Цветы жизни (джен)

Невилл никогда не думал о том, что станет преподавателем, потому что ну какой из него учитель? Не думал ровно до того момента, когда Минерва Макгонагалл предложила ему место профессора Гербологии, а он почему-то согласился. Сначала было неловко: многих его нынешних учеников Невилл помнил еще с тех пор, когда заканчивал Хогвартс. А сейчас между ними оказалась целая пропасть: и его пост преподавателя, и внезапно свалившаяся на него слава героя Второй Магической.

Замок только восстанавливали, учеников было мало, Невилл даже, кажется, любил детей и умел хоть как-то их контролировать. Через какое-то время он перестал испытывать мучительную неловкость, показывая старшеклассникам — которые младше его от силы лет на пять! — как добывать плоды цапня и пытаясь объяснить второкурсникам необходимость наушников-заглушек. И с ними было ничуть не проще, чем с более взрослыми учениками: дети постоянно двигались, не слушали его, кидались друг в друга землей, устраивали драки и шумели так, что никакие мандрагоры, кажется, не были им страшны. Невилл все равно оставался счастлив — насколько может быть счастлив человек, который не так давно пережил войну.

Первым его разочарованием в своем педагогическом таланте стал праздник в честь дня рождения Гарри Поттера. Он проходило в Норе, отремонтированной и изрядно расширенной по сравнению с довоенным временем — во всяком случае, так говорили, сам же Невилл там ни разу до этого не бывал — и он тоже получил приглашение, как один из друзей героя. Уже стемнело, из незашторенных окон лился теплый рыжеватый свет, четырехлетний Джеймс Поттер с воплем преследовал крупную рыжую собаку, с грохотом падали так неудачно попавшиеся на его пути предметы. Невилл, в которого едва не врезалась эта чудная процессия, попятился назад, запутался в собственной мантии, запнулся за игрушечную метлу и схватился за тумбочку, чтобы не упасть. Та накренилась, послышался звук бьющегося стекла и детский плач откуда-то со второго этажа. Маленький Джеймс Поттер остановился, оставив в покое рыжую собаку Рона; развернулся, посмотрел на Невилла, потом на то, то осталось от вазы... Голос Джинни Уизли(уже Поттер) напоминал визг вытащенной из земли мандрагоры.

Следующие пятнадцать минут растрепанная и покрасневшая Джинни извинялась перед Невиллом, ругала Джеймса и убирала учиненный им погром одновременно. Гарри был невозмутим; Рон, уже будучи слегка навеселе, не мог прекратить смеяться; Гермиона что-то раздраженно шипела ему на ухо; Невилл нервно крутил в руках снятую только что шляпу. Десятки, тысячи маленьких Уизли сновали вокруг, и он впервые пожалел, что тогда поддался на уговоры Минервы.

Невилл до этого особо не сталкивался с детьми младше одиннадцати. Братьев и сестер у него не было, своих детей пока что тоже, хотя по словам колдомедиков Ханна должна была родить в течение следующего месяца. Он знал, что они часто бывают излишне активными, капризными, шумными... но никакие знания, никакие ожидания не могли даже сравниться с тем, что дети из себя представляли на самом деле. Если Лили Луна начинала плакать, Хьюго тут же к ней присоединялся, и успокоить их было не в пример тяжелее разбушевавшихся второкурсников. Джеймс подрался с младшим братом, из-за чего у того случился выброс стихийной магии, и огромный торт — шедевр Молли Уизли — оказался размазан по стенам, полу, потолку, предметам мебели, одежде и лицам гостей. Джинни кричала на Джеймса, извинялась и успокаивала ревущего Альбуса; Молли соскребала крем и куски бисквита с мебели (от чистящих заклятий портилась древесина), Гарри сохранял спокойствие, уже изрядно пьяный Рон пытался сдерживать рвущийся наружу хохот, Гермиона кидала на него яростные взгляды, Невилл нервно ковырял вилкой в тарелке.

Уже уходя, он почувствовал, как кто-то несильно дергает его за мантию. Старшая дочь Билла и Флер, имя которой постоянно вылетало у Невилла из головы, с милой застенчивой улыбкой протягивала ему коробку с уцелевшим куском торта. Взрослые, вероятно, попросили отдать ее: Молли настаивала на том, чтобы Невилл взял с собой злосчастный десерт после того, как он упомянул о тяге беременной Ханны к сладкому. Он пытался отказаться: неловко как-то, да и после всего произошедшего даже смотреть на крем было тошно, но нет ничего более бессмысленного, чем споры с миссис Уизли.

Вернувшись домой, Невилл даже не удивился, обнаружив, что коробка пуста.

* * *

Все было относительно нормально, когда через два года после того жуткого дня рождения Тедди Люпин поступил в Хогвартс. Котлы периодически взрывались, а баллы снимались, но он, во-первых, поступил на Хаффлпафф, а во-вторых... просто был хорошим студентом. Через два года на Гриффиндор попала очаровательная Вики Уизли, и в связи с этим жизнь Невилла значительно усложнилась: она отчего-то решила, что его дружба с ее родственниками — достаточное основание для того, чтобы прогуливать Гербологию. К своему стыду, у него не получалось проявить достаточную жесткость и принять какие-то серьезные меры. Невилл изрядно намучился, пытаясь объяснить ей необходимость посещения уроков, но, тем не менее, все было не так страшно. Его спокойное существование затрещало по швам, когда в Хогвартс поступил Фред Уизли-младший, и лопнуло, как мыльный пузырь, когда на следующий год в школу приехали Джеймс и Роксана. Он бы, пожалуй, смог справиться с этими двумя по отдельности, но вместе они представляли настоящее стихийное бедствие, и остальные учителя вполне разделяли мнение Невилла. Роксана любила поговорить и не стеснялась делать это одновременно с объяснениями профессора, громко и вслух. Джеймс Поттер вполне соответствовал впечатлению, произведенному им на Невилла семь лет назад. Он бы и правда смог с этим справиться, не будь эти двое в одном классе: они вертелись, шумели, мешали профессорам и отвлекали одноклассников. Об умении постоянно ввязываться в неприятности Невилл старался даже не думать: это, кажется, была семейная черта как Поттеров, так и Уизли. Как и в случае с Вики Уизли, он понятия не имел, как справляться с подобными бойкими и многое себе позволяющими учениками. Как и в ее случае, ни Джим, ни Роксана не видели его в ореоле героя Второй Магической, а потому влияние Неавилла на них стремилось к нулю.

Сначала то, что его действительно воспринимают как героя, смущало и нервировало: ведь каждый, кто был в Хогвартсе в тот год и сопротивлялся режиму Кэрроу, сделал ничуть не меньше, чем он. Это было нечестно, потому что были десятки учеников, которые точно также получали синяки, ушибы, ссадины, раны и пыточные проклятья, и все они остались незамеченными и неотмеченными. Он разрубил змею Волдеморта, только вот и другие участники сопротивления тоже могли бы это сделать.

Тем не менее, потом Невилл привык. Это было даже в чем-то полезно: добавляло ему авторитета в глазах учеников. И — пусть даже подобное казалось ужасной глупостью — впервые в жизни он не был неудачником, который не соответствует своим героям-родителям. Где-то в глубине души Невиллу было приятно оказаться принятым, признанным, оцененным.

На детей Поттеров и Уизли статус героя не действовал: они-то выросли среди известнейших людей, буквально звезд магической Великобритании. Это было в чем-то даже неплохо, хотя бы потому, что Невилл вовсе не гордился званием героя, а проявления уважения и восхищения его смущали. Но в то же время такая… невосприимчивость делала юных Поттеров и Уизли совершенно неуправляемыми. Суровым профессором вроде покойного Снейпа или хотя бы директрисы Макгонагалл он так и не смог стать.

* * *

Утешало только одно: от выходок Роксаны и Джеймса страдал не только Невилл. Кажется, в восторге был только Слагхорн, который еще на первом уроке заметил в Джиме какой-то "невероятный талант, прямо как у ваших отца и бабушки..." и за который готов был простить ему что угодно. Невилл, как и остальные учителя, принял это за попытку подлизаться к сыну Гарри Поттера, но, несмотря на подобные сомнения преподавательского состава, через какое-то время Джеймс действительно начал делать успехи в зельеварении. Гермиона говорила что-то про эффект Пигмалиона, но Невилл плохо понимал, о чем она рассуждает. Кажется, это была какая-то маггловская теория.

Никакая одаренность не мешала Джеймсу ввязываться в драки, терять баллы и нарываться на отработки. В маггловском мире родители проблемных студентов посещали школу и беседовали с учителями: предполагалось, что они-то смогут оказать влияние на своих детей. В двухтысячных годах это стало практиковаться и в Хогвартсе, обязанностью по проведению подобных бесед легла тяжким грузом на плечи деканов, и все бы ничего, но после ухода профессора Вектор главой Гриффиндора был назначен Невилл. Джиму тогда только-только исполнилось тринадцать и он был особенно невыносим, поэтому Гарри Невилл видел даже чаще, чем хотелось бы. Джинни на сына имела бóльшее влияние, но она обычно была в разъездах, потому не могла посещать школу по первому же требованию, да и, честно говоря, в гневе эта женщина пугала не только Джеймса. Гарри был спокоен и неколебим, как скала — ну да, ведь он, в отличии от Невилла, видит своих детей только три месяца в году.

На четвертом курсе буйства Джеймса достигли своего апогея. Невилл понятия не имел, с чего бы это Уизли-Поттерам оставаться на Рождество в замке, но они под каким-то предлогом уговорили своих родителей позволить им провести каникулы в Хогвартсе. И те, безумцы, согласились! Сам Невилл, к своему стыду, тоже не придал этому никакого особого значения. Впрочем, он до сих пор не знал, было ли оно на самом деле, это значение, или просто так сложились обстоятельства. На Рождественском ужине ни о чем плохом думать не хотелось, особенно когда студентов, оставшихся в замке, можно было пересчитать по пальцам, а это значило, что ему не придется слишком-то беспокоиться о ночных дежурствах. Не говоря уже об отсутствии необходимости спасать неловких шестикурсников от ядовитой тентакулы.

Все произошло мгновенно: с громким хлопком выстрелил в небо — в потолок Большого зала, если быть точнее — фейерверк, вспыхнула ель, пламя перекинулось на следующее огромное рождественское дерево, и скоро все двенадцать были охвачены огнем. Кто-то вскрикнул и вскочил на ноги, поднялась паника, преподаватели попытались остановить пожар, но ели продолжали гореть. Повалил дым; Минерва, применив Сонорус, приказала ученикам покинуть Большой зал. Одно дерево, охваченное огнем, начало клониться вбок, зацепив ветви ближайшего к нему утягивая его за собой, и когда все двенадцать елей с треском рухнули на пол, у Невилла перед глазами, кажется, пролетела вся жизнь.

* * *

Огонь остановили, дым убрали, деревья заменили, а Джеймса Поттера и его родителей ожидала незабываемая встреча с директором и деканом. Невилл, сидя в кабинете Минервы, нервно теребил край мантии: выходка была безобразная, скандал нешуточный, да это даже у Слагхорна — первого и самого преданного фаната Джима — не получалось назвать невинной шалостью. Это все вполне тянуло на исключение.

Поттеры прибыли через камин, взгляд Джинни, выдернутой прямо с середины квиддитчного матча, не сулил ее сыну ничего хорошего, Гарри выглядел более взволнованным, чем обычно. Джеймс пришел минутой позже их — неслышной и невидимой тенью проскользнул в кабинет. Минерва сжала губы в тонкую полоску — жест, ставший родным и привычным, привет из их собственного школьного прошлого — и глубоко вдохнула перед тем, как начать. Невилл покрепче сжал в руке чашку с чаем, любезно предложенную ему директрисой.

Профессор Макгонагалл говорила долго и громко, не менее часа, в течение которого Джинни с каждой минутой все больше краснела, а Гарри — бледнел. Потом Джеймс отвечал на вопросы — тихо, быстро, запинаясь от волнения, не поднимая взгляда. Невилл высказался последним, предлагая назначить наказание. Обращаясь преимущественно к директрисе, убеждал, что "раз все произошло по ошибке и неосторожности, не стоит прибегать к крайним мерам...", а затем перевел взгляд на чету Поттеров. Впервые в жизни он видел, как Джинни Поттер не может найти слов. Впервые на его памяти Гарри вышел из себя и накричал на Джеймса. Впервые за те десять лет, что Невилл его знал, Джим прятал глаза и не пытался возражать.

Поттерам выписали штраф, Джеймса на месяц отстранили от занятий и до конца года — от игры в квиддич, дело замяли. Невилл был рад даже этому — всяко лучше, чем исключение, да и Джим по крайней мере первое время был спокойным, тихим, почти образцовым учеником. Потом все, конечно, вернулось на круги своя, но после этого остальным хотя бы хватило ума не тащить в школу фейерверки и другие взрывоопасные вещи из магазина Уизли.

* * *

Следующей головной болью после Джеймса стали Альбус, Роза и Луи — все одного года рождения, все на Гриффиндоре, все маленькие, быстрые и вредоносные. В каком-то смысле они были ничуть не лучше Джеймса, только, в отличие от него, их идеи редко бывали откровенно хулиганскими. Тем не менее, заканчивались они почти всегда печально. Попытаться проникнуть в Хогсмид через тайный ход, показанный добрым старшим братом? Запросто! Отправиться в запретный лес ночью, чтобы найти потерянный когда-то Фордик, и наткнуться на акромантулов? Почему бы и нет. Решить улететь на школьных метлах, предварительно украденных из кладовки, на материк? Да раз плюнуть. В первый раз они столкнулись нос к носу с владельцем Сладкого Королевства, который после этого перекрыл ход и обновил сигнальные чары. Во втором случае им просто чудовищно повезло: Хагрид, услышавший вопли, в это время был неподалеку. В третьем разгневанная мадам Трюк прервала их увлекательное путешествие еще до взлета.

И — постоянные конфликты. Кажется, вражда Поттеров и Уизли с Малфоями передавалась по наследству или, быть может, воздушно-капельным путем, но возненавидели они друг друга сразу и навсегда. На уроках Гербологии, которые вел Невилл и которые давали ученикам определенную свободу передвижений, это становилось особенно невыносимо. Во всяком случае, многим невыносимее, чем на предметах вроде Трансфигурации или Чар, где ученики были обязаны сидеть за партами. Обычно все ограничивалось попыткам насыпать неприятелю за шиворот землю или толкнуть его на зубастую герань, но на втором курсе, к огромному несчастью Невилла и большей части класса, их вражда достигла своего пика. Во всяком случае, тогда впервые это вылилось в более-менее серьезные проблемы.

Макгонагалл отчитывала Невилла, как провинившегося школьника, и, если честно, таковым он себя и чувствовал. Хуже всего было то, что к тому времени он уже стал деканом и необходимость всех этих нудных, тяжелых, а главное — абсолютно бессмысленных воспитательных бесед легла на его плечи. Невилл уже начинал задумываться о том, что ему, возможно, стоило пойти на Хафлпафф. Хотя бы потому, что подавляющее большинство юных Уизли и все трое младших Поттеров учились на Гриффиндоре.

Кто был виновником случившейся "возмутительной драки" (если верить словам директрисы) — неизвестно, потому что все ее участники на вопросы отвечать отказались, но сейчас в кабинете Невилла сидела Роуз Уизли, как особо отличившаяся. Разбить Винсенту Гойлу нос, как это сделал Луи — еще куда ни шло, во всяком случае, на взгляд профессора Макгонагалл. Но кинуть в Скорпиуса Малфоя горшком — это уже другое. Нет, Невилл понимал, почему директриса так настаивала на этой беседе, но все же... зная, кто является матерью Розы, он знал: беседа ожидается не из приятных.

Гермиона Уизли, отряхнувшись, вышла из камина и решительным шагом направилась к Невиллу. Рон вылез вслед за ней, Роза кинула хмурый упрямый взгляд на вошедших родителей. Невилл предложил им сесть, после чего отец семейства незамедлительно приземлился в стоящее рядом с камином кресло. Жена возмущенно на него глянула, уголок губ Розы дернулся — кажется, она сдерживала улыбку. Невилл вкратце обрисовал им ситуацию.

В своем рассказе он успел дойти до того момента, когда Роуз Уизли кинула в Скорпиуса Малфоя горшком с саженцем мандрагоры, когда внезапно развеселившийся Рон спросил:

— Хотя бы попала?

— Рональд! — тут же незамедлительно среагировала Гермиона.

Роза с тоской покосилась на мать.

Кинуть горшок в Скорпиуса Малфоя — не самое страшное. Куда хуже — пробить им стекло теплицы, специально зачарованное, обычным Репаро не починишь. Невилл, не заметивший начинающейся драки и обернувшийся слишком поздно, увидел только треснувший горшок, высыпавшуюся из него землю, услышал тонкий звон разбивающегося стекла... и пронзительный визг мандрагоры, от которого с десяток не успевших надеть наушники-заглушки второкурсников еще три дня отходили в больничном крыле.

Лицо Гермионы вытягивалось по мере его рассказа, лицо Рона же вытянулось только когда Невилл назвал сумму, необходимую на ремонт стекла в теплице.

Гермиона вздохнула и потянулась за чековой книжкой.

* * *

Невилла ждали еще несколько совершенно сумасшедших лет, наполненных головной болью из-за младших Уизли-Поттеров, но затем стало спокойнее. Не то чтобы другие дети не были проблемой, вовсе нет, встречались всякие: хулиганы; конфликтные, неконтактные ученики; те, кто постоянно попадал в неприятности; студенты с хромающей на обе ноги успеваемостью. Да что там, Невилл лично видел нескольких, по сравнению с которыми Джим Поттер показался бы невинной овечкой. Но в случае с Уизли-Поттерами ситуацию ухудшало сразу несколько факторов: их было много, и это вовсе не преувеличение; героическое происхождение обеспечивало снисходительное отношение учителей и восторженное — учеников, наличие родственников в старостах факультетов — возможность действовать безнаказанно. И это не говоря уже о свободном доступе к товарам Волшебных Вредилок Уизли! На втором курсе предприимчивый Луи додумался протащить их в школу и продавать младшеклассникам, которые еще не могли посещать Хогсмид и родители которых, разумеется, не собирались присылать своим детям нечто подобное. Это сомнительное предприятие имело успех — ровно до тех пор, пока одному из старост не хватило ума доложить преподавателям. Кроме того, позже Невилл узнал о существовании Карты Мародеров и мантии-невидимки, семейных реликвий Поттеров. Он тут же пожалел, что Гарри не рассказал этого раньше, во всяком случае, до того, как Джеймс перешел на шестой курс: скольких проблем можно было бы избежать, насколько меньше неприятных бесед с Минервой пришлось бы пережить Невиллу!..

К седьмому курсу Джим погрузился в учебу: Гораций предложил ему место в отделении экспериментального зельеварения Мунго, Роксана собиралась устроиться стажером в Пророк и сейчас набиралась опыта, публикуясь под псевдонимом в Придире. Альбус стал капитаном квиддичной команды, они вместе с Розой собирались в профессиональный спорт и ушли в игру с головой, в одиночку Луи особой опасности не представлял. Были еще Лили и Хьюго на четвертом курсе, тринадцатилетняя Люси, которая училась вместе с дочерью Невилла…К счастью, ничего страшнее Джеймса Поттера Хогвартсу уже не грозило. Иногда, конечно, подростковый бунт Лили с Хьюго переходил все границы, но в целом преподавательский состав не был готов паковать чемоданы и искать новую работу при одном только упоминании их имен.

В октябре Невилл думал, что это — все, что можно вдохнуть спокойнее и свободнее. Его ждали еще многие годы работы с трудными учениками, но они по крайней мере не будут носить фамилию Поттер или Уизли.

В январе он узнал, что Вики Уизли, которая, кажется, только недавно надевала на голову Распределяющую шляпу, беременна. Именно тогда Невилл понял: все только начиналось.