Дорога наугад (джен)

Исанн не ожидала вызова на следующую аудиенцию, когда после первой едва минули сутки, но твердо решила ничему не удивляться и не строить предположений на пустом месте. Быть может, у его величества появились особые распоряжения для нее, быть может — вопросы, для которых вчера не нашлось времени. А может, общество Исанн просто забавляло императора до такой степени, что он счел нужным потратить на нее несколько лишних минут. Перебирать вероятные причины можно было до тех пор, пока фантазия не иссякнет.

Исанн фантазировать не любила. Предпочитала знать наверняка.

Двери лифта мягко распахнулись, и она ступила в гулкую тишину Восточной башни, вновь, как и вчера, ощутив легкий приступ головокружения. Было в этом месте нечто такое, что било по органам чувств, дезориентировало, вышибало из колеи. Казалось бы, никакой мистики — всего-навсего перепад высоты да исполинские окна, создающие у гостя впечатление, будто он идет по мосту над бездонной пропастью, — но работает безотказно. Даже на тех, кто знает, чего ожидать.

На сей раз встречать ее никто не спешил: гвардейцы лишь молчаливо провожали посетительницу взглядами, пока та проходила пост за постом. Это могло быть добрым знаком, могло быть дурным, но, скорее всего, не значило вообще ничего — путь до покоев императора был прямым и очевидным, и заблудиться на нем можно разве что намеренно, свернув в один из боковых коридоров. Исанн вдруг поймала себя на мысли, что предпочла бы не приближаться к ним, даже если бы имела на то вескую причину: от зияющих арочных проходов и накрепко запертых дверей веяло чем-то, чему Исанн не знала названия, и не была уверена, что узнавать стоило. Хотелось бы списать все на воздушные потоки и слишком низкую по сравнению с остальным Дворцом температуру, но инстинкты, оставшиеся в человеке от дикого зверя, советовали оскалить зубы и отползти подальше.

Исанн не верила в оккультную чушь, но не сомневалась в реальности Силы, которая наверняка пропитала столь древнее здание от фундамента до высочайших шпилей. А там, где замешана Сила, грань между истиной и оккультной чушью слишком тонка для несведущего.

У дверей в покои императора путь Исанн преградили. Человек, шагнувший ей навстречу, явно не подходил под стандарты Алой гвардии — но не потому, что не дотягивал до них ростом и телосложением, а потому, что превосходил их чуть ли не вдвое. Макушкой Исанн едва доставала ему до подбородка, а размахом плеч гигант мог посоперничать с крупным вуки. В отличие от других гвардейцев, Кир Кейнос не скрывал алые латы под просторными одеяниями, а лицо — грубое, с глубоко посаженными глазами и массивной челюстью, — прятал за шлемом только на официальных мероприятиях. Злые языки шутили, что иначе старший телохранитель императора лишил бы себя главного оружия — психологического.

В этом случае молва ударила метко. Кейнос выглядел в разы более свирепым и опасным, чем любой из его безликих подчиненных, и это впечатление было не из тех, которые здравомыслящий человек захотел бы проверить на практике.

— Госпожа Айсард, — он отрывисто кивнул. Ранкор, натасканный выступать в цирке, и то выглядел бы более галантно, но Кейноса не за изысканные манеры держали при дворе.

— Господин Кейнос. Чем обязана вашему вниманию?

— Не настраивайтесь на светскую беседу. Вас желает видеть его величество, и я не собираюсь отнимать у него время. Всего на пару слов, госпожа.

Исанн едва удержалась от совершенно неуместного смешка. Кейнос очарователен, как крайт-дракон в свободном выгуле. Странно, что хотя бы к последней фразе он догадался смягчить тон.

— Тогда говорите.

Что бы Кейнос ни собирался сказать, его это ни капли не радовало. Даже талантливому актеру пришлось бы постараться, чтобы изобразить на лице такую гамму чувств — от нескрываемой неприязни и злости до решимости.

Исанн вздрогнула, когда Кейнос сомкнул пальцы на ее запястье. Она инстинктивно дернулась, но хватка у гвардейца была дюрастиловая: просто так, без ухищрений, не вырваться.

— Это, — прошептал он и припечатал ладонь Исанн своей, — предназначено для вашего отца. Передайте ему, что если он заинтересован в сотрудничестве, то я готов работать с ним. Но только по этому... вопросу. Если Арманд вздумает втянуть меня в одну из своих махинаций, ему придется искать другого союзника в гвардии.

Исанн кивнула и сжала инфочип в кулаке.

"Внезапный подарок. Вдвойне интересно окажется, если здесь и впрямь что-то полезное, а не ассорти из шпионских программ... хотя Кейнос слишком умен, чтобы всерьез рассчитывать, что какой-то вирус переживет встречу с нашими защитными системами. Так что же, у императорского цепного ранкора действительно появились собственные далекоидущие планы?"

— Я поняла. Рада, что мы на одной стороне, господин Кейнос.

Поморщившись, гвардеец отстранился и сцепил руки за спиной.

— Для меня существует только одна сторона, госпожа. Сторона нашего повелителя. Не советую вам даже предполагать иное.

— Хорошо, что в этом мы с вами солидарны.

— Лучше бы это оказалось правдой. Теперь идите. Не стоит заставлять его величество ждать.

* * *

Мара никогда не обсуждала приказы учителя. Не осмеливалась, даже когда он позволял ей высказаться — что случалось редко и ответа, отличного от "будет исполнено, повелитель", не предполагало. Это было правильно и вполне справедливо: девчонка вроде нее должна послушно исполнять то, что велено, и не задумываться о вещах, смысла которых постичь не в состоянии.

По крайней мере, так ей полагалось думать. На практике следить за своими мыслями так же строго, как за языком, получалось далеко не всегда.

— Вижу, у тебя есть вопросы, дитя. Что-то в новом задании тебя беспокоит?

Мара отвела взгляд, чувствуя, как неприятное тепло приливает к щекам. Ей никогда не удавалось ничего скрыть от владыки, хотя следовало бы научиться к восемнадцати годам — иначе грош цена ей как тайному агенту, если все мысли крупными буквами написаны на лице.

— Ничего, повелитель. Я все исполню наилучшим образом.

Не помогло. Даже не поднимая глаз, Мара знала, что император не сводит с нее пристального взгляда, в котором доброжелательность могла мгновенно смениться гневом. Кожу неприятно кольнуло холодом — ненавязчивое, почти неощутимое напоминание о том, что учитель не терпит лукавства.

— Разве?

Мара тяжело вздохнула.

— Простите меня, повелитель, но я не понимаю. Мне казалось, я должна буду перехватить Реннарда или заняться другим делом, более важным и срочным. Но следить за Люком Скайуокером? Он же... безобиден. Кормит раненых с ложечки, раздает милостыню нищим. Неужели я чем-то разгневала вас, и это поручение — наказание для меня?

Холод усилился, и Мара поспешила пониже склонить голову, проклиная свой болтливый язык. Сперва думать, потом говорить. Не наоборот. Это правило нетрудно запомнить — так почему же иногда так тяжело исполнять?

— Значит, тебе кажется, что я использую твои таланты нерационально. Или, быть может, ошибаюсь в расстановке приоритетов?

— Я не говорила этого, владыка. Я хотела сказать лишь, что не понимаю, но ни в коем случае не...

Тихий смешок прервал ее сбивчивые оправдания. Мара вздрогнула, ощутив мимолетное прикосновение в Силе — ободряющее, теплое, — и лишь тогда смогла выдохнуть. Спазм, на миг пережавший горло, отпустил так же внезапно, как возник.

— Успокойся, девочка. Неужели я зарекомендовал себя столь вздорным стариком, что ты так боишься сказать лишнее слово?

Мара не нашлась, что на это ответить. Что здесь сказать? Она помнила, как немыслимая дерзость сходила ей с рук, и помнила суровые наказания за неосторожно оброненную фразу. Без сомнений, учитель лучше знал, за что карать и за что миловать свою воспитанницу, но для нее каждый хоть сколь-нибудь личный разговор с ним превращался в испытание — на преданность, послушание и сообразительность. Возможно, именно в этой непредсказуемости и был весь смысл.

— Пустой тратой твоих талантов стала бы именно погоня за Реннардом. Пусть им займутся те, кто упустил его, у Империи нет недостатка в силах полиции и контрразведки. Что до Люка Скайуокера... ты недооцениваешь важность этого мальчишки, Мара. У меня есть основания полагать, что враги Империи попытаются использовать его в своих целях. И ты предотвратишь это, так или иначе.

— "Так или иначе", повелитель? Вы имеете в виду, что мне, возможно, придется убить его?

Эта идея не вызвала у Мары положенного энтузиазма. Не то чтобы она относилась к младшему Скайуокеру по-особому — да вообще относилась хоть как-то! — но убийство этого белобрысого паренька, выглядящего так, будто он вчера прибыл в столицу прямиком с далекой фермы, казалось... чрезмерным. Как зарезать нерфа, чтобы нексу издохла от голода. К тому же становиться личным врагом его отцу Мара совсем не хотела — слишком ей нравилось жить.

Император наверняка заметил ее метания, но значения им не придал. По крайней мере, прямо сейчас.

— Напротив, Мара, — сказал он мягко. — До тех пор, пока отец Люка служит мне, в убийстве нет никакого смысла... а если случится так, что Вейдер осмелится пойти против меня, в смерти его сына тем более не будет резона. До тех пор, пока я не прикажу иного, ты, моя дорогая, должна быть рядом с этим мальчишкой, чтобы защитить его от любой опасности, которую он найдет на свою голову. В том числе и от тех, что найдут его сами.

"Еще лучше. Кем-кем, а нянькой для избалованных маменькиных сынков мне быть еще не доводилось", — подумала Мара и тут же мысленно велела себе заткнуться. Она не имеет права выказывать раздражение, а уж злость — тем более. Если учитель приказал, значит, так надо. Остается только принять как данность и приложить все усилия, чтобы не разочаровать его.

— Я сделаю все, что в моих силах, ваше величество.

— Не сомневаюсь в этом.

Тишину нарушил сигнал комлинка: гвардеец, дежуривший у дверей, доложил о прибытии Исанн Айсард. Мара встрепенулась, удивленно посмотрела на императора. В воздухе повис незаданный вопрос.

Меньше всего она хотела бы видеть здесь эту женщину. Айсард, впрочем, Маре тоже была не рада — судя по выражению, промелькнувшему в разноцветных глазах, и краткой, но выразительной буре эмоций, пронесшейся в Силе.

— Исанн, — император благосклонно кивнул разведчице, согнувшейся в церемонном поклоне. — Насколько я помню, вас с Марой не нужно представлять друг другу.

— Мы знакомы, ваше величество, — Айсард одарила Мару ледяным взглядом. — Шапочно.

Мара изобразила вежливую улыбку. Получилось медоточиво, но скверно: слишком свежи в памяти были воспоминания об их с разведчицей прошлой встрече около года назад. Пожалуй, Мара могла бы признать, что вламываться в сеть Разведки с помощью императорских кодов доступа было не очень вежливо — но не виновата же она, что Айсард вряд ли поделилась бы сведениями добровольно, а запрашивать их через учителя было некогда и не с руки?

Скандала Маре тогда удалось избежать, лишь раскрыв себя как агента императора, а до того момента Айсард долго и самозабвенно трепала ей нервы, угрожая тюрьмой, пытками и трибуналом. Мелочная, злобная и склочная гадюка, у которой всех достоинств — смазливое лицо и папочкина власть. Мара терялась в догадках, зачем учителю понадобилось приближать ее к себе, но очень надеялась, что это часть какого-то хитрого плана. Не мог же он и впрямь назначить младшую Айсард кем-то вроде нее, своей Руки? Это было бы...

"Ошибкой", — едва не подумала Мара, но осеклась. Учитель не может ошибаться, а она не может допускать таких мыслей... ведь кто поручится, что связь, позволяющая ей слышать слова императора через Силу, не работает в обе стороны?

— Ты можешь идти, Мара.

Мара молча поклонилась, поклявшись про себя, что сделает все, чтобы с головы младшего Скайуокера не упал и волос. Во-первых, потому, что желания императора — закон. А во-вторых, она скорее костьми ляжет, чем даст Айсард шанс выслужиться на ее фоне.

* * *

Порой собственный гнев вредит хуже любого врага. Исанн не понаслышке знала, как может аукнуться неосторожное слово и сколь много лишнего способен выдать язык тела, чуть только ослабнет контроль разума, но все равно не могла унять разбушевавшихся эмоций.

Мара Джейд. Баронесса с захолустного мирка, наследница захудалого рода, до которого даже на родине никому не было дела... и воспитанница императора. Любимица, которой легко сходили с рук проступки, достойные трибунала. Исанн до сих пор не могла забыть, как ей без обиняков приказали оставить Джейд в покое и закрыть глаза на все ее прегрешения, сколь бы тяжелыми они ни казались. Будто за цепь дернули, рявкнув: "Место!".

С таким трудно смириться. И еще труднее — с тем, что эта наглая, ошалевшая от вседозволенности дрянь действительно умудрилась преуспеть там, где Разведка допустила промах. Глупейший промах, ответственность за который должен бы нести повинный сотрудник, но понесет вся организация и ее руководитель лично — заплатит пошатнувшимся доверием, пятном на безупречной репутации. В таких вопросах не бывает мелочей и "незначительных инцидентов" — что угодно может припомниться в самый неподходящий момент...

Исанн понимала, что глупо обвинять Джейд в головотяпстве собственных коллег, но глас рассудка пробивался сквозь злость тихо и слишком робко. Лишь присутствие императора заставляло ее давить в себе ярость — хотя с куда большим удовольствием она бы сдавила шею одной рыжеволосой выскочки.

— Можете не сомневаться, ваше величество: Бен Реннард будет схвачен в кратчайшие сроки. — Ей стоило огромных усилий говорить, не отводя взгляда. Неужели это всегда так тяжело — смотреть императору в глаза и гадать, что скрывается под его обманчивым равнодушием? — Однако если бы госпожа Джейд потрудилась согласовать свои действия с Разведкой или ИСБ, его побег можно было бы предотвратить. Она пошла на контакт с предполагаемым вражеским агентом, не озаботившись ни организацией слежки, ни планом перехвата...

— Довольно. — Приказ хлестнул вдоль хребта ледяной плетью. Исанн, вздрогнув, осеклась на полуслове. — Я не намерен обсуждать, кто же проявил большую некомпетентность — огромная служба, призванная обеспечивать безопасность Империи, но проглядевшая шпиона Альянса у себя под носом, или восемнадцатилетняя девчонка, в одиночку вычислившая его. Твое желание выгородить родное ведомство понятно, Исанн, но будь любезна избавить меня от оправданий и попыток переложить вину на чужие плечи. Сейчас куда важнее исправить совершенную ошибку. Не сомневаюсь, что во второй раз самая эффективная спецслужба Империи не посрамит свое имя.

Голос и взгляд повелителя немного смягчились. Он ясно давал понять, что гроза миновала, но Исанн не спешила радоваться. Ни ей, ни ее отцу сейчас не с руки было терять и каплю драгоценного доверия императора — слишком многое они ставили на карту, ввязываясь в игру против Скайуокеров.

— Прошу простить мне эту дерзость, ваше величество. — Исанн склонила голову. — Если вы пожелаете, Реннардом я займусь лично.

— Это ни к чему. Промах допустила не ты, и не тебе его исправлять. Твое присутствие гораздо нужнее здесь, в столице.

Он передал Исанн инфопланшет, на экране которого красовалась нелепая иллюстрация к статейке Леи Скайуокер. За несколько часов история с ней прибрела пока небольшой, но уже неприятный для командующего резонанс: девица не утерпела, попыталась выложить свое творение в открытый доступ — на добром десятке сайтов, одна половина которых регулярно отслеживалась ИСБ, а другая не стоила внимания. Цензоры вовремя подчистили это непотребство, но с каждым начальником, увидевшим сей шедевр молодежной публицистики, над бестолковой головой Леи все ниже нависал очередной скандал.

— Что думаешь по этому поводу?

Исанн презрительно поморщилась. Часть ее гнева, разгоревшегося ради Мары Джейд и оставшегося без применения, перекинулась на дочку Скайуокера — но второй раз воли ему Исанн не дала, позволив прорезаться только в резковатом тоне.

— Лее Скайуокер, очевидно, не хватает скандалов вокруг своей персоны. Я как раз собиралась поговорить с вами об этом, повелитель. Если вовремя не принять меры, Лея может стать легкой жертвой для вербовщиков Альянса... или любого, кто пожелает воспользоваться ее идеализмом и горячностью в своих целях.

— Намекаешь, что была бы не прочь воспользоваться сама, пока никто тебя не опередил? — Император смерил ее насмешливым взглядом. — И что бы ты предложила?

Благодушие Палпатина настораживало куда больше неприкрытого гнева. Такое откровенное приглашение воспользоваться его доверием в своих целях... ловушка настолько очевидная, что попасться в нее — все равно что расписаться в полной профнепригодности.

"Пробный камень, вероятнее всего, но и оценка тоже. Что он хочет услышать? Нет, не так. Что заинтересует его, а что — разочарует?"

— Все зависит от того, что из ситуации хотите извлечь вы, повелитель, — осторожно начала Исанн, готовая сменить тактику при первом же намеке на раздражение и недовольство. — Если прикажете защищать девчонку, я сделаю все, чтобы повстанческая шваль и авантюристы всех мастей обходили ее десятой дорогой. Но если пожелания у вас иные... — "что, скорее всего, так и есть", — ...то я бы предпочла воздержаться от любых предложений, пока не буду уверена, что они окажутся уместны.

— Вот как. Играешь в примерную девочку? У тебя хорошо получается, Исанн. Почти правдоподобно. Но задавая вопрос, я обычно рассчитываю получить ответ, а не вежливый отказ.

Мягкий укор, лишенный, казалось бы, и капли гнева — но в груди неприятно кольнуло. Значит, в личном общении неуместна обычная для двора витиеватость и осторожность... Вопреки всему, Исанн ощущала прилив азарта: беседовать с императором — все равно что прокладывать дорогу по зыбучим пескам, но страх ошибки не шел ни в какое сравнение с чувствами, которые вызывал сам факт того, что ей было позволено приблизиться к самому могущественному человеку в галактике. Ради этого стоило рисковать.

— Прошу меня простить, ваше величество. Если вас и впрямь интересует мое мнение, я бы предложила подождать. Усилить наблюдение за Леей, но не предпринимать ничего, чтобы ее образумить... а может, и помочь ей привлечь нежелательное внимание, которого она так жаждет. В зависимости от того, кто и каким образом пожелает воспользоваться ее... — "дурью", — ...пылом, мы могли бы, самое меньшее, обнаружить и пресечь неизвестные каналы вербовки Альянса. Заодно было бы небесполезно посмотреть, кто еще клюнет на эту приманку.

В этот раз император остался доволен, и от его одобрительного кивка радостно зашлось сердце. Даже будучи девочкой-курсанткой Исанн не замечала за собой такой тяги к чужой похвале. Влияние, которое на нее оказывал Палпатин, настораживало, почти пугало... но ничего поделать с собой она не могла. Да и не была уверена, что хотела.

— Уже гораздо лучше. И все же я хочу тебя попросить не об этом. Тебе никогда не доводилось исполнять чьи-либо заветные мечты, дорогая?

Исанн непонимающе нахмурилась.

— Повелитель, я не вполне понимаю...

— Мне кажется, пришло время Лее наконец поближе познакомиться со своими кумирами. Само собой, под неусыпным надзором: я не хочу, чтобы девочка пострадала раньше времени.

Первые слова, пришедшие на ум, Исанн проглотила. Следующие — тоже. За непониманием пришел страх, за ним — горькая, почти детская обида, но секундой позже самообладание взяло верх. Едва ли император принял решение необдуманно, и совсем уж глупо считать, будто единственной его целью было вывести вражду Скайуокера-старшего и ее отца на новый уровень. Одной из — скорее всего, но точно не главной.

Было что-то еще, чего она не понимала. Нечто большее. Что-то, от чего, судя по всему, император хотел отвлечь внимание Скайуокера.

"Чужими руками. Руками давнего врага, которому не нужен приказ свыше, чтобы устроить нечто подобное. Как... просто все оказалось. И как глупа была я, чтобы думать..."

— Ты встревожена.

— Да, ваше величество. — Исанн прочистила горло: голос норовил предательски сорваться. — Ваша воля — закон для меня... но я всего лишь хочу узнать, чем заслужила смертный приговор.

Император смотрел на нее долго, испытывающе. Исанн взгляда не отводила — что толку? Неповиновения в нем не прочесть, а все остальное... будто повелитель не знает, что может твориться на душе у девушки, так много о себе возомнившей и так болезненно сброшенной с небес на землю.

Исанн ожидала чего угодно — но только не того, что Палпатин поднимется с кресла и подойдет к ней. Она поспешила встать и склонить голову. Вздрогнула, когда ладонь императора ласково коснулась ее щеки — жестом куда более личным, чем предполагали их отношения.

— Ты решила, что я собираюсь так быстро пожертвовать тобой? — таким тоном он мог бы обращаться к бестолковому пугливому ребенку. — Что проверну грязную работу твоими руками, переключив весь гнев Энакина на тебя и Арманда?

Он усмехнулся, откинул прядь неестественно седых волос Исанн от ее лица.

— Неужели ты думаешь, что так я вознаграждаю за преданность? Или что я неспособен контролировать начальника собственной гвардии? Что из этого мне счесть большим оскорблением, милая?

"Контролировать? Он бывший джедай, и один из сильнейших", — подумала она, но, подняв взгляд на императора, осеклась. Его глаза, всегда бывшие светло-серыми, горели расплавленным золотом.

"Так что же, — промелькнула крамольная мысль, которую Исанн никогда бы не осмелилась высказать вслух, — слова джедаев о повелителе ситхов были не так уж лживы?"

Как ни странно, но это открытие не испугало ее — напротив, придало спокойствия. Чем дальше простирается могущество императора, тем меньше шансов, что Империя лишится его в самый неподходящий момент.

— В Империи грядут перемены, Исанн. Если хочешь оказаться в числе тех, кто останется в выигрыше, тебе придется рисковать. Мне казалось, ты достаточно разумна, чтобы понимать это.

Исанн через силу кивнула. Ей по-прежнему не нравилось, какой оборот принимало дело. Не нравилось, что истинные замыслы императора остались и, скорее всего, так и останутся для нее тайной. С другой стороны, разве она рассчитывала на что-то другое? Разве не понимала, что в игре такого уровня не бывает безопасных ставок?

Она согласилась на все еще вчера. Теперь поздно отступать.

— Простите мне мои сомнения, повелитель. Я все исполню.

— Очень хорошо.

Император отпустил Исанн и молча кивнул на дверь. Однако в последний момент вдруг придержал ее за локоть, заставив остановиться. Исанн затаила дыхание. Волнение захлестнуло ее с новой силой, и на сей раз четче, увереннее зазвучал зов другого чувства, более сильного. Более неправильного.

Она хотела остаться рядом с ним. И вместе с тем — как можно скорее уйти, предчувствуя недоброе, каждой клеточкой тела ощущая угрозу.

— Так и уйдешь? Не хочешь сначала рассказать мне кое о чем? — прозвучал за ее спиной вкрадчивый голос. — О том, например, какие дела собралась вести с моим главным телохранителем?

Исанн похолодела. Говорить о возможном союзе с Кейносом она раньше времени не хотела: во-первых, не знала, как отнесется к нему император, а во-вторых, не была уверена, что союз вообще состоится. Простая осторожность, желание оставить простор для маневра... и грубая ошибка. Глупо было считать, что Кейнос действовал без ведома господина. Это была проверка на лояльность, которую она только что провалила.

Исанн не стала оправдываться — вместо этого преклонила колени, безжалостно сминая длинную юбку.

— Я снова вынуждена умолять вас о прощении, повелитель. Я понимаю, какую ошибку совершила, и клянусь, что никогда не повторю ее... если вы дадите мне шанс доказать это.

Могильный холод тысячей змеек заполз под одежду, угрожающе коснулся обнаженной шеи, впился в кожу почти до боли. Страх, охвативший Исанн, не был естественным — это она понимала так же четко, как и то, что с каждой секундой сопротивляться ему все труднее. И в момент, когда ей уже начало казаться, что прощения, быть может, не будет, все закончилось. В комнате резко потеплело, схлынула паника, мгновение назад почти сломившая сопротивление разума.

Узкая, иссушенная годами ладонь императора ободряюще легла Исанн на плечо.

— Этот промах был ожидаем. Я знаю, как преданна ты своему отцу, дорогая. Это естественно, что ты по-прежнему мыслишь стереотипами агента Разведки, чья верность мне выражается в верности Арманду... но тебе следует привыкать к тому, что теперь между нами нет посредников. Помнишь, что я говорил тебе вчера? Сначала докладываешь мне, и лишь потом — отцу. И никак иначе.

— Я помню, повелитель. И больше не забуду.

— Уверена?

Исанн наконец осмелилась поднять на него взгляд. На смену страху вдруг пришло абсолютное спокойствие, порожденное уверенностью: второй раз она не оступится. Потому что не хочет когда-либо вновь испытать то, что испытала несколько минут назад. Потому что не хочет вновь разочаровать человека, в руках которого — не только ее жизнь и будущее, но и душа.

Глупо. Наивно. Но истинно с того самого дня, когда Палпатин провозгласил начало новой эры, а может — и раньше.

— Абсолютно. Моя верность принадлежит вам, владыка. И никому другому.