Под водой (джен)

Было холодно.

Струи дождя хлестали по лицу и лились по волосам за шиворот куртки. С носа капало. Джинсы вымокли полностью, ботинки противно чавкали. Ноги запинались, цепляясь за высокую мокрую траву, руки, засунутые в рукава куртки, замерзли настолько, что пальцы онемели. Очень хотелось в душ. Встать под горячую воду, растереть себя мочалкой. Потом обернуться в пушистое полотенце, высушить феном волосы, надеть пижаму и залезть под одеяло.

Не получится. Квартиру уже сдали кому-то другому. Идти было больше некуда. Холод, темнота, ливень и промозглый октябрьский ветер, из-за которого казалось, что дождь идет горизонтально. Бьет наотмашь прямо в лицо.

Что-то полностью чуждое этому миру, из соображений практического удобства решившее продолжать называть себя тем же именем и считать тем же человеком, спотыкаясь, шло по обочине. И, стуча зубами, размышляло, что сейчас было бы самое то еще и заплакать от обиды и чувства несправедливости. Но плакать не хотелось. Обида осознавалась, но не ощущалась. Хотелось одного: согреться.

Он помнил, как все началось. Если раскрутить пленку назад, сначала тоже было очень много воды. Вода внутри, раздирающая легкие и не дающая дышать. Вода снаружи, заливающаяся внутрь. Он толком не умел плавать. Непонятно, почему его понесло в озеро. Да еще и прыгать с трамплина.

Все смотрели на его однокурсника. Красивого парня. Действительно красивого, умного и популярного парня. Из тех, что всем нравятся. Не потому, что он милый, наоборот. Холодный, язвительный. Грациозный, как кот. Сильный, успешный. Все смотрели на этого потрясающего парня. Как он ныряет. А другой, обычный, подождал, пока все отвлекутся, — и решил прыгнуть.

Прыжок, удар животом об воду. Вдох — и вода сомкнулась снаружи и изнутри, закрывая мир. А потом, осенью, открылась, как занавес. Прямо посреди этой дороги. Холод, темнота, вода. Не стоило тогда прыгать. Нужно было остаться на берегу со всеми. Отвернуться от красивого однокурсника, раз уж так не хотелось на него смотреть. Остаться на берегу. Читать.

Красивый однокурсник. Брайан. Острое надменное лицо, длинная шея, чувственные губы. Презрительная медленная речь.

Его образ как всплыл в голове, так и застрял, будто попсовая песенка. Иди, дескать, к нему. Ты же знаешь, где он живет. Странно, он не был другом. Даже, наверное, наоборот. А ведь тогда, до границы между воздухом и водой, друзья были. Но почему-то оказалось непросто их вспомнить. Они как-то не удерживались перед внутренним взором. Еще была семья: мать и сестра. Но не возвращаться же к друзьям и семье... таким.

Это ведь мать, кто же еще. Заставила надежду семьи, любимого мальчика, вынырнуть из той воды в эту. Просила вернуться. Не подумала, каково ему теперь — быть. Существовать между мирами, пока жандармы не схватят и не вернут его обратно. Мертвым нечего делать среди живых. У мертвого нет своей жизни, он приходит, чтобы забрать ее у того, кто его позвал. Или попадается жандармам, и те убивают его снова. Целая профессия: выслеживать и уничтожать живых мертвецов. О чем думала мать? Нет, к ней идти не хотелось совсем.

А близкие друзья... Им тоже не стоило больше его видеть. Да и ему не хотелось снова с ними встретиться. Он не скучал, не чувствовал к ним тепла. Честно говоря, он никак не мог вспомнить, как их зовут. Того однокурсника определенно звали Брайаном. И жил он на этой самой улице. Точно, в этом доме. Нужно было зайти. На минутку хотя бы. Согреться. Чтобы перестало трясти. А потом хоть опять в дождь.

Нечто, чуждое этому миру, решившее продолжать называть себя Тедом из соображений практического удобства, открыло дверь подъезда и стало подниматься по лестнице.

Если уж на то пошло, именно Брайан его убил.

* * *

Теду тяжело было вспомнить, почему он принял решение отдать свою жизнь в руки Брайана. Там было очень много эмоций. Зависть, злость, обида, какая-то ревность. К кому, почему и как — теперь было непонятно. Тед уже ничего не чувствовал по этому поводу. Формально: мать не смогла бы отключить Теда от аппарата искусственного кровообращения. Другие приятели тоже не смогли бы. Лучший друг (это с ним была связана та ревность?..) расстроился бы слишком сильно. Кажется, Тед считал, что Брайану будет все равно. Или хотел наказать за что-то. Не то его, не то самого себя. Злился вроде бы. И конечно, не верил на самом деле, что все закончится так быстро.

Двадцать два стукнуло только этой зимой, через полгода было бы двадцать три. В конце концов, последняя воля — такая штука, хоть каждый месяц переписывай, пока тебе не исполнятся твои положенные девяносто. Составляешь свое дурацкое завещание, уверенный, что оно не пригодится. И как «лицо, принимающее решения в отношении застрахованного лица в случаях, когда застрахованный сам на это не способен», указываешь самого неприятного парня. Думаешь: «Бессердечное он говно, вынет вилку и не заплачет». Жалеешь себя.

Завещание пригодилось. Все закончилось в двадцать два. Брайан мог злиться. Никто же не скажет, легко ему было выключить Теда из этого мира или он все-таки переживал. Выглядел Брайан как человек, который переживать не будет. Рациональный, практичный и равнодушный. Но такие заботы — это же всегда неприятно. Больницы, врачи, родственники.

Тед снова попытался вспомнить друзей. Своего лучшего друга, человека, в которого был влюблен с самых вступительных экзаменов, с первого взгляда и, получается, на всю жизнь. Но никак не мог восстановить не то что образ, а даже имя.

Что-то такое всплывало в памяти, много раз повторенное про себя обещание в смертный час вспоминать лицо этого человека, унести с собой эту картинку за грань. Но в смертный час как-то было не до того. И картинка потерялась, как старая фотография. Теду ужасно захотелось почувствовать что-то по этому поводу. Хотя бы расстроиться. Расстраиваться было привычно. Но не ощущалось ничего, кроме холода. А от напряжения заболела голова.

Нужно было хотя бы вспомнить имя. Но имя не вспоминалось.

Тед нацепил на лицо что-то вроде улыбки и позвонил в дверь. Брайан сразу открыл. Несколько раз моргнул. Ссутулился.

— Я без зонта, — Тед размазал по лицу воду мокрым рукавом.

— Проходи, — и Брайан пошире открыл дверь.

И сразу что-то изменилось. Стало неловко: с куртки лилась вода. С волос капало на пол, а из носа текло, и явно не только небесное. А тут Брайан, всеобщий кумир, практически божество. В поношенных домашних джинсах и майке он выглядел так, будто только что снимался для обложки журнала «Вестник онаниста». Тед почувствовал себя куском говна, который пошел против природы и затонул.

— Я, наверное, не вовремя? — спросил он.

— Немного, — Брайан все-таки взял мокрую куртку и повесил на спинку стула.

Он сильно побледнел. По предплечьям пошли мурашки. А Теда осенило: того парня, лучшего друга, возлюбленного, зовут Майкл. Конечно же, его зовут Майкл! У него черные волосы и застенчивая улыбка. Глаза смешливые, а ресницы пушистые и густые. Он носит футболки с супергероями, любит китайскую еду, заботится обо всех и очень, очень добрый. А еще они дружили с парнем по имени Эмметт. Веселым, шумным и называвшим себя «леди». Локальный гей-парад их колледжа.

— Ты чего-то хотел? — спросил Брайан.

Самым будничным тоном. Очень обыденно.

Такое просто бывает. Мертвые иногда возвращаются. Все знают, что возможность этого существует. Кто-то позвал твоего утонувшего однокурсника, вот он и пришел. Странно, конечно, но что делать. Только если позвонить жандармам и назвать адрес. Тогда они приедут и быстро профессонально его уничтожат. Прямо на месте. Сгребут в совок, и никаких проблем. Дружелюбная утилизация: с заботой о некрогражданах!

Кажется, Брайан не собирался сейчас звонить жандармам.

А Тед понял, что хочет есть. Желудок проснулся и стал задавать вопросы. Где бы взять пиццу? Огромную пиццу, пепперони, на пышном тесте. Чтобы сожрать ее самому, целиком. И кофе, со сливками и ванильным сиропом. Интересно, мертвые толстеют? Если так, это здорово обидно. Вроде как помер, а все равно изволь считать калории. И в зал ходить, небось?! А то выгонят из общества мертвых минетов!

— Я... Пошел сначала к себе, но там живет другой человек, и я… ну… пришел посоветоваться. Я понимаю, что доставляю тебе хлопоты...

Стало ощутимо теплее. Здесь, в квартире, было так уютно! Хотелось остаться. Сесть где-нибудь в уголочке и попытаться прийти в себя. Не мешать никому, просто посидеть тихонько. Как бы вежливо спросить Брайана, нет ли у него в холодильнике чего-нибудь пожевать?

— Это было не мое решение, поверь… — продолжил Тед. — Я сам не понимаю, как так вышло… Видимо, кто-то меня призвал, я не знаю, кто...

Брайан молчал. Губы у него приняли синюшный оттенок, руки дрожали. А Тед оправдывался. Говорил, что пойти ему больше некуда. Не пугать же своей мертвецкой рожей ближайших родственников или друзей, по которым и так плачет психиатр.

— Ну, ты сам понимаешь... — закончил Тед речь, а Брайан неожиданно заорал:

— Нет, не понимаю! Почему опять я должен решать?!

Да, Тед снова требовал слишком много внимания. Заставлял о себе заботиться. Кто он, в конце концов, такой, особенно теперь. Нужно было схватить свою куртку и идти обратно на улицу. Голодным, под этот ледяной дождь. По крайней мере, пневмонии бояться было уже поздно, у всего есть светлая сторона. В животе громко забурчало.

Брайан велел Теду сесть за стол. Налил виски, сначала себе, потом и ему. Выпил. Тед тоже выпил и прислушался к ощущениям. Вот сейчас действительно очень похоже на то, что было раньше. Алкоголь обжег горло, голова сразу немного закружилась, к щекам хлынула кровь. А Брайан устроил что-то типа экзамена: задавал вопросы, о прошлом, об учебе. Тед отвечал и понимал, что прекрасно все помнит. Почему только что он не мог восстановить в памяти элементарные вещи? Вот оно все. Отметки, любимые книжки, болтовня с друзьями. Наконец, Брайан спросил, чувствует ли Тед себя как-то по-другому, не так, как раньше. И Тед ответил, что не замечает особой разницы.

Это была неправда. Едва ли они могли раньше просто так сидеть вдвоем с Брайаном за одним столом и пить дешевый виски. Болтать, как нормальные люди, без унылого морального садо-мазо. Теперь Брайан не глумился и не язвил. Вел себя, будто и правда был другом.

Тед все еще не понимал, куда ему отправиться дальше. Просто лечь на тротуар и разложиться, как и подобает благопристойному покойнику, уже не хотелось. Набрался смелости и спросил у Брайана, как теперь быть. Тот предложил снять Теду комнату в мотеле. Отвез на окраину города, зашел в супермаркет купить еды на несколько дней, расплатился за номер, оставил немного наличных.

А Тед наконец поел и залез под душ. Но даже когда вода стала почти обжигающей, а кожа покраснела и начала чесаться, теплее не стало.