Прощальный костёр стал для меня настоящим открытием. Что может быть проще, чем рассказать о своих чувствах всем гостям курорта, таким внимательным и не упускающим ни одной детали, которые, к тому же, потом определенно станут обсуждать все услышанное! Что может быть проще, чем отыскать нужные слова за несколько минут и не упасть в грязь лицом! Но Драко Малфой не был бы Драко Малфоем, если бы не смог отыскать несколько оригинальных фраз. И образы, в которых предстало пламя, не могли быть еще эффектнее. Увидев вскоре после него образы Гермионы, я окончательно убедилась в том, о чем уже не раз задумывалась. Они оба за время пребывания на курорте изменились круче некуда. Но всё же для Драко это было куда глобальнее, чем для Гермионы. В каждой женщине есть та разнузданность, та сексуальность и опрометчивость, что она открыла в себе в «Моей прекрасной Магнолии». А потому она, можно сказать, лишь раскрылась, проснулась ото сна. Драко же, знающий цену своей привлекательности и состоянию, был более чем способен пользоваться этими своими качествами. Но благодаря курорту, мы видим, он, напротив, учится (хоть и не совсем осознанно) быть менее «буйным», каким он был в начале своего влечения к Грейнджер, учится быть любящим, страстным, но в то же время нежным. И это далось ему с большим трудом, нежели Гермионе. Возвращаясь к Костру, единственное, что меня несколько обеспокоило, так это отсутствие слов, сказанных другими действующими лицами, то есть Гарри, Роном, Джинни и, наконец, Блейзом. Послушать их мне бы тоже было интересно. В особенности последних двоих.
Самым потрясающим в этой главе я нашла Гарри. Не верю, что говорю это (точнее, пишу). Признаться (и за это вы в праве захоронить меня под грудой общеизвестных тапок), Гарри Поттер – не самый мною излюбленный герой Поттерианы в общем и фанфиков в частном. По многим причинам, говорить о которых я не буду, ибо не в тему. Но глава под номером «семнадцать» показала мне его – другого. В книгах миссис Роулинг этот юноша представал хоть и правильным и положительным, но до крайности эгоистичным. И эта его эгоистичность была неотъемлемой частью его биографии главным образом по вине Лорда. НО. Но здесь, в окутанном осенью уголке цветущей Магнолии, Гарри оказался как никогда прежде мужчиной. Не осуждающим, не вызывающим жалость (чувство, которое лично я от души ненавижу), не раздражающим несвоевременностью, но искренним и хранящим, понимающим и не просящим взамен. И мне он стал по-настоящему импонировать. Любой сможет взять со стола вскрытое письмо. Но не каждый, далеко не каждый, обуревав эмоции, примет действительность. «Не отрекаются, любя…» Гарри, очевидно, так глубоко любил Джинни, что вместо сцен ревности (что менее сильный непременно устроил бы), он решил, во что бы то ни стало, уберечь ее от влюбленного, но недальновидного и, опять же, эгоистичного Блейза.