Иногда я спрашиваю Северуса, не скучно ли ему, он только удивленно переспрашивает: «Скучно? Почему?» Нет, я спрашивал раньше, но уже пару лет мне не приходят в голову подобные глупости. Потому что он просто живет, кажется, это вовсе не так трудно понять, но я долгое время серьезно был озабочен вопросом, чем занять бывшего шпиона, раз мемуары он писать не желает. А он может часами бродить по улицам, заходить в магазинчики, покупая там книжки или диски — я уже привык к негромкому рокоту стереосистемы, звукам джаза. У нас в машине играет радио, или он ставит Элвиса, поначалу я говорил ему, что это слишком древняя музыка для моих ушей, но он только смеялся, уверяя, что и он сам довольно древен для меня, причем не только для ушей, однако я как-то с этим мирюсь. Когда я пытаюсь сказать ему, что целоваться под Love Me Tender слишком сентиментально, он говорит, что ему плевать. И прерывается, только услышав, как стоящие сзади сигналят нам, недовольные задержкой. Этой зимой ему исполнилось сорок шесть.