Чаепитие графства Чешир

Цикл "Крестоманси" Дианы Уинн Джонс разочаровывает в том смысле, что все последующие книги хуже чем первая, в порядке написания, Charmed Life. Менее глубоки. Причём одна из них, "Девять жизней Кристофера Чанта", предшествует по внутренней хронологии "Зачарованной жизни" и, делая её более эмерджентной, копирует повествовательную схему. Мальчик, каждый раз из эээ... неблагополучной семьи, но с золотым сердцем, почти не умеющий колдовать, попадает к волшебному воспитателю в замок растерянным, ничего не понимает, но несётся помогать ближним. Страх мальчиков показан весьма интимно. И концовки книг их сблизят, ведь именно Кристофер будет учить второго мальчика магии чтобы быть Крестоманси, и да, они — родня.

Когда Кристофер теряет почти все жизни,  его учитель — Габриэль де Витт — сурово наказывает

Кристофер беспокойно скользнул глазами по людям и кожаной кушетке в середине комнаты. Она напомнила ему кресло зубного врача. За ней была видна стойка с двумя стеклянными колпаками. В левом прямо в воздухе висела шпулька, а правый казался пустым, на дне лежал лишь маленький звоночек или что-то вроде того.
— Что вы собираетесь делать? — срывающимся голосом спросил Кристофер.
Мисс Розали шагнула навстречу Габриэлю и протянула ему перчатки на стеклянном подносе. Натянув перчатки на руки, Габриэль сказал:
— Это тот самый суровый шаг, о котором я предупреждал тебя после пожара. Я намерен отнять у тебя девятую жизнь, не повреждая ни ее, ни тебя. Я спрячу ее в замковый тайник под девять заклинаний, которые умею снимать только я. Поскольку ты сможешь воспользоваться девятой жизнью, лишь придя ко мне и попросив снять девять заклинаний, надеюсь, это научит тебя вести себя аккуратнее с оставшимися двумя жизнями.

Когда в похожей беде оказывается главный герой "Зачарованной жизни", Кристофер Чант обращается с ним тоже твёрдо, но куда более интеллегитентно, умнее и мягче.  Кажется, автор намекает, что такая цепь бедствий делает будущего Крестоманси сентиментальным и более аккуратным в отношениях с людьми, с которыми будет сталкиваться по должности. Короче: Крестоманси работает Доктором следит за магией во всей вселенной и предупреждает зло, творимоё с её помощью.Твердости и умению учит конечно систематическое образование.

О других "зеркалящих" друг друга сценах говорить не буду.

Величие первой книги в том, что она вводит читателя в волшебный мир, сложный и удивляющий событиями, их количеством и переплетениями. Мурр Чант может думать, что только обживается в замке, на самом деле контекст уже затягивается вокруг него душащим узлом.

Невинные с виду события и встречи могут развратить или закалить, в зависимости от собственного выбора, и часто скрывают опасность. Всё это без многословной назидательности, просто показать последствия и неочевидные аспекты.

— Что же такое ваш папочка мог ему написать? — спросила миссис Шарп, трепеща от любопытства и благоговения. — Ну... что ты думаешь на этот счет, милочка?
Гвендолен простерла руки над письмами и подержала их, как над огнем. Она пошевелила мизинцами обеих рук.
— Я не знаю. Кажется, это важные письма — особенно первое и последнее, — ужасно важные!
— А кто этот Крестоманси? — спросил Мур. Имя было трудно произнести. Он повторил его по слогам, стараясь произносить так, как это делала миссис Шарп: — КРЕСТ-О-МАН-СИ. Правильно?
— Да, правильно... и не бери в голову, кто он, — затараторила миссис Шарп. — «Важные» — это не то слово, дорогие мои. Эх, знать бы, что сообщил ему ваш папочка. Уж наверно, такое, что не всякий осмелится сказать, судя по всему. А взамен он получил три настоящих подписи! Да мистер Нострум за них оба глаза отдаст, милые вы мои! Как вам повезло! Он вас за это всему обучит, будьте покойны, — и ни один некромант во всей Англии вам не откажет! — Ликуя, миссис Шарп принялась складывать вещи обратно в коробку. — А это еще что такое?
Из связки деловых писем выпала маленькая красная книжечка. Это были спички. Миссис Шарп бережно подняла ее и так же бережно открыла. Книжечка оказалась неполной, и спички в ней были хлипкие — картонные.

Книга тоже недосказанна, но более изысканно чем пост.

Священник неуверенной походкой взошел на кафедру и начал проповедь унылым, невнятным голосом: «Ибо многие из прихожан не очистились от греха». Увы, это оказалось единственным осмысленным замечанием.

Все так же уныло и невнятно священник принялся рассказывать об унылых и невнятных эпизодах своей юности. Он сравнил их с теми унылыми и невнятными событиями, которые, с его точки зрения, происходят сегодня в мире. Священник посоветовал пастве очиститься от многочисленных грехов (их он забыл перечислить) и вспомнил, к слову, об одной унылой и невнятной истории, рассказанной ему его тетушками.

Мистер Сондерс и Бернард-с-акциями успели заснуть. Пожилая дама в перчатках кивала — или клевала носом. И тут некий святой, запечатленный на витражном окне, зевнул и деликатно прикрыл рот епископским посохом. Затем он покосился на свою соседку, суровую монахиню. Жесткие складки ее одежд напоминали вязанки хвороста. Епископ протянул свой витражный посох и огрел им соседку. Монахине это не понравилось, она перескочила в его витраж и начала трясти охальника за плечи.

Мур все это заметил. Он увидел, как раскрашенный прозрачный епископ почем зря колотит монахиню, да и она в долгу не остается. Между тем какой-то волосатый святой подскочил к своему соседу — святому в королевском облачении, держащему в руках макет замка. Король с перепугу выронил макет и бросился наутек, сверкнув стеклянными пятками. Пока он прятался за обширными юбками какой-то жеманной праведницы, его волосатый обидчик весело топтал макет замка.

Постепенно ожили все витражи. Почти каждый святой колошматил своего соседа, а те, у кого соседей не оказалось, исполняли дурацкие танцы, приподняв подолы своих одежд, или махали священнику, который, ни о чем не подозревая, по-прежнему нес бессмыслицу. Крошечные трубачи в уголках окон прыгали, резвились и дурачились, корча стеклянные рожи всем, кто на них смотрел. Волосатый святой выманил царственного соседа из-под юбок жеманной праведницы и теперь гонял его из витража в витраж, расталкивая остальных драчунов.

Тут уже все прихожане обратили внимание на возмутительную суету. Одни оторопело наблюдали за происходящим, другие шептались, а иные вовсю крутили головами, чтобы проследить за мельканием стеклянных пяток короля-святого.

Словом, возня была несусветная, так что мистер Сондерс проснулся и стал озираться по сторонам. Он посмотрел на витражи, все понял и сурово взглянул на Гвендолен, которая сидела, смиренно опустив взор и по-прежнему изображая невинную овечку. Мур отыскал глазами Крестоманси. Странное дело, но волшебник ловил каждое слово священника и ничего не замечал. Милли беспокойно ерзала на самом краешке скамьи. Священник продолжал мямлить, будто не замечая суматохи вокруг.

Наконец помощник священника решил положить предел непозволительному поведению витражей. Он взял крест и свечу и в сопровождении хориста — тот давился от смеха, размахивая кадилом, — принялся ходить от окна к окну, бормоча специальные молитвы для изгнания духов. Гвендолен любезно останавливала каждого святого, когда помощник священника приближался к нему, причем именно в том месте, где святой находился (так, например, бедолага-король застыл где-то посредине стены), но как только изгоняющий духов поворачивался спиной, святые принимались еще пуще лупить друг друга. Прихожане следили за всем этим, охая и ахая.

И тут Крестоманси обернулся и поглядел на мистера Сондерса. Тот кивнул. Последовала какая-то вспышка, и Мура даже чуть подбросило на скамье, зато в следующее мгновение святые очутились на своих местах и чинно замерли, переливаясь разноцветным стеклом.

Гвендолен возмущенно подняла голову и пожала плечами. В ту же секунду в дальнем конце церкви гигантский каменный крестоносец с диким скрежетом оседлал свою гробницу и показал священнику нос.

— Возлюбленные мои чада, — начал было священник, но осекся, увидев крестоносца.

Потрясенный, он не мог выдавить из себя ни звука.

Помощник священника бросился усмирять рыцаря. Каменному детине это явно не понравилось — он угрожающе поднял огромный меч. Но тут мистер Сондерс сделал быстрый жест и вновь навел порядок: крестоносец раздраженно опустил меч и улегся на место, громыхнув напоследок, отчего все вздрогнули.

— Да, многие в этом приходе так и не очистились от греха, — горестно прошамкал священник. — Помолимся же, дети мои.

Когда прихожане потянулись на выход, Гвендолен спокойно смешалась с толпой, словно не замечая потрясенных взглядов, устремленных на нее со всех сторон. Милли догнала ее и схватила за руку. Она была сильно расстроена.

— Какой стыд, маленькая ты безбожница! Я не осмеливаюсь даже заговорить с бедным священником. Знаешь ли, иногда можно зайти слишком далеко!

— И со мной это произошло? — спросила Гвен долен с неподдельным интересом.

— Почти, — ответила Милли.

Небольшая зарисовка изнутри. Джафар, он же Тиштрийян, курд, фельдшер, зороастрийский мобедьяр и социалист, вырвался из Газы вместе с группой сопровождаемых раненых, пока Египет ещё выпускал людей (сейчас загородили кордон, черти). Связался с ним. Рассказывает много злого, в частности, страшным матом клянёт ХАМАС, потому что на его глазах в госпитале, где он работал (он вообще припёрся в Газу добровольцем год назад, и из гуманистических целей, и установить контакт с местными коммунистами) появились хамасовские бойцы, всё осмотрели, а потом ВО ДВОРЕ установили стрелялку и на крыше соорудили площадку для дронов. После этого врачи собрали больных/раненых и попытались утащить, но всех не успели - очень скоро прилетела израильская ответка и снесла здание к хренам. Собственно, отличная история про евреев, разбомбивших больницу, мхм. Здание, конечно, и впрямь было большое и удобное, нооооо... не видеть, что там больница, они не могли - заходили внутрь и видели.

Ну вот не зря я предвзято отношусь к жертвам травли. Убогие они какие-то частенько, с головушкой у них не в порядке. Вместо того, чтобы в своё время ответить ударом на удар, они терпят, копят, накручивают себя, а потом приходят и расстреливают всех подряд.

Травля - она в большинстве случаев результат трусости жертвы. Сначала школьник испугался ответить на подначку, потом на оскорбление, затем стерпел подножку и толчок, а в конце его головой в унитаз макают и избивают ногами.
Если на слово отвечать словом, а на удар ударом, то в 99,(9)% никакой травли не случится. Будет несколько стычек, возможно, драк.
Но ведь нашей несчастной жертве слишком страшно. Она лучше будет терпеть унижения, чем рискнет постоять за себя и получить по морде.

Почти всех стая человеческих детенышей пытается согнуть. Но если поддался - сам виноват. Пусть формально и вина на нападающем, но не смог защититься именно второй парень.

Жертвам травли приятно думать о себе как о стороне конфликта, достойно держащей удар и смело защищающейся, но абсолютное большинство совсем не таково - это именно слабые духом люди, готовые терпеть унижения.

Через двадцать лет он захочет, чтобы двадцать лет назад он поступил именно так, а двадцать лет назад для двадцати лет спустя — это сейчас. Исправлять давно минувшее очень легко, надо просто вовремя подумать о будущем.

— Твоя сестра написала мне, — продолжил гость, не сходя с места. — Из ее письма у меня сложилось впечатление, что ты утонул вместе с родителями.

— Это не совсем так, — рассеянно возразил Мур. — Я не утонул, потому что держался за Гвендолен, а она ведьма. Ну пойдемте же, там чище.

В "Мастере и Маргарита" Воланда многие не интерпретируют как христианского дьявола, ведь он довольно галантный.

Его проблема в том, что обладая колоссальными возможностями, он всего лишь даёт готичный бал, действительно роскошный, ещё более роскошный чем в Eyes Open Wide, и занимается мелким троллингом. Сталин тоже любил измываться над своими подчиненными.

Булгаков делал аборт своей жене, ещё до смуты гражданской войны, потому что боялся что его морфинизм скажется на плоде.И думаю, он отлично понимал, сколь невеликодушно мучить Фриду.

Впрочем, пару лет назад мне сказали, что Воланд похож скорее даже не на иудейского шейтана, а на ши Благого Двора (Благого, потому что с Неблагим принципиально технически нельзя договориться)

"The Lord of the Rings" зачастую тревелблог, а ойкумена не вмещается в ум наблюдателя. Англичане часто называли фейри "добрым народом" — но это заклинательное, умасливательное прозвание, подобно тому как песней "Прекрасное далёко" хотят умилосердить будущее. Британцы демонстрируют доброжелательность к фольклорным faery, чтобы те не были к ним жестокими. Доброта эльфов Ривенделла и Лориэна демонстрируется прежде всего по проявляемому ими гостеприимству к тем, кто представляя свои народы, выполняет важную миссию. На Галадриэль хоббиты смотрят в состоянии сенсорной перегрузки и после гибели Гандальва.

Толкин как бы соединяет в своём образе эльфов скандинавских саг и фольклорное ощущение волшебного мира, где много веселья и даже, кажется, нет смерти и печали. Хотя  мы узнаём эльфов больше чем многие люди Средиземья через влюблённые глаза хоббитов, и поэтому доверяем эльфам — во "Властелине Колец" больше предвкушения соприкосновения с волшебством, чем самой зачарованной страны. Мелиан отгородила Дориат своей завесой, и отгораживание, обычно — менее радикальное, от мира стало для эльфийских сообществ нормальной практикой, особенно после смерти феанорингов. В этом смысле достраивание атмосферы Средиземья — стихотворениями и "Кельтскими сумерками" Йейтса кажется мне уместным. Ни гондорец, ни гном не доверяют Лориэну, когда пересекают границу.

Время жизни эльфов лимитируется их усталостью и сроком жизни самого мира. После личной смерти они попадают в чертоги Мандоса и Валинор (а Глорфиндель даже вернулся в Средиземье, хотя непонятно как ему удалось). Смерть для них неприятна, но настоящая проблема — порча и гибель мира. Эльфы любят быть в гармонии с природой, и пребывание для них вне даже архитектурной красоты своих локаций — в том числе, возможно, эстетический шок. Предполагаю, мысль о разрушении мира настолько осознаваема ими, что видеть как люди губят себя — тоже вот очень неприятно, и непонятное, вот о чём и как с людьми говорить? Хотя жесткого запрета на прогрессорство у них нет, вот Галадриэль даже дарит Гимли — а ведь его народ дважды разбудил ктулху! — прядь своих волос со словами "your hands shall flow with gold, and yet over you gold shall have no dominion" — кстати, спустя тысячи лет, после того как она отказала в таком подарке Феанору.

У эльфов нет финансовых проблем, зато иерархическое неравенство почти непроницаемо. Создать наводнение кэльпи, чтобы смыть назгулов, как это сделал Элронд (хоть и в коллаборации с Гандальвом), обычный эльф не может. Кроме того, нет естественной смены поколений, и в норме эльфийское сообщество не воюет, а патрулирует свои территории, и потери минимальны. Всё это — идеальные условия чтобы личный эгоизм сливался с парохиальным альтруизмом. Менее настойчивое чем у людей, либидо также снижает внутривидовую конкуренцию.

Жажда искусства и мести Феанора обрекла многих эльфов на проклятие Мандоса и, в целом, на историю, по трагичности сопоставимую не столько со скандинавскими сагами (где эльфы называются альвами), сколько с их интерпретацией Вагнером. Такое повторять не хочется, тем более что идея-фикс может быть менее разрушительной, чем Сильмарили.
Например, ландшафтный дизайн.

Эльфы предпочитают магическую биотехнологию механизмам, и это выгодно, если уж магия работает (а по закону Кларка, достаточно развитая технология от неё неотличима), ведь природа воспроизводится сама. Было бы интересно написать фанфик на Лотлориэн в жанре мягкого биопанка, где для юного социопата, скотины самовлюблённой словно Артемис Фаул, отсутствующие социальные лифты приводят, как это часто бывает, к стрессу и инфантилизму. Саурону он служить не хочет, потому что отлично визуализировал, как выводили расу орков. Он уважает творчество сородичей. Ему действительно нравится испытывать эмпатию, это позволяет ему чувствовать себя чище и выше, чем какой-нибудь падший ангел балрог.

Как мутит души эльфам Мирквуда от того, что их лес реально соприкасается с тьмой, и не обыгрывают ли они искусством это, чтобы изысканностью игровой формой пережить и прожить желание соприкоснуться с чем-нибудь по-настоящему тёмным?

For the world's more full of weeping than you can understand

Пересмотрел прошлой ночью "Звездный десант" Пола Верховена и почитал книжку. Как раз чтобы начать анализировать киноязык этого режиссёра *невинно улыбается* Много слышал, что Верховен снял фильм по задней обложке романа.

Счёл, что это удачная и довольно точная экранизация – с учётом возможностей киноязыка.

Хотя начало романа и поражает сценой боя в космодоспехах и тактическим порно в конце, большая часть романа – это описание, рассуждения и восхваления мирового порядка, властью в котором обладают только отслужившие. Парадная картина, стихотворение в прозе и рекламная брошюра, чтобы вы хотели такое учредить в реальной жизни и записаться в космодесант. Или на флот.

Затянутую философию можно экранизировать закадровым голосом. Боя изнутри космодоспеха, конечно, жалко, но любой компьютерный симулятор, где игрок сидит внутри чего-то тяжёлого, подобный опыт передаёт полнее чем любая плёнка. Ещё в 2023 году можно поставить фигурку вархаммера на полку и раскрасить.

Но можно снять двухчасовой рекламный ролик военной службы изнутри мира, где инопланетные жуки разбомбили Буэнос-Айрес и люди пытаются обезопасить Землю и другие планеты от дальнейших бомбежек.

Внимание: в книжном мире "Звездного десанта" армия дестимулирует, даже во время межзвёздной войны, записываться в неё, хотя и подзадоривает. На призывном пункте вас встретит бывший пехотинец, с одной рукой, который гордо будет вам говорить колкости, например. Нет, высокотехнологичные протезы он специально не наденет. В этом мире армия вам будет не нравится, но бояться её вы не должны, богатый отец Рико и в фильме и в книге говорит, что будет жаловаться, чтобы в школах запретили милитаристкую агитацию. Его не послушаются, но больно не сделают. То есть, народ в мире достаточно раскрепощённый. Это в своей ленте Хайнлайн для экономии экранного места передает утрированно-вольными нравами в подразделении. В футбол играем на переводой и в учебке в душе моются вместе мужчины и женщины, все красивые.

В кино большого жука-военного аналитика Рико возьмёт в плен непосредственно вместе со своими друзьями, некоторые из них погибнут. Очень напыщенно, почти как в позднее снятой "Атака клонов" Рико колеблется, в какой же туннель пойти - за любимой женщиной, или куда послали. "Звездные войны", кстати, перемигиваются с "десантом" взаимно: Верховен стащил дизайн кораблей из вселенной Лукаса.
Неправдоподобно, но в книге в Буэнос-Айресе погибает только мать Рико, а сорокачетырёхлетний отец идет служить в космический десант вслед за сыном, они мелодраматично встречаются, и в финале отец служит сержантом в взводе которым командует сын. Это ещё более нереально, чем постоянные контакты Кармен, учащейся на капитана корабля, и десантника Рико, пусть даже Кармен по крайней мере на протяжении фильма в основном увиливает от любовных отношений с ним.

Рекламный ролик милитаризма у Верховена получился автопародийным. И в этом он, специально или нечаянно, следует традиции литературной полемики с романом, проявившейся в той же "Игре Эндера", люблю её, она отчетливей показывает, что психологическое выгорание более серьезная вещь чем затрахайся в казарме, потом потрахайся со шликающими на тебя тёлочками. С романом хочется спорить, в стабильном гуманном мире будущего при подготовке пехоты используется немного боевых патронов, хотя даже в Третьем Рейхе Геринг стебал Гиммлера за пересказанную тем идею подобного.

Ворлдбилдинг — это одна из весомых причин мысленно возвращаться к произведению снова и снова (конечно, после открытых вопросов, поставленных нарративом). Лично для меня процесс выстраивания мира в произведении — это особое действие, за которым интересно наблюдать. Какие-то яркие образы и атмосферные антуражи — это ценные впечатления, легко утекающие даже в творчество другого человека или моё. У Ghibli много примеров достаточно хорошей и атмосферной работы с миром, хотя, конечно, они далеко не последние, кто создаёт детализированные запоминающиеся образы анимации.

Вот "Ходячий замок" оживает совсем по-своему, со вкусом. Так как оригинальная книга делала крупную ставку на подчеркнутую британистость происходящего, неудивительно, что в качестве ведущего мотива авторы экранизации избрали именно мотив индустриальный. Можно заметить, как он раскрывается с первых кадров (конечно, я не хотел бы грешить излишней зацикленностью на смыслах композиции, но эти детали мне кажутся важными и намеренными): почти сразу на фоне некрупного рурального домика и стада с пастухом проплывает аморфная технично-индустриальная груда — сам Ходячий замок. Хотя роль этого дуализма больше сюжетная (мы знакомимся с самим замком), он заранее задаёт тон всем дальнейшим декорациям: совмещение чего-то простого, бытового, даже провинциального с массивным, технологично-заводским, дымящим, гудящим и движущимся. На протяжении всего дальнейшего экранного времени совмещены два элемента: архитектурный и транспортный (то есть, структуры и движения). И вообще фильм достаточно динамичный: здесь много сцен, где что-то движется, летает, едет. Через некоторое время, когда мы уже почти переходим к Софи, сперва можно увидеть поезд, рассекающий поселок на две части (визуально это выглядит как обычная речка: ниже общего уровня земли, обрамлена берегами, но вместо воды железная дорога).

Такими интересными финтами завоёвывается внимание, ведь игра с высотами и формами — это ещё одна возможность заинтересовать и сделать красиво. Мне, например, всегда интересно рассматривать архитектуру в различных произведениях такого рода, ведь даже обычный внутренний двор может много сказать о планировке, а значит и о характере здания вообще. Не говоря уже о том, что мало кто рисует скучные и шаблонные города (и уж точно не Ghibli) — они пестрят занятными закоулками, пристройками, достопримечательностями. Иногда можно постараться восстановить что именно повлияло на этот дизайн и какой прообраз мог быть использован.

Редкий ворлдбилдинг обходится без создания широкого пространства. Да, история может быть камерной, но ей важно иметь несколько оттеняющих друг друга локаций. Вот и Ингария раскрывается примерно так же, как и в тексте (ну, без куска с реальным миром, конечно). Здесь и маленький (но все равно, как видим, не лишенный индустриальной печати) городишко у края Пустошей, и огромная столица, и солнечный приморский порт. Все они со своими деталями (девочка из города у моря покупает порошок для попутного ветра), особенностями, видами (вплоть до того, что военные в этих местах отличаются принадлежностью к роду войск). Но все эти три города объединяет одно государство, что сразу бросается в глаза. Государство на подъеме, в энергичной обозленности, а потому гремит парадами и военными сборами одинаково во всех поселениях. Государство модерновое и могучее, а потому понятно, что войну оно будет вести весьма тяжелую (и многие события дальше намекают нам на то, что имперская власть не шибко-то и чистоплотна). Почти всю эту важную для сюжета и эмоционального вовлечения информацию мы получаем сперва как раз из яркого и динамичного фона, то есть, видим, как оно происходит "из первых глаз". Таким образом и укладывается в голове цельная сущность государства как Империи. Империи с военными, с аристократами, с иерархией и тягой к контролю. Для восприятия произведения вещь важная.

И даже дворец, где герои стартовали свою открытую фронду против властей, в самом деле внушает как размером всего здания, так и масштабом отдельных деталей: лестница такая длинная, что взобраться по ней — задача нелёгкая, оранжерея вмещает в себе целый сад, куда можно пустить маленькое море (что мадам Сулиман и сделала), а на балконе посадочная площадка ветролетов. Понятно, режим так могущественен, что может позволить себе такую демонстрацию власти. Осмелюсь предположить, что на этом кульминационном моменте для большинства зрителей мир окончательно "смыкается", представая как некая цельная картина. Что логично, ведь здесь сюжет переходит от противопоставления главных героев их внутренним проблемам к противопоставлению героев королевству. Здесь сюжет и мирострой взаимно дополняют друг друга.

В общем, довольно очевидно, что ворлдбилдинг как раз и является опорой для повествования, а потому описанные выше сцены намеренно составлены авторами так, чтобы эмоционально дополнять основную историю. Не будь в фильме грамотного выписывания окружающего мира, мы потеряли бы и эстетическое удовлетворения, и особый блеск истории. "Ходячий замок" действительно интересно обсуждать и я рад, что смог подробнее раскрыть в нем еще одну сторону (ведь помню Замок до сих пор, несмотря на то, что ознакомился с ним несколько лет назад)

Хардкорные игры, парадоксально, помогли мне в жизни.
Тут сразу надо оговориться, что, во-первых, всё индивидуально, и у каждого свой «хардкор», а во-вторых, игры - не замена квалифицированной помощи, если чердак по-настоящему течёт. И, конечно, нельзя проводить прямую параллель: я победил Арнштейна и Смоуга - мне не страшно находиться под обстрелом (лишиться дома, переехать в другую страну без гроша в кармане - подставить нужное)
Но, мой личный опыт игры в Souls-like здорово помог мне в тех ситуациях, которые для меня были непростыми. Принцип: «я прошла Dark Souls 3 и Bloodborne, - я могу, например, выбить нужные мне справки из министерств двух стран, даже если на это уйдут месяцы, и делать это настойчиво и спокойно» для меня работал.
И, да, ещё раз - ни в коем случае НЕ СРАВНИВАЮ мои сложности с проблемами людей, чья жизненная ситуация во много раз хуже моей. Но меня подобные игры не раз спасали от тревожности и панических атак.

Теперь о «Море» (буду говорит о том, который 2019, т.к. знаю его лучше оригинального). Он глубок и сложен, но я, пожалуй, не выбрала бы его, как «хардкор для снятия стресса».
Я люблю Souls серию за ощущение контроля. Да, в ней ты будешь много умирать (в подавляющем большинстве случаев - по своей вине). Будешь страдать. Но, рано или поздно, ты «выпрямишь свои клешни», разберёшься с механиками - и тогда Сирота Кос отправится к прародителю своему Хидетаке Миядзаки, жаловаться на то, «что этот игрок себе позволяет». А если ты ещё не достаточно хорош - всегда можешь попробовать ещё раз. Прокачать оружие. Сменить тактику. И будет тебе счастье.
«Мор» - про страдания иного рода. Ты не успеешь всюду. Ты не спасёшь всех. Даже после прохождения на «светлую» концовку, чувство поражения останется с тобой. Ты спас людей? Ну, молодец: значит, у тебя мёртв Удург. А эти люди уже готовятся наворотить новой херни, похуже прежней. И, кстати, а где прохожие?…
Ты не можешь выиграть в «Мор». В этом его смысл. В некотором роде, он учит доле смирения. «Делай, что должно - и будь, что будет». Но, та ли эта мысль, которая нужна человеку в момент, когда он и так ощущает себя слабым, уязвимым и растерянным?
Единственный контр-аргумент, который я вижу: не смотря на всё это, «Мор» говорит тебе - «Делай!». Делай хоть что-то. Худшее наступает, когда ты отказываешься принимать решения.