худжумы, не ответил даже, как будет готовиться лекарство. Только сказал, что принимать его нужно трижды в день. Но перед уходом Махири произнёс:

— Я вам говорил, Ваше Величество, что это единственный способ восстановить хоть в какой-то мере его память? Сеансы всё-таки потом придётся продолжать!

— Вот когда он поправится полностью, тогда и будешь продолжать сеансы, только в моём присутствии или при Киджане, — отрезал Мсанифу. — Со здоровьем шутки плохи, Махири!