Вестеросская баллада (джен)

В конце концов, всё могло закончиться гораздо хуже, думал Джоффри, потягивая эль. Жизнь была прекрасна и удивительна — они добрались до города, сняли комнаты в таверне, желудок грели свиные ребрышки, а сердце наполняло непривычное чувство — чувство любви к каждому в этом прокопчённом зале. Нет, действительно, вокруг сновали молодые девицы, и при виде них король испытывал не раздражение, а умиление — одна черноволосая красотка так трогательно уселась на колени к Бронну, что глаз радовался. Заведение, игриво называвшееся «Персик», оказалось относительно опрятным, тёплым, гостеприимным, а главное — тут не было никаких волков.

Джоффри поднял опустевшую кружку, подзывая служанку, и столкнулся глазами с Бронном, укоризненно качающим головой. Ну и пусть! Король Семи Королевств выпьет сегодня столько, сколько ему захочется.

Бронн сказал, что им больше нет нужды скрывать Джоффри под юбками, и обещал раздобыть мужское платье, поставив лишь одно условие — они покрасят королю волосы. Поскандалив для приличия, Джоффри согласился. Он готов был сделать всё, что угодно, лишь бы снова стать юношей. После всех своих злоключений король не понимал, как вообще женщины выживают в этом бездушном, суровом мире, словно бы нарочно подогнанным под нужды мужчин. Почему Дева, Мать и Старица пустили всё на самотёк? На их месте Джоффри бы сурово потолковал с Отцом, Кузнецом и Воином касательно творящейся несправедливости.

— Как настроение, миледи? — Бронн, незаметно подошедший сзади, наклонился к его уху. — Я узнал у Беллы, где раздобыть краску. После ужина, пожалуй, начнём. Только помните, что выйдете вы отсюда пока ещё девицей, а чудесное превращение мы совершим где-нибудь за околицей. Иначе, боюсь, хозяева и постояльцы будут в некотором замешательстве.

— Бронн, — его язык заплетался, — мне бы женщину.

— Сдурели вы, миледи, что ли?

— Мой отец в конце тяжёлого дня всегда просил женщин. И я хочу! Посимпатичнее какую-нибудь. Выберешь мне?

— Ты хоть знаешь, что с ними делать надо? — Бронн смотрел на Джоффри с каким-то таким родом сочувствия, за которое хочется немедленно отправить на плаху.

— По ходу разберусь. Мейстер Пицель обучал меня естественным наукам.

— Я, конечно, не то, чтобы уважал священные узы брака, но хочу заметить, что вас дома ждёт невеста.

— Изменница! Мерзкая волчица! И потом, до свадьбы она всё равно мне не даст. А когда ещё эта свадьба будет…

— Так, доченька, что-то ты совсем перебрала, — громко сказал Бронн и резко выдернул его из-за стола. — Пойдём-ка наверх, потолкуем.

В своей комнате Джоффри яростно попытался доказать Бронну, что тот не прав, но наёмник молча вылил на короля кувшин воды и посулил воткнуть в рот кляп, если Джоффри немедленно не заткнётся, после чего ушёл.

Поплакав от обиды, Джоффри заснул, раскинувшись на кровати, и сон его был сладок. Ровно до той минуты, когда вернувшийся Бронн рывком сдернул короля с постели и усадил на колченогий табурет.

— Я принёс краску, — доверительно сообщил наёмник.

— Ты когда-нибудь до этого красил девиц? — обречённо поинтересовался Джоффри. Сопротивляться более решительно ему мешали тоска и четыре выпитых кружки эля.

— По ходу разберусь.

На этом оставалось только смириться.

…Ранним утром из гостиницы «Персик» вышли щербатый человек по имени Бронн и его дочка Джейни — высокая, угловатая девица с копной пегих волос. Глядя на своё отражение в мутном, засиженном мухами зеркале, Джоффри хотелось немедленно убить наёмника за всё содеянное, но пути назад не было. За полуразрушенной стеной дровяного сарая он облачился в одежду, которую вчера невесть где раздобыл Бронн (судя по её состоянию, предыдущий владелец расстался с вещами без особой охоты) и предстал миру хмурым парнем тринадцати лет с пятнами коричневой краски на тощей шее.

— Неплохо, — отметил Бронн, окинув его пристальным взглядом. — Только теперь тебе нужно новое имя. Что скажешь насчёт Джона?

— Бастарда Старка звали Джоном, — припомнил Джоффри, прожигая Бронна ненавидящим взглядом. — Вы что, с матерью решили на меня все имена Винтерфелльской черни примерить?

— Ещё так, вроде бы, десницу предыдущего звали. Того, что помер.

— Ясно. Лучше не зови меня никак.

— То есть «Эй, ты!» подойдёт?

Джоффри с достоинством отвернулся и зашагал по улице. Он не мог точно сказать, куда идёт, но надеялся, что выглядело это впечатляюще и исчерпывающее.

— Джон, ты куда пошёл-то? Нам в другую сторону. Лошадок надо раздобыть да кинжал тебе какой-нибудь. Но если, конечно, ты хочешь идти в Ланниспорт пешком и безоружным…

Уже не в первый раз захотелось придушить поганца, но, в конце концов, это чувство было таким привычным, что необъяснимым образом внушало уверенность в завтрашнем дне.