Удивительные приключения Бильбо, сычика-эльфа из Кунира, или Туда и Обратно (джен)

Они вошли в лес, словно в мрачный туннель, пройдя гуськом под аркой, которую образовывали два высоких кустарника, склонившихся друг к другу, — такие старые и настолько задушенные плющом, что на ветках лишь кое-где виднелись побуревшие листочки. Вскоре дневной свет остался у входа в лес, далеко позади, словно яркая светящаяся дырочка. Узкая тропинка вилась между стволами. Тишина сделалась столь глубокой, что звук шагов сов, идущих довольно тихо, гулко отдавался в лесу, и казалось, что деревья нагибаются и прислушиваются.

Стоял неприятный липкий тёмно-зелёный сумрак. Лишь иногда тоненькому солнечному лучику удавалось прорваться сквозь листву и спутанные ветки. Но это было редко, а потом и вовсе прекратилось.

В лесу прыгали чёрные белки. Зоркие и любопытные глаза Бильбо подмечали, как, вильнув пушистым хвостом, белки удирали с тропинки и прятались за стволы. В подлеске, в плотных слоях сухих листьев слышались шорох, возня, шныряние и ворчание. Но кто издавал все эти звуки, Бильбо не мог разглядеть. Что было самое противное — так это паутина: густая, необыкновенно толстая, она протягивалась от дерева к дереву, оплетала нижние ветки по обе стороны тропы. Тропу паутина не пересекала нигде, по волшебной ли причине или по какой другой — неизвестно.

Прошло немного времени, и они возненавидели лес так же горячо, как ненавидели крысиные туннели глубоко в горе; им казалось, что из него уже никогда не выбраться.

Под лесной полог не проникало ни единого дуновения чистого воздуха, там навсегда застыли духота, темнота и тишина. Даже пещерных сов это угнетало, хотя они и привыкли работать внутри своей Горы и подолгу жили под землёй, в прокопанных рабочих норах. А уж сычик-эльф, живший на высоком сагуаро, и вовсе любил проводить летние дни на воздухе и теперь совсем задыхался.

Чуть легче становилось ночью, когда они могли лететь. Воздух над Тёмным лесом был холодным и неприветливым, но правильный поток помогал им нестись вперёд, практически не используя крылья. Однако вскоре, днём, они зашли так далеко в Тёмный лес, что к вечеру не смогли выбраться из него и взлететь: деревья накрепко переплелись ветвями, а Глоин, таки умудрившийся забраться на верхушку, напрасно взмахивал крыльями — поток проходил чуть выше, а над самыми деревьями воздух был стоячим и мёртвым, и совы отряда, не умевшие взлетать в таком положении, оказались заперты в лесу. Пришлось им идти пешком. Это были худшие ночи! Тьма становилась непроглядной, и это не преувеличение — они действительно ничего не видели, хотя зрение сов считалось наиболее зорким и продвинутым среди разумных птиц. Хотя нет, кое-что, пожалуй, они видели: чьи-то глаза. Ночью в окружающей тьме начинали вспыхивать огоньки, на путников нацеливались пары глаз — жёлтые, красные, зелёные, — потом исчезали и возникали уже в другом месте. Порой огоньки сверкали откуда-то сверху, с веток, и это было очень страшно. Но больше всего Бильбо не нравились отвратительные, бледные, выпуклые глаза. «Как у насекомых, — думал он, — только что-то чересчур большие».

Всё это, как казалось сычику-эльфу, продолжалось целую вечность. Он всегда хотел есть, потому что теперь приходилось экономить продукты. Восходы и закаты следовали друг за другом, а лес ничуть не менялся, и путники встревожились. Запасы провизии иссякали. Пещерные совы попробовали караулить белок и ловить их из засады на тропе, но в результате им удалось поймать лишь одну. Когда они её надкусили, она оказалась несъедобной, и белок оставили в покое.

Их мучила жажда, так как запасы воды убывали, а им пока не попалось ни одного источника или ручейка. Так всё и шло, пока однажды дорогу им не преградил поток, неширокий, но быстрый, казавшийся тоже чёрным. Хорошо, что Брок предостерёг их, а то они непременно напились бы воды и наполнили бы пустые мешочки. А теперь они задумались, как перейти поток, не входя в воду.

Бильбо подошёл к самому берегу и принялся вглядываться в черноту. Внезапно он воскликнул:

— Тут есть камни! Если напряжёмся, то сможем перейти вброд!

— Как вы думаете, далеко другой берег? — спросил Торин. Пещерные совы уже убедились, что у Бильбо самые зоркие глаза. И это несмотря на то, что именно пещерные совы чаще попадают в самые тёмные места, чем сычики-эльфы, привыкшие к светлым пустынным ночам.

— Далековато. В ста хвостах, не меньше.

— Ваших?

— Да.

— Доберёмся, — успокоил его Торин и повернулся к остальным пещерным совам. Оглядел их придирчиво и обратился в сторону молодых сов. — Фили, Кили, Ори, вы самые молодые, и глаза у вас лучше видят, — сказал он. — Подойдите сюда, видите камни, о которых говорит наш сыщик?

Молодые совы подошли к воде, наклонили головы в один и другой бок и согласно заклекотали.

— Отлично, — удовлетворённо заметил Торин. — Значит, первыми идём я, Бильбо, Оин и Балин. Затем Нори, Глоин, Дори и Ори, потом Кили, Бифур, Бофур и Двалин. И последними — Фили и Бомбур.

— Всегда я последний, мне надоело, — запротестовал Бомбур. — Пусть сегодня кто-нибудь другой будет последним.

— А зачем ты такой толстый? Вот и иди, когда все переберутся на случай, если ты решишь отдохнуть на полпути. И не вздумай ворчать и оспаривать приказания, а то с тобой произойдёт что-нибудь скверное.

Таким образом они все благополучно переправились через заколдованный поток. Только что Двалин осторожно перелез со скользких камней на твёрдый берег, а Бомбур (кстати, не перестававший клекотать себе под нос) собирался последовать за ним, как вдруг действительно произошло нечто скверное. Впереди на тропке послышался бешеный стук копыт, из темноты возник силуэт мчащегося оленя. Олень врезался в совиный отряд, заставил птиц с визгами страха рассыпаться в стороны и взвился в воздух. Он перемахнул через поток одним прыжком, приземлился, чуть пошатнувшись, и убежал так быстро, как только мог — его поглотила тьма леса, послышался звук удаляющихся копыт, потом всё стихло.

И почти сразу тишина нарушилась отчаянными возгласами Бильбо:

— Бомбур в воде! Бомбур тонет!

Увы! То была правда. Когда олень вылетел из лесу и полетел прямо на Бомбура, толстяк испугался и отшатнулся назад. Край берега был слишком скользким, и он плюхнулся в воду, не удержавшись на лапах.

Все кинулись к ручью и увидели над водой капюшон Бомбура. Они быстро схватили его клювами за этот многострадальный капюшон и с превеликими сложностями вытянули на сушу. Бомбур, естественно, промок насквозь, и это было ещё ничего, но вот беда: он спал, поджав во сне лапки, да так крепко, что совсем не реагировал на все попытки его разбудить.

Уныние охватило всю компанию, и в последующие дни оно ещё усилилось. После заколдованного ручья тропа вилась точно так же, лес был всё тот же. Если бы они знали о лесе побольше, то догадались бы, что приближаются к северо-восточной опушке леса и ещё немного терпения и отваги — и они выйдут в более редкий лес, куда проникает солнце. Но они не догадывались. К тому же они попеременно несли тяжелого Бомбура — четверо сов тащили его, а остальные несли их сумки. Не полегчай те за последние дни, им бы нипочем не справиться. Но даже тяжелые сумки лучше тяжелого Бомбура. Толстяк, к сожалению, не заменял собой сумок с едой. Настал день, когда у них почти не осталось ни пищи, ни питья. В лесу ничего не росло — лишь губки на деревьях да растения с бледными листьями и неприятным запахом.

Через четыре восхода после того, как они переправились через поток, начался сплошной буковый лес. Путники сперва обрадовались этой перемене: пропал подлесок, темнота перестала быть такой густой, освещение сделалось зеленоватым. Однако светились лишь бесконечные ряды прямых серых стволов, возвышающихся, словно колонны в громадном сумеречном зале. Появился ветерок, зашелестела листва, но и шелест был какой-то печальный. Сверху слетали листья, напоминая о том, что приближается осень. Под ногами шуршал сухой ковер, накопившийся от прежних осеней.

Два восхода спустя они заметили, что тропа пошла под уклон, и скоро оказались в ложбине, заросшей могучими дубами.

— Да кончится когда-нибудь этот проклятый лес?! — сердито ухнул Торин. — Кто-то должен залезть на дерево и попытаться выбраться наружу. Надо выбрать самое высокое дерево у самой тропы.

Конечно, под «кто-то» разумелся Бильбо. Выбор пал на него потому, что забираться — так уж забираться на самую верхушку, а для этого надо быть очень легким, чтобы выдержали тонкие ветки. Конечно, пещерные совы не сильно обгоняли сычика-эльфа в весе, но в этот раз решили не рисковать. Пришлось несчастному Бильбо лезть по шершавой коре вверх. Он продирался сквозь густые сучья, весь перепачкался зелёным и чёрным о старую кору, много раз чуть не сорвался и наконец, преодолев самый трудный участок, где буквально не за что было ухватиться, долез до верха. А пока лез — только и думал, есть ли на дереве пауки и удастся ли ему спуститься вниз, не свалившись — густая ветвяная поросль не даст распахнуть крылья, и он может разбиться.

Наконец он забрался на самую верхушку и осторожно вылез над лиственной крышей. Свет ослепил Бильбо. Снизу его окликали товарищи по отряду, но он ничего не отвечал и, зажмурившись, только крепче вцеплялся в ветки. Солнце сверкало так ярко, что он долго не мог открыть глаза, когда же открыл, то увидел море тёмной зелени, колышущейся на ветру. Бильбо долго наслаждался ветерком, ласкающим его. Наконец уханья сов, которые там, внизу, буквально лопались от нетерпения, напомнили ему о деле. Он осторожно раскрыл крылья и попытался поймать ветер.

Напрасная трата времени! Нет, ветер был. Он колыхал кроны деревьев и гнал вперёд редкие рваные перья облаков. Но сколько сычик-эльф не прыгал, пытаясь поймать поток и взлететь, у него ничего не получалось. Снова и снова он падал на ветки, судорожно хватался за них лапами, словно маленький совёнок, ещё не прошедший церемонию Первого Полёта и боящийся упасть вниз. Поток, достаточный для птичьего полёта, был чуть выше, а здесь, в нескольких хвостах от поверхности Тёмного леса, его силы было недостаточно, чтобы Бильбо и его товарищи взлетели. Вскоре Бильбо это понял, и поэтому полез вниз в совершенном отчаянии. Исцарапанный, потный, несчастный, он спустился во мрак леса и долго не мог ничего различить вокруг. Его отчет поверг и остальных в отчаяние.

— Улететь не сможем, а лес всё не кончается и не кончается! Что нам делать? Какой толк было посылать эльфа? — восклицали они, как будто Бильбо был виноват во всём.

На восходе они доели последние крохи, а проснувшись к вечеру, вновь ощутили грызущий голод. Лил дождь и уже просачивался кое-где через густой полог леса. Во рту у них пересохло от жажды, но дождь не принес облегчения — не будешь же стоять, высунув язык, и ждать, когда на язык упадет капля. А лужи всё не собирались и не собирались. Впрочем, вскоре Бофур придумал, как собрать немного влаги. Они с Бильбо, который всё ещё чувствовал себя виноватым из-за неудачной попытки взлететь, снова забрались наверх, и раскрыли над деревом один из мешочков, в который собрали немного дождевой воды. Она была не самой вкусной водой, которую совы пробовали, но хоть немного смочила горло. Утешение им неожиданно доставил и Бомбур.

Он вдруг проснулся, сел и задумчиво поскреб затылок. Он никак не мог взять в толк, где он и почему такой голодный: он забыл всё, что происходило после визита в Кунир, в сагуаро Бильбо в то далёкое весеннее утро. Немалых трудов им стоило убедить его, что всё было так, как они рассказывают.

Услыхав, что есть нечего, он горько заплакал.

— Зачем я только проснулся! — воскликнул он. — Я видел такие прекрасные сны! Мне снилось, будто я бреду по лесу вроде этого, и в том лесу идёт пир, идёт и не кончается. Лесной король, каштановая птица, сидит в короне из листьев, все распевают веселые песни, а уж сколько там пищи!.. Я просто описать не могу.

— Тем лучше, — сказал Торин. — Раз ты не способен говорить ни о чём другом, кроме еды, то лучше помолчи. Нам и так от тебя одни неприятности. Если б ты сейчас не проснулся, мы оставили бы тебя в лесу, и смотри тогда свои дурацкие сны. Думаешь, легко тебя тащить после такого долгого поста?

Что им оставалось делать? Они сильнее вжали осунувшиеся животы, взвалили на спины сумки и поплелись дальше по тропинке, даже не надеясь выйти живыми из леса. Они брели весь день из последних сил, да ещё Бомбур непрерывно стонал и жаловался, что лапы у него подкашиваются и он сейчас ляжет и уснёт.

Наконец Торин не выдержал. Все они были усталыми, голодными и измученными долгим переходом по Тёмному лесу. Торин опустил сумку на землю и скомандовал:

— Привал!

Совы тотчас рухнули наземь. Бильбо поджал под себя лапки — ему нездоровилось; под перьями поселился холод, его кожа горела, а в голове стояло жужжание. Он распушился, спрятал голову в пух, надеясь согреться и хоть немного поспать, когда вдруг Балин, назначенный караульным, шепнул:

— Опять глаза. Больше, чем прежде.

Совы вскочили и испуганно заозирались. И правда — впереди, на тропе, скрывавшейся во тьме, мигали красные и жёлтые огоньки. Ни звука не издавали неведомые твари, будто боялись вспугнуть свою добычу.

Бильбо посмотрел назад, туда, откуда они пришли — и там тоже на них из темноты смотрели глаза, пустые и белые, как выеденные яйца. Совы сбились в кучку, ужас овладел ими. Глаза мигнули и пропали, но спустя мгновение зажглись вновь — и в этот раз они были несравненно ближе.

— Спасайся, кто может! — истерично ухнул Бомбур, и пещерные совы, забыв все наставления своего друга Гэндальфа и барсука Брока, бросились куда глаза глядят.

Напрасно Бильбо бегал по тропе и звал, звал:

— Дори, Нори, Ори, Ойн, Глойн, Фили, Кили, Бомбур, Бифур, Двалин, Балин, Торин Оукеншильд!

Пещерные совы не отзывались и не возвращались на тропу, потеряв её, как и многие другие до них. Бильбо остался один в полной тишине и темноте. То был один из самых скверных моментов в его жизни. Бильбо долго блуждал в темноте, тихонько клекотал в надежде, что кто-то из пещерных сов его услышит и придёт на его зов. Но на тихий клёкот пришли только глаза, и хоть их теперь было не так уж много, они вызывали ужас. Дрожа хуже осинового листа, Бильбо залез на дерево и примостился у основания нижней ветки, крепко вцепившись в кору когтями. Внизу кто-то едва слышно шебуршался; будто тонкие костяные игры впивались в землю. Сычик-эльф долго слушал этот звук, стараясь дышать как можно тише, пока его не сморила усталость.

Проснулся он внезапно, почувствовав чьё-то прикосновение. К его боку прижалась какая-то крепкая липкая нитка, а когда он попытался встать, тут же упал с ветки, так как его лапы оказались спутаны той же гадостью.

Из-за ствола вдруг появился здоровенный паук, огромный, каких Бильбо никогда в жизни не видывал. Сычик-эльф видел его глаза, чувствовал, как притрагиваются мохнатые лапы; паук трудился на совесть, опутывая и опутывая Бильбо своими мерзкими нитями-паутинами. Хорошо, что Бильбо вовремя очнулся, — ещё минута, и он бы уже не смог шевельнуться. И тогда паук впрыснул бы ему яд, как проделывают с мухами обыкновенные пауки. Бильбо отчаянно взвизгнул — "Чиур!" — как умеют кричать лишь сычики-эльфы, находящиеся в беде, и со всей силы ударил врага по лапам своим маленьким, но острым клювом. Паук отпрыгнул назад, а Бильбо тем временем просунул когти меж животом и паутиной и, поднатужившись, разорвал паутину на несколько коротких полосок. Теперь настал его черёд нападать, и он накинулся на паука со всей возможной на данный момент яростью. Если бы паук знал, что ему грозит, он бы пустился наутёк сразу, но он явно не привык к «добыче», которая готова дорого отдать свою жизнь, и Бильбо успел нанести ему удар клювом в голову. Паук заскакал, заплясал, дико задергал лапами, и тогда Бильбо снова наскочил на него, со всей силы ударил по глазам и принялся клевать гигантское, но абсолютно растерявшееся от неожиданности и испуга насекомое, драть когтями и бить, пока паук не испустил дух. И лишь поняв, что победил, маленький сычик-эльф издал победоносное курлыканье — и упал сам, надолго потеряв сознание.

Когда он пришёл в себя, его окружал обычный тусклый дневной полумрак. Паук лежал рядом мертвый, когти сычика были в черных пятнах его мерзкой крови. Убить гигантского паука в темноте, в одиночку, без помощи Гэндальфа, пещерных сов или ещё кого бы то ни было — это, я вам скажу, было неслыханное событие в жизни Бильбо. Он почувствовал себя совсем другим — более храбрым и беспощадным. Он тщательно вытер когти о траву и с новыми силами отправился на разведку. В лесу царило безмолвие. Прежде всего следовало разыскать друзей; далеко уйти они не могли, разве что их взяли в плен местные разумные животные, если таковые имелись, или кто-нибудь похуже. Бильбо понимал, что кричать тут небезопасно, поэтому долго стоял на месте и раздумывал, в какую сторону двинуться на поиски остальных. Жаль было, конечно, покидать тропу, ведь и Гэндальф, и Брок строго-настрого запретили это делать; но Бильбо также обещал ястребиной сове позаботиться об отряде. Он просто не мог отправиться дальше, не найдя пещерных сов.

«Зачем они не послушались советов Брока и Гэндальфа! — сокрушался Бильбо. — А теперь мы так все запутались. "Мы"! Хорошо, если "мы", а то одному так страшно!..»

Наконец он определился с направлением и с тяжёлым сердцем, полным решимости и неуверенности одновременно, сошёл с тропы. Лес тут же стал будто темнее и мрачнее; Бильбо оглянулся в сторону, где должна была быть тропа — и не увидел её. Теперь он тоже потерялся.

"Коль верёвка узелком, терпение всё развяжет. Попробуй и убедись — терпение помогает", — вспомнил он почему-то наставления своей дражайшей матушки. Как всегда, воспоминания о доме наполнили его душу светом и любовью к жизни. Бильбо встряхнулся, скидывая с себя опустошённую тоску, и решительно направился вперёд, стараясь не шуметь. Как я уже не раз говорил, сычики-эльфы, как никто, умеют бесшумно ступать по лесу; кроме того, Бильбо достал из нашейного мешочка свою драгоценную крупинку-невидимку и успокаивающе сжал в лапе.

Он осторожно крался вперёд до тех пор, пока не различил в нескольких хвостах от себя клубок черноты, слишком густой даже для Тёмного леса — словно клок сумрачной ночи, который забыл рассеяться с наступлением дня. Подобравшись ближе, Бильбо понял, что это паутина, намотанная в несколько слоёв. И тут он увидел над собой пауков: гигантские, страшные-престрашные, они сидели на ветвях. Бильбо задрожал: крупинка крупинкой, а вдруг пауки видят сквозь невидимость? Стоя за деревом, он некоторое время наблюдал их в тишине и покое леса и вдруг понял, что отвратительные твари разговаривают друг с другом! Голоса их походили на тоненький скрип и свист, но он разобрал слова. Они говорили про его друзей, пещерных сов!

— Жаркая была схватка, но дело того стоило, — просвистел один. — Ну и жёсткая у них шкура, зато внутри они наверняка сочные.

— Да, да, повисят немножко — ещё вкуснее станут, — подхватил другой.

— Не передержите их, — подал голос третий, — чтоб не засохли, а то что-то худоваты. Видно, плохо питались последнее время.

— Убейте их сейчас, говорю вам, — просвистел четвертый, — а потом пусть повисят дохлые.

— Да они и так уже дохлые, поверьте мне, — возразил первый.

— Ничего не дохлые. Сейчас один крутился — видно, очухался. Идём — покажу.

И толстый паук быстро побежал к ветке, с которой рядком свисала дюжина больших свертков. Только тут Бильбо заметил их в тени дерева и ужаснулся: из свёртков торчали — где совиная лапа, где клюв, где кончик крыла, а где капюшон.

Паук направился к самому толстому из свёртков.

«Должно быть, бедняга Бомбур», — подумал Бильбо.

Паук сильно ущипнул Бомбура за живот. Бомбур был явно жив. Раздался приглушенный визг, и торчащая лапа метко лягнула паука. Послышался звук, как будто ударили по выдохшемуся футбольному мячу; взбешенный паук свалился с ветки, но вовремя ухватился за собственную нить.

Остальные расхохотались.

— Ты прав, — сказали они, — завтрак жив-здоров и лягается.

— Сейчас перестанет, — злобно прошипел паук и полез наверх.

Бильбо понял, что настал момент действовать. Вот только что делать? Добраться до пауков он не мог, да и не успеет — те добьют бедного Бомбура раньше, чем он сможет ему помочь. Оглядевшись в поисках того, что могло бы ему помочь, Бильбо увидел углубление — очевидно, русло пересохшего ручья, — где валялось много камней. Недолго думая, он подобрал гладкий, как яйцо, камень, очень удобно легший в лапу.

Ещё дома, летая на границу с Тито, он часто видел, как молодые сипухи, наслушавшись сказок взрослых о благородных воинах с острова Га`Хуула, летали под деревьями, тренируясь в метании найденных камней, и палок, и всего, что им попадало под лапы. Однажды Бильбо случайно выдал своё присутствие, восхищённо воскликнув «чру-ур-ур-ур», когда одна из сипух кинула камень точно в центр мишени, изображённой на земле мастерскими когтями её родителей. Сипухи тогда дружелюбно отнеслись к появлению в лесу кунировского сычика-эльфа и даже пригласили его к себе в игру. Так Бильбо научился недурно метать камни. В свободное время, будучи моложе и энергичней, он много упражнялся, швыряя камни в разные предметы, поэтому мог считаться опытным в этом виде нападения.

К сожалению, он мог поднять не все камни, а те, что ему давались, вряд ли могли убить такого большого врага, как гигантский паук. Но сейчас важнее было не убить, а хотя бы отогнать от толстой пещерной совы, которая находилась в смертельной опасности. Пока Бильбо подбирал камни, паук долез до Бомбура, и через секунду тому бы несдобровать. И тут Бильбо бросил камень. Бац! — камень ударил паука по макушке, и паук от неожиданности сорвался с ветки. Он с глухим стуком ударился об землю, не успев ухватиться за паутину, и затих, задрав лапы.

Второй камень со свистом прорвал большую паутину и уронил на землю паука, сидевшего в центре. По пути к земле он пересчитал все ветки дерева и потому не было ничего удивительного, что его жизнь оборвалась. На мгновение стало тихо, нестерпимо тихо, жутко тихо, а потом в колонии пауков поднялась паника, и на время, могу вас уверить, они и думать забыли про своих пленников-сов. Видеть Бильбо они не могли. Но сообразили, с какой стороны летят камни. С молниеносной быстротой они помчались по веткам, выбрасывая нити во всех направлениях. Пространство наполнилось смертоносными качелями.

Но Бильбо уже споро перебежал на другое место. Ему захотелось раздразнить пауков, раззадорить, как следует разозлить. Когда к месту, где он раньше стоял, сбежалось штук пятьдесят пауков, Бильбо принялся швырять в них камнями, а потом, приплясывая между деревьями, запел песню, чтобы привлечь внимание пауков, а также пещерных сов:

Жирный паук

Взгромоздился на сук

И не видит меня

Среди белого дня.

Эй, старый дурак!

Я подам тебе знак,

Паутину бросай

И меня догоняй!

Может, и не слишком складная дразнилка, но не забывайте — он сочинил её сам, экспромтом, в самый неподходящий момент. Песенка свое дело сделала: пока он пел, кидался камнями и топал лапами, буквально все пауки бросились к нему. Одни спрыгнули и бежали по земле, другие мчались по веткам и, раскачиваясь, перепрыгивали с дерева на дерево, третьи перекидывали новые нити через тёмное пространство. Пауки оказались гораздо проворнее, чем Бильбо ожидал. Очень уж они разозлились. Во-первых, им не понравились камни, во-вторых, пауки терпеть не могут, когда им говорят «жирный паук», ну, а уж «старый дурак» и подавно обидно всякому!

Бильбо бросился на новое место, но пауки разбежались теперь по всей поляне и быстренько начали плести паутину между стволами. Очевидно, замысел их был таков: очень скоро сычик-эльф неминуемо очутится в западне — и путь ему будет отрезан. Но, окружённый со всех сторон охотящимися на него насекомыми, Бильбо нашёл в себе мужество затянуть еще одну песенку:

Паутины вьется нить,

Мне готовят сети,

Но меня им не скрутить

Ни за что на свете.

Вот я, вот!

Вам везет,

Слушайте, глядите!

Пауки, дураки,

Ну-ка догоните!

Тут он повернулся и увидел, что последний свободный промежуток между двумя высокими деревьями тоже затянут паутиной, но, по счастью, не настоящей густой сеткой, а отдельными толстыми нитями, наспех протянутыми туда-сюда. Бильбо подбежал, перерубил их когтями и зажатым в одной из лап камнем и с пением побежал дальше, делая невысокие перелёты — так передвигаться было значительно быстрее и менее энергозатратней.

Пауки заметили, как порвалась паутина, словно разрезанная чем-то невидимым, а потом увидели убегающий и временами — улетающий от них камень, и всей оравой погнались за сычиком-эльфом по земле и по ветвям; их мохнатые лапы мелькали, челюсти щелкали, глаза вылезали из орбит, пауки задыхались от ярости.

Бильбо забежал далеко в глубь леса, потом совершенно бесшумно прокрался обратно, а пауки помчались дальше в том же направлении.

Времени у Бильбо было в обрез: скоро обескураженные пауки, потеряв его, вернутся к пещерным совам. До этого он должен успеть спасти своих друзей. Мощно оттолкнувшись от земли, он резко взмахнул крыльями и с великим трудом, но всё же сумел долететь до ветки, на которой висели свёртки. Да уж, не в таком мёртвом воздухе должны летать птицы, совсем не в таком! На ветке Бильбо неожиданно столкнулся нос к носу со старым толстым противным пауком, караулившим пленников. Он занимался тем, что время от времени щипал их, чтобы распознать, который сочнее, и как раз думал угоститься до возвращения остальных, как вдруг Бильбо без долгих размышлений пырнул его когтями и клювом, и паук шлёпнулся с дерева уже мёртвый.

Следующей задачей было освободить ближайшую сову. Но как? Разрубить нить, на которой тот висит, когтями? Несчастный свалится на землю с большой высоты. Бильбо дополз до первого свёртка, качая ветку, отчего бедные совы запрыгали и задергались. «Фили или Кили, — подумал Бильбо, увидев кончик голубого капюшона. — Скорей всего — Фили», — решил он, разглядев оперение — более светлое и с небольшой рыжинкой. Перегнувшись вперёд, Бильбо ухватился клювом за паутину и быстро разорвал почти все крепкие липкие нити, опутавшие Фили, и тот, дёргаясь, предстал его глазам. Боюсь, что Бильбо, не удержавшись, расхохотался при виде того, как Фили дёргал затекшими крыльями и лапами и плясал на нити, державшей его под крыльями.

Наконец Фили с помощью Бильбо взобрался на ветку и тут показал себя с лучшей стороны — помог сычику-эльфу освобождать остальных, хотя чувствовал себя прескверно: его мутило от паучьего яда и от того, что он провисел полдня и полночи, вращаясь вокруг своей оси. Вдвоём они принялись подтягивать на ветку каждого товарища по очереди и высвобождать из коконов. Всем было так же худо, как Фили, а тем, кто получил большую дозу яда, и того хуже.

Таким путем они освободили Кили, Бифура, Бофура, Дори и Нори. Бедняга Бомбур до того был измучен (его, как самого толстого, щипали чаще других), что скатился с ветки, хлопнулся на землю, на кучу листьев, и остался лежать без движения. Но пятеро пещерных сов всё ещё болтались на конце ветки, когда начали возвращаться пауки, рассвирепевшие пуще прежнего.

Бильбо сразу перебежал по ветке и начал нападать пауков, лезущих наверх, отгонять их с помощью когтей и клюва. Но, чтобы без проблем освобождить Фили, он вновь положил крупинку в нашейный мешочек, а взять обратно в клюв забыл, так что пауки теперь увидели его и засвистели, брызгая слюной:

— Мы тебя видим, совёныш! Мы тебя высосем, так что от тебя только кости да кожа останутся! Ух! У него когти! Пускай, всё равно мы до него добёремся, повисит у нас вниз головой денька два!

Тем временем освобожденные пещерные совы трудились, уничтожая клювами нити на оставшихся пленниках. Ещё немного — и все будут свободны.

Но что дальше? Пауки изловили их довольно легко, но то ночью, в темноте, напав врасплох. На этот раз дело пахло смертным боем!

— Вниз! Спускайтесь! — закричал Бильбо остальным совам. — Не сидите там, вас сейчас поймают сетями!

Пауки густым потоком карабкались по соседним деревьям и ползли по веткам над головой у сов.

Пещерные совы мигом слетели вниз — все одиннадцать, одной кучей. Они еле стояли на ногах от слабости. Теперь все очутились на земле, считая толстяка Бомбура, которого подпирали с боков его кузены — Бифур и Бофур. Бильбо прыгал вокруг, растрёпанный и отчаянный, как защищающий гнездо малыш-воробей, размахивая своим когтями, а сотни разъярённых пауков пялили на них глаза со всех сторон — сбоку, сверху, снизу. Положение казалось безнадёжным.

И тут начался бой! Кто когтями, кто клювом, кто найденными палками или рассыпанными по земле камнями — совы защищались так отчаянно, как только могли. Они раз за разом отбивали атаки пауков и многих перебили. Но долго так продолжаться не могло.

Бильбо совсем умаялся, из остальных только четверо стояли твёрдо на ногах, пауки неминуемо одолели бы всех, как обессилевших мух.

Бильбо, ломавшему себе голову над тем, как быть дальше, оставалось только выдать пещерным совам тайну своей крупинки. Жаль, но делать нечего.

— Сейчас я исчезну, — курлыкнул он. — Постараюсь отвлечь пауков на себя, а вы держитесь все вместе и прорывайтесь в противоположном направлении, влево.

Он с большим трудом втолковал им это — до того они обалдели от болтания в воздухе вверх хвостом, от криков, свиста и писков, от бросания камней и размахивания палками.

Мешкать было нельзя: пауки окружали их всё теснее. Бильбо взял крупинку в лапу и, к великому изумлению пещерных сов, мгновенно исчез.

Сразу же между деревьями справа послышалось: «жирный паук», «старый дурак». Это привело пауков в замешательство. Они остановились. Некоторые побежали на голос. Слова «старый дурак» снова совершенно вывели их из себя, они просто потеряли голову. Балин, быстрее других смекнувший, в чём состоит план Бильбо, повёл своих товарищей в наступление. Пещерные совы сгрудились плотной кучкой, расставили когти пошире, отогнали пауков и прорвались сквозь их заслон.

В противоположной стороне пение и крики внезапно прекратились. Молясь, чтобы Бильбо не схватили, пещерные совы продвигались вперед. Слишком медленно! Они измучились и уже еле-еле ковыляли, перепархивали вперёд, а пауки шли по пятам. То и дело совам приходилось оборачиваться и отражать атаки врага. Многие пауки бежали по веткам у них над головой, выбрасывая длинные клейкие нити.

Дело оборачивалось совсем плохо, как вдруг снова возник Бильбо и неожиданно напал на пауков сбоку. Раздался противный писк, во все стороны брызнула едкая бесцветная паучья кровь.

— Бегите дальше! — прокричал Бильбо, уворачиваясь от длинной лапы, хотевшей прихлопнуть его, как муху. — Я их задержу!

И он задержал их! Он метался взад и вперёд, разрывая когтями нити-паутины, кромсая лапы, протыкая клювом толстые тела! Пауки раздувались от бешенства, шипели и плевались, изрыгали страшные проклятия, но маленькая бесстрашная птица, похожая и непохожая на известных им сов, внушала им такой страх, что они не осмеливались подходить близко. Никакие проклятия не помогали — добыча медленно, но верно ускользала от них.

Страшный бой длился долго — наверное, не один час. Наконец, когда Бильбо почувствовал, что ему больше не поднять лапы, не сделать ни одного удара, преследователи вдруг оставили их в покое и, обманутые в своих ожиданиях, отправились восвояси, в свой тёмный угол леса, залечивать раны и поедать погибших.

И тут пещерные совы заметили, что находятся на краю светлой поляны. Им пришло в голову, что где-то здесь могло сохраниться доброе волшебство и паукам оно не по вкусу. Здесь путники могли отдохнуть и отдышаться.

Так они и сделали. Но отдышавшись, пристали к Бильбо с расспросами — главное, как он ухитрился исчезнуть. История с крупинкой так их заинтересовала, что они забыли про всё на свете. Балин потребовал заново пересказать происшествие с Голлумом, загадки и вообще всё с самого начала, но так, чтобы волшебная крупинка заняла своё надлежащее место. Вскоре свет стал меркнуть, и тогда посыпались другие вопросы: где они? Где тропа? Где взять еды? Что делать дальше? Все эти вопросы они задавали теперь Бильбо и явно ждали ответа от него. Как видите, они резко переменили своё мнение о маленьком сычике-эльфе и (как и предрекал Гэндальф) прониклись к нему уважением. Теперь они не ворчали на него — они ждали, что Бильбо предложит какой-нибудь потрясающий план. Они прекрасно понимали, что, если бы не сычик, их бы уже не было в живых, поэтому благодарили его ещё и ещё. Кое-кто даже поклонился ему до земли, но от слабости не удержался на ногах и ткнулся клювом в землю.

История крупинки нисколько не уронила его в их мнении: они поняли, что кроме везения и крупинки-невидимки у него ещё есть смекалка и без неё ничего бы не вышло. Они до того расхваливали Бильбо, что он и впрямь почувствовал себя храбрым искателем приключений, а найдись что поесть, он стал бы ещё храбрее.

Но поесть было нечего. Бильбо думал и думал, как отыскать потерянную тропу, но его усталая голова отказывалась соображать. Он просто сидел, съёжившись, уставившись на нескончаемые ряды деревьев. Все примолкли, закрыли глаза, но Балин долго ещё посмеивался и бормотал:

— Голлум! А я-то думал! Вот, значит, как он прошмыгнул у меня под носом! Теперь понятно! Ах, вы «просто крались, крались и подкрались», Бильбо? Вы «потеряли кучу перьев» в злополучной щели? Ах ты, старый хитрец, хитрец, хи… хи… — Тут Балин тоже заснул.

И вокруг надолго воцарилась тишина.

Внезапно Двалин открыл глаза и огляделся.

— А где же Торин? — спросил он.

Вот ужас-то! Их и в самом деле было только тринадцать: двенадцать пещерных сов и сычик-эльф. Куда девался Торин? Какая его постигла участь? Поймали ли его, съели лесные чудовища? Содрогаясь от ужаса, пещерные совы и Бильбо лежали, пока не заснули неспокойным сном. Их мучили кошмары. Вечер перешел в ночь. И тут мы на время оставим их, пока они спят, усталые, измученные, даже не выставив караульных.

У Торина была несколько другая судьба. Торин, убежав с тропы, долго бродил в темноте, напрягаясь от каждого шелеста неподалёку. Но усталость навалилась на него так внезапно, так сильно, что он просто упал в густой кустарник, росший на его пути, и потерял сознание. Крики заблудившихся товарищей, вопли, когда их схватили и опутали пауки, звуки сражения на следующий день — ничего этого Торин не слышал. Потом его подобрали лесные сипухи, крепко связали верёвками из паутины и прочного плюща и унесли с собой.

Да, разумеется, в Тёмном лесу, как и во всех остальных лесах, существующих на свете, жили совы. Были то масковые сипухи или, как их ещё величали учёные умы Га`Хуула, Phodilus. Испокон веков жили они в Тёмном лесу и, когда в него пришло зло, не пожелали покидать насиженные места, со временем научились выживать в изменившемся мире и продолжили своё размеренное существование. Птицы они были не злые, но с недоверием относились к чужим и всегда соблюдали крайнюю осторожность. Они были не так мудры, как их дальние родственники из лесов Тито, и казались более коварными. Они иногда появлялись в сумерках, в промежутках между заходом солнца и восходом луны, но предпочитали ночь и звёзды; бесшумно летали по густым лесам, пели песни скрипучими сиплыми голосами и жили в своё удовольствие.

На большом старом дубе у северо-восточной границы Тёмного леса жил могущественный король масковых сипух. Подданные короля, вообще-то говоря, жили и охотились по большей части на открытом воздухе, в лесах. Жили они на земле и на деревьях, из всех деревьев больше любили буковые. Старый же полый дуб был королевским дворцом, сокровищницей и темницей для редких пленников, которых ловили сипухи в своём лесу. Туда и потащили Торина, с которым обращались не слишком вежливо, так как других сов здесь не жаловали. В старину масковые сипухи даже, случалось, воевали с пещерными совами, которых они обвиняли в краже своих сокровищ. Справедливость требует сказать, что пещерные совы, честные ремесленники, объясняли это по-иному — они, мол, взяли то, что им принадлежало. Король масковых сипух когда-то заказал им драгоценные украшения, дав для этого золото и серебро, найденное в болотах Тёмного леса, а потом отказался платить за работу. И тогда пещерные совы, не получив платы, оставили украшения у себя. У могущественного короля масковых сипух и в самом деле была слабость — он был скуповат. Сокровищница его ломилась от золота, серебра и алмазов, которое сипухам и не нужно то было, но он любил его сияние и хотел ещё и ещё — его аппетиты были немерены.

Но Торин и его предки не имели никакого отношения к той старой распре между сипухами Тёмного леса и неизвестными мастерами из рода пещерных сов. Поэтому, когда он очнулся, то был возмущён их обращением. И решил, что из него не вытянут ни одного слова про золото и драгоценности.

Король устремил на Торина суровый взгляд больших тёмных глаз и стал его расспрашивать, но Торин на всё отвечал только одно: он умирает от голода.

— Мои птицы донесли, что ты не единственный чужак в лесу, — задумчиво ухнул король. — Где сейчас твои друзья? Что они делают?

— Не знаю, вероятно, умирают от голода в лесу.

— Что вы делали в лесу? Зачем в него ворвались?

— Мы никуда не врывались, — отвечал Торин, — мы честные путешественники и просто искали пищу и питье, ибо умирали от голода.

— А что вам там понадобилось? — вконец рассердившись, спросил король.

Но Торин прищурился с истинно королевским надменным видом и не пожелал отвечать.

— Отлично! — ухнул король, донельзя раздосадованный. — Уведите его и держите под землёй, в самых корнях дерева, пока не скажет правды! Пусть сидит хоть всю свою — недолгую — жизнь!

Сипухи крепче связали Торина верёвками из плющевых лиан и заперли в одном из самых дальних подземном ходе — их было бесчисленное множество под великим старым дубом, и в основном сипухи использовали их, чтобы содержать там своих пленников. Ему дали вдоволь мышатины и воды из дальнего лесного родника — ведь масковые сипухи не крысы, и даже со злейшими врагами они обращались вполне сносно. Только к гигантским паукам были беспощадны, так как те не умели быть благодарными и всегда, когда представлялась возможность, атаковали одиноких птиц, а если повезёт ещё больше — утаскивали маленьких птенцов и даже яйца, чтобы съесть их в темноте своих лесных убежищ.

Бедный Торин лежал в королевской темнице. Поев мяса и попив воды, он теперь невольно испытывал чувство благодарности. Потом он вспомнил про своих горемычных друзей. Ему недолго пришлось ломать себе голову над тем, что с ними стряслось, — очень скоро он всё узнал. Но об этом рассказывается в следующей главе, где пойдёт речь о новом приключении, в котором сычик-эльф снова показал, на что способен.