Novice (джен)

До ночи было еще далеко, но темнота шерстяным одеялом уже укутывала замок. В небе над полем для квиддича все труднее становилось разобрать, где свои, а где — чужие. Голоса с трибун сливались в общий гул, и лишь иногда комментатору удавалось побороть его, ненадолго.

Нэтан Баркер не видел и не слышал ничего этого — он проводил время на другом конце замка, там, где даже из окон вместо поля сражения было видно холодное озеро, да почти облысевший лес. Битва же, развернувшаяся перед его глазами на страницах книги, намного превосходила ту, поддельную, с кольцами и мячами.

«Метафизика преобразований» отыскалась под потолком в общей секции трансфигурации, и, судя по слежавшимся страницам, открывали ее редко, а читали и того реже.

«Из всех ошибочных теорий, описывающих так называемую «истинную» или первичную трансфигурацию, достаточно перечислить четыре известнейших. Это стихийная трансформация (афинской школы), теория трансмутаций Гебера, изложенная в знаменитых "Катренах", исключающая, или первичная трансфигурация, описанная у А.Вриска и, разумеется, "Befrielse av Andar", "Освобождение духов", искусство превращения, прославленное в северной Европе.

Несмотря на то, что автор ни в коей мере не разделяет этих ошибочных мнений, он предпочитает предоставить слово тем, кто их придерживался, нежели извращать их идеи собственным, наверняка неточным изложением».

Вступление Нэтан проглотил на одном дыхании. С афинской школой оказалось уже сложнее.

«Не каждый маг, — говорилось там, — способен напрямую обратиться к тонким эфирам…»

Похоже, под эфирами великий Мерсер (и афиняне) подразумевали что-то в корне отличное от, собственно, эфиров.

«Но те, кто чувствует колебания духа, кто способен их отражать и изменять по собственному желанию, постигнут из этой книги вещи для себя весьма полезные и продвинутся в глубины волшебства, о которых дотоле только догадывались…»

«Подобно тому, как сплетаются в клубок змеи, сплетено вещество души, и искусный умелец расплетает его и сплетает обратно, складывая новый образ…»

Бумага потемнела по краям до черноты, вложенный формуляр, истонченный временем и хрупкий, едва ли хранил с десяток фамилий, чернила выцвели, а выведенный сверху номер почти совсем расплылся.

«Маг видит эти переплетения ясно, как если бы смотрел глазами, и чувствует их движение, как чувствует опытный мореход смену ветра…»

Мелкие буквы толкались в строчках, напоминая всполошенных муравьев. В который раз Нэтан протер глаза и откинулся на спинку стула. Слова все были знакомые, но смысл их ускользал прочь. И ведь не шутки какие-то — «вещество души»! Вот только непонятно было, когда этот безымянный грек говорил за себя — а когда излагал мнения неизвестных оппонентов.

«…оно же, имея видимость материи и формы, не суть ни материя, ни форма, но лишь граница объемлющего тела — и существует вместе с предметом, как границы существуют вместе с тем, что они ограничивают… И маг не действует из небытия, он простирает жезл в воздухе, воздействуя на сущность, да и сам, будучи человеком живущим, обремененным телом и местом, находится к ней в отношении.

Посему на сущность предмета он может лишь воздействовать посредством, но не напрямую. Кто знает, в силах ли мага изменить самую сущность? Условия его пребывания в мире таковы, что сие представляется маловероятным. Ведь не только не способен маг действовать из небытия, подобно некому демиургу, но и обратиться к небытию он не в силах, как и всякое другое создание, принужденное само обладать сущностью и формой, и взаимодействовать лишь с признаками, но не с самими сущностями, и не с пустотой…»

Как ни в чем не бывало, на соседней странице автор добавлял:

«Что же есть наш разум, как не обращение к небытию — и не обращение из небытия к существующему? Слепые не видят того, что перед глазами, уподобленные простецам в их вечном страхе и вечном сомнении. Двойственность разума видна всякому, кто внимателен к собственным измышлениям… Как всякое слово звучит в тишине, всякая настоящая магия происходит из небытия...»

Вычитав такое, Нэтан закрывал глаза, отворачивался от книги и медленно повторял про себя пропорции трав в грудном сборе. Это успокаивало его, он словно нащупывал незыблемую опору, за которую мог удержаться, когда земля разверзнется или заскользит у него под ногами.

«Только глупец, — добавлял грек в следующем абзаце, — возомнит, указав на несуществующее словом, что так он обрел над небытием власть…»

«Возьмем простой пример, — отвечал сам себе, — зельевара, творящего жидкую удачу. Откуда ему знать, что содержимое его котла заставит кого-то поступить так, а не иначе, что заставит выбрать наилучший из путей? Откуда он знает связь между своим лекарством и волей чужого ему человека?»

«Очень даже ясно, откуда… из драконьей крови, настоянной в пять лунных циклов со слезой авгура, это во-первых…»

«Природа этой странной связи такова, что в конечном счете ее невозможно объяснить ни применением драконьей крови, ни сложностью состава, ни предвидением событий, которые произойдут с магом, принимающим зелье. Истинная магическая связь суть связь между сущностями, как они есть, напрямую, и в воле мага направить ее, изменить или разорвать. Она настолько произвольна, что ее не стоит даже называть связью, она не имеет формы и имени, и в этом сродни пустоте, и тем не менее, магия истинна лишь постольку, поскольку возможно это касание — души душой. Зелье же в этом деле лишь костыль, подспорье для хромого, который не умеет освободить свою душу, подпорка для ленивого ума и ожиревшего сердца».

Хотелось закрыть эту книгу и больше никогда не открывать ее снова.

«Дерзай же. Начни с малого — познай себя».

«Уже. Хоть бы ну одну формулу, тогда я, может, и дерзнул бы…» — Нэтан заложил страницу, а сам, украдкой, стал листать вперед. Формул не появлялось, текст оставался все тем же путанным черным кружевом. Нашлись только «полезные упражнения для ума», в коротком, туманном отрывке из Гебера — похоже, целиком «Катренов» не видел даже Мерсер. Раздел о первичных превращениях Нэт пролистал, почти не глядя — его он прекрасно помнил еще с прошлого года. Про «освобождение духов» было написано много и подробно, но там Нэт споткнулся уже о первое предложение, в котором не понял и половины слов.

Мерсер решительно был закрыт и отложен в сторону — дожидался рядом учебник зелий третьего курса и трехтомник Бораго, да недописанное для Снейпа эссе.

Тут уж, среди знакомых названий, выискивая ссылки на рецептурные сборники, Нэт, наконец, почувствовал себя спокойно. Что-то такое было в этой «Метафизике», что-то опасное, соблазн, против которого он никак не решался вооружиться.

Оправдывался тем, что ничего страшного, в общем-то еще не прочитал — подумаешь, слова.

Да и вряд ли действительно опасную книгу пустили бы в общую секцию. Может, вся эта «истинная трансфигурация» признана ошибочной справедливо? И кто вообще станет тратить время на чтение заведомой лжи?

Только ведь он своими глазами видел, как из глины — появлялось живое, с перьями, с голосом, и даже глаза настоящие. Значит, была в них своя правда, в этих теориях.

Жаль только, не было в них той неподдельной точности, которую он так ценил в зельях и которой так радовался везде, где ее встречал. Впрочем, за это вряд ли можно было упрекать каких-нибудь древних афинян, или исландских магов-поэтов, в конце концов, даже средневековые алхимики…

«Вот только не надо сравнивать с ибн Амадхом», — строго напомнил себе, заметив, что в пятый раз прерывается на середине предложения, размышляя о том, получится ли у него увидеть переплетения внутренней сути флоббер-червя, или нет, и какая связь между этими тайными плетениями и свойствами его слизи в зелье. У ибн Амадха действительно все было иначе — тайна, древнее искусство, требовавшее вдохновения и труда, а не запутанные рассуждения о природе магии как таковой. Еще и с оскорбительными для любого зельевара ремарками.

Но, увы, обмануть Нэт себя все же не мог. Какая-то струна откликалась, какая-то часть его жаждала добраться, наконец, до изнанки всего, что можно было слышать и видеть, осязать и обонять. Просыпалось в нем это тщеславное любопытство — желание понимать то, что не понимал никто другой, а от подобного чтения оно разгоралось только сильнее.

И все чаще он поднимал взгляд к высоким стеллажам Запретной секции, огражденным заклятиями.

«Я туда попаду. Еще до Рождества. Не знаю, как, и не знаю, что придется сделать, но попаду непременно…»

«Да не будет в тебе ни зависти, ни уныния, ни зломыслия, ни ущерба, ни сомнения, ни лености. Да не будет в тебе жажды иной, кроме той, что возжигает жертвенные огни…» — всплывали в памяти торжественные строки. Они были так далеки от излучавших холод страниц «Метафизики», что, казалось, существовали в разных мирах.

Вынул снова формуляр. Интересно, кто же все-таки читал. Тысяча девятьсот семьдесят третий, сбившиеся в уголок буквы. Фамилия короткая, что-то на «Б», но не различить, какая. Шестьдесят пятый. Сорок седьмой. Сорок четвертый. Наконец-то, разборчивый почерк.

Нэт улыбнулся, сам не зная чему, и поставил в конце короткого списка свое имя. «Восемьдесят второй, Нэтан И. Баркер».

«И ничего же плохого не будет… Ведь это просто книга…»

Он не знал, когда успеет все это изучить. Кроме учебников были ведь и другие планы: он не оставлял надежду разобраться с таинственным проклятием — и в очередной раз согласился сварить бодрящий эликсир для шестикурсников с Хаффлпаффа. Ребята простые, даже надежные: очень надеялся, что Снейпу они его не заложат, и никому другому тоже.

В коридорах школы по-прежнему было тихо, матч еще не закончился. Нэтан шел быстро, избегая смотреть в глаза портретам. Оказавшись на втором этаже, осторожно потянул на себя дверь туалета и огляделся.

Привидение плакало там над умывальником, роняя в раковину несуществующие слезы.

Зелье в котле за дверью четвертой кабинки стояло точно так, как Нэт его оставил, почти не изменившись — а только приобретя лимонный тонкий запах. Облегченно вздохнув, он развел невысокий огонек и стал греть котел.

— Все меня бросили! Тебя вот тоже бросили, где теперь твоя подружка? — голос у привидения был пронзительный, застревавший на высоких нотах, но Нэт все равно не слушал.

— Я никому не нужна! Ты — никому не нужен… Все мы никому не нужны-ы…

С этими словами прозрачная девица в очках взлетела — до неприличия высоко, если учитывать, что она была в юбке.

— Почему ты мне не отвечаешь? А?

Устроившись под самым потолком, она продолжала завывать:

— Приходит варить зелья в моем собственном туалете и делает вид, что меня тут нет!

Подвядшие, смятые листья ночного копытника Нэт прятал в нагретую чашку, вынимал по одному, аккуратно расправив, а затем так же, по одному, опускал в котел.

— Я, может, не такая и бесполезная! И про зелья знаю куда больше, чем некоторые!

Потом шла очередь драконьей петрушки. Бережно, словно некую драгоценность (которой та, несомненно, являлась в ноябре месяце), он выкладывал ее из свертка на доску, тяжелым ножом нарубал в крошку, и, залив раствором, ждал.

— Ты же все не так делаешь, — зудела из-под потолка девица с косичками, — петрушку нужно сразу бросать, а потом помешивать четыре раза!

Отцеженный раствор капля по капле отправился в котел, и лимонный запах сменился горьким, едким запахом травки.

— Против часовой!

Нэтан прикрыл зелье крышкой и снял с огня. На сегодня все. Он устроился у стены, согрев пол заклинанием, и вынул учебник за третий курс. Книга была старая, потрепанная, доставшаяся ему по доброй воле декана, который, к счастью, до сих пор не потребовал, чтобы Нэт обзавелся своей собственной. Некоторые страницы оказались так исписаны пометками, что с трудом получалось разобрать текст.

Нэтан, впрочем, не жаловался — в основном, это были те страницы, где текста он предпочел бы не разбирать вовсе. В пометках, и то было больше смысла. Ну кто не знает, что ночью собранная полынь обладает совершенно другими свойствами, чем собранная днем? Или, например, зелье родства. Ни одному зельевару в голову не придет вываривать печень саламандры домертва, когда достаточно просто опустить ее в пар на четыре секунды. А если еще вспомнить то, о чем он читал в «Итоге совершенства»… Уже несколько раз, не удержавшись, эти самые пометки Нэт переписывал к себе на пергамент и дополнял потом — своими. Лепил одну к другой убористые чернильные строчи — экономил страницы.

Вот и сейчас, перелистывая график температур для бодроперцового, задумчиво грыз кончик пера.

«Диссимуляция, — вывел он на полях, — намеренное сокрытие…»

В Большом зале рос недобрый гул, состоявший, по большей части, из поздравлений, раздававшихся за слизеринским столом, и из напряженных, а то и вовсе возмущенных восклицаний, долетавших со стороны.

— Да они играют не по правилам!

— Старик Смерч им подсуживал!

— Хорошая защита, Веспасиан, — улыбалась блондинка-пятикурсница.

Мор сиял, как начищенный галлеон, на мантии его вновь красовался капитанский значок.

— МакКелби сбил вратаря, игру должны были остановить!

— Поглядите-ка на это, — фыркнул Рёдер, замечая поблизости Нэтана, методично уничтожавшего котлету за котлетой, — выбрался из своей дыры.

— Ты, предатель, — почти по-дружески поддел Хиндли, — не знаешь, что ли, что когда наша команда играет, любой настоящий слизеринец должен ее поддерживать?

— Вижу, вы и без меня справились, — Нэт не отрывался от тарелки. Краем глаза он заметил следившего за ним Тайера.

Тот, после памятного первого сентября, ходил по школе тише воды, ниже травы. Воплощал идеал вежливого, усердного и внимательного ученика. Старшие же держались от него подальше и вообще вели себя с ним, как с китайской вазой. Нэта это почему-то раздражало.

— Пропустил самое интересное, — ухмыльнулся Кинштайн, размазывая по тарелке соус. — Гриффы с нашими подрались прямо на поле. Если бы не МакГонагалл, кто знает…

— Это не МакГонагалл поставила щит. Это был Снейп, если бы ты не стоял спиной, ты бы увидел.

— Снял с них баллов тридцать. А мог бы и больше, — злорадно продолжил Юстин. Нэтан невольно поглядел в сторону факультетских часов. Действительно, рубинов стало теперь примерно столько же, сколько и изумрудов — пара горстей на дне. У профессора трансфигурации выражение лица было кислое. Снейп невозмутимо кивал Флитвику, который, натянув любезную гримасу, счел своим долгом поздравить. У одного только Дамблдора цвела на лице безыскусная примиряющая улыбка.

«Третий шаг, — думал Нэт, отведя от директора взгляд, — стоит разбить состав по группам ингредиентов. И подбирать агенты для скрытия следа поочередно. А уже на четвертом, перепроверить новые реакции… Для пятого и для восьмого яда в “Итоге” написано именно так...»

Как раз выходил из зала, когда осторожная ладонь коснулась плеча. Развернулся, мгновенно выхватывая палочку.

— Эй, не надо! Ты чего!

— Мы просто хотели спросить, все ли готово, — буркнул стоявший справа белобрысый буйвол.

Нэт окинул взглядом коридор, куда выходили студенты после ужина.

— Что же вы прямо за столом мне не крикнули? — сквозь зубы поинтересовался он. — Никто бы и не заметил.

«Два кретина…»

— Так оно готово? — нетерпеливо переспросил второй, ростом пониже и потемнее мастью.

— Сказал же — неделю. До конца недели еще четыре дня! — Нэт одернул мантию и шагнул в сторону, чтобы никто не видел его рядом с хаффлами. — Я сам вас найду и все отдам.

Почти все слизеринцы скрылись в сторону подземелий, компания в синих галстуках сочувственно кивала все еще спорившим о квиддиче гриффиндорцам. Сочувствие это трудно было назвать искренним — Рэйвенкло теперь надежно вырвался вперед, и уверенно шел кубку школы.

— Ну, тогда не забудь, — кивнул белобрысый, — мы на тебя рассчитываем, — важно добавил он и вместе с приятелем неспешно побрел к своей гостиной. Нэт же остался ждать, пока разойдется толпа. До лестницы он добрался только минут через десять.

«На шестом шаге определить последовательность введения. По Фламелю. Между прочим, во втором составе скрывающие агенты вступали все разом. Зато для четвертого их приходилось вводить в основу задолго до, собственно, компонентов зелья. А второй и четвертый почти не отличаются… Но должна же быть закономерность? Или первые три шага — только совпадение?»

У лестницы сбились в кучу несколько человек — среди них Нэт без труда различил рыжую шевелюру Уизли и усмехавшегося МакЛаггена.

«Вот кого тут не хватало…»

Поднял палочку и почти уже прошептал про себя Tectum, когда откуда-то справа окликнул его неуверенный голос:

— Может, пройдем вместе?

Это оказался Тайер, забившийся в какую-то нишу. Ждал, наверное, пока гриффиндорцы разойдутся.

— Кто тебя не пускает? Щит поднимай, да иди.

— Я не умею, — признался Тайер, наклоняя голову еще ниже, отчего глаза почти совсем скрылись под челкой.

— Тогда иди так.

МакЛагген у лестницы что-то рассказывал — и совершенно не собирался никуда исчезать.

— Другого пути я не знаю, — добавил первокурсник.

— С этого этажа другого пути и нет.

— Только Tarantallegra могу и ту штуку, которая заставляет смеяться, — оправдывался Сэм.

«Давай, еще поплачь тут…»

— А когда Деккера сбили, судья должен был игру остановить по всем правилам, — доносилось от лестницы, — наверняка, кто-то из них его заколдовал.

— Точно! Слизни зеленые…

— И баллы сняли нечестно!

— Руку давай, — шепнул Нэтан, не поворачиваясь даже к Тайеру лицом.

— Что?

— Руку. Есть один щит, простой, они нас даже не увидят.

Сэм помедлил, словно не решаясь. Потом протянул ладонь — костлявую, маленькую. Вспотевшую.

«Tectum», — подумал Нэтан, поднимая палочку, и скрывая теперь уже их двоих. Это было странно — он каким-то образом чувствовал, как натянулся щит. Мимо гриффиндорцев они проскользнули боком, быстро, почти вприпрыжку спустившись на пару пролетов. Тайер, оказалось, умел двигаться бесшумно, почти как он сам.

— Тебя не было на матче, — заметил Сэм, когда они добрались до входа в подземелья. Стало заметно холоднее, он начинал дрожать, потому что, похоже, колдовать не умел совсем, а не только щиты.

— И что?

— Там ведь все были, даже профессор Снейп!

Нэт подумал и применил согревающее помощнее. Чтобы хватило на двоих.

— Профессору по должности положено, — сказал он, — а я не обязан был там сидеть. И ты, кстати, тоже.

— Тебе легко говорить, — пробормотал Тайер, почти зло, — ты их не боишься. Я слышал, ты вообще, что угодно можешь сварить, даже яд, и боевые проклятия знаешь…

«Чей же это трепливый язык до сих пор остановиться не может…»

Вслух же Нэт, смеясь, произнес:

— Всему веришь, что тебе говорят?

— Это разве неправда?

— Я тебя всего на год старше, — попробовал вразумить его Нэтан.

— Зато ты всю жизнь с магией. А я… Лучше бы я сюда не приезжал, — выдавил Сэм глухо, словно бы себе самому.

После подобных слов людям обычно становится стыдно. Вот и Тайер отвел взгляд и ускорил шаг. Быстро, вполголоса, проговорил пароль у стены.

— Уехать обратно всегда успеешь, — фыркнул ему Нэт. Стена дрогнула и поползла в сторону.

Он видел, как растерянное выражение на лице у Сэма сменилось замкнутым, почти бесстрастным. Про мальчика, который первым шагнул в гостиную, никто бы не сказал, что он только что чуть не жаловался, или что у него потеют руки.

«Такой уедет, как же…»

Нотт, стоявший у камина со свитком в руках, окинул их двоих недовольным взглядом. В гостиной зачем-то собрался весь Слизерин, и внимательно его слушал.

— Продолжаю, — сказал староста, когда все желающие нагляделись на опоздавших вдоволь. — По четырнадцатому пункту устава школы мы имеем на это право, и никакой директор нам не запретит. Профессор Дамблдор тоже с этим согласился. Итак, первое собрание дуэльного клуба состоится здесь, в семь, в ближайший четверг, то есть завтра, и любой из вас может на нем присутствовать. Вопросы?

— Разве МакГонагалл ничего на это не сказала?

— Она ничего не сказала, потому что прецедент уже создан. Рэйвенкло взялись за это дело, года три назад.

— Не верится что-то, что у них есть дуэльный клуб.

— А у них и нет. Это группа для подготовки домашних заданий, ты вообще слушал?

— Кто будет руководить?

Со своего места поднялся Веспасиан Мор. Косая рыжеватая челка перечеркивала лоб — по ней одной можно было понять, как он доволен.

— Вы все знаете Мора, — объявил Нотт. — Вести будут он и Оберон Эглсби. А на первое занятие придет декан, поэтому я настойчиво рекомендую не опаздывать.

— Еще кое-что, — добавил Веспасиан, скалясь, как пиранья. — Пятому и седьмому курсу быть обязательно.

В спальной шумели — спать, разумеется, после таких новостей никто не мог.

— Со старшими!

— Юстин, брось. Конечно, нас не возьмут со старшими. С нами останется только Оберон, да еще объединит с первым курсом…

— Ну и что, с первым курсом. Там между прочим, Селвин учится, — заметил Хиндли, — у них в роду с пеленок на дуэли натаскивают.

— Посмотрим, — высокомерно заявлял Август, поправляя очки, — на этого Селвина. Уверяю, Рёдеров учат ничуть не хуже.

Эльфард Лестрейндж, по обыкновению, молчал, стеклянным взглядом уставившись в пол. Разве что в этот раз глаза его блестели чуть ярче, чем обычно.

— Вот только девчонки там ни к чему, — вспомнил Кинштайн.

— Девчонки… девчонки будут смотреть… должен же кто-то смотреть?

— Леннет посмотрит, жди. Как бы она тебя самого по стенке не размазала. Она тебя терпеть не может…

— Кто, Леннет? Нашел кем пугать…

Нэт задернул полог и наложил «ночную тишину». Чтобы не слышали его — и чтобы он сам не слышал. Крохотный огонек привычно повис над плечом, была открыта страница. Но книга лежала в стороне. Все равно он не мог читать.

«Вещества души, конечно, никакого нет. Неужели алхимики его бы не открыли, существуй оно на самом деле?»

Он лежал без сна. Конечно, можно было спросить мистера Юнгана, прямо, письмом — но кто знал, может быть, это небезопасно? Да и маг ему давно уже не отвечал. Он наверняка был слишком занят, для глупых вопросов.

«Ткани его истончатся — и в свете разума предмет потеряет всякий вес. Тогда и направь свой взгляд в средоточие его силы…»

Усохший кленовый листок на ладони дрожал, когда Нэт смотрел на него слишком пристально.

«Два выдоха. Вдох. Еще два...»

Нэт проделал поочередно — первые четыре упражнения, и понял, что они до странности похожи на те, что недавно показывал профессор Сингх в классе с коврами. Эта мысль его, почему-то не только не успокоила, но привела в еще большее волнение.

«Уж Гебер-то знал, что говорил…»

Листок в неровном свете менял окраску, и в этом не было никакой магии. Отливал он и поздним золотом, и бледной охрой, а изогнутый черенок превратился в почти прозрачный. Потом темнота сгустилась, подступила ближе. Запах гниющего леса невозможно стало выносить.

Листок дрожал все сильнее, хотя не дрожала ладонь.

«Как если бы смотреть глазами… Я не так смотрю… и поэтому не вижу… — мысли текли в голове отстраненно, звучали словно со стороны. — Закрыть глаза. Свет здесь вообще не нужен…»

Свет погас, глаза были закрыты. Сердце билось медленно, ровно — он перестал слышать собственное дыхание. И даже не понял, как заснул.