Луна Лавгуд и коллекция мозгошмыгов (гет)

С началом новой недели все педагоги как будто сговорились и начали загружать семикурсников непомерными объемами работы — это были и практические занятия, и горы домашнего задания, и дополнительные пары по основным предметам.

Профессор МакГонагалл твердо решила подтвердить свою репутацию самого строгого учителя Хогвартса, резко повысив требования к качеству выполнения превращений. Впрочем, это было и неудивительно — иголки и шкатулки остались в прошлом, как и столы со свиньями, седьмой курс вплотную перешел к трансфигурации человека, принципам качественного изменения внешности и параметров тела, основам анимагии и частичной трансформации, то есть ко всем тем разделам, в которых малейшая небрежность может привести к серьезной травме, а то и к гибели.

Сначала они плотно изучали теорию и заучивали технику безопасности — список из тридцати двух правил, половина из которых начиналась со слова «Не». А с началом первой недели октября началась практика, на которой студенты взвыли. Оказалось, что превращать посторонний предмет куда проще и приятней, чем собственное тело. Первое же практическое занятие для многих стало провалом — задание вырастить на своей руке перепонки, как у тритона, стало практически невыполнимым. Профессор МакГонагалл ходила вдоль рядов, но недовольной не выглядела — она сразу предупредила, что самотрансфигурация — сложнейший раздел магии, освоить его будет нелегко.

Гарри таращился на собственную руку уже битый час, но перепонки так и не желали отрастать. Рядом сидела расстроенная Гермиона — ей удалось вырастить всего одну перепонку, между большим и указательным пальцем, но и та получилась почему-то голубого цвета. И даже то, что профессор кивнула ей и наградила пятью баллами, девушку не утешило.

Гарри прикрыл глаза, вспоминая свой четвертый курс и эффект от жаброслей. Вот его руки становятся зелеными, пальцы утончаются, вытягиваются, между ними с резким хлопком раскрываются перепонки. Горло Гарри перехватило, резко закончился воздух, он попытался задержать дыхание, но не сумел, схватился за шею, панически отмечая, что под пальцами проступают жабры, но ничего поделать не смог. Страх начал накрывать его с головой, когда прозвучало короткое:

 — Финита.

Гарри обрел способность дышать и жадно глотнул воздух.

 — Мистер Поттер, — резко позвала его профессор, — напомните мне второй пункт техники безопасности.

Гарри почувствовал стыд, он действительно нарушил одно из самых простых и важных правил:

 — Никогда не отвлекаться на посторонние мысли и впечатления, выполняя превращение.

 — Верно, мистер Поттер. За нарушение этого пункта я снимаю с Гриффиндора десять очков.

Гарри снова наклонил голову. На очки ему было наплевать, но расстраивать МакГонагалл не хотелось, разочарование и гнев в его голосе причиняли ему почти физическую боль.

Он сосредоточился на собственной руке и направил магию через палочку. К его огромному удивлению с уже знакомым хлопком между пальцами левой руки натянулись перепонки. МакГонагалл улыбнулась ему и попросила поднять руку. Гарри помахал однокурсникам.

 — Отлично, мистер Поттер, — сказала профессор, — надеюсь, вы поняли разницу. Двадцать баллов Гриффиндору за идеально выполненное превращение.

Гарри снял заклинание и откинулся на спинку стула. Трансфигурация далась ему нелегко, по спине текли струйки пота, но он чувствовал себя крайне довольным.

До конца занятия только Гермионе удалось повторить его достижение и трансфигурировать руку, так что выходили из кабинета они довольными. Джинни, которая смогла вырастить целых три перепонки, тоже была рада, а когтевранцы поглядывали на них с нескрываемым восхищением. Впрочем, долго Гарри не смог наслаждаться своим маленьким триумфом. Привычное чувство опасности, ненадолго отступившее, накатило на него с удвоенной силой, и жизнь резко перестала быть прекрасной. На обеде он едва сумел заставить себя проглотить несколько кусков вареной картошки и запить их простой водой, после чего, сказав Джинни, что скоро вернется, быстрым шагом вышел из Зала.

Он не понимал, что с ним творится, его безо всякой причины колотила нервная дрожь, перед глазами стояла красная пелена, хотя после того, как они вчера днем почти три часа спарринговались с Драко, приступ не должен был повториться так рано. Больше всего он хотел сейчас оказаться в своем любимом пабе, пить отвратительное на вкус пиво, притупляющее эмоции и чувства, или же посреди горячего боя, думать только о том, как выжить среди летающих в воздухе смертельных проклятий.

 — Поттер, чем тебе помочь?

Гарри вздрогнул, но, так как голос доносился издалека и был совершенно не агрессивным, не стал нападать, а обернулся — в десятке шагов от него стоял Блейз.

 — Найди Малфоя, — резко сказал Гарри, сжимая зубы.

Забини быстро исчез из коридора, и вскоре вернулся вместе с Драко.

Тот сразу же понял, в чем дело, и неспешно подошел к Гарри, положил руку ему на плечо, увлекая за собой в потайной ход. Там, отпустив его плечо, Малфой уже привычно начал растирать и разминать сжатые в кулаки руки друга. Гарри стоял с закрытыми глазами, постепенно обретая контроль над собой, и, наконец, опустился на пол, приваливаясь спиной к стене.

 — Драко, я съезжаю с катушек, — проговорил он тихо, — мне становится все хуже с каждым днем. Я становлюсь психом.

Малфой огляделся вокруг, наложил заклинание тишины и тоже сел на пол, рядом с Гарри.

 — Мне бы хотелось тебе сказать, что ты не прав, но это не так.

Гарри опустил голову — в глубине души он надеялся, что Малфой сейчас разубедит его, скажет, что на самом деле все просто отлично, что это временное и скоро пройдет.

 — Но я уверен, что с этим можно что-то сделать, — продолжил Драко, — найти того, кто покопается в твоей голове и поставит тебя… обратно на катушки.

Гарри хмыкнул. Почему-то вспомнилось, как первого сентября Луна, ненадолго взглянув ему в глаза, поставила весь его мир с головы на ноги, успокоила его. Малфой, услышав про способности Лавгуд, надолго замолчал.

 — Не знаю ни одного легиллимента, — сказал он после почти пяти минут раздумий, — который мог бы провернуть что-то подобное. Это точно не легиллименция, это я вообще не знаю, что. Опиши еще раз.

Парень повторил свой рассказ, упомянув и про космос, и про нахлынувшее на него чувство покоя и безопасности.

 — Это странно звучит, но она как будто одним взглядом помогла мне вернуть свои мысли и эмоции под контроль.

 — Действительно, странно, — согласился Драко, — но вопрос не в этом, а в том, доверяешь ли ты ей.

 — Безусловно, — ответил Гарри, — ей, как и еще нескольким ребятам из Отряда Дамблдора я доверяю полностью.

 — Тогда стоит поговорить с ней.

Гарри кивнул, опустив голову на колени. После приступа, как обычно, он чувствовал себя измотанным и опустошенным. Драко опять положил ему руку на плечо и чуть сжал пальцы. Он не говорил чего-то ободряющего, но показывал, что готов поддерживать и помогать, а это было важно. Где-то через полчаса Гарри в достаточной мере пришел в себя, чтобы встать с пола и отправиться на следующую пару — Историю магии. Драко, у которого сейчас было окно, и поджидавший их в коридоре Блейз проводили Гарри до самого кабинета, где призрачный профессор уже вовсю бубнил про образование Статута о секретности, и только убедившись, что Поттер зашел в кабинет и занял свое место возле Джинни Уизли, отправились в подземелья.

Когда потянулись пустынные переходы, Блейз заговорил:

 — Поттер временами пугает меня. Он как будто из последних сил удерживает собственный рассудок.

Драко остановился и заинтересованно взглянул на приятеля:

 — Верно заметил, — сказал он.

Блейз скрестил руки на груди и нахмурился:

 — Могу я узнать подробнее?

 — Ты — можешь, ты ему однозначно не навредишь, — сказал Драко. Он не слишком сильно хотел говорить с кем-то о Поттере, но Блейз принес магическую вассальную клятву, а значит, его верность не подлежит сомнению. Кроме того, Забини — умный, наблюдательный и способный парень, он может быть полезен.

Поэтому, не вдаваясь в подробности, Драко рассказал о том, что Поттер очень тяжело переживает приход мирной жизни, упомянул регулярные срывы и постоянное чувство опасности. О Лавгуд и ее предположительной возможности приводить мозги национального Героя в норму говорить не стал — это домысел, а не факт.

Забини, выслушав Драко, задумался глубоко. Правда, о принесенной клятве ничуть не жалел — в общем-то, выбирать ему не приходилось. Его семья, хотя и не участвовала в войне ни на стороне Дамблдора и Поттера, ни на стороне Лорда, и раньше была не слишком богата и знатна, а теперь и вовсе потеряла последние крохи былого влияния. Род Забини был чистокровным во многих поколениях, но принадлежал к так называемой новой аристократии. Дед Блейза был всего-навсего аптекарем-зельеваром и звался просто господином Забини, а в Британии по неизвестным причинам вдруг превратился в лорда Забини. Вполне вероятно, что род предприимчивых итальянцев поднялся бы до впечатляющих высот, если бы отец Блейза не умер десять лет назад, оставив все семейные дела своей супруге — женщине ветреной и легкомысленной, менявшей любовников как перчатки и мало заботящейся о благополучии своего сына. Поэтому сейчас Блейз остался на мели — без средств, без положения в обществе и без покровителей. То, что Гарри Поттер взял его под свое покровительство, Блейз рассматривал как величайшую удачу. Однако информация, которую сообщил Малфой, заставила парня всерьез задуматься о том, как помочь сюзерену.

 — Малфой, я пока ничего говорить не буду, сначала кое-что почитаю. Но у меня есть несколько идей, как помочь Поттеру.

Драко кивнул, и они продолжили путь в подземелья. Он получил от Блейза именно тот ответ, которого ждал — обещание что-то там посмотреть и почитать. У Забини нет богатой фамильной библиотеки, но есть нечто более ценное — идеальная память, которая позволяет ему не упускать ничего из прочитанного или услышанного. Если у него появились идеи, он найдет им подтверждение и принесет их Драко на блюдечке.

Остаток дня прошел тяжело — Гарри хоть и взял себя в руки, оставался нервным и раздражительным, он едва не испортил зелье на занятиях со Слизнортом, напугал в коридоре пару третьекурсников, решивших попросить у него автограф, а под конец поругался с Роном. Это произошло на ужине — взвинченный до предела, Гарри сел за стол рядом с другом и принялся за потерявшую вкус и запах еду, и именно этот момент выбрал Рон, чтобы сказать Гарри, что тот ведет себя совершенно по-свински, игнорируя своих друзей и срывая злость на младших учениках.

Гарри схватил Рона за шиворот и, хотя друг был крупнее него, чуть встряхнул:

 — Я не желаю, чтобы мне указывали, что делать, Рон! — рявкнул он и выскочил из-за стола. Снова, во второй раз за день он покинул Большой Зал почти бегом, но сплетни и пересуды его мало волновали. Он жалел только, что не сумел поговорить с Луной. Однако не успел дойти до лестницы, как она окликнула его своим чуть тусклым мечтательным голосом:

 — Гарри! Твои нарглы пугают меня, я слышу их через половину Зала!

Гарри повернулся к девушке и почти с надеждой спросил:

 — Луна, а ты не можешь их приструнить?

Девушка подошла к нему и заглянула в глаза.

 — Я могу, но тебе нужно научиться самому держать их на привязи. Мне бы не хотелось снова воевать, когда вокруг война, почти не остается запаха шоколада, — сказала Луна задумчиво. Гарри не стал вникать в смысл ее слов — либо Луна несла чушь, либо в ее словах крылся слишком глубокий и недоступный простым смертным смысл.

Больше девушка ничего не говорила, просто смотрела ему в глаза, и Гарри снова, как тогда, на входе в Хогвартс, почувствовал, что тонет в ее глазах. Ее зрачки расширились до размеров космоса и затягивали Гарри внутрь, парень чувствовал, что парит в невесомости среди звезд и планет, а все его страхи и тревоги остаются позади и кажутся песчинкой в размерах вселенной.

Когда Гарри пришел в себя, Луна уже поднималась по лестнице, а рядом стоял Драко.

 — Ты как?

Гарри прислушался к себе и ответил:

 — Волшебно. Чувствую вселенское спокойствие.

Малфой издал странный звук и вместе с Гарри пошел к гостиной Гриффиндора. Он смотрел на друга, на лице которого было написано блаженство и радость жизни, и думал, что что-то от него ускользает. Лавгуд действительно сотворила чудо — она смотрела Поттеру в глаза несколько минут и словно заново вернула ему способность жить. Так не бывает. И это однозначно не легиллименция.

А что тогда?