file#5: День рождения капитана Хикса (джен)

Петр проснулся, прогоняя остатки мутных и путаных ночных видений, потянулся и замер, пронзенный мыслью, что сейчас откроет глаза, и выяснится: никакого космического корабля нет, а все, что ему привиделось, лишь плод его одураченного спиртом воображения. То, что накануне он употребил, не вызывало никаких сомнений. Во рту была засуха, как в финской бане, дополняемая таким вкусовым своеобразием, которое перепутать с чем-то иным невозможно и которое так знакомо восставшим ото сна после пирушки с участием Бахуса.

Васильев все же нашел в себе силы открыть глаза и с облегчением выдохнул: над головой были не закопченные доски избы, а серебрился мягким светом потолок каюты, куда его определил вчера Иван. Рядом на спинке замысловатого кресла висела вычищенная и выглаженная форма, а на сидении лежал аккуратно свернутый костюм, примерно такой, какой носит Иван или Родригес.

Васильев подскочил, схватил комбинезон и споро облачился. Остатки дремотного тумана окончательно исчезли из головы. Зайдя в туалетную комнату, он совершил положенный моцион, улыбнувшись, припомнил, как Иван, слегка заплетаясь языком, рассказывал и показывал ему, как пользоваться гигиеническими приборами. Техника потомков оказалась удивительной и весьма практичной. Воспользовавшись ею по назначению, Петр понял, что ему будет не хватать таких удобств. Умывшись и забросив в рот шарик зубочистки, которыми щедро поделился с ним Жакуй, Васильев явился в кают-компанию «Ежевики».

— Доброе утро, Петро, — приветствовал его Джакобо, взмахнув вилкой, на которую был наколот немалого размера стейк. Груда таких же возвышалась перед ним на блюде. Будто бы прочитав в глазах Петра невысказанный вопрос, Родригес пояснил: — У меня тело модифицированное, нужно много животного белка, порошок ненавижу, особенно с банановым вкусом, а в таком виде, — кивнул он на груду мяса, — пока не надоело, спасибо Жакую и его соусам.

Как раз в это время в зале появились Иван и Жакуй, за ними робот катил тележку с подносами, на которых стояли тарелки и бокалы. Петр присмотрелся: отставить «катил». Колес у тележки не было, она парила над палубой на высоте полуметра.

— Привет, привет! — улыбнулись они Васильеву.

— Тебе на завтрак то же самое, что Ивану, — добавил Жакуй. — Он сказал, что у вас одинаковые вкусы.

— Каша. Пшеничная, — пояснил Иван, — и кисель клюквенный. У нас теперь этой клюквы — тонна в трюме. Роботы насобирали.

— Три тонны, — поправил Жакуй. — И черники столько же.

— Сообщаю. Есть задание от Ежевики, — Родригес расправился с последним стейком, поблагодарил Жакуя и принялся за нечто, напоминающее томатный сок. — На Луне нам надо найти подходящее место для стоянки корабля и посмотреть реголит на наличие изотопа.

— Какого изотопа? — спросил Петр. — Что это такое?

— Гелия три, — Иван расправился с последней ложкой каши и потянулся с чашкой к пра-пра-правнуку самовара, что появился на столе стараниями того же робота. — Что, так плохо с топливом? — спросил он Родригеса.

— Когда мы получили пробоину, в баках стабилизация нарушилась, и часть топлива мы утеряли. — Родригес закончил завтрак и промокнул салфеткой рот. — Ты же знаешь, что по расчету его в обрез было, теперь не хватает. Плюс прыжок в прошлое незапланированный… Так что придется в поте лица своего собирать гелий-три и, как космоплаватели древности, чапать на нем, родимом.

Иван вытаращился на старшего механика.

— Маневрировать, конечно… — пояснил тот. — Когда до Вэ-сорок-шесть-сорок-один через гипер прыгнем.

— Плохой я шкипер, если только сейчас про это узнал, — нахмурился Иван.

— Да не обижайся ты, Ваня, — подбодрил его стармех. — Это я только что подсчитал остатки по топливу — датчики сегодня заработали — и Ежевике доложил. А она уже мне сказала насчет гелия…

Иван повернулся к Петру и принялся рассказывать:

— На безвоздушных космических объектах, таких как Луна, может присутствовать в слое покрывающей пыли, реголита, гелий-три. Это такой изотоп гелия, он весьма хорош как топливо, радиация от него минимальная и энергоемкость приличная. Наша «Ежевика» может и на нем летать, это же военная техника, всеядная. Вот только в гипер на нем не выйти.

— Ну, готов, Петр, к путешествию на Луну? — спросил Родригес. — Тогда бери скафандр и пошли на катер. Кто еще с нами?

— Я пас, — сказал Иван. — Тут отдохну, подумаю в спокойной обстановке. Тебе надо что, Родригес, подсобить?

— Присмотри за репликацией деталей, как я тебе уже показывал, — Родригес задумчиво поднял очи, — золото не забывай добавлять в бункера… Пожалуй, всё.

— Я с вами! — сказал Жакуй. — Мы же потом на море? Хочу рыбки, ня!

— А скафандр? Где я его возьму? — вставил свой вопрос Васильев.

— Пойдем, я тебе выдам, — Иван поднялся и потянул его за рукав. — Как раз новый есть, еще никем не надеванный.

И Петр отправился получать скафандр.

* * *

Катер мягко коснулся грунта и замер. Родригес провел рукой над приборной доской, машина отреагировала на это изменением звука работы двигателя, его еле слышный гул изменил октаву, а потом и вовсе стих.

Петр глядел во все глаза на открывающийся в огромные панорамные иллюминаторы ландшафт лунной поверхности. Солнце стояло достаточно высоко, чтобы тени, отбрасываемые громоздящимися тут и там камнями разных размеров, были короткими.

— Ну, пойдем прогуляемся, — сказал Родригес. — Жакуй?

— Я здесь посижу. Потом прогуляюсь, когда горы будут, — лениво потянувшись, ответил котофурри.

Через несколько минут Васильев облачился в облегающий тело белоснежный скафандр, толщина его была не более половины дюйма, а у перчаток и того меньше. Шлема как такового не было, лишь на затылке, из воротника скафандра, поднималась серпообразная штуковина, заканчивающаяся над темечком, она и создавала невидимый защитный купол вокруг головы.

Родригес, облаченный так же, подошел к аппарели, и она, повинуясь его мысленному приказу, открылась вперед, аккуратно опустившись на лунную поверхность.

Стармех, понимая, что значит этот момент для Петра, взглянул на него и махнул рукой, уступая право первого выхода.

— Петр, ты будешь первым человеком, ступившим на этот спутник. Давай, не стесняйся!

Васильев пробными мелкими приставными шагами прошел вперед и ступил на мягкий, словно покрытый мелким песком грунт. Он, еще не до конца привыкнув к лунной силе тяжести, затаив дыхание, прошагал около десяти метров, выйдя на солнечный свет из тени катера. Невидимый пузырь вокруг головы мгновенно потемнел, компенсируя яркость слепящей белизны.

— Ну, что скажешь? — задал вопрос Родригес, который все еще оставался на аппарели катера.

— Я первый человек, который оставил свои следы на Луне, — ответил Петр, — и об этом никто не узнает. Но удивительно, меня это даже не расстраивает. Раньше я только мечтал, а сейчас точно знаю, что когда-нибудь мы, земляне, вернемся сюда, опираясь на свой разум, технику и смелость.

— Так оно и случится, Петр Николаевич, иначе мы, хьюманы, на «Ежевике» не летали бы.

Родригес спрыгнул на грунт и быстро поскакал по Луне, отталкиваясь сразу двумя ногами. Васильев догадался, что стармеху было не занимать опыта передвижения при разной силе тяжести. Он попробовал прыгать так же, как и Джакобо, и понял, что так удобнее, чем переступать по очереди ногами.

— Жаль, тут нет Мыколы, — сказал Родригес, одобрительно глядя на то, как прыгает Васильев. — Вот кто чемпион по скачкам. У них на Глобусе Украины скакать — национальный вид спорта. Он бы тебе показал, как надо.

Они проскакали с версту, осматривая окрестности, и даже спустились в один не очень глубокий кратер.

Луна была серой, как цементная пыль, это Петр разглядел еще с орбиты, когда Родригес сделал несколько полных оборотов вокруг Луны, меняя направления, насыщая бортовой навигационный процессор, как он пояснил, данными для поиска подходящего места. Родригесу нужен был реголит — лунный грунт, максимально насыщенный гелием-три.

Но Петр ожидал, что на самой поверхности появятся какие-нибудь цвета. Ожидания не оправдались. Все на Луне оказалось преимущественно серым, лишь меняло оттенки — от темного до почти белого. Также его поразило непривычное для глаза сочетание белой лунной пустыни, испещренной кратерами всех размеров, черноты неба, на котором даже можно было разглядеть яркие звезды, и ослепительного солнца. Простирающийся до самого горизонта ландшафт, резкие черты которого ничуть не смазывались атмосферной перспективой, как на Земле, казался странным, искусственным.

Петр повернулся и отыскал на угольной саже неба Землю. Голубоватый шарик висел над горизонтом и казался таким беззащитным. Он все смотрел и смотрел, стараясь навсегда запомнить эту картину, отпечатать ее в памяти, сделать своей «точкой опоры».

— Красиво, да? — тронул его за плечо Родригес.

— Красиво, очень. Знаешь, Джакобо, я понял, чем хочу заниматься. — Петр не отрывал взгляда от Земли и продолжал говорить: — Я хочу заняться космосом, приблизить час, когда мы сами вырвемся за пределы нашей «колыбели человечества». Ведь нельзя же вечно жить в колыбели.

— Замечательно сказано! — похвалил Родригес.

— Это не мои слова, а одного ученого чудака из Калуги, то есть это я раньше думал, что он чудак, а теперь... Его фамилия Циолковский… Кстати, — Васильев наконец оторвал взгляд от планеты и повернулся к стармеху. — Вот кого мне надо навестить в первую очередь! Наверняка он мне подскажет, с чего и где надо начинать!

Катер еще несколько раз перелетал с места на место, они снова выходили на поверхность, Родригес делал какие-то замеры, поводя прибором над грунтом. Один раз штурмовали то ли весьма высокую отвесную стену кратера, то ли берег лунного моря. Просто так, из интереса и от избытка удали молодецкой.

Наконец они оказались на той стороне Луны, которую никогда не видно с Земли; их маленький космический кораблик сел в большом, версты в две в поперечнике, кратере, рядом с которым было ровное как стол, простирающееся на десятки верст вокруг, поле реголита. Сделав замеры, Родригес удовлетворенно поцокал языком:

— О, то, что надо! Изотопа тут почти вдвое больше, чем там, где мы бывали до этого. Удобное место для сбора гелия, у харвестров на такой равнине сложностей не будет. А «Ежевику» вот в этот кратер можно поставить, — указал он туда, где сейчас стоял катер. — Со стороны корабль будет почти не видно, и от солнечной радиации он укроется.

— Вы и сейчас этот диск опасаетесь? Но почему? — недоуменно спросил Петр. — Он же появится только через сорок лет.

— Во-первых, мы не знаем, что это нас атаковало. Может, это робот, который базируется здесь, на Луне. Возможно, он уже прибыл и где-то здесь нас поджидает… — понизив голос и оглядываясь, закончил фразу Родригес.

При этих словах у Петра пробежал между лопаток холодок, а серый лунный пейзаж показался зловещим, словно выбеленный временем череп. Он оглянулся тоже.

— Тьфу ты, господин Родригес, напугал ты меня, — вдруг поняв, что его разыграли, в сердцах пнул по кучке пыли Васильев. Она, взлетев, тут же пала вниз, не оставив никакого облачка и разбегающейся пылевой волны. Сказывалось отсутствие атмосферы. Родригес усмехнулся.

— Такой вариант тоже вполне возможен. Но я другое все же имел в виду. Скоро с Земли полетят ракеты к Луне, будут все тут записывать, фотографировать, зачем нам светиться на самом виду?

— Понимаю… Но мне даже не верится, что всего через сорок лет люди выйдут в космос. Да сделают это не где-то, а в России. У нас такая разруха сейчас в стране, голод, беспризорники, гражданская еще не закончилась… И вдруг ракеты...

— Полетят, Петр, полетят. Сам видел. — Родригес махнул рукой в сторону катера. — Ладно, погуляли. Место нашли. Надо возвращаться. Нам еще пушки искать. Как раз там, где ты указал, когда мы вернемся, наступит ночь.

Через несколько минут первый землянин, побывавший на Луне, вошел в катер и отбыл обратно на родную планету.