Восемнадцать - четырнадцать (гет)

— Вы весь в отца, Поттер.

Гарри вздрогнул и, подняв голову, посмотрел на человека, что стоял к нему спиной. Этот человек очень быстро, но скальпельно точно резал тонким ножом громовую траву, не забывая при этом периодически помешивать зелье в котелке. Недаром говорили, что бесконечно смотреть можно было на три вещи — как горит огонь, течет вода и как мастер занят своим делом. Северуса Снейпа по праву можно было назвать мастером, однако это не меняло факт того, что его слова полоснули Гарри по ушам будто бритвой.

— Простите?

— В своем стремлении к славе и почитанию он зачастую переступал грань дозволенного, — он одним махом опрокинул мелко измельченную громовую траву в котелок и приподнял голову, — но кто бы мог подумать, что вы переплюнете его...

Гарри стиснул зубы и вцепился в подлокотники кресла, на котором сидел. Как бы он хотел сейчас вылить содержимое кипящего котла на сальные волосы Снейпа. Тот будто знал, как задеть за живое, с чем он успешно справлялся.

— Простите, но я думаю, что вы ошибаетесь, — Гарри невольно вылил всю желчь в последнее слово, — сэр.

На этот выпад Снейп лишь скривил губы в едкой усмешке. Непохоже было, что слова Гарри его задели.

— Все именно так, как я и говорил. Стать чемпионом в Турнире Трех Волшебников, да еще и в четырнадцать лет, это, знаете ли, поступок невероятного храбреца... или заносчивого идиота, — от таких слов Гарри вспыхнул как спичка, но внезапно накалившуюся обстановку разрядил звук склянок за дверью в подсобную кладовую. Спустя миг дверь открылась, и в подземелье кое-как ввалилась Сяо Цзинь Ши.

Неся здоровенную стеклянную бочку, куда Сяо со своим миниатюрным телом сама могла уместиться, она немного пыхтя продвинулась мимо Гарри к стеллажу с другими банками и поставила ее на пол. Гарри от появления еще одного студента запнулся и замер. Неловкая ситуация, впрочем, мигом разрядилась, когда Сяо, косо взглянув на него, стукнула по бочке пальчиком. Гарри только сейчас разглядел ее вблизи и невольно отметил темные круги под ее глазами.

— На сегодня достаточно, — профессор Снейп лениво повернул голову в ее сторону, — вон отсюда.

Она коротко поклонилась и, бросив взгляд на Гарри, вышла из подземелья. Тот сразу понял — не одному ему плохо спалось по ночам.

— Думаю, мистер Поттер понимает, по чьей инициативе он не оказался наказан, как и мисс Сяо?

Дамблдор — первое, что мелькнуло у него в голове, вытеснив беловолосую красавицу Флер. Не было такого человека, который мог как-то повлиять на такую неприятную личность, как Северус Снейп, кроме как директор школы. И все же... все же...

— Малфой сам был виноват, — он взглянул на него исподлобья, — если бы он держал язык за зубами...

— Лучше бы вам заткнуться, Поттер, — Снейп резко развернулся и двинулся на него, выплевывая слово за словом. — Шрама на лбу вам недостаточно? Разгневать главу семейства Малфоев — каким же надо быть придурком? Вы явно пошли в отца...

— Перестаньте вмешивать сюда мою семью! — Гарри задрожал от ярости. — Он гораздо храбрее и добрее, чем вы!

Повисло молчание, нарушаемое лишь бульканьем в котелке. Два человека, таких ненавистных друг другу, застыли. Гарри понял, что перегнул палку, что, как бы то ни было, а Снейп оставался его учителем, но сил терпеть издевательства он не мог. Пускай он оскорблял его, но вот унижать отца — другое дело. Это было непозволительно.

— Вот как, — Снейп первым нарушил молчание и взглянул на белую прядь на голове Гарри, — стало быть, лишь на нем... любопытно... забавно...

— Ч... а? — Гарри от таких слов лишь разинул рот. Он смотрел, как профессор подошел к котелку и, достав из кармана крохотный пузырек, снял пробку. — О чем вы? Сэр?

Но тот проигнорировал его слова, он аккуратно провел палочкой по дыму, который поднимался от зелья, и тот приобрел форму конусообразной спирали. Спираль закручивалась и становилась все плотнее, затем медленно осела на поверхность зелья. Гарри увидел, как оно медленно меняло цвет — из грязно-рыжего в глубокий, темно-синий цвет, и тут до него дошло.

— Это ведь...

— Надо же, вы только сейчас до этого додумались? Похоже Петтигрю знатно поджарил вам мозги, — Снейп тут же поднял ладонь вверх, пресекая попытки Гарри вмешаться в разговор. — Так уж вышло, что я осведомлен о вашей проблеме. Поэтому Дамблдор попросил меня вести с вами помягче, хотя это... трудно.

«А уж как мне трудно...»

Гарри по сигналу зельевара подошел к котелку и заглянул в него. Непроглядная чернота, лишь по краям переходящая в цвет индиго. Именно оно держало его в узде, помогая отсеивать все мысли на хорошие и непозволительные. «Малинта» — его спасение. Он принял от Снейпа заполненный пузырек и направился к выходу.

— Учтите, Поттер, — когда он обернулся, тот снова стоял к нему спиной, вытягивая из виска какую-то серебряную прядь, — Люциус так просто не оставит то, что вы избили Драко. Для него он в первую очередь наследник, а не сын.

Неизвестно почему, но именно последние слова всерьез зацепили Гарри. Уже поднимаясь по винтовой лестнице, в его голове отчетливо слышались те слова. Люциус, при всей своей мерзкой натуре, имел связи в Министерстве, это он понимал очень отчетливо, раз уж ему однажды чуть не удалось отправить Дамблдора в отставку. Гарри оставалось лишь надеяться на лучшее, но как только он поднялся по лестнице в коридор школы, как его надежды рассыпались прахом.

О каком спокойствии можно было говорить вообще, когда скоро вот-вот состоится Первый тур, а Гарри и понятия не имел, что делать? Растерянность — вот то слово, что могло описать все его состояние. Все случилось настолько быстро и сумбурно, что он до сих пор не осознавал, что вообще происходит. Раз за разом он проходил мимо учеников с оскорбительными значками и недоумевал. Ему даже порой казалось, что проверка волшебных палочек была лишь ненавязчивым сном. Уж по крайней мере то, что на него обратила внимание Флер Делакур, лишь подтверждало это. Едва он подумал о ней, как студенты в коридоре замерли и как один повернули головы в его сторону.

Гарри уже спиной почувствовал, как сзади него шло самое настоящее чудо. Он повернул голову: так и есть, тонкая и хрупкая фигура в небесно-голубой мантии будто плыла по воздуху, склонив головку. Из-за капюшона ее лица не было видно, и Гарри почему-то этому очень обрадовался. Он знал, что ее красота была опасной, так как после прилюдного показа своего лица во время избрания чемпионов, желающих ее, именно желающих, не было отбоя. Это злило Гарри, подливая масла в огонь его больного разума.

Как только они поравнялись друг с другом, до его ушей дошел тихий шепот:

— Привет, (фр.) — простое слово обожгло Гарри будто кипятком, он остановился и почувствовал, как к лицу приливала краска.

Он все еще помнил легкий запах ее духов и пронзительные синие глаза, что были так близко. Флер уже давно и след простыл, а он все стоял и смотрел ей вслед, напрочь не замечая колких взглядов в его адрес. Не на них шалопайка Авелин толкнула это дивное сокровище, и осознание этого вынудило Гарри улыбнуться. Эффект был незабываемым — многие студенты будто желчью подавились, какие у них было выражения лиц.

Он брел по коридору и краем уха слушал последние новости в Хогвартсе. Собственно, все вертелось вокруг Первого тура, чемпионах, какой Гарри был урод и о Флер. Злость и раздражение потихоньку начали вскипать внутри Гарри, особенно после явных намеков в разговорах на секс. Это было дико, он даже представить не мог себе такое...

К горлу Гарри подошел ком, в глазах начало темнеть. Это был верным признаком того, что организм требовал «Малинты». Гарри судорожно начал копаться в карманах брюк, попутно думая, насколько же он стал зависим. Будто наркоман в ожидании дозы, Гарри был сродни ему. Когда маленький пузырек оказался у него в руке, он отвинтил пробку и поднес его ко рту, как вдруг он замер.

Было еще что-то помимо злости. Что-то явно нехорошее, даже по меркам состояния Гарри. Такое случилось с ним впервые — не злость брало верх, нет, куда более опасное.

Мрачное любопытство.

Голова тяжелела, наполнялась грязью и мусором, жуткими мыслями и бредом. Уголок губ Гарри начал дергаться, его тело стало гнуться к земле, но Гарри упорно сжимал зельице в руке. Он хотел знать, что же именно давало ему это лечение, почему ему не становится лучше, даже несмотря на то, что он лечился довольно долго. И самое главное — почему у него побелела лишь одна прядь и чем это было вызвано. Хоть в коридоре уже никого не было, Гарри не ощущал себя одним. Был кто-то еще.

Паранойя постепенно усиливалась. Гарри резко обернулся, внушив самому себе, что за ним следят. Одновременно с этим ему вдруг захотелось расхохотаться и, добежав до туалета девочек, забить одну из студенток до полусмерти.

Почувствовать кровь на своих руках.

Ощутить на губах вкус сладкого счастья.

Взять ее...

Подчинить ее себе...

Сломать ее...

Флер...

— Это не мое, не мое, — он затряс головой, желая и не желая пить «Малинту». Его разрывало на части нечто неизвестное и страшное, — остановись, пожалуйста...

Едкий резкий страх за Флер тут же вразумил Гарри, он дрожащими руками выдернул пробку и опрокинул содержимое в рот.

— Уходи прочь из моей головы, — процедил Гарри, стиснув белую прядь. Он хотел вырвать ее с корнем, растоптать, однако сейчас было не до этого. Голос постепенно тих, растворялся, исчезал вместе с нахлынувшим хаосом. — Пошел ты...

Он чувствовал себя чудовищем. Даже не так — он ощущал чудовище ВНУТРИ СЕБЯ. Это его второе я — уродливое, искаженное, с вечно застывшей улыбкой, изуродованное. Гарри удивлялся самому себе, как он до сих пор не сошел с ума и даже умудрялся не обращать внимания на то, что он болен. Тешил себя мыслями о том, что он такой же, как и все.

Не такой же.

— Гарри?

Мальчик увидел, как к нему направлялся огроменный бородатый мужчина в кротовой шубе. От каждого его топота каменный пол содрогался. Гарри мысленно выругался и по быстрому размял деревянные мышцы лица, чтобы Хагрид не видел его панику. Он не хотел заставлять волноваться еще одного близкого ему человека.

— Что ты здесь делаешь? — он подождал, пока лесничий подойдет к нему, и улыбнулся. — Давно не виделись, правда?

— Ты чегой это, Гарри? Я ж, эт самое, твой учитель, — Хагрид почесал макушку огромной ручищей. — Ты что-то бледный. Хорошо хоть кушаешь?

— Ага, — тот кивнул, не осмелившись ему сказать, что давно уже потерял вкус пищи. — Соплохвосты растут?

Жгучие соплохвосты, гордость Хагрида и бешеная головная боль для студентов, они стали школьной знаменитостью. Дошло аж до того, что даже дурмстрангцы, эти осведомленные в области опасных знаний студенты, старались даже не заговаривать о том, ЧТО они увидели на уроке по уходу за волшебными созданиями. Гарри их отлично понимал — не каждый день увидишь нечто, что с ног до головы увенчано всем, что может тебя убить. Однако Хагрид души в них не чаял, нянчился с ними, как с маленькими детками.

— Растут, растут, — он даже хлопнул в ладоши от радости, — ух, подожди, они еще удивят тебя!

— Эм, нет, спасибо, — Гарри даже отшатнулся, но тут слова Хагрида вынудили его застыть. — Стой, погоди. Как ты сказал? ЕЩЕ удивят? Хагрид, это ты про... — он подождал, пока мимо них пройдет стайка младшекурсниц, и когда в коридоре остались лишь они вдвоем, понизил голос, — ты про Первый тур, да?

Выражение лица Хагрида стало ему знакомым — обреченное и виноватое одновременно. Такое же лицо он видел, когда тот проболтался про Пушка три года назад. Это было знаком, и Гарри ухватился за слова лесничего.

— Ты для этого их растишь?

— Зря я это сказал, — пробормотал Хагрид в бороду, — ох зря... Ладно, раз уж ты об этом, — он наклонился и тихо сказал Гарри на ухо, — приходи ко мне в хижину в половину первого ночи. Возьми с собой мантию-невидимку. Думаю, ты должен знать.

— Должен знать о чем? — но Хагрид тут же выпрямился и направился прочь, не говоря ни слова. — Эй, ты куда? Хагрид!

Тот будто оглох, даже не повернулся в его сторону. Гарри проводил его взглядом, и когда тот скрылся за поворотом, опустил взгляд. Он уже ощущал на себе постепенно приближающуюся депрессию. Снова назрел давно интересующий его вопрос...

— Почему опять я?

* * *

— Сиди смирно, — Гермиона недовольно ворчала себе под нос, держа палочку в одной руке и прядь рыжих волос в пальцах другой. Рон скривился.

— Ты же вроде говорила, что умеешь стричь, — своего отражения он не видел, так как в гостиной Гриффиндора зеркал не было в принципе.

— Ну, ножницами да, но я слышала, что все маги-стилисты не притрагиваются к магловским инструментам.

— С твоими мозгами и в стилисты? — Симус задумчиво наблюдал за парочкой. Гермиона высунул кончик языка и старательно, как дирижер, водила палочкой по кончикам огненно-рыжих волос. Рон же сидел на табурете и вцепился руками в седушку. — Эй, Ронни, тебе горшок принести?

— Заткнись, — буркнул тот недовольно. — Самое главное это убрать челку. С ней я выгляжу как баба.

— Правильно, правильно, — в гостиную вломились Фред с Джорджем и по очереди отвесили тому подзатыльник. Гермиона пискнула. — А то еще замуж не выйдешь, малышка Ронни.

— Идиоты... ну что там? Гермиона?

— Ой, ничего, — она с ужасом смотрела на криво выстриженный затылок и повернула голову в сторону человека, что лежал на диване. — Гарри, как... тебе?

Но он не ответил. Все его внимание было уделено потрепанному свитку пергамента со своими пометками. Гарри уже понял, что проникать в Запретную секцию еще раз было чревато, так что он успел собрать самую нужную информацию. Касалась она раздела магии, которой в школе не станут обучать еще лет сто, так думал Гарри. Гермиона покосилась на свиток и нахмурилась.

— Опять ты его сюда притащил? Ты играешься с огнем, ты в курсе?

— Да-да, конечно, — он глянул на нее поверх записей. — Ничего, что Первый тур на носу? Я не знаю, что мне делать и какой будет тур.

— И поэтому ты хочешь создать свое заклинание?

Он уже имел провальную попытку поговорить с ней на эту тему. Провальной она оказалась потому, что Гермиона тут же в пух и прах разнесла его идею, ссылаясь на то, что для этого нужен опыт и немалый магический потенциал. В чем-то она была права, он был всего лишь школьником, да и откуда в четырнадцатилетнем подростке могла быть большая сила?

«Интересно, а у Дамблдора есть самодельные заклятья?» — подумал он, глядя, как Рон с непередаваемым выражением лица щупал свою макушку, наливаясь краской, — «По-любому есть, с его-то силой. Эх, мне бы узнать еще какого-нибудь волшебника, кто делает свое волшебство...»

Он посмотрел на пергамент еще раз. Очень часто, особенно на первом курсе, он замечал, что абсолютно все заклятья делились на две категории — лучевые и мгновенного действия. Исключением был Патронус, и тут-то Гарри понял, что школьный курс был сильно ограничен. Возможности магии были куда шире, чем то, чему их обучали. Эмбер сетовала на него за то, что он допоздна засиживался в библиотеке, но Гарри не понимал ее недовольство. Он ждал помощи от Гермионы, которая тоже была книголюбом и прочитывала их от корки до корки, но его настигло разочарование — ту книгу, которую он брал в руки, она не могла прочесть по вполне понятным причинам, да и судя по всему, не собирается в будущем.

— Ты говоришь так, будто это плохо, — он бережно свернул пергамент в трубочку.

Он истерся и выцвел, так что Гарри подумал перенести записи в какой-нибудь блокнот или тетрадь. Рисунок он вывел на бумаге очень старательно, желая запечатлеть его до мельчайших подробностей. Он знал, чего хотел от возможно будущего заклятья — пластичности, многофункциональности и убойной силы. Это был клинок, рукоятью которого служила волшебная палочка.

Заклинание в сознании Гарри было сточено и сглажено, будто морская галька. Он повторял его как мантру, как оберег, и это срабатывало. Даже пару часов назад, когда Гарри решил не пить лекарство и после того, как Хагрид ушел, его самодельное заклинание в какой-то степени спасло его. Другим хорошим знаком стало то, что как-то раз, после прочтения такой мантры его мантия отслоилась в месте, где лежала палочка.

Гермиона вернула Рону отстриженную прядь и начала стричь заново. По ее виду можно было сказать, что она недовольна, она нахмурилась и уставилась куда-то в пол. Гарри махнул на нее рукой, подумав, что эти двое хорошо спелись.

Спать он вовсе не собирался. Снейп, приветствие Флер, очередной приступ, а самое главное — встреча с Хагридом — это было слишком для одного дня. Ему вполне хватало и Грюма, который, видимо, совсем был не в ладах с головой. Испытывать на студентах Империус было непозволительным действием, но раз Дамблдор его покрывал, значит, он ему доверял.

— Гарри, иди сюда, — Гермиона осмотрела макушку Рона, и как только он встал, она кивнула на табурет, — если уж собрался ходить с гривой, то вид ее должен быть ухоженным.

— Вовсе не собирался, — пробурчал он, однако послушно сел и положил руки на колени, — к тому же расческа тут бессильна.

— Это потому, что вам с Роном плевать на то, что у вас на голове, — она мягко провела гребнем по волосам Гарри, к его удивлению. — Причесаться это ведь нетрудно, верно? Что нам делать с твоей прядью?

— Убери ее, — тут же мрачно ответил ей Гарри. Она доставляла ему массу хлопот и ненужного внимания. И так к нему уже был повышенный интерес, и такая эксцентричность на его макушке только усугубляла ситуацию. — Состриги ее под корень, пожалуйста.

Почему-то в своих проблемах с головой он винил именно ее. Возможно, ему казалось, что эта прядь было пропитана злом, и от которой нужно было поскорее избавиться.

— Ну хорошо, — протянула Гермиона неуверенно и, аккуратно подцепив пальцами прядь, провела по ней палочкой. — Чего? Не поняла?

— Что такое?

— Гарри, она... не состригается.

— Что значит "не состригается"? — он завертел головой, за что получил легкий подзатыльник. Гермиона раздраженно потянула за прядь и несколько раз провела палочкой поперек, но результат оказался нулевым.

— Да что же это?

Это было странным, подумал Гарри, он встал и, оставив озадаченную Гермиону, молча вышел из гостиной. Полная Дама на это промолчала, лишь недовольно поерзала в своем портрете. Куртку он не брал, одно из новых выученных заклятий могло поддерживать температуру его тела, не давая ему замерзнуть.

Его тело менялось — медленно, но верно. Ранее он не замечал этого, однако теперь, суммируя все, что с ним происходило, Гарри понял это весьма отчетливо. Зрение становилось острее, но теряло краски, потребность в еде постепенно исчезала. Гарри временами просыпался уже сытым, что порой вводило его в ступор, пища же становилась пресной. Но самое главное изменение коснулось его биоритма — днем он ходил сонный и вялый, ночью же будто открывалось второе дыхание, и Гарри мог прочитать целую книгу за ночь, запомнив все до последней буквы. Что он, собственно, и делал.

Поначалу он хотел было забить тревогу, однако его остановили два фактора. Первый — то, что Эмбер сразу же начала бы новый курс лечения, а это могло вылиться в то, что было с ним во время приезда гостей. Второй и самый главный фактор — Гарри это нравилось.

— Поскорее бы выпал снег, — он чуть ухмыльнулся своим мыслям и пошел к движущимся лестницам.

Чудовище пробудилось.