Когда б имел златые горы... (гет)

Возвращались домой после праздника мы уже совсем ночью, и Ратгар буквально нес меня на руках. Хотя почему буквально? Именно так и было. Я едва передвигала ноги от усталости и выпитого, запиналась каждые три шага и почти ничего не видела дальше собственного носа, так что брату, чтобы хоть как-то добраться до казарм, пришлось подхватить меня на руки и нести, как маленькую.

Годлаф был уже дома, он спокойно спал, вернувшись из своего позднего дозора и даже не заглянув на праздник. По пути Ратгар рассказал, что они менялись "сменами" с братом каждый год, и в прошлый раз веселье пропускал он. Я пожелала им обоим спокойной ночи и, когда брат ушел к себе, легла и проворочалась до самого утра. Перед глазами вовсю еще плясали ночные костры, а ладонь ощущала тепло мужской руки. Я будто снова и снова смотрела на Эомера с той скамьи на площади, и мне не хотелось терять это ощущение замирающего дыхания, хоть я и понимала, что во мне порядком говорит хмель. «Завтра все будет по-другому», — расстраивалась я, глядя на гаснущие звезды за окном и вспоминая, как обычно наутро раскаиваются в мыслях все весело гулявшие ночью.

Проснулась я почти в полдень, и первое, что сделала, одевшись и умывшись, — со всех ног побежала обратно на площадь, будто надеясь разыскать там вчерашнее счастье.

Но реальность уже выглядела иначе. За утро почти все вчерашние приготовления разобрали и унесли, площадь приобрела свой привычный вид, а Королевский чертог по-прежнему молчаливо возвышался над ней, и так же реяли штандарты на фоне серого неба, как и за день, и за два, и за неделю до того. Будто ничего не было. Только зола от костров напоминала о том, как город прославлял вчера наследника престола, но и эта память уже выметалась стылым ветром.

Мне оставалось только вернуться к своей работе, в лавку, и там, закрывая глаза, вспоминать, вспоминать и вспоминать. К вечеру я накрутила себя настолько, что еле дождалась братьев, и, едва они доужинали, а Годлаф поблагодарил за заботу, я попросила, отчаянно краснея:

— Расскажите еще о вашем командире…

Братья переглянулись, и Ратгар усмехнулся:

— Вот так вот!..

Они рассказали все, что могли знать: что, когда умерли родители Эомера и его сестры, король взял их к себе в дом; что принц очень дружен со своим братом и добр к нему, а тот отвечает любовью и почтением; что племянник короля в делах горяч, но серьезен; что мало в чем уступает взрослым воинам, хотя сам совсем еще юн...

— Мне не показалось, что он так уж молод. Он повыше вас обоих будет, да и не видала я бородатых юнцов еще, — перебила я и растерянно посмотрела на Годлафа — тот залился беззвучным смехом.

— По твоим размышлениям, так Король уже вообще должен головой облака задевать, а бородой поля подметать! — теперь хохотали уже оба брата, и я поняла, что говорю несусветные глупости. Что ж, мне не привыкать.

— Двадцатого лета еще не видел Эомер, а встретит его уже в своих землях, куда мы и двинемся вскорости. Его отряд хорошо служит Эдорасу, но у Эомера есть и свои обязанности, как правителя, — продолжил Ратгар наконец, пожалев меня. — Видела, каков он был на празднике? Всегда на страже. Не удивлюсь, если он и меч прятал под рубахой. Да он бы и кольчугу не снимал, если б король Теоден позволил!

Слова были будто бы осуждающими, но я слышала, как в них сквозит неподдельное восхищение, и мне почему-то было от этого невероятно приятно, как будто хвалили меня саму. Конечно, вчера мы с Ратгаром были весьма навеселе, и что он, что я — оба восприняли события праздника острее, чем нужно, но в моей голове уже четко нарисовался образ совершенно идеального молодого воина "без страха и упрека", и я ощущала, что это не конец, мне хотелось узнать еще больше, побыть еще ближе и почувствовать еще сильнее.

Но на сегодня было уже достаточно, и я снова пожелала братьям добрых снов. Которую по счету ночь я проворочалась в постели до утра — теперь уже в несмелых грезах о чем-то неизведанном.

* * *

Отныне все последующие дни превратились для меня в игру «увижу или нет». Я считала за счастье, даже если Эомер просто пронесся мимо на своем огромном коне — а это действительно случилось несколько раз — и я, как завороженная, глядела вслед, пока силуэт всадника окончательно не расплывался в пыли и дымке. После такого почему-то тянуло бессмысленно улыбаться, и рабочий день проходил веселее.

Я помнила, как в моем прежнем мире девчонки сходили с ума по каким-нибудь певцам или актерам, вешали плакаты с их изображениями у себя в комнате, всячески пытались с ними встретиться или хотя бы бежали к телевизору, когда их показывали. У меня над кроватью тогда тоже висели два плаката с группами, но это было, скорее, данью моде: у всех были — и мне было надо. Сейчас я бы повесила плакат с суровым всадником, полностью осознавая, что делаю и зачем, но вот беда — в этом месте ничего не знали о журналах и фотографии. Даже картин, похоже, не рисовали. И потому стены в кухне были девственно чисты, а все изображения приходилось хранить в памяти.

Конечно, племянник короля был более реальным, чем любая «звезда» в том мире, и это здорово обнадеживало меня. Я могла столкнуться с ним в любой момент в городе, и поэтому в казарменном доме я старалась бывать как можно меньше. Если в лавке нужно было куда-то сходить, что-то отнести или забрать, — я вызывалась незамедлительно. "Больше времени на улице — больше шансов на встречу", — так я решила.

У братьев я каждое утро старалась вызнавать, каков распорядок дня их командира, когда он выезжает, когда возвращается. Они посмеивались, но если знали — рассказывали. Хотя чаще не знали. Ратгар, так настойчиво предлагавший свою помощь в знакомстве на празднике, отныне как воды в рот набирал, если я заикалась о чем-то подобном, и я очень на него сердилась, молча, конечно же.

Однажды днем, когда я, против обыкновения, зашла домой пообедать, хотя давно уже обедала, в основном, в лавке, Эомер в сопровождении двух своих офицеров, ворвался во двор и, горяча коня и не спешиваясь, закружил в ожидании чего-то. Его сопровождающие между тем метнулись в главное здание — и теперь оттуда выбегали отдыхавшие сегодня воины. Они спешно одевались и вскакивали на подведенных им из конюшен лошадей.

Я выскочила из дома с рвущимся сердцем: неужели что-то случилось, и объявлен общий сбор? Конечно, мешать рыцарям своими вопросами я не рискнула и просто стояла, пытаясь расслышать хоть что-то, что объяснит мне происходящее. Безуспешно. Я видела лишь дикое мельтешение коней и железа и слышала отдельные слова, тонущие в металлическом лязге и топоте множества копыт. И фигура Эомера в хвостатом золоченом шлеме, возвышающаяся над всеми, навевала одновременно и страх, и надежду. Помня, что рассказывали о нем братья, я подумала, что раз он сам прискакал сюда, значит, все не так плохо. Ведь не бросит же командир свой отряд в бой, сам уносясь в другую сторону?

Минут за десять сбор был окончен, и Эомер увел новый отряд прочь. Во дворе вновь стало тихо и пусто, будто ничего и не было. Я не сразу смогла оторваться от крыльца — не при таких обстоятельствах я хотела его увидеть, хотя теперь к уже привычным картинкам в голове добавилась еще одна — суровый всадник, закованный в железо, и это, конечно, больше соответствовало моим знаниям об Эомере, нежели воспоминания о пятиминутном танце в общем круге. Теперь вспоминать об этом казалось даже почти смешным…

Аппетит у меня пропал, и нервы не позволяли успокоиться и пойти по своим делам. Поборов нерешительность, я все же подошла к одному из конюших и спросила, что случилось и куда командир увел людей.

— Большой отряд дунландцев видели — двинулся на восток, — ответил тот, смерив меня взглядом с ног до головы. — Девице-то какое дело до военных?

— Братья у меня в его отряде… — я почти не соврала — о братьях я тоже думала, хотя образ их конного командира настойчиво затмевал все.

— Вон оно какое дело, — сразу подобрел ко мне мужчина. — Не бойся, вернутся все, целые и невредимые.

Это было уже что-то. Вряд ли конюший стал бы врать или понапрасну успокаивать меня, наверняка он понимал ситуацию как нельзя лучше. Я все же отправилась работать, хотя весь оставшийся день от любого стука на улице подскакивала и бежала к окну, но новостей не было, и никто не возвращался.

Не вернулся отряд и к ночи. Уже давно сияли звезды — я видела бледные пятна в просветах облаков каждый раз, когда выходила из дома в надежде, что услышу хоть что-нибудь. Давно миновала полночь, и за дверью по-прежнему было тихо — никто не шептался привычно на пороге и не громыхал железом.

К утру я забылась нервным сном и, когда в эту дрему вдруг ворвались голоса, подскочила на жесткой, нестеленой лавке с ощущением, что сердце мое взорвалось. Конные рыцари постепенно наполняли двор. Некоторые лошади прискакали с пустыми седлами, многие всадники привезли раненых товарищей на своих лошадях. Рассвет едва занялся, и темные силуэты будто в беспорядке метались за окном.

Я накинула куртку и тоже выскочила на улицу, не представляя, что делать и чем помочь. Людей было так много — больше, чем обычно, когда возвращался отряд, — что найти кого-то конкретного оказалось невозможно, и я решила, что самым правильным будет не мешаться — они и без глупой девчонки знают, что им делать.

— Эй, привет! — услышала я родной голос. Ратгар, придерживая какого-то воина, приближался к крыльцу. — Не против, если Хэм у нас погостит пока?

Хэм поднял на меня глаза и помахал мне свободной рукой.

— Что случилось? Ты ранен? — мой голос слегка задрожал, но я помогла мужчинам войти в дом, и мы с братом посадили Хэма на лавку.

— Ерунда, не стоит внимания лекарей, — отмахнулся тот, отворачивая кольчужный рукав в запекшейся крови. — Промыть бы только…

— Я сейчас… — достать миску и воду было делом нетрудным, но руки у меня стали дрожать слишком заметно, и ноги вдруг отказались сдвигаться с места. — Где Годлаф?

— Остался, — Ратгар вышел из комнаты, на ходу надевая рубаху. Не увидев на его ровной коже никаких повреждений, я наконец выдохнула.

— Все кто не ранен и при коне, остались с Эомером — враг бежал, но нужно их догнать.

— Но ты цел?

— Я в порядке, — улыбнулся брат. — Эй, Хэм, как ребра? Этот глупец позволил свалить себя с лошади, — пояснил мне Ратгар и хлопнул друга по плечу.

— Да уж посмотрел бы я на тебя в такой ситуации, — проворчал тот, но я заметила, что ему стало стыдно, и он весь как-то сник.

Рана действительно оказалась неглубокой — просто большая ссадина от железных колец рукава — достаточно было просто перевязать, и с этим даже я легко справилась.

— Давай-ка, брат, отдохни, — Ратгар помог Хэму встать и потащил его в комнату.

Я убрала свои нехитрые врачебные инструменты, вылила кровавую воду и застыла посреди кухни. Или я просто перенервничала, или это было действительно какое-то предчувствие. Конюший обманул меня: далеко не все вернулись невредимыми, а сколько воинов еще осталось там, в степях, и некоторые из них, как мой брат, в седле уже целые сутки. Разве так можно?

— Когда они вернутся, Ратгар? — спросила я, как только брат показался в кухне, тихонько прикрыв за собой дверь.

— «Они»? — он явно хотел подколоть меня, но, взглянув на мои нервно сжатые побелевшие пальцы, кажется, передумал. — Вернутся, сестренка, не бойся.

Это я уже слышала…

Но они правда вернулись.

В закатных сумерках, что стремительно захватили видимый из окон двор и часть дороги за воротами без створок, стали постепенно проявляться темные силуэты, медленно минующие высокую арку. Усталых лошадей уже не гнали, и они еле переставляли ноги, покуда двор не заполнился снова. На этот раз было гораздо тише, чем утром, но и рассмотреть, сколько появилось пустых седел, было невозможно.

Из комнаты вышел Хэм, держа в руках свои доспехи, за ним — Ратгар. Втроем мы вышли на крыльцо, и Хэм коротко с нами попрощался, отправившись к себе.

Я ждала, когда из толпы появится старший брат, но поймала себя на мысли, что высматриваю серого коня с золотом оголовья и сердце мое бьется как птица в силках. Ратгар обнял меня за плечи, и так мы простояли, пока к нам и в самом деле не пришел Годлаф — усталый, пошатывающийся, но живой и невредимый.

Братья пожали друг другу руки, и меня, все еще нервно всматривающуюся в толпу, легко толкнули к двери:

— Его здесь нет. Он докладывает о победе Королю.