Удивительные приключения Бильбо, сычика-эльфа из Кунира, или Туда и Обратно (джен)

По мере того как они летели дальше, становилось всё светлее и теплее. Вскоре река под ними сделала поворот, обогнув круто поднимавшийся слева уступ, у подножия которого билась и бурлила вода. Берега сгладились, деревья пропали из виду. Совы сели на выступающий из воды камень, чтобы перевести дух, и тут перед Бильбо открылась такая картина: впереди широко расстилалась низина, вся изрезанная ручейками, сотней извилистых ручейков, на которые распадалась здесь река; вода стояла в болотах и заводях, испещренных островками. Но посредине равнины по-прежнему упорно струилась сильная быстрая река. А вдалеке, уходя темной вершиной в растрепанное облако, вздымалась Гора! Отсюда не видны были её соседки и холмистые подступы к ней. Гора вздымалась одиноко и глядела поверх болот на лес. Вот она — Гора! Долгий путь прошёл и пролетел маленький отважный сычик Бильбо, много претерпел опасных приключений ради того, чтобы увидеть Гору. И как же она ему теперь не понравилась! Не понравился ещё зловещий вид — будто Гора, по мере приближения, смотрела на него всё более неодобрительно и угрожающе.

Торин повернулся к своим товарищам и так горделиво выпятил грудку, будто они уже победили Смауга и вновь стали властителями Горы.

— Друзья мои! — воскликнул он, и пещерные совы перевели на него сияющие взгляды. — Мы почти сделали это! Много трудностей встретилось нам по пути, ещё больше их будет — но мы здесь, мы живы и мы готовы к решающему рывку! Благодаря удаче и смелости нашего благороднейшего друга Бильбо — да даст ему Глаукс долгих и счастливых лет жизни! — мы дошли до нашей любимой несравненной Горы. Осталось совсем немного. Последний рывок. Так давайте сделаем его!

Пещерные совы заухали с возрастающим азартом. Вид дома, коего они когда-то были лишены, подействовал на них самым полезнейшим способом. И единственный, кто был удручен и несчастлив, это Бильбо. Пока окрестности оглашало радостное уханье, маленький сычик-эльф не мог не думать о том, кто ждал их в затопленных помещениях Горы. Смауг был серьёзным противником, и Бильбо очень сомневался, что старый змей добровольно покинет завоёванную территорию. А значит, придётся сражаться.

"Глаукс всемогущий, помоги и сохрани!" — произнёс он ритуальную фразу всех благопорядочных сычиков-эльфов и снова посмотрел на Гору. Её зловещность никуда не делась.

* * *

Два дня им потребовалось, чтобы перелететь Долгое Озеро — так называлось озеро, в которое впадала река. Слава Глауксу, им то и дело попадались торчащие из-под тёмной воды скалы, на которых путники могли перевести дух. Запасы, сделанные ими во время отдыха возле реки, стремительно таяли, а холода требовали всё больше и больше энергии для полётов. К тому же, от Горы дул пронзительный ветер, а лететь против ветра было трудно. Но путники не сдавались, и вскоре уже мягко спланировали на сушу. Теперь Одинокая Гора возвышалась прямо перед ними.

Наши путники провели тревожную ночь и несколько приуныли. На следующий день они "встали на крыло" и продолжали путь. Ветер усилился, и лететь с каждой новой минутой было сложнее; Балин и Бильбо летели сзади всех, чтобы беречь силы, которых у них, в силу возраста и роста соответственно, было меньше, чем у остальных. Ветер дул и дул, и они всё приближались к большому отрогу Одинокой Горы, выступавшему им навстречу.

Путешествие совершалось в тишине и безмолвии. Кончились смех, шутки и пение; гордые надежды, зашевелившиеся было у них в душе, пока они внимали на озере торжественным речам Торина, угасли, место их заступил безысходный мрак. Они знали, что путешествие подходит к концу, и конец может оказаться ужасным. Природа вокруг сделалась скудной и унылой, краски потускнели, тогда как, по словам Торина, в былые времена отличались свежестью и разнообразием. Трава поредела, исчезли деревья и кусты — от них остались изломанные корявые пни.

Путники достигли Змеиного Запустения, и достигли на исходе года. Они спустились на землю у самого подножия Горы, не встретив ничего угрожающего. Гора высилась прямо над ними, тёмная и жуткая. Они остановились на отдых на западном склоне большого отрога, кончавшегося бугром, который назывался Вороньей Высотой. Там когда-то находился сторожевой пост, но туда они пока не осмелились подняться — уж слишком это было оголенное место.

Прежде чем искать на западной стороне Горы потайную дверь, Торин выслал отряд разведчиков исследовать южный склон, где должен был находиться главный вход в Гору. Для этой цели он выбрал Балина, Фили с Кили и Бильбо. Те, не рискуя влететь, пока был день, пробрались вдоль серых молчаливых утёсов к подножию Вороньей Высоты. Там река, сделав широкую петлю по долине, где некогда располагались общины рыбных филинов, уходила от Горы в сторону озера, бурная и шумливая, как все горные реки. Берега её, голые и скалистые, обрывались в поток. Глядя сверху через узкую реку, которая пенилась и бурлила между валунов, они увидели в широкой долине темнеющие руины пещер, мастерски сложенных из тёмного камня.

— Вот всё, что осталось от Дейла, общины наших коллег-филинов, — промолвил Балин. — Склоны горы когда-то зеленели лесами, долина была изобильна и отрадна для глаз, вокруг раздавались звуки песен и радостное уханье...

Голос Балина звучал печально, лицо помрачнело: он сопровождал Торина в тот день, когда появился змей.

Ни идти, ни лететь дальше они не рискнули, а обогнули отрог и, спрятавшись за большим камнем, высунули головы: они увидели чёрное отверстие в высокой стене — главный вход в некогда цветущий город пещерных сов. Вокруг всё было неподвижно, двигалась вода да изредка проносилась мрачная зловещая ворона. Тишину нарушал лишь шум потока, бегущего по камням, да хриплое карканье. Балин содрогнулся.

— Вернёмся! — тихонько ухнул он. — Здесь нам делать нечего. Очень мне не нравятся эти противные птицы, похоже, это вражеские лазутчики.

Остальные опасливо глянули на летающих ворон и попрятались ещё дальше за камень. Они ещё помнили ту злополучную схватку с крысами и воронами в дальних Пустошах и не хотели снова попасть в такую ужасную ситуацию, ведь теперь у них не было Гэндальфа, который бы придумал способ спастись. Да и орлы здесь не жили.

— Как вы думаете, змей этот, Смауг... он, значит, ещё жив? Сидит где-то под горой? — нервно поинтересовался сычик-эльф, когда совы, прячась за камнями, отправились в обратный путь.

Балин издал малопонятный звук.

— Скорее всего, — хмуро пояснил его он.

Подавленные, стараясь не шуметь, возвращались они в лагерь под карканье ворон. Ещё так недавно, летом, они гостили в прекрасном Приюте Элронда; сейчас только-только начиналась осень, но казалось, что прошла целая вечность. Они очутились в безлюдном, заброшенном месте, без всякой надежды на помощь. Путешествие их закончилось, но до конца приключения было по-прежнему далеко, а мужества и выдержки могло хватить лишь ненадолго.

Как ни странно, у Бильбо их осталось больше, чем у других сов. Он часто отделялся от остальных и сидел, поджав лапы, среди камней, сливаясь с ними своим оперением, и думал, думал... У него была хорошая память, как и у всех сычиков-эльфов, и сидя вот так на каменистом побережье реки или где-нибудь у уступов, Бильбо вспоминал очертания карты Горы и её окрестностей. Он много думал о значении того или иного завитка, рисунка, руны или лунной буквы. Именно он заставил пещерных сов начать опасные поиски потайной двери на западных склонах. Они перенесли свою стоянку в длинную узкую долину, укрывшуюся за низкими отрогами. С этого западного склона некогда быстрее всего ушла вода, и потому здесь сохранилось немного плодородной почвы, на которой росла хилая трава и даже пара тощих кустарников. Из этой новой стоянки, всегда закрытой тенью Горы, день за днем, разбившись на отряды, они выходили — а по ночам рисковали и вылетать — на поиски. Как помнил Бильбо, где-то здесь высоко по склону пряталась потайная дверь. Восход за восходом, закат за закатом они возвращались на стоянку не мышки евши.

И вдруг совершенно неожиданно они нашли то, что искали. Однажды Фили, Кили и Бильбо прошли в конец узкой долины и копошились там среди камней. Около полудня, заглянув за большой, торчащий, точно столб, обломок скалы, Бильбо увидел, как на камне, надёжно укрытом лишайником, выщерблены маленькие поясняющие стрелки. Он подозвал двух пещерных сов, и они в волнении начали подниматься вверх по камням, следуя за стрелочками — подсказками тех, кто когда-то, много-много закатов назад, оставил их для будущих поколений. Стрелки вывели их на тропку, местами пропадавшую, местами всё-таки заметную. И так, по ней, настороженно посматривая в небеса (солнце стояло в зените, было ещё светло, и вороньи лазутчики так и сновали вокруг), совы пришли на гребень южного отрога, а оттуда — на узкий выступ, огибавший Гору. Поглядев вниз, они увидели, что прямо под ними лежит их стоянка. Осторожно поднимаясь по скале, они прошли гуськом по узкому выступу, свернули за угол и очутились на небольшой укромной площадке, заросшей травой. Вход на неё снизу, со стоянки, виден не был. Скала, к которой примыкала площадка, была такая же, как и везде — серая, мрачная, заросшая мхом и абсолютно не интересная. Однако совы не сомневались, что тайных ход в Гору был именно тут.

Они долго исследовали скалу и все окрестности площадки, простукивали камни лапами, пытались отскоблить мох, но ничего не нашли. Наконец, выбившись из сил, они растянулись на траве под камнями, скрывавшими их от любопытных взглядов сверху, а когда завечерело, осторожно слетели вниз.

На стоянке все тотчас пришли в неописуемое возбуждение. Совы ухали, размахивали крыльями, радостно скакали, хотя Бильбо не понимал их восторгов — место-то правильное, но ход так и не был найден. Кто знает, может, за столько времени он и вовсе разрушился? Но глядя на словно помолодевших товарищей, сычик-эльф так и не рискнул предположить такое вслух. А тут ещё и Торин предложил не тянуть Чистого за гузку и отправиться на поиски лаза внутрь Горы. Они "встали на крыло", пользуясь тем, что по ночам вороньи лазутчики почему-то исчезали, и перелетели в найденную травянистую нишу, где устроили новый лагерь. Толстяк Бомбур, уставший махать крыльями, остался следить за тощими сумками с провизией, а остальные отправились обследовать выступ дальше. Вскоре они обнаружили тропинку, которая вела наверх. Но далеко уходить побоялись, да и не видели надобности.

На вершине царила тишина, лишь ветер шуршал в трещинах. Они разговаривали тихо, не пели, не перекликались — опасность подстерегала повсюду. Те, что искали ход, пока ничего не добились. В своём нетерпении они раздражались и всё яростней пытались определить на глаз, где именно живущие здесь некогда совы могли сделать незаметный вход в Гору. Они пробовали убрать несколько камней, чтобы обеспечить себе более широкий обзор, но те оказались слишком тяжёлыми и с грохотом повалились друг на друга, заставив сов нервно попрятаться за скалы. Они испугались того шума, который сами же и наделали: каждый удар камня о камень усиливался эхом и мог привлечь ненужное внимание.

Бильбо до смерти надоело сидеть на влажном травянистом пятачке и смотреть, как остальные искали и искали, сидели и сидели, думали и думали или бесцельно топтались поблизости, негромко вспоминая всё, что знали о таинственном ходе. Они было воспрянули духом, обнаружив правильную тропу, но теперь совсем приуныли. И всё же не хотели сдаться и уйти ни с чем. Теперь и сычик-эльф был не бодрее других. Он ничего не делал, только сидел, прислонившись к скале, вытянув вперёд лапы, и глядел на запад, поверх отрогов, поверх широких просторов, за чёрную стену Тёмного леса, туда, где ему всё мерещились Туманные горы. Если его спрашивали, что он делает, сычик-эльф отвечал:

— Думаю, как попасть внутрь.

Но подозреваю, что он думал не столько о деле, сколько о той стране, что лежала в голубой дали, о тихой родной стране и о своём родном колючем сагуаро, с которого так приятно было наблюдать за восходящим летним солнцем...

— Завтра пойдут последние осенние деньки, — прокурлыкал Торин.

— А за ней последует зима, — добавил Бифур.

— И наступит следующий год, — закончил Двалин, — и мы станем старше. Чьи-то перья посеребрит седина, чьи-то — раскрасит взрослый узор... А здесь по-прежнему ничего не произойдёт. Чем только занимается наш сыщик? Раз у него есть крупинка-невидимка, — значит, теперь с него спрос больше, вполне мог бы пройти в главный вход и разведать как и что.

Бильбо услышал его слова (пещерные совы находились наверху, как раз над нишей) и подумал: «Глаукс милостивый, так вот что они придумали! Несчастный я несчастный, вечно я должен вызволять их из неприятностей, во всяком случае, после ухода Гэндальфа! Что же мне делать? Так я и знал, что в конце меня ждёт что-то совершенно ужасное. Нет, я просто не в состоянии видеть ещё раз ту злосчастную долину Дейла. Да и главный вход в обиталище змея ничем не лучше!..»

Он так расстроился, что с восходом почти не сомкнул глаз. Пока пещерные совы, поглядывая на небеса, лазали по склону или спали в укромных щелях скалы, подвернув головы под крылья, Бильбо в унынии сидел в нише, глядя вдаль через узкий проход. "Хоть бы Гэндальф объявился", — думал он с робкой надеждой.

Когда он поднимал голову, то видел кусок дальнего леса. Вот солнце повернуло на запад — и на лес легло жёлтое пятно, как будто солнце осветило последнюю осеннюю листву. В тот же момент он услышал у себя за спиной резкое щёлканье. Он обернулся: на сером камне сидел большущий дрозд, угольно-черный, с бледно-желтой грудкой, пестревшей темными точками. Он молча смотрел в глаза Бильбо, и в этом было нечто сюрреалистическое и настолько жуткое, что Бильбо сделал шаг назад. Дрозд прищурил глаза, будто усмехнулся, и тихо защёлкал, засвистал, словно не было для него дела важнее, чтобы петь тут, в мрачно застывшей тишине.

Петь! И вдруг Бильбо осенило!

— "Стань в Дь­юрин день у се­рого кам­ня, ког­да прос­тре­кочет дрозд, — и за­ходя­щий сол­нечный лик пос­ледний луч на вход бро­сит", — прошептал он и, позабыв всякую осторожность, бросился к дрозду. Тот тотчас улетел, вспорхнул и в мгновение ока будто растворился в стылом воздухе, но Бильбо он больше и не интересовал (позже он, конечно, устыдится того, что так и не сказал чудесной птице слов благодарности, но то будет позже). Он, широко открыв глаза, замер у серого камня, пристально вглядываясь в молчаливые скалы. Солнце не грело, но его заходящие лучи были неожиданно яркими, ослепительно горящими, и каждая чёрточка на камнях, каждая травинка и каждый изгиб мха сверкали так, как никогда ночью. Глаза у Бильбо заслезились, привыкшие за дни, проведённые в ночи, к сумрачной тьме, но сычик-эльф не сдавался и продолжал смотреть на скалу. Солнце опустилось ниже, коснувшись горизонта — и скала словно вспыхнула на мгновение. А Бильбо замер, боясь дыханием всё испортить: всё на миг стало ярким, почти жёлтым — и за мхом на одном из камне друг затемнела глубокая трещина, надёжно скрытая мхом и нависшем над ней камнем, незаметная в ночном свете...

Забыв про осторожность, про то, что рядом могли быть запоздалые вороны, Бильбо стал громко звать пещерных сов. Те выскочили из щелей, будто кролики, напуганные громким шумом, и, спотыкаясь о камни, бросились к нему, недоумевая, что случилось.

— Здесь! Здесь он! — возбуждённо ухал Бильбо, прыгая на сером камне; его глаза лихорадочно сияли.

Торин почувствовал смуту в мускусном желудке. Видеть сычика-эльфа, в последние дни будто впавшего в депрессию (Торин подозревал, что это было связано с тем, что тому не хватало тепла и света, в изобилии распространённых в Кунире), таким радостным и энергичным, было непривычно, но это почему-то вселяло в сов бешеную надежду на какую-то потрясающую весть.

— Кто он? Что случилось? — Кили и Фили вертели головами, пытаясь понять, кто привёл Бильбо в такое неописуемое волнение.

Заикаясь от спешки, Бильбо быстро все объяснил. Все замолчали, боясь словами нарушить уникальность момента. Наконец пещерные совы встрепенулись. Переглянувшись, они молниеносно бросились к камню, на который мгновениями раньше указала маленькая лапка Бильбо.

Во все стороны полетели рваные клочки мха. Пещерные совы сосредоточенно сопели, занимаясь привычной работой. Бильбо всё ещё стоял на сером камне, но возбуждение медленно покидало его вместе с последними лучами солнца. Вот то закатило свой толстый красный бок за горизонт. Бильбо увидел довольно высоко над краем земли еле заметный бледный узенький серп новорождённой луны, и его медленно отпустило. И почти в тот же миг Торин коротко курлыкнул.

Совы отступили на пару шагов и замерли, разглядывая дело лап своих. Камень больше не покрывал мох — тот валялся вокруг, смятый и откинутый в стороны. На камне же появилась длинная прямая щель, в которую легко могла протиснуться даже такая сова, как Гэндальф.

Из глубины, словно пар, выплыла темнота, глазам их предстала глубокая зияющая чернота — разверстый ход в глубь Горы.