Вестеросская баллада (джен)

Всё происходящее было глупым, отвратительным, унизительным и ни разу не смешным. Как и обещал Бронн, они купили платье, а ещё сорочку, кальсоны, пару шерстяных одеял и сапоги из грубой кожи. Все это отыскалось в повозке старьёвщика, встреченного ими у въезда в захудалый городишко, названием которого Джоффри так и не стал интересоваться. Мужлан-старьёвщик пах блевотиной и скисшим элем, хромал на одну ногу и мог похвастаться отсутствием двух пальцев на правой руке, но торговался, как последний раз в жизни. Джоффри стоял смирно, стараясь не дышать, и, сверх того, не разглядывать то тряпьё, что Бронн хотел навязать законному правителю Вестероса в качестве одежды. На возражения не было сил — со вчерашнего вечера им не удалось раздобыть никакой нормальной пищи, а жевать сушёную конину, невесть из каких недр вещевого мешка вытащенную Бронном, мешали остатки королевского достоинства.

— Ну что, девочка моя, — Бронн явно был доволен итогами торгов, — как обновки?

— По-моему, то пятно на платье — засохшая кровь, — а ещё платье в нескольких местах было разрезано и затем неумело зашито грубой ниткой. И сильно пахло предыдущей владелицей. — Мне кажется, этот оборванец его с трупа снял.

— В таком случае хорошо, что я не стал покупать у него кровяную колбасу.

— Ты что, не понял? Я не собираюсь это надевать, — Джоффри убил бы наёмника, если бы не устал так сильно. И если бы у него был хоть какой-нибудь ещё телохранитель.

— Вот как? Что ж, славно. Тогда можешь оставаться в том, в чём есть. На окружающих это производит впечатление, не мне тебе напоминать.

Джоффри стиснул зубы. Проклятый Бронн, почему нужно обязательно по пять раз на дню вспоминать о его унижениях?! Накануне вечером они вновь постучались в один из придорожных трактиров, уже успевших слиться в памяти короля в безликую, провонявшую чесноком и потом, череду. Однако последнее посещение подобного места, пожалуй, было чересчур волнительным, оттого лишь голод и желание поспать в тепле могли заставить Джоффри топтаться у дверей, за которыми раздавались гогот и стук кружек. Проливной дождь, вымочивший всё, до чего не добралась вода в ручье, тоже был вполне себе причиной. Высунувшийся на стук крепкий молодчик окинул их презрительным взглядом и отрезал: «Со своими шлюхами нельзя».

— Семеро с тобой, добрый человек, это не шлюха, а доченька моя, — возразил Бронн, подкрепляя заявление парой медяков.

— Дочка, говоришь? Ну, проходи, только следи за ней получше.

Едва оказавшись в долгожданном тепле, Джоффри бездумно откинул капюшон, и пробегавшая мимо с пустыми кружками служанка охнула:

— Ой, девка, а с лицом-то что у тебя?

— Перебрала вчера эля, споткнулась с пьяных глаз, да и лицом о столешницу приложилась, — любезно пояснил Бронн. — Она у меня вся в мать пошла, ту тоже от бутылки не оторвать было, бедняжку, пусть помилуют Боги её душу! Так и умерла молодой от горя и бедствий.

— Страсти какие, — с сомнением протянула служанка и побежала дальше.

Но зато потом он поел! Какого-то отвратительного бурого месива, однако оно было горячим, и в нём даже попадалось что-то, отдалённо похожее на мясо. Осоловевший король едва добрался до комнатушки, которую им выделили на двоих — маленькой, зато с настоящей кроватью, — вновь попытался снять с себя клятое платье, потерпел неудачу и обессилено заснул. Среди ночи его разбудил громовой храп вернувшегося Бронна. Мерзкий наёмник забыл, что место собаки — на полу, и уснул прямо на той же кровати, а под утро умудрился ещё и спихнуть с неё своего короля. Ещё одна из отвратительных ночей, и, судя по всему, далеко не последняя. А сменивший её день вовсе не принёс облегчения — Джоффри был таким же грязным и несчастным, в оборванном, местами севшем платье, с нечёсаными волосами и незадавшейся жизнью.

— …Эй, наёмник, я совсем забыл. Мне нужна щётка.

— Щётка? — кажется, Бронна всё-таки можно было чем-то удивить.

— Да, щётка для волос. Я не могу ходить с вороньим гнездом на голове. Я же леди. То есть король.

— Что ж вы поздно так сказали, уже и старьёвщик укатил. Хотите, я вам щётку дам, которой Рыжуху чищу?

Джоффри сплюнул.

— А платье вы, миледи Джейни, всё-таки решили принять?

— Ты будешь раскаиваться за каждую минуту подобной дерзости. Тебя будут пытать. Тебе вырвут твой поганый язык. Тебя оскопят. Выколют глаз. Ухо отрежут.

Бронн посмотрел на него чуть ли не с сочувствием. Что ж, Джоффри и сам вынужден был признать, что угрозы выходят лишёнными былого задора. Это всё проклятая усталость. Голод и лишения. Безысходность и Божья немилость. Даже их лошади смотрят на него с презрением.

Король сел прямо на обочину и разрыдался.

— Ну-ну, доченька… Джейни… Ваша Светлость! Вашу мать! Да успокойтесь уже, идёмте, переоденем вас где-нибудь в укромном месте.

— И мне нужна горячая ва-а-анна, — оказывается, длинным рукавом очень удобно вытирать слезы. Неудивительно, что женщины так часто позволяют себе плакать.

— Никакой ванны, — отрезал Бронн. — Я вам спинку тереть не собираюсь, а звать для этого трактирных девок точно не стоит. Не думаю, что они обрадуются, обнаружив у девицы Джейни хер. Поэтому могу предложить вместо горячей ванны холодную запруду, но спинку не потру всё равно — знаю я вас, королевскую кровь, ещё руку потом отрубите.

—Отрублю-у-у! — пообещал Джоффри, но покорно заковылял вслед за наёмником.

Запруда действительно обнаружилась совсем недалеко — за огородами, в кустах малины. Вода была холодной и мутной после вчерашнего дождя, но у Джоффри не оставалось возможности подумать над тем, хочет ли он ещё мыться — Бронн просто столкнул короля в воду и отправился распрягать лошадей, насвистывая «Шесть юных дев в пруду искристом». Потом, правда, сжалился и выдал кинжал, которым Джоффри удалось распороть линялые тряпки, бывший семь дней назад нарядным платьем знатной леди.

Новая одежда оказалась удобнее прежней настолько, что он смог зам затянуть шнуровку. К тому же, кальсоны были не в пример привычнее шёлковых панталон, а сапоги, хоть и болтались на ноге, выглядели крепкими и вполне добротными. Одеваться без слуг было в новинку, так что, провозившись невыносимо долго, он успел продрогнуть и проклясть весь Вестерос с Эссосом впридачу, но всё было лучше, чем просить о помощи грязного наёмника. Тот, между тем, окончив заниматься лошадьми, подошёл к Джоффри и окинул его внимательным взглядом.

— Так-то лучше, только у девчонок обычно титьки бывают. Так что вы уж запихните в нужное место чего-нибудь. И что-то вы совсем посинели, миледи, ещё околеете, не доехав до Глубоких Нор. Схожу-ка я за ветками посуше, костёр разведём, а вы пока за лошадками присмотрите — как бы крестьяне, шельмы, не свели.

И ушёл.

Джоффри сел под дубом, с завистью глядя на Рыжуху Бронна и своего безымянного мерина, мирно щипавших травку под раскидистым ясенем. Если бы он мог насытиться зеленью, то с удовольствием бы присоединился к ним. В животе урчало, от голода начинало подташнивать. Может быть, здесь найдутся какие-нибудь ягоды? Малину уже кто-то успел обобрать до него, но чуть поодаль Джоффри нашёл кустарник, усыпанный крупными алыми ягодами, и потянулся сорвать пару-тройку.

— Ты что, дурочка совсем?

Король резко обернулся. Сзади стояла девочка, по виду ровесница Мирцеллы, но таких тощих и оборванных девочек Джоффри никогда не видел. Ноги у неё были босые и грязные, а платье больше походило на мешок из-под репы — даже Арья Старк выглядела не в пример приличнее.

— Это же волчья кровь. Её нельзя есть, а то умрёшь, — девочка задумчиво поковыряла болячку на подбородке. Джоффри замутило. Отвратительный ребёнок.

— Ты кто такая будешь? — не унималась оборванка. — Как звать? Ты чего, немая? — и подбежала к нему, пытаясь ухватить его за рукав.

— Отцепись от меня, поганка! — самообладание покинуло короля, и он изо всех сил отпихнул девчонку подальше. Ещё не хватало, чтобы она цеплялась за него этими ужасными, перемазанным в навозе ручонками!

Девчонка заревела. Джоффри уже почти поверил в своё спасение, как из-за кустов выбежало сразу несколько маленьких оборванцев, один другого грязней. У старшего из них, лишь на голову ниже ростом, чем он сам, в руках была палка, похожая на ручку от метлы.

— Ты кто такая? — сурово сдвинув брови спросил старший. — Почему ты обидела Тию?

— Она слабоумная, — дёрнула старшего за рукав девчонка с тощей косицей, — смотри, глазищами-то как хлопает!

— Может, заставим её говорить? — мальчишка с палкой уверенно направился к Джоффри.

И тогда король не выдержал.

— Оставьте меня в покое, ублюдки! Отцепитесь! Идите прочь!

Они заулюлюкали и бросились на него всей гурьбой, повалив на землю, молотя крепкими грязными пятками, дёргая за волосы, плюясь и царапаясь.

Если когда-то король Джоффри Баратеон, первый своего имени, и думал, что в жизни бывали дни и похуже, то теперь он убедился воочию — хуже быть просто не может.

— А ну кыш, мелюзга! — зычный голос Бронна прорезал ребячьи вопли колоколом в септе, предвещая спасение и утешение всем грешникам.

Пинки прекратились, но он, на всякий случай, так и остался лежать на земле, прикрывая руками голову.

— Вас всё равно съедят волки! — посулил им на прощанье кто-то из беглецов.

Бронн рывком поднял Джоффри на ноги, усмехаясь самым возмутительным образом.

— Армия маленьких оборванцев повергла ниц короля Семи Королевств, миледи?

— Когда я встречусь с людьми моего деда, мы вернёмся сюда, и каждый из них будет болтаться в петле, — говорить было тяжело из-за сдавливавшей горло ненависти.

Бронн пожал плечами и, посвистывая, занялся костром.

Солнце уже перевалило зенит, когда Джоффри, вспомнив, спросил у наёмника:

— Тут что, водятся волки?

— Последних, насколько я знаю, ещё при Эйрисе повывели, — лениво зевнул тот.

Что ж, это было хоть каким-то утешением.