Как пела иволга (гет)

Мерваад ощутила себя до странности глупой, осознав, что не продумала до конца, что же будет делать теперь — когда ей наконец принесут такую желаемую «редкость». Нет, конечно, пара планов ситуации у нее было.

Она предполагала, что хозяин таверны вынесет из подсобки чашу, светящуюся ядовито голубым лириумным светом. Она скажет: «Ага, вы арестованы!» — и со всех трех входов в таверну ворвутся ее ребята. Они повяжут преступников, посадят на бричку и увезут в Скайхолд, где она будет судить их, сидя на своем троне в лучших красных сапогах.

Хотя вряд ли это было бы так открыто, подумала Адаар позднее. Как ей могли выпереть светящуюся чашу, в конце-то концов?

Могли бы, конечно, замаскировать это дело… допустим, ликером. Хотя вряд ли. Что она знала о лириуме, так это то, что его зелье легкое, как масло, и будет плавать на поверхности, не мешаясь с другими жидкостями.

Но сейчас перед ней стояла еще одна кружка с темным красным вином, и хозяин смотрел на нее молча и самодовольно, будто этому напитку не нужна была дополнительная реклама.

Но ведь это могло быть ядом? Он же не ожидал, что она выпьет что-то из его рук?

Инквизитор смотрела на окружающих их головорезов — теперь они виделись в каждом углу. Не только мужчина рядом, но еще двое у колонны. Они мало что пили, только сидели, наблюдая за ними. И еще один — он выглядел рассерженно, правда, потом встал и ушел, сбрасывая с себя подозрения.

Нет, ничего такого, Адаар бы им всем с легкостью переломала шеи и безо всякого оружия, но это не входило в ее планы. Она могла сейчас все запросто испортить. И выход оставался один.

Она сделала глоток.

Это было простое вино.

— Это и все? — спросила она, стараясь сбагрить голос насмешкой, хотя он еще дрожал — кунари до последнего опасалась, что напиток внутри обратиться в кипящее масло или змей, пожирающих внутренности.

— Для начала, — хозяин таверны тихо хмыкнул и оставил ее, относя лишнюю посуду на кухню.

«Вот это Бык посмеется, — покачала головой Инквизитор, с небольшой опаской, отодвигая алкоголь в сторону, — потратила все деньги на кружку вина. Нет, здесь искать нечего. Просто жулик, алчный до денег. Надо будет его за что-нибудь привлечь».

Еще не успев додумать свою мысль, Мерваад ощутила недомогание, предшествующее опьянению. Это ее немного удивило. Ее не брало ничего из человеческого алкоголя, за исключением какого-нибудь ликера или виски. А тут голова начала приятно опухать и кружиться. Неужели здесь готовили что-то, столь легкое на вкус, но столь тяжелое на градус? Если бы у нее был подобный рецепт, она бы тоже подзаработала. В прошлой жизни.

Инквизитор убрала руки со стойки и поняла, что ноги ощущаются, словно чужие. Они то онемевали, то становились вдруг очень чувствительными, воспринимая каждый квадратный дюйм брюк как инородную ткань.

— Что вы мне дали? — прошипела она, но перед глазами потемнело. Она не видела ни бармена, ни людей.

Скорее на ощупь, чем полагаясь на зрение, кунари поковыляла прочь. Она натолкнулась на колонну, и боль была такой, словно ее били палками.

Дверь впереди замаячила треугольником. Сделав последний рывок, Адаар вырвалась на улицу.

Свежий воздух заполнил ее легкие, будто сотни цветов, устлавших луга.

Здесь должен был быть Карвер, должен был ждать ее. Надо было найти, чтобы он помог.

Но его не было.

Адаар в панике шла вперед, ища его глазами, и ветер был на вкус, как сахарная вода, льющаяся в рот и глаза. Что-то случилось с Карвером. Нужно было найти Быка и Дориана, и Карвера, обязательно Карвера. Где Карвер?

Скользкая земля и чернота вокруг. Твердь всасывала Инквизитора внутрь, и стоило ей попытаться вырвать ногу из зыбкого плена, она рухнула вниз.

Ее тело катилось по канаве вниз, но сил как-то противостоять этому не было.

Оказавшись на самом дне, Мерваад посмотрела на небо. Оно было таким красивым, таким восхитительным и бесконечным. Прямо как глаза Хоука.

Воздух и грязь под ней ласкали тело, а ветер вдруг наполнился словами, самыми прекрасными из тех, что она слышала.

Лучше себя она еще в жизни не чувствовала.

— Эй, почему ты тут лежишь? — кунари расслышала голос Карвера.

Он нашел ее.

Приподнявшись, Мерваад оперлась на локти. Ватная слабость и вязкость во всех конечностях, дарящие необычную легкость, так и уговаривали продолжить лежать тут. Но ей хотелось идти за ним. Брать за руку и быть наконец смелой.

Она не вспомнила ни о Дориане, ни о Быке, пока Карвер вел ее обратно к их постоялому двору. Он не выглядел обеспокоенным и встревоженным ее внезапным падением, поэтому и стыда она не чувствовала. Инквизитор вообще сейчас мало что чувствовала из плохого. Только хорошее. Уверенность в себе, в нем, тепло, растекающееся от руки, за которую он вел ее, струящийся по венам солнечный свет. Знал ли Хоук, как ей сейчас хорошо? Наверное, знал.

— Мерваад, — познал он ее по имени, привлекая внимание. — Тебе нехорошо. Тебе лучше отдохнуть.

— Нет.

Адаар могла испытать неловкость от того, какой вдруг храброй она стала. Сев на постель, но продолжая держать его за руку.

Она могла поклясться — Хоук совсем не был против. И хотел того же.

Его кожа была на вкус, как морской прибой, как запах леса и чувство томного вечера, на каждом открытом дюйме под рубашкой. Утренней росой капли пота на лбу и шее дрожали, выдавая волнение, что так ей нравилось.

Кунари целовала его руки и ребра, задрав полу ткани, втягивая к себе. От пупка, трогательной телесной запятой на бледном животе, к прохладному мечу амулета, пока не добралась до губ.

Его пальцы скользнули по ее рогам, ощупывая со слепым восторгом, и впервые она что-то так отчетливо ощущала ими. Она не думала, что у нее столько мест, прикосновения к которым сводят с ума.

— Мерваад, — прошептал человеческий мужчина, лежа под ней. — Мерваад, ты нужна мне.

И вены заполнились розовым чувством, опьянение задействовало новые нервные центры. Ее будто стало больше. Больше места для эмоций.

Его совсем, совсем не смущали ее рога. Он не выпускал их ни на секунду, пока она расстегивала его брюки, желая наконец посмотреть на него целиком. И когда справилась, то села на колени, рассматривая.

Тело светилось. Переливаясь блестками, как на красивейших орлейских платьях. Карвер приподнялся, нагой и уязвимый перед ней, его глаза потемнели до синего, а губы все еще блестели от слюны их поцелуя.

Дурманящая мысль, что все эти блестки должны быть ее, заполнила разум. То, что от него осталось. Ведь она могла провести языком по ним и заполучить этот свет. Вместе с ним самим.

Она целовала его живот и бедра, наслаждаясь его вкусом и возбуждением, как тягучим вином на кончике языка. А все вокруг вращалось лишней декорацией дешевого театра. Комната, постель, окно, вид за ним, мир.

Мерваад не помнила, как оказалась без одежды сама, но его руки на ее голой спине, когда он был сверху, ощущались так ярко, словно он касался нее сквозь кожу. Запускал пальцы в ее мягкую сущность под твердой оболочкой, а ее кровь вместе с счастьем омывали их кончики, давая держать себя, словно за ниточки куклы-марионетки.

— Мерваад, — прошептал он снова, целуя ее в затылок. Гладя бедра и бока, растворяясь в ней.

Он не боялся ни рогов, ни метки, прикоснувшись губами к тыльной стороне левой ладони, и взял ее целиком, ничего не упустив. Занял собой и принял ее в себя.

— Мерваад.

Ей никогда так сильно не нравилось свое имя, как тогда, когда он произносил его, будучи с ней. Хотелось умереть в этот момент и жить вечно, проживая его снова и снова, как концентрированную единицу счастья.

— Мерваад.

Шум дождя за окнами, смывающего с земли следы и грязь, был настолько явственным, словно тот сам лился на нее. Крик иволги в нем казался надрывным плачем, вот только по ком могла плакать птица? Дождь касался своими холодными пальцами живым существом и ее, и его, соединяя природой.

Но он был таким холодным.

— Мерваад, что с тобой случилось? Ты слышишь нас?

Голос Карвера стал глуше, хотя он был так близко, невозможно близко.

Она уткнулась лицом в подушку, глуша свой стон, и ткань наволочки перестала отпускать ее. Прилипла к лицу клочками, будто подушка была из мягкого теста. А тело ее маленького человеческого любовника вдруг стало таким легким, что она не могла его чувствовать, только слышать. Но этого было достаточно.

— Мерваад!

…

Хоук попытался перевернуть тело леди Инквизитора, но та лишь оттолкнула его.

На небе собирались тучи, и мелкие ледяные капли дождя уже пощипывали лица.

Он нашел ее через некоторое время, как раз после того, как они воссоединились с Быком и Дорианом.

— Я оставил ее всего на несколько минут, — сказал он разочарованно. Разочарованный больше в самом себе, чем в обстоятельствах.

Второй кунари посмотрел на него вскользь, но ничего не сказал. Ему нужно было пытаться достучаться до Адаар.

Обхватив ее за талию, тот оторвал ее от грязной земли и легко взял на руки.

Досада, страх и ужас кипели внутри Карвера. Во всем виноват был только он сам. Если бы он не… не подумал, что может что-то сделать сам, не оставил ее, с ней бы такого не случилось.

Она не теряла сознания и все еще была где-то тут. Ее тело дергалось, будто крупно дрожало от холода, а глаза, смотревшие сквозь приоткрытые веки, видели что-то, чего в действительности перед ними не было.

Хоук стиснул кулаки, упрямо идя за несущим ее Быком и Дорианом, смотрящим в ее лицо, словно пытаясь понять, где она.

Он все испортил. Из-за него с ней что-то случилось. Храмовник успел подумать первую часть мысли о том, что он здесь лишний и все только портит, когда расслышал ее тихий голос:

— Карвер.

Он ускорил шаг.

…

Каллен уставился в стену, в которую упирался его взгляд, и слушал. Его зрачки в глазах плясали, но он не рисковал закрыть их, потому что это значило — упасть в омут.

Все тело окутывала тянущая слабость, расползающаяся вместе с кровью по всем органам. Кожа казалась ненадежной накидкой, через которую внутрь проникал сквозняк, но от него было не прохладно, а жарко.

Резерфорд чах. Состояние постоянного бессилия и апатии окутывало его и, как ему казалось, с каждым днем все плотнее.

Письмо от леди Инквизитора, доставленное около часа назад, лежало перед ним раскрытое, внимательно прочтенное, но не проанализированное. Было сложно собраться мыслями. Он честно не пытался сделать это последние пять минут.

Темная голова Хоука между его ног соразмерено двигалась вверх и вниз, погружая его под покрова гедонистических кущей, за которыми не виднелся горизонт.

Каллену не нравилось, что происходило в Брайтвигге, во что они вновь были впутаны. Ему не нравилось, что Адаар занималась этим всего лишь с парой товарищей, когда могла воспользоваться помощью военных сил Инквизиции. Это было безопаснее.

Но он уже представлял этот диалог. «Я же дал своему несносному братцу свободу, и ты ей дай. Она заслужила доверие».

Логические мысли ускользнули сквозь решетку физического, выстраемого ощущениями ниже.

Мужчина сжал волосы Уилда слабой ладонью, пока умелый рот приближал его к финалу. Как бы хотелось его просто оттянуть. Не в дешевом желании продлить телесное удовольствие, но из-за надежды на то, что после того, как он закончит, тьма не придет, как приходит каждый раз, когда Резерфорд остается один на один с собой.

Письмо под его локтем помялось. Каллен закусил губы, жмурясь и отплывая в сторону от берега серой унылой реальности, наполненной жаждой, болью и страхами. Острову, огороженный от остального мира, граничащий с ним, но не пускающий никого внутрь, остров спокойствия, уверенности и легкости, который дарил ему Хоук, казался близким в такие моменты.

Они иногда говорили об этом, когда было настроение, о том, как бы забавно было бы… жить вдвоем. Целоваться по утрам и не скрывать ни от кого это хрупкое и трепетное, что соединяло их. Это были только разговоры, которые отграничивались от реальности так же, как жизнь каждого из них. Беглого мага, попадающего в сотню неприятностей, и генерала армии, от которого зависело так много.

Этим мечтам было не стать реальностью, и этим они были так сладки, как крошки сахара, попадающие на безвкусное месиво пшенной каши.

Каллен наклонился, целуя вздрогнувшего Уилда в макушку за несколько секунд до своего оргазма, чтобы показать, что он тут. По-особенному тут. Не молча принимает его ласки, но ценит их и его.

Хоук на коленях перед ним поднял лицо, и Резерфорд смял его губы поцелуем, стремясь впитать часть себя самого, семя, в котором, как и в нем всем, еще могли оставаться отголоски лириума, и часть него — Хоука, — столь же яркую и восхитительную.

Уилд всегда говорил, что ему это необходимо куда больше, чем Каллену, и тот был внутри благодарен за эту неправду.

— В Брайтвигге творится что-то демоническое, — не делая паузу, чтобы не нужно было опомниться и осознавать, что все мысли были всего лишь мыслями, начал бывший храмовник. — То, что соратники Карвера до сих пор не найдены, мне совсем не нравится.

— По крайней мере, с ним самим все в порядке, — Хоук вновь облегченно вздохнул, совсем не так, как если бы действительно не заботился о брате. — Инквизитор уверяет.

— Да, она… — Резерфорд замолчал, прислушиваясь к себе.

Темные волны, стремящиеся унести его в океан, так часто лизавшие его ноги, не подступали, а если подступали, то достаточно медленно.

Смахнув испарину, он выдохнул.

Уилд выпрямился, застегивая собственные брюки, и, вытерев руку о матерчатую салфетку на столе, сел рядом и взял кубок.

— Интересно, что они пишут про другого храмовника, — мужчина поболтал ногами, глотая воду.

Он говорил так спокойно и непринужденно, будто не между ними сейчас происходило что-то интимное.

Каллен некоторое время молчал, рассматривая его лицо.

Хоук доставил ему удовольствие, и не только грешным наслаждением, но и просто своей близостью, которая, как плотина, сдерживала рвущийся на него поток страха, боли и ненависти к себе.

— Ты о том, что он не найден? — Резерфорд вновь пробежался глазами по тексту. — Да, про это никаких вестей. Даже Лелиана не в курсе.

— Зато в городке, где был мой друг, — напомнил Уилд, — тела все же были найдены. Готов поспорить на свою правую руку, этот тоже убит.

— Но об этом ничего.

— Правильно, потому что сейчас это без надобности.

Каллен нахмурился.

— Что ты имеешь в виду?

Соскользнув со стола на стул, стоящий рядом, Хоук стал на него коленями и оперся о столешницу локтями. Пододвинув к себе одно из писем, он не всерьез взглянул на него и пожал плечами.

— Мне кажется, довольно удачно совпало то, что нашли тела, и после этого тут же сбежал Клод, — он поковырял ногтем бумагу, где были указаны даты.

— Ты полагаешь, эти два события связаны? — Каллен напрягся, вглядываясь в буквы.

— А ты нет? — его бровь изогнулась.

Резерфорд промолчал, соглашаясь с ним.

— Думаю, им не стоит пытаться искать этого храмовника живым. И не думаю, что он вообще всплывет.

— Почему?

— Я считаю, — Хоук шумно потянул воздух носом, — что тогда подобное разбрасывание изувеченных тел не было небрежностью. Это могло быть знаком. Что все готово, и Клод может бежать.

— Но это бессмысленно. Почему ты уверен, что они не оставят следов здесь?

— Потому что им нужно где-то обосноваться.

— Но воссоединиться с Клодом у них все же не вышло.

— Да, кто-то убил его, — Уилд положил голову на локти. — И выяснить кто — сейчас самое главное.

Каллен достал новую бумагу и начал писать.

Он замер всего на минуту, отвлекаясь на силуэт Хоука, смотрящего в окно.

В голове было тихо. Тихо и прекрасно.