Мыс альбатросов (гет)

В комнате было слишком душно. Гермиона вышла на воздух, оставив за спиной запах ёлки, имбирного пирога и духов тётки Рона.

Лёгкий ночной ветерок приносил успокоение, а вот пейзаж садового участка перед домом, наоборот, угнетал. Мюриэль твёрдо решила не оставлять ни одного фута земли свободным от рождественских украшений. Из каждого куста выглядывали светящиеся ангелочки и феи в кукольных платьицах преимущественно розовых оттенков. То тут, то там вспыхивали искорки зачарованных гирлянд, от которых рябило в глазах. Вакханалия цвета и света переходила все рамки разумного. Апогеем безвкусицы служил искусственный снег, присыпавший дорожки и вечнозелёную траву на выпестованном газоне.

Искусственный снег! В Рождество!

Уголок цветущего лета, поддерживаемый Мюриэль круглый год, напомнил Гермионе о старушке-чародейке из сказки Андерсена. Чем дольше Герда жила у неё, тем больше забывала о своей миссии, забывала о Кае, чьё сердце с каждый днём становилось черствее и «ледянее». Времена года сменяли друг друга, но в чудесном саду всё оставалось по-прежнему. Так и в доме Мюриэль время будто остановилось. Отсюда надо бежать. Никто не принесёт им последний крестраж на тарелочке!

Гарри был уверен, что диадема Ровены Равенкло сейчас в Хогвартсе — в Выручай-комнате. Проникнуть туда — дело не из простых, но сердце Гермионы сжималось не поэтому.

Рон встал рядом с ней. Она посмотрела на его профиль, озаряемый подвешенной неподалёку гирляндой. Его волосы светились в темноте неоновым красным, зелёным и золотым.

Когда они в последний раз стояли так близко вот так вдвоём?

Фред распевал рождественские песни в гостиной. Джинни крутилась на кухне, где под присмотром Молли готовила индейку. Гарри с Джорджем играли в карты, периодически взрывающиеся у них в руках и осыпающие комнату конфетти. Хозяйка дома начищала столовое серебро, пока Артур под её руководством в десятый раз переносил из одного угла в другой наряженную в пух и прах ёлку.

Рон поймал взгляд Гермионы и обезоруживающе улыбнулся. Да, они здесь совершенно одни. Рон мог бы запросто поцеловать её.

Каких-то три-четыре месяца назад она бы задрожала от одной мысли об этом. Она была влюблена в него. Наверное, что-то осталось. Должно было остаться.

Гермиона выдавила улыбку в ответ.

— Не надо притворяться, — внезапно сказал Рон, убрав квадратик конфетти из её волос. — Я же не слепой.

Гермиона растерялась от его прямоты.

— Мы все переживаем за Луну. Прошло больше недели, а мы ничего о ней не знаем. Ты вправе хандрить из-за этого. Гарри тоже волнуется, как и мама с папой, хотя они её практически не знали. Про Джинни нечего и говорить.

— Да, Рон, ты прав, — тихо сказала Гермиона. — Я переживаю.

— Но мы ведь можем позволить себе отдохнуть хотя бы один день и насладиться последними часами Сочельника вместе, правда?

Она неопределённо качнула головой.

У ближайшего розового куста в свете лампочек блеснула гномья лысина.

— Красота, — проговорил Рон, осмотревшись. — Эти гирлянды просто потрясающие! Они похожи на светящийся планктон. Когда мы были в Египте, я как-то нырнул в море и увидел целую стайку между кораллами, помнишь, я рассказывал, как принял их за тритонью икру?

— Ага.

Рон немного помолчал, подыскивая новую тему для разговора.

— Ты замёрзла? Вся дрожишь, — он снял свой свитер и накинул на плечи Гермионе.

Она скомканно поблагодарила. Проделай он подобное курсе на шестом, она бы впала в экстаз. Тогда ей казалось, что лучше Рональда нет никого на свете. Он — её судьба. Они столько препятствий преодолели вместе. Она, Рон и Гарри. Как злилась из-за Лаванды. Стыдно вспомнить! Гермиона так ревновала, что едва могла дышать в одной комнате с Браун, и посрывала все рождественские бубенчики в спальне девочек, лишь бы не слышать звенящее «бон-бон».

— Посмотри, сколько звёзд! — продолжил Рон, как-то незаметно встав поближе к Гермионе.

Она подняла голову к небу, положив руки на перила площадки.

— Я не силён в астрономии, но вон та группа звёздочек с яркой красной точкой напоминает летящую птицу, может быть, феникса, — Рон прочертил в воздухе несколько линий, в то же время свободной рукой накрыв пальцы Гермионы. — Вон там русалочьи волосы, а рядом… похоже на ожерелье. Романтично, не находишь?

— Это ковш, — прокомментировала Гермиона. — Большой ковш — группа звёзд в созвездии Большой Медведицы, а над ней находится Малая.

Она аккуратно высвободила свою руку из-под его и обхватила себя за плечи, но тут же наткнулась на свисающие рукава тёплого свитера. Традиционный подарок миссис Уизли на Рождество сыновьям. Он пах свежей выпечкой и мятной пастой. В этом году Гермиона намеревалась подхватить у Молли эстафету и тоже что-нибудь связать для мальчиков. У Рона, например, всегда смешно краснели уши на холоде. Его подарком должна была стать шапка, благо Гермиона попрактиковалась в вязании головных уборов после провала на четвёртом курсе. У Гарри всегда мёрзли руки, а старые варежки быстро износились…

Однако планам не суждено было сбыться. Дело даже не в недостатке времени. В доме Мюриэль его было навалом. Проблема заключалась в свитере, дурацком рождественском свитере, обещанном Регулусу Блэку. Какой смысл был браться за него, если Регулус никогда его не получит? Какой смысл выбирать пряжу и покупать спицы? Какой смысл убеждать себя, что всё хорошо, что беспокоишься за Луну и только за неё?

Впрочем, Рон будет счастлив получить вратарские перчатки с эмблемой «Пушек Педдл», а Гарри — альбом колдографий, для которого Гермиона заранее исхитрилась добыть снимки у Колина Криви.

— Гляди! — воскликнул Рон. — Метеорит!

В этот раз он решил блеснуть знаниями и не ограничился банальным: «Падающая звезда, пора загадывать желание!»

— То, что ты видишь, называется метеором, — сказала Гермиона, немного раздражённая, что приходится объяснять очевидные вещи. — Это лишь светящийся след, полоска света среди звёзд, а метеорит, — она носком туфли спихнула с террасы пустую раковину виноградной улитки, и та шмякнулась в траву с глухим ударом, — грубо говоря, булыжник, упавший с неба и прошедший слои…

Рон опустил голову, выдохнув с нервным смешком. Она тут же запнулась, поняв, что слишком строга к Уизли.

— Прости, я не такой умный, как ты.

Гермиона повернулась к нему. Рон выглядел необычайно сосредоточенным, будто от дальнейших слов зависела вся его жизнь. Она могла почувствовать напряжённость, повисшую в воздухе между ними. Его пальцы сжали перила. Он закрыл глаза, сделал глубокий вдох и развернулся на пятках, испытующе уставившись на неё. Синие глаза сверкнули в свете рождественских огней.

— Ты мне нравишься, Гермиона! Давно нравишься.

Она замерла, не зная, чего ей хочется больше — зажать ему рот или бежать без оглядки. С тем же успехом можно было аппарировать на необитаемый остров.

Рон выбрал праздничный вечер, чтобы признаться ей в чувствах. Не то что его слова утратили смысл, но сейчас они её не трогали. Слишком поздно.

— С чего ты взял? — прошептала Гермиона. — Я просто хочу знать, как ты это понял. Что именно тебе во мне нравится?

Рон почесал затылок, забавно встопорщив волосы.

— Сложно сказать. У тебя хорошая кожа. Э-э… чистая, почти без веснушек. Веснушки тоже могут быть красивыми! Очень. Ты бы мне нравилась и с веснушками. И без…

Он лепетал какую-то чушь, всё сильнее заливаясь краской с каждым произнесённым словом.

Гермиона блуждала глазами по саду, отстранённо прислушиваясь к признанию в любви. Вот сорвавшиеся цветы гортензии плавали в лужах стоялой воды, а там нарост грибов атаковал клён у калитки…

— А ещё нос! — выдал Рон громче обычного.

— Нос?

— Да, он у тебя маленький, аккуратный. И красивые зубы.

Гермиона непроизвольно хмыкнула. Своими ровными зубами она обязана (подумать только) Драко Малфою. Нашла о ком вспомнить!

Во взгляде Уизли читалась надежда пополам с отчаянием. Гермиону начало разъедать чувство вины за то, что она его невольно мучила.

— Ты меня волнуешь! — воодушевлённо заговорил Рон, наконец поймав её взгляд. — В общем, это как наваждение, как будто внутри меня, в груди, течёт лава, и сердце колотится в горле. Дыхание замирает, а ноги подкашиваются. Я по сто раз на дню могу прокручивать в голове одну фразу, которую ты могла обронить случайно. Как же тебе объяснить? Я... я постоянно о тебе думаю! Ты уже вышла из комнаты, но при этом будто всё ещё со мной. Как… как метеор! Ты — вспышка! Взрыв света! Ты… ты понимаешь, о чём я говорю?

— Да, — одними губами произнесла Гермиона, пытаясь не заплакать. — Понимаю.

Как-то расслышав это, Рон замолчал и вопросительно посмотрел на неё, наверняка приняв её слёзы на свой счёт.

У Гермионы пересохло во рту. Его взгляд блуждал по её лицу, остановившись на губах.

Краем глаза Гермиона поймала зелёную вспышку шифонового платья Джинни, великолепно сочетающегося с цветом её замысловато уложенных волос, и тут же Молли пригласила всех к столу: индейка была готова. Мерлин, храни миссис Уизли!

Рон тоже услышал её зов и, набравшись смелости, вновь торопливо заговорил:

— Я бы очень хотел тебя по…

— Я тоже хотела бы поздравить тебя, Рон! — воскликнула Гермиона, стянув с плеч его свитер и всунув ему в руки. — Пойдём! Твоя мама не любит ждать.

Он выглядел крайне неловко, но позволил ей втянуть себя в дом.

— Теперь все на месте, — миссис Уизли разглаживала скатерть, пока Джинни поддерживала в воздухе многочисленные тарелки.

— Рассаживайтесь скорее! — скомандовала Мюриэль, заняв место во главе стола. — Я хочу наконец выпить!

— Фред! Джордж! — грозно произнесла Молли, подпрыгнув из-за рассыпавшейся над ней шутихи. — Артур, ты только посмотри на них!

— Но что я могу сделать, дорогая?

Гермиона села рядом с Гарри. По левую руку от неё молча опустился Рон. Джордж метался вокруг стола, спасаясь от матери, вооружённой полотенцем.

Рон был прав, говоря о дне отдыха. Они его заслужили. Они все.

— Индюшка немножко подгорела, — хихикнула Джинни, ткнув в чёрный бок птицы вилкой.

— Это соус слегка запёкся, — невозмутимо сказал Гарри.

— Ты это слышал, Дред?

— Конечно, Фордж. У меня же есть уши.

— Подхалим, — в один голос протянули близнецы и прыснули от смеха.

Молли дала обоим сыновьям полотенцем по шеям.

— Вам бы поучиться у Гарри тактичности.

— Не открывайте вино и огневиски одновременно, — Мюриэль пробилась сквозь грянувший с новой силой хохот. — Только когда что-то одно закончится!

Перед Гермионой приземлилась порция плюм-пудинга.

— Кому достанется монетка, того ждёт удача, — объявила Молли, внезапно расчувствовавшись и промокнув глаза передником.

Из кухни вылетела дивизия тарелок с традиционным десертом.

— Надеюсь, я не сломаю об неё оставшиеся зубы, — проворчала хозяйка дома, водрузив на нос пенсне.

В эту минуту было так легко притвориться, что мир и тепло этого вечера сохранятся надолго, минует ночь, и наступит следующий день, в котором не будет ни войны, ни горя, ни разлуки с друзьями.

— С Рождеством, — сказал Гарри, подмигнув Гермионе.

— С Рождеством! — произнесла Джинни, протянув ему бокал с гоголь-моголем.

Гермиона беззлобно покачала головой, глядя на подругу. Нашла к кому ревновать. Если бы Джинни знала, кем были заняты её мысли большую часть суток. А уж вспомнить один сон… рассказать о нём — всё равно что вслух прочитать роман Барбары Картленд.⁽¹⁾

Она была влюблена в Регулуса Блэка. Это было безумие, притяжение — всё, что угодно, ведь увлечься им было так просто.

Регулус не мог предать, но зловещий голос в голове подсказывал: «Как и не мог стать жертвой Империуса».

Регулус притворился. Он планирует обмануть Волдеморта в очередной раз, только и всего.

Она найдёт его и скажет, что ей всё равно, был он Пожирателем смерти или нет! Она сожалела о каждом брошенном ему в гневе слове. Но сначала нужно его вернуть.

После ужина пришло время танцев. Близнецы смилостивились над старшими и поставили привычную их слуху музыку. Отгремел «Весёлый гиппогриф», отзвучал Фрэнк Синатра, ценимый магами наравне с магглами. Одному богу известно, где Фред раздобыл пластинку Эллы Фицджеральд.

«В следующем году все наши проблемы улетучатся, — обещал её голос из граммофона. — И однажды, ещё раз, как в старые деньки, как в давнишние счастливые золотые деньки, верные друзья, что так дороги нам, будут опять рядом».⁽²⁾

Гермиона снова и снова прокручивала в голове вечер в «Гнезде альбатросов» и отчаянно желала повернуть время вспять. Теперь она ни за что, ни за что бы не отказалась от танца с Блэком.

Она сама не заметила, как начала покачивать головой в такт знакомым аккордам.

— У тебя серёжки разного цвета, — сказал Джордж, плюхнувшись на диванчик рядом. Он явно перебрал с Огденским, даже взгляд был слегка расфокусирован.

— Это подарок Луны на прошлое Рождество. Я подумала, что надев эти серьги, я мысленно поддержу её, где бы она ни была. Они меняют цвет в зависимости от настроения владельца.

— И какое оно сейчас? Правая у тебя — почти чёрная, левая — зелёная.

— Я встревожена, но надеюсь на лучшее.

— О-о! Цвет надежды… А если бы цвет был синий?

— Синий символизирует преданность, свободу, спокойствие. Парвати рассказывала, что Будду часто изображают синим.

— Жёлтый?

Гермиона усмехнулась, включаясь в блиц-опрос.

— По данным Би-Би-Си, большинство психологов считают, что сдавать экзамены лучше всего в жёлтой комнате. Это о чём-то тебе говорит?

— Я-я-ясно. Цвет ботаников, — протянул Джордж, скорчив забавную гримасу. Едва ли он понял, что такое Би-Би-Си, но переспрашивать не стал. — А коричневый? Светло-коричневый. Как глаза у Анджелины.

— Здравый смысл.

Джордж захохотал и посмотрел на брата, что-то втолковывающего Гарри.

Гермиона вдруг почувствовала себя неуютно. Она понятия не имела, что происходило между Фредом и Анджелиной на шестом курсе, так как могла думать только о Турнире, но ходили слухи, что эти двое встречались. Неужели Джордж был углом в этом треугольнике? Нет. Он бы никогда не соревновался с братом за внимание девушки.

— Ладно. Что насчёт серого? С чем ассоциируется этот цвет?

«С глазами Регулуса Блэка».

— С одиночеством, — отрезала Гермиона. Вот и всё. Рождественское настроение растворилось.

— Фигово, — пробормотал Джордж.

— Необязательно. Иногда в одиночестве можно услышать себя.

— Кого-то потянуло на философию, а ведь ты почти не притронулась к запасам тёти Мю. Нечего хандрить! Встряхнись и потанцуй с Роном. Он наберётся храбрости и подойдёт к тебе через пять секунд.

— Что?

— Четыре.

— Но я не…

— Три.

Гермиона повернула голову и увидела Рональда, направляющегося к ней через комнату.

— Два. Один, — закончил Джордж, положив руки на спинку дивана.

— Потанцуешь со мной? — спросил Рон, оказавшись перед Гермионой секунда в секунду.

— Да, пошли, — ответила Грейнджер, с укором стрельнув глазами в фыркающего от еле сдерживаемого смеха Джорджа.

Рон казался хмурым и застенчивым одновременно, но она его не винила. Неловкость вернулась и к ней, стоило им встать в пару. Гермиона посмотрела на партнёра по танцу снизу вверх. Уизли нерешительно улыбнулся и первым начал движение.

Рон, милый добрый Рон оказался гораздо, гораздо смелее её. Он склонил голову, заглянув ей в глаза.

— Это того стоило. Я бы весь извёлся, потеряв шанс впустую.

Гермиона была готова провалиться под землю после этих слов.

— Я поторопил события, да? — неуверенно произнёс Рон.

Она не знала, что ему ответить, боясь, что их время упущено безвозвратно.

— Всё в порядке, Рон. Не переживай.

* * *

Рождественское утро дышало свежестью. Чары вечного лета дали слабину, и нескольким снежинкам удалось пробраться к окнам.

Укутанные в фольгу рождественские дары волшебным образом появились у подножия кровати Гермионы.

Открытие подарков — важное, священное действо, которому она с детства уделяла максимальное внимание. Особым мастерством считалось умение развернуть заветные коробочки, не порвав упаковочную бумагу. Но только не сейчас. Гермиона сорвала фольгу, не зная: радоваться или плакать. Неужели мальчики рисковали собой, выискивая для неё подарки? Слёзы всё-таки брызнули из глаз. Виной тому её любимый «Vimto» в дешёвой картонной упаковке. Три баночки с запиской от Гарри: «Этого хватит на маленький фонтанчик».

Справившись с собой, Гермиона развернула презент от Рона — флакончик духов с огромным бантом на боку. Пахло чем-то ягодным. Рука потянулась к свёртку, в котором наверняка лежал подарок Молли, когда в дверь постучали.

— Гермиона! — позвала Джинни. — Ты уже проснулась?

— Да, входи!

Младшая Уизли осмотрела порванную обёрточную бумагу и озорно улыбнулась.

— Кому-то не терпелось увидеть подарки? Там шарф, — она кивнула на свёрток на коленях Гермионы. — Мама всем связала по такому. Да, спасибо за серёжки. Очень красивые. Где ты их взяла?

— В последнее время я много думала о Луне и вдруг вспомнила её серьги-редиски, так что пошла в сад и заколдовала кое-что из цветника Мюриэль, скрепив чарами долговечности.

Джинни хмыкнула, а потом подхватила с пола коробку, перехваченную зелёной лентой.

— Этот от меня. Ты ещё не добралась до него. Откроешь, когда вернёмся.

— Вернёмся?!

— Я хочу навестить Билла, заодно вручить рождественские подарки. Пойдёшь со мной?

— Конечно! — без размышлений согласилась Гермиона. Она безумно соскучилась по Доре и Ремусу, так что через несколько минут уже стояла на крыльце коттеджа, где её встречала Флёр.

Билл был рад увидеть любимую сестрёнку и почти всё внимание сосредоточил на ней. Флёр тем временем разыграла бурную радость, развернув подарок свекрови. Вкусы в одежде женщин кардинально отличались.

Гермиона же надеялась перекинуться парой фраз с Люпином, но Ремуса нигде не было.

— Он ушёл, едва рассвело, — сказала Нимфадора. У неё были мышиного цвета волосы и несчастное выражение лица. — А я вот, — она развела руками, — прикована к одному месту. Бесполезна.

— Не говори так!

Дора насупилась, и тут в комнату вошла Андромеда.

Гермиона считала, что привыкла к миссис Тонкс, что никогда больше не спутает её с сестрой-маньячкой, но внешний вид матери Доры заставил её вздрогнуть. Корона волос, бледность кожи, тяжёлый взгляд…

— Хочешь бегать по лесам с таким животом? Глупости. Твой отец не допустил бы ничего подобного.

Дора что-то проворчала, примеряя полосатый шарф в цветах родного факультета.

За пустыми разговорами время пролетело незаметно. Гермиона не раз и не два ловила себя на том, что прислушивается к рокоту волн за стенами «Ракушки». Казалось, стоит выйти на берег, и там она встретит Регулуса. Вдруг он стоит у кромки и ищет взглядом белую птицу в хмуром зимнем небе. В итоге она не удержалась и выглянула наружу.

Ледяной ветер гнал пенистые гребни и кидал их на мокрый песок.

Гермиона собралась вернуться в дом, когда тревога сжала грудную клетку. Что-то было не так! Она выхватила палочку, заметив силуэт, удаляющийся от «Ракушки».

— Эй! — крикнула Гермиона. — Стой на месте! Стой на месте!

Перед Гермионой оказалась старуха — женщина в чёрном потрёпанным молью плаще. Она сбросила капюшон, на котором было завязано заклятье, и морок развеялся.

— Миссис Тонкс! — Грейнджер оступилась на ровном месте от неожиданности. — Что вы здесь делаете? Вам опасно покидать коттедж.

— Опасно? — волшебница безрадостно усмехнулась. — Пожалуй, но оставаться здесь и мириться с происходящим я не собираюсь. С тех пор как Теда не стало, я только и слышу слова утешения и набившее оскомину «надо жить дальше». Да, надо, но это не значит, что нужно опускать руки. Я собираюсь найти Регулуса и прошу тебя не останавливать меня, Гермиона, или я поступлю с тобой как с Кричером — наведу чары сна!

— Останавливать?! Я не собираюсь вас останавливать, но как вы собрались его искать?

Андромеда мешкала с ответом.

— Пожалуйста, скажите мне! Не сражайтесь со своим горем в одиночестве.

Миссис Тонкс явно сомневалась, стоит ли посвящать кого-то ещё в свой замысел, но всё же с расстановкой заговорила:

— Есть одна женщина, которая может знать, где он сейчас. Они дружили в детстве. Сейчас она поддерживает новое правительство и, возможно, не пустит меня на порог или вызовет авроров, едва поняв, кто перед ней.

— Вы говорите о Забини? — догадалась Гермиона. — Сирене Забини?

Андромеда удивлённо воззрилась на неё.

— Откуда ты…

— Любая помощь хороша, — сказала Гермиона. — Я хочу пойти с вами!

— Нет! Это невозможно! Достаточно того, что я рискую своей жизнью, бросаясь в омут с головой. Я не потяну тебя за собой.

— Меня никто не заметит, не переживайте. Я сделаю всё, чтобы вернуть Регулуса домой!

* * *

В фойе пахло восточными благовониями. Интерьер дома Забини вообще имел мало общего с британским стилем: никакой сдержанности и скромной величавости — стены пестрели картинами, двери украшала разноцветная мозаика, скульптуры, привезённые сюда из разных уголков земного шара, на первый взгляд совершенно не гармонировали друг с другом, но стоило привыкнуть, и они каким-то чудом выглядели так, будто были созданы стоять вместе.

Домовой эльф, одетый в мундир дворецкого, напоминал пасхального кролика. Да и эльф ли это был такой волосатый? Гермиона никогда не видела подобных ему существ. Хорошо, что всевидящим оком он не обладал и не мог распознать её под мантией-невидимкой, позаимствованной у Гарри.

— Я доложу о вас хозяйке, — важно сказал «эльф»,⁽³⁾ предлагая миссис Тонкс подождать в фойе. Видать, столетняя карга с бородавкой на носу не вызывала у него доверия, но не вяжущаяся с обликом и пыльным плащом осанка гостьи заставила его проявить какую-никакую учтивость.

Андромеда даже под морочащими чарами не переставала быть одной из рода Блэк.

— Гости в рождественское утро, — бархатный голос спустился сверху. — Как интригующе!

Гермиона подняла глаза на женщину, возникшую на лестнице. Так вот о ком судачили в газетах! Чёрная вдова. Красавица с миллионами в банке. Украшение министерских приёмов и банкетов. Любимица неверных мужей и кость в горле их жён.

Длинные полы халата волочились за ней по ступеням, и что-то подсказало Гермионе, что он был накинут прямо на голое тело. Лавину тёмно-каштановых волос едва удерживал гребень. Теперь понятно, от кого Блейз унаследовал кошачий насмешливый взгляд, но что общего Регулус нашёл когда-то у Сирены Забини с самой Гермионой?!

Не раз упомянутая им «Си» могла бы сыграть любовницу злодея из обожаемой папой Бондианы. Мама называла таких роковых женщин «Миледи», вспоминая горячо любимый роман Дюма — книгу, подаренную ей двоюродной сестрой, уехавшей в Америку и пропавшей там без вести.

— Здравствуй, Сирена.

Тонкие брови Забини взлетели.

— Мы знакомы?

Андромеда сбросила капюшон и напряжённо застыла перед хозяйкой дома.

Гермиона гордилась ею, гадая, что даёт силы миссис Тонкс. Каково это: отсекать лишнее, чтобы после любых ударов судьбы встать и пойти дальше?

Забини щёлкнула пальцами и приказала возникшему рядом слуге:

— Подай нам завтрак в Голубой гостиной, Мостин.

— Слушаюсь, госпожа.

— И проверь цветы на наличие вредителей и мелких тварей. Вчера я слышала странное шебуршание в рододендроне.

— Как прикажете.

— Прошу, — Забини сделала приглашающий жест, позволив Андромеде пройти вперёд.

Обе волшебницы действовали и двигались так небрежно, как если бы были старыми подругами, собравшимися обсудить погоду в Уэльсе.

— Присаживайся. Мы давно не виделись.

— Спасибо. У нас разный круг общения. Предположу, что дело в этом.

Забини издала смешок.

— Верно. Салонные львицы не первой молодости скажут, что я веду инфантильный образ жизни, наполненный приёмами и вечеринками, и окажутся правы. Обыкновенный конформизм. Замужество так и не сделало из меня истинную леди. Ни одно из них. Взгляни, даже мой дом не отвечает стандартам чопорной английской вдовушки, не то что особняк Блэков в Бери или Малфой-мэнор. Вот уж «величественная твердыня». Его громоздкие колоннады угнетают и совершенно не сочетаются с аллеей… — и она принялась выкладывать глупые сведения, будто почерпнутые из путеводителя.

Андромеда вела себя странно по меркам Гермионы. Она слушала болтовню хозяйки дома, изредка прерывая её монолог односложными замечаниями и вопросами.

Гермиона давно потеряла нить разговора и заскучала, начав глазеть по сторонам.

Гостиная не зря называлась «голубой». Мебель, потолок и узорчатые стены представляли собой смешение красок морских тонов со вставками смальты. Миссис Забини жила на широкую ногу, окружив себя дорогими безделушками, артефактами и украшениями, но умудрялась расставлять их со вкусом. Больше всего поражала флотилия кораблей в бутылках, занимающая целый стеллаж. Гермиона уже видела впечатляющий экземпляр из этой коллекции. В спальне Регулуса.

— …держать большой штат прислуги, — самозабвенно продолжала Забини. — Сейчас, когда гостевые комнаты заняты, Нарциссе пришлось нанять двух эльфов. Нанять! Она платит им, представляешь?

— Охрану, видимо, тоже увеличили? — спросила Андромеда.

— Ну разумеется. Впрочем, главные ворота отменно зачарованы от чужаков.

Гермиона едва не опрокинула столик, куда секундой ранее спланировала фруктовая тарелка, чем бы точно себя выдала.

И как она раньше не сообразила?! Вкрадчивые движения рук, подчёркнутая церемонность жестов, взвешенная речь двух женщин перед ней — всё было неспроста. Положение комнат в Малфой-мэноре, охранный механизм, «таинственные» гости в доме… Кого Сирена имела в виду? Волдеморта? Регулуса?!

— Прости, я совсем тебя заболтала, — сказала Забини, взмахнув палочкой, после чего из винограда повыпрыгивали косточки.

Лицо Андромеды не выражало никаких признаков беспокойства, когда она улыбнулась.

— Прошу, продолжай. Я совершенно выпала из жизни волшебного общества.

Слуга возник с подносом, на котором возвышались две чашки чая и горка припудренных круассанов.

— Госпожа, — с поклоном сказал Мостин, — я всё проверил. Чужаков в доме нет.

Забини кивнула и обратила взгляд на Андромеду.

— Теперь мы можем поговорить начистоту. Огромное упущение Ордена Феникса — отсутствие шпионов в стане врага. Пожиратели смерти куда расторопнее в этом плане. Питер Петтигрю. Помнишь его? Всё время болтался с Мародёрами. Он оказался талантливым анимагом. У него весьма любопытная форма.

Она сделала глоток чая и тяжело вздохнула.

— Думаю, не ошибусь, если предположу, что ты пришла ко мне из-за Регулуса.

— Да, — не отрицала Андромеда, не притронувшись к предложенному чаю. — Он член моей семьи. Мой брат. Мой друг.

— И мой друг когда-то тоже, — заметила Сирена, по-птичьи склонив голову и разглядывая собеседницу. — Я дам тебе совет. Хороший совет. Если Реджи тебе дорог, ты должна оставить его в покое.

— В покое? — возмутилась Андромеда, вскочив на ноги. — Он в руках Тёмного Лорда!

— Ты плохо проинформирована, — флегматично произнесла Забини.

— Я пришла к тебе не для того, чтобы выпытывать, как обстоят дела у Пожирателей смерти. Меня интересует только Регулус. Мой зять видел его на рейде. Что это значит? Его пытают или шантажируют? Он под заклятием? Прошу, скажи правду!

— Всё гораздо проще. Он ничего не помнит, — сказала Забини. — Тёмный Лорд стёр ему память.

— Ты хочешь сказать, он… — Андромеда испуганно уставилась на Сирену. — Амнезия. Это ужасно!

— Сначала я тоже так решила, но сейчас солидарна с Нарциссой. Так будет лучше. Его амнезия послужит ему защитой от Тёмного Лорда. Он, по крайней мере, остался жив. Неужели ты предпочла бы для него бесконечную череду пыток?

— Разумеется, нет! — Андромеда долго молчала, собираясь с мыслями, а затем спросила. — Как он? Здоров?

— Да.

— Ты видела его?

— Да.

— Он узнал тебя? Он помнит хоть что-нибудь?!

Сирена скривила губы. Со стороны казалось, что восковая маска безразличия на её лице дала трещину.

— С ним всё в порядке. Сейчас Регулус в большей безопасности, чем ты. Его воспоминания отрывочны. Он узнал меня, но, кажется, так и не принял. Его подруги, с которой он когда-то бегал по окрестностям школы, уже нет. Я давно не та девочка, что боялась сунуть нос в Лютный переулок, просиживала в школьной библиотеке до отбоя и помогала отцу мастерить кораблики.

Андромеда стиснула складки платья.

— Его память… Есть ли шансы вернуть её?

— Я не специалист, Андромеда, но разве ты не слышала, что стало с дурнушкой Бертой Джоркинс, когда Тёмный Лорд разом разрушил заклятие Крауча? Безумие или смерть. Если воспоминания хлынут потоком, то Регулус может не выдержать вмешательства. Эта область магии опасна и непредсказуема.

Андромеда сжала кулаки, кожа на высоких скулах натянулась до блеска.

— Белла решила отобрать у меня всё.

Сирена нервно постучала пальцами по подлокотнику.

— А сейчас тебе пора уходить. Мой сын скоро вернётся.

Миссис Тонкс поразительно быстро взяла себя в руки.

— Спасибо, Сирена. Ты присмотришь за ним… там?

Забини усмехнулась, дёрнув уголком губ.

— Не переоценивай меня, Энди. У меня нет власти над всеми живущими — только над теми, кого привлекает моя грудь.

Андромеда окинула комнату пронизывающим взглядом. Гермиона поняла, что ей дают знак — надо возвращаться. Вот только ноги не слушались. Она замерла как громом поражённая, не в силах смириться с обрушившейся обухом правдой.

Забини проводила гостью в фойе и, наблюдая за превращением миссис Тонкс в уродливую старуху, сказала:

— Нарцисса проделывает такой же фокус, когда хочет куда-нибудь выйти.

— Да, я научила её этим чарам, — сухо ответила Андромеда.

Слуга отпер парадную дверь, впустив в холл ветер.

— Соболезную твоей утрате, — неожиданно произнесла Сирена. — Мне не довелось узнать, каково это — любить собственного мужа.

— Это было легко, — сказала Андромеда и скрылась в туманной дымке.

Мадам Забини махнула рукой, позволив Мостину закрыть дверь. На её лице застыло странное выражение, словно она больше ничего перед собой не видела.

— Госпожа, вы взволнованы? Я не должен был впускать эту женщину в дом.

— Всё нормально, Мостин. Всё нормально, — пробормотала Сирена, направившись обратно в гостиную. В один миг она кардинально преобразилась, надменность и беспечность исчезли, как маски, которые она была вынуждена носить, чтобы выжить там, где одно неуместное слово приводило к смерти.

— Госпожа, я отправил подарки в будуар и рассортировал их по важности дарителя. Коробки без именных карточек сложены отдельно, — доложил Мостин, следуя за ней шаг в шаг. Беспокойство отчётливо читалось в его неправдоподобно больших золотистых глазах. — Роскошный браслет прислал сеньор Коста, роскошный! Он не подписал карточку, но приложил к подарку цветок стрелиции.

— Кто такой сеньор Коста?

— Он гостил у вас в прошлую пятницу, — сварливо отозвался Мостин. — Очень уж волосатый, мадам.

— Да ну? — расхохоталась Забини. — Уж кто бы говорил!

— Вся ванна в его волосах.

— В Португалии до сих пор верят, что сила волшебника в длине его шевелюры. Отличный анекдот для «Того-Кого-Нельзя-Называть»!

Сирена заметно повеселела, чего слуга, видимо, и добивался. Он поглядывал на неё, как отец на проказницу-дочку.

— Мерлин! Неужели мне придётся потратить сутки на то, чтобы всем ответить, — простонала Сирена, прошествовав к дивану мимо Гермионы. — Отложу на завтра. В конце концов, я занятая волшебница. Принеси начатые эскизы для мастерской, работа меня успокаивает. Блейз ещё не объявлялся?

— Молодой господин остался ночевать в Малфой-мэноре. Он связался по камину. Время было давно за полночь. Крайне сердит.

— Я — бессердечная мать, — Сирена скинула обувь и упала на софу. — Отправила его в мэнор одного.

— Молодой господин знает, как вам тяжко пришлось в последние месяцы, столько хлопот на ваши хрупкие плечики, — прокряхтел Мостин, поправив домашние туфли хозяйки.

— Нарцисса наверняка прокляла меня последними словами, — вслух рассуждала Забини. — Но видеть в её доме Регулуса просто невыносимо!

Гермиона встала ближе, чтобы ничего не пропустить.

— Гляжу на него, живого, девятнадцатилетнего, и всё внутри переворачивается. Странное зрелище. И сердце начинает ныть. Он словно осколок льдинки, попавший в тёплую плоть, — Сирена осеклась и резко села, из-за чего Грейнджер отпрянула в сторону. — Как зовут мужа Нарциссы? Я… я забыла!

— Люциус, госпожа, — угодливо подсунув ей вторую подушку, ответил Мостин.

— Точно, — успокоившись, прошептала Сирена и снова прилегла. — Как же иначе…

— Мистер Блэк тоже прислал вам подарок.

— Регулус?!

— Книгу, госпожа. Я отнёс её в кабинет.

— Принеси сюда!

Гермиона ощутила болезненный укол в сердце, и гнев, ранее робко теплящийся в нём, вспыхнул всепожирающим пламенем. Регулус. Её Регулус стал марионеткой в руках Волдеморта! Он забыл обо всём: о ней, о Доре, медальоне и пещере, о войне.

Мостин вернулся к хозяйке с книгой, тщательно завёрнутой в кремовую бумагу. Сирена сорвала обёртку и задорно рассмеялась, в одно мгновение став моложе лет на двадцать.

— «Многозначные руны», — прочитала она, склонившись над обложкой. — Первое издание!

Под водопадом мягких каштановых волос блеснули счастливые глаза. Перемена была неожиданной. Чувство, которое Гермиона не испытывала прежде, запустило ледяные пальцы ей в грудь. Оно сбивало с толку, отдалённо напоминая досаду, которая вспыхивала при виде воркующих Рона и Лаванды.

— Мама! — Блейз влетел в гостиную, на ходу отряхиваясь от снега. Он поцеловал поднявшуюся ему навстречу Сирену в подставленную щёку и лучезарно улыбнулся: — Buon Natale!⁽⁴⁾

— С Рождеством, мой ангел.

Гермиона фыркнула, услышав столь неподходящее слизеринскому полозу прозвище.

— Как мигрень, матушка? Недомогание прошло?

— Недомогание? Ах, да, дорогой. Всё уже хорошо. Мы с Флорианом вчера прекрасно посидели в скромной семейной обстановке. Твои тётушки Лукреция, Бибиэна, Чиэра и Тониа прислали тебе воздушные поцелуи, которые сейчас кружат под потолком в твоей комнате. Так что, как зайдёшь — не пугайся, когда поцелуи полетят тебе в лицо.

— Тётя Тониа ещё жива? Я думал, она и дядя Чезаре отравили друг друга на ужине.

— Они предпринимали столько попыток свести счёты, что яд их обоих уже не берёт.

Блейз скинул мантию и, прихватив со стола фруктовую тарелку, плюхнулся в кресло, где ещё недавно сидела Андромеда, благо Мостин вовремя убрал её чашку с чаем.

— Нарцисса негодовала по поводу твоего отсутствия, просила передать, что за подарком ты должна явиться к ней сама.

Забини причмокнула губами, отложив книгу.

— Какая глупость! Обиделась она, понимаешь ли.

— У нас были гости с утра пораньше? — спросил Блейз, закинув в рот горсть виноградин.

— С чего ты взял?

— Эле…

— Не говори с набитым ртом.

— Элементарная дедукция, — прожевав, сказал Блейз. — От дома ведут свежие человеческие следы. Скорее всего — женские, а ещё у нас пахнет дешёвыми духами.

Гермиона отступила от однокурсника на несколько шагов, коря себя за то, что не утерпела и перед визитом в «Ракушку» опрыскалась подарком Рональда.

— Ты слишком много читаешь, — сказала Сирена.

— Теодор говорит обратное — что я необразованный тролль.

— Пф-ф! Нотты до рождения твоего друга книг в глаза не видели. Знал бы ты его отца в молодости. Вот кого волновали только юбки семикурсниц.

— Ну я, конечно, не такой, — ухмыльнулся Блейз.

Гермиона закатила глаза. Вот теперь ей пора уходить.

— Я повременю с отправкой Теодору набора для мётел. Он даже не явился на вчерашний вечер у Малфоев! Пусть придёт ко мне с извинениями.

— А вот это правильно, — одобрила Сирена. — И, дорогой, в сотый раз прошу: не разбрасывай по дому перчатки. Одна заползла в ванную комнату и страшно меня напугала. Я приняла её за гигантского паука.

— Это весьма паучительно, не находишь? Я много раз говорил, мама, что нужно закрывать дверь. Помнишь, как Пьюси искал уборную и нечаянно нарушил твой ритуал омовения? Мне пришлось его откачивать.

Гермиона против воли улыбнулась, наблюдая за своеобразной семейкой. Похоже, за взрослого здесь выступал один Мостин.

— Ладно, теперь рассказывай, — серьёзно сказала Сирена. — Что было на приёме? Я же вижу, что-то случилось, раз ты вспомнил дядю Чезаре. Его в семье к добру не поминают.

Дурашливость Блейза моментально испарилась, и он произнёс:

— Мама, вчера я видел Аластора Грюма… То, что ты говорила о том заклинании из древних свитков... Тёмный Лорд продемонстрировал его нам.

1) Барбара Картленд — английская писательница XX века. Стала знаменитой благодаря своим многочисленным любовным романам, иногда близким к жанру эротики.

Вернуться к тексту

2) Рождественский хит «Have yourself a merry little christmas»

Вернуться к тексту

3) Гроган. Согласно шотландскому и ирландскому фольклору, гроганы — трудолюбивые домовые. Они низкого роста, волосатые и очень сильные.​​‌‌‌‌

Вернуться к тексту

4) С Рождеством! (итал.)

Вернуться к тексту