Цена свободы (гет)

— Нет! Прекратите... я не могу больше!

На миг Гермионе почудилось, что она сошла с ума, как родители Невилла когда-то. Однако дрожащий голос не принадлежал ей, хотя сумасшествие было бы вполне понятно, — Беллатриса постаралась от души.

— Я не могу на это смотреть, перестаньте! — вскрик повторился, и Гермиона поняла, от кого он исходил.

За нее заступался Драко Малфой. Гермиона подумала, что она никогда раньше не видела столь расширенных зрачков.

— Люц, уведи этих! — даже не повернув головы в сторону Малфоя-старшего, приказала Белла. Люциус, не возразив ни слова, поплелся выполнять задание. Вообще, от прежнего его осталась всего лишь блеклая тень, а часто он вовсе выглядел так, будто мыслями находится далеко от собственного поместья. Гермиона в те довольно редкие часы, когда могла дышать и думать об окружении, успела списать все это на защитные реакции.

В подвале были хорошо слышны крики Драко. Минут через пятнадцать он стал также виден — Люциус тащил сына, на котором из одежды осталась только некогда бывшая белой и целой длинная рубашка. Отец, брезгливо поджав губы, отворил дверь в камеру, придал телу сына ускорение, и оно оказалось по эту сторону решетки. Гарри и Гермиона застыли, во все глаза разглядывая своего нового компаньона. Драко рухнул на колени, потом завалился на бок и остался лежать неподвижным кулем на холодном полу. Это вывело сокамерников из оцепенения, они ринулись поднимать мгновенно озябшее тело — Гермиона отвернулась — и устраивать его на одной из грубо сколоченных дощатых лавок. Это оказалось делом нелегким — Малфой, хоть и не мог выказывать сопротивления, весил столько, как будто его кости как минимум свинцовые.

Пролежав скрюченным непродолжительное время, он застонал и заворочался, рискуя свалиться обратно на пол. Гарри подставил плечо, а Гермиона начала рыться в сумке в поисках фляги с водой. Во время малфоевского беспамятства они даже не попытались обсудить произошедшее, столь невероятным оно казалось.

Сделав несколько глотков, Малфой открыл глаза. Мутный взгляд сразу столкнулся с гермиониным, и он поспешно отвернулся. Гермиона и Гарри переглянулись, и этот безмолвный диалог выражал следующее: наверное, лучше сейчас ничего не спрашивать.

* * *

Перемена в их общении, до этого сводившегося к «Отвернитесь, пожалуйста», «Осталась ли еще вода?» и риторическому «Почему в этот раз так долго никого не забирают на допрос?», произошла ближе к вечеру следующего дня, когда перед дверью в камеру возник силуэт, от вида владелицы которого Гермиону начало подташнивать. Беллатриса ворвалась к ним, с нескрываемым злорадством рассмотрела их осунувшиеся лица и скомандовала:

— Пошли, грязнокровка!

Драко с трудом поднялся с лавки.

— Возьми меня… — его голос дрожал, как и руки, но он неотрывно смотрел Беллатрисе в глаза. — Не ее, меня.

Та глянула на него, как на раздавленного бундимуна, но сразу после этого повеселела.

— Наверняка вы тут уже успели разболтать друг дружке свои маленькие грязные секреты, — ее верхняя губа приподнялась, как у злой собаки, обнажив гнилые зубы. Гермиону передернуло. — Поэтому вы сейчас пойдете со мной оба, да. Посмотрим, что ты расскажешь, когда я займусь твоей грязнокровной подружкой при тебе. И не только я… — и она визгливо рассмеялась.

На сей раз вопли уведенных пленников перемешивались не только с каркающим смехом Беллатрисы, но и со звуками, от которых Гарри сперва зажал уши ладонями, а потом стал лупить кулаками об стену. Фенрир рычал с истинным наслаждением.

Когда все утихло, в камеру доставили Драко. Его, кажется, не тронули, но глаза... такой взгляд мог бы появиться у статуи Лаокоона, оживи ее какой-нибудь маг. Как будто отдаешь последние силы, чтобы спасти себя и сыновей, нет, уже отдал, а кольца змей сжимаются все крепче, выдавливая из тела воздух вместе с жизнью.

— Драко, — тот даже не посмотрел на Гарри, который, кажется, впервые обратился к нему по имени. — Поговори со мной. Все равно, о чем.

Малфой ничего не ответил, но из-под его закрытых век медленно стали просачиваться слезы.

— Драко, — повторил Гарри более настойчиво. Он понимал, что должен растормошить Малфоя. Было видно, что до прощания с разумом ему осталась пара шагов, а их всегда легче и быстрее сделать, когда никого нет рядом. На данный момент Гарри не ощущал себя находящимся рядом с Драко, лишь с его телом. Связь межу оболочкой и душой держалась непонятно на чем. Гарри подумал, что вряд ли бы он сам выглядел по-другому, став свидетелем сегодняшней расправы над Гермионой.

— Драко, почему ты хотел убить Дамблдора? — этот вопрос попал в цель.

— Я не хотел… — слова выкатывались медленно, как бы застревая в глотке. — Мне велели, — он поднял заплаканные глаза на Гарри. — Если бы твои родители были живы и ты бы мог спасти их от гнева Темного… Л-лорда, — он буквально выплюнул последнее слово, — если бы тебе сказали, что они будут жить, если ты убьешь, скажем, Снейпа, что бы ты выбрал?

Гарри силился проглотить вязкую слюну, чтобы сказать, что нет, он бы никогда… но чем дольше он пытался произнести это вслух, с тем более четким и жутким отчаянием понимал, что хотя бы попробовал, как и Драко на вершине Астрономической башни.

Они молча уложили и накрыли притащенную Беллатрисой Гермиону. Гарри старался не смотреть на окровавленные бедра, синяки и рваные раны на шее и груди, но взгляд снова и снова возвращался к доказательствам самого тщательного выполнения угроз Беллатрисы.

Гермиона смогла встать только на третий день, но не позволяла себя касаться. Пробовали оба, понимая, что дружеское ободрение, сопровожденное физическим контактом, может хоть немного изменить ее состояние. Если б она сопротивлялась, товарищи по камере даже обрадовались бы, но нет. Она просто вжималась в угол и оттуда неподвижно и невыразительно смотрела на них.

* * *

Так продолжалось еще несколько дней, и Гарри с Драко, наверное, обрадовались бы даже допросам как возможности не видеть творящееся с Гермионой. А потом посреди камеры объявился Добби, сморщенное личико которого при виде трех заключенных приняло непривычно строгий вид.

Поздоровавшись, он обрисовал план побега.

Самое трудное, по словам Добби, будет добраться до нужного им меча. Он бы мог вытащить их прямо из подвала, но раз им позарез нужен меч…

Меч был нужен, это подтвердил также внезапно появившийся блеск в глазах Гермионы, которая без пререканий позволила взять себя под руку и повести наверх. Спереди шел Добби, потом — очень медленно — Гарри, на которого опиралась Гермиона, а шествие замыкал Драко, постоянно оглядывающийся, будто боясь, что из камеры вслед за ними выскочит еще кто-нибудь. «Может, он не так уж и неправ, — с мрачным юмором подумал Гарри, — тут наверняка хватает призраков».

Решили, что меч себя наиболее уютно будет чувствовать в руках у Гарри. Они сгруппировались для аппарации с краю вычурно обставленного, но основательно подзапущенного зала, встав полукругом перед Добби, когда в спины им полетели сперва ругательства, а потом и заклинания. Троица бросилась врассыпную. Беллатриса разбушевалась так, что палила заклятьями совершенно беспорядочно, пока что ни в кого не попадая. Однако долго так не могло продолжаться, и они снова двинулись в сторону Добби. Домовик схватил Гарри за руку и потянулся к Гермионе, но тут заклинание пронеслось совсем близко к ее голове, и она отшатнулась.

Беллатриса затрясла зажатой в кулаке палочкой — из той вылетали только искры, но ничего кроме них. Личико Добби зато залучилось гордостью, он проворно свободной рукой стиснул гермионину левую и велел Драко взяться за другую ее руку. Пальцы Малфоя несмело коснулись ее, и она вздохнула — сейчас, сейчас… но Добби совсем немного опоздал.

У Гермионы открылся рот в немом крике, когда Драко отпихнул ее плечом, становясь на пути вылетевшего из палочки Беллы зеленого луча. Она еще успела увидеть, как он выгибается, как падает на пол, а глаза стекленеют. Пальцы домовика на ее запястье сжались сильнее. Рывок, и Добби доставил их с Гарри на пляж неподалеку от Ракушки — они втроем вырвались на свободу.