Иноземец (джен)

В это весеннее утро народу в таверне почти не было. Только трое завсегдатаев заведения, что могли заявиться сюда в любое время дня и ночи, да приезжий худощавый мужчина со спутанными тёмными волосами. Иноземец пришёл в таверну около часа назад, заказал себе кружку эля «покрепче» и до сих пор сидел с этой кружкой, хотя уже давно выпил содержимое и мог бы заказать еды или ещё выпивки. Он, пожалуй, вполне мог бы показаться Мирне весьма красивым, но был ужасно уставшим и измождённым, хотя и носил чистую хорошую одежду, которой не побрезговал бы даже какой дворянин — тёмно-зелёную рубаху с чёрной вышивкой на рукавах и у ворота и добротный чёрный кожаный плащ (впрочем, весьма прохладный для сегодняшней погоды), что сейчас был снят и валялся прямо на столе. Волосы иноземцу давно следовало бы подстричь — неровные пряди спускались ему уже на плечи, — и ногти, пожалуй, тоже, зато лицо было гладко выбрито, да и в целом он выглядел куда чище и аккуратнее большинства здешних мужчин.

Сегодня, к счастью, в таверне было весьма спокойно и тихо — те завсегдатаи были уже столь пьяны, что не могли дебоширить, а прилично одетый иноземец, казалось, и вовсе не относился к тем, кто любит покричать и помахать кулаками. Мирне не хотелось бы после отмывать пол от крови и рвоты, находя под столами осколки чьих-то зубов.

Пришлых в их городишке (скорее даже деревеньке, но жители отчего-то гордо величали это место городом) было совсем немного — изредка проходили тут какие-то купцы, что везли свои товары в крупные города или замки. Они почти всегда останавливались в таверне, эти купцы, но Мирна знала каждого из них в лицо, а этот... Этот был совсем незнакомым. Мирна была уверена, что видит его впервые в жизни. Этот иноземец не был похож ни на одного из купцов или местных. Мирна не могла объяснить, почему именно. Возможно, дело было в голосе? В словах, произносимых им? Голос у него был хриплый, но отчего-то приятный, и иноземец этот не произнёс ни одного бранного слова, с тех пор как очутился здесь.

Возможно, иноземец был из менестрелей, подумала Мирна. Менестрелей она видела раза два в жизни — когда в их городке останавливался один знатный лорд со своей свитой. Менестрели были хорошо воспитаны и образованы, они, как и многие слуги богатых господ, хорошо одевались, знали своё место и умели не говорить лишнего. Они умели быть почтительными и считали себя куда выше и важнее простых горожан. А ещё менестрелей учили говорить. Говорить так, что их словам хотелось внимать, а не просто слушать, как бывало с другими.

Он весьма сильно хромал — это первое, что бросилось Мирне в глаза. Хромал и сжимал до побеления губы при каждом шаге. И шёл несколько неуверенно, словно боясь поставить ногу — левую, на правую он опирался увереннее, хотя, казалось, тоже испытывал боль. И всё же — складывалось впечатление, что иноземец уже давно привык так ходить.

А ещё он понравился Делме — это, право слово, было непросто. Темноглазой красавице Делме, родительской гордости, было никак не угодить — то нос у жениха кривой, то уши слишком большие, то ростом не вышел, то говорит «не так», то сестра или мать у него больно злая, то ещё что-нибудь. Мирна не удивилась бы, скажи ей кто, что Делма через пару лет выйдет замуж за какого-нибудь графа или богатого купца и будет всю оставшуюся жизнь купаться в роскоши. Впрочем, не удивилась бы она, если бы ей кто сказал, что Делма не выйдет замуж никогда, останется старой девой и всю жизнь проживёт в родительской таверне.

С её-то разборчивостью могло случиться и первое, и второе. И второе, пожалуй, было куда вероятнее.

На Делме сегодня были алые нижние юбки, совершенно некстати пришло в голову — целых две, обе из шерсти весьма тонкой выделки. Краешек одной из юбок совершенно бесстыжим образом торчал из-под подола обыкновенного коричневого платья. Вероятно, у Делмы нарядов было намного больше, чем у любой другой девушки в их городке — зелёное и жёлтое платья, правда, родители разрешали ей надевать только по праздникам, а нижних юбок всё равно никому не было видно (или — не должно было быть видно). Мирна обычно донашивала за сестрой одежду, когда вещи становились ей малы или просто слишком надоедали.

По мнению Мирны — в их городишке было полно красивых молодых мужчин (куда моложе и симпатичнее этого странного иноземца), на которых её старшая сестра могла бы обратить своё внимание. Те же сын башмачника Кадан, портной Фланн или троюродный племянник бургомистра Сиридин. Но Делма только многозначительно фыркала, когда Мирна пыталась с ней поговорить, и отвечала, что, так уж и быть, обратит на них внимание в том случае, если до двадцати лет её так и не удастся найти того, кто понравился бы ей по-настоящему или хотя бы больше, чем они трое. Мирна в свою очередь очень надеялась, что найти жениха сестре удастся куда раньше — красавица вроде Делмы, может, и могла не торопиться с замужеством довольно долго (даже куда дольше, чем до двадцати), но вот сама Мирна красавицей не была, и, если не поторопится, до конца своих дней остаться старой девой шансов имела намного больше.

Их родители никогда не позволили бы младшей дочери выйти замуж раньше старшей. К большому сожалению Мирны.

Но иноземец Делме определённо понравился. Она бросала на него заинтересованные взгляды — чересчур открыто, даже почти что бесстыдно, как считала Мирна, стоявшая в шаге от неё. Матушка бы сильно рассердилась, если бы заметила подобное. Но её сегодня здесь не было — она вместе с отцом и младшими детьми уехала погостить ненадолго в Лернделл к своей сестре, оставив Джарлата, Мирну и Делму управляться с таверной (отец должен был вернуться к вечеру, так что это не должно было стать слишком сложным заданием). Джарлата, разумеется, оставили за старшего к вящему неудовольствию Делмы. Так что разглядывать своего иноземца — и тихонько посмеиваться и полувлюблённо вздыхать одновременно — она могла совершенно спокойно, не страшась выговора или даже взбучки.

— Скажи — красавец! — с не совсем понятным восхищением шепнула Делма Мирне, кивнув на иноземца. — Какие скулы! И пальцы! И голос тоже!..

Мирна восторга старшей сестры не разделяла — та, пожалуй, ко многому относилась слишком уж легкомысленно. И о том, что иноземца этого они видят в первый и — скорее всего — в последний раз в жизни Делма тоже не думала. Она мечтала о чём-то своём — Мирна даже понять не могла, о чём — и улыбалась. Хотя улыбаться вряд ли было чему — иноземец даже не смотрел в её сторону.

Делму же этот факт — как и куча других — нисколько не смущал, она весело подмигнула сестре и поставила перед своим иноземцем ещё одну кружку крепкого эля, забирая ту пустую, что стояла на столе. И, улыбнувшись, заявила, что это за счёт заведения — Мирна прикинула, что именно могли сказать родители, если бы подобная щедрость открылась им. Джарлата в таверне не было, он ушёл к своему другу, которого только Делма знала в их семье — так что, пожалуй, с ним она вполне смогла бы договориться о молчании. Молчание за молчание — как говорилось в старой детской песенке про нечестивых лорда и его слугу.

Мирну же Делма никогда и не боялась. Нечего было бояться — та ещё ни разу никому не открыла чужих секретов. Молчала, потупив взор в пол — и это всё. Мирна всегда завидовала удальству Делмы или Джарлата — уж они-то могли справиться с чем угодно. Уж они-то умели вывернуться из любой ситуации так, что она оборачивалась в их пользу. Мирна же так не могла. Она могла только работать — натирать полы до блеска, драить медную посуду и раскладывать деньги по разным мешочкам, как того просил отец.

И уж чего Мирна всегда пугалась больше жизни — что с посетителями таверны иногда приходилось разговаривать. Делме же это никогда ничего не стоило. Она могла щебетать обо всём на свете так свободно и весело — и иногда сочувственно и грустно, если того требовала ситуация, — что могла разговорить практически любого.

И иноземец не стал исключением. Сначала он, правда, молчал, мрачно разглядывая принесённый ему напиток, но потом, спустя пару минут Делминого щебетания — Делма отнесла кружку Мирне и велела сполоснуть в воде, после чего вернулась к своему иноземцу, плюхнулась на лавку прямо напротив него и начала болтать — вдруг заметно смягчился и даже стал что-то отвечать. Что именно — девочка не слышала. Она старалась не особенно вникать в сестрицыны разговоры — взяла это за правило с тех пор, как услышала, как резво та распекает Джарлата.

Но, что Мирне определённо не нравилось, иноземец стал под столом касаться рукой Делминых коленей. Кажется, смял её юбку своими пальцами, приподнял немного, так как теперь со своего места Мирна могла видеть не только щегольские кожаные башмачки, какие были ещё, пожалуй, разве что у дочек и племянниц бургомистра, но и голые щиколотки сестры. О! От этого Мирне хотелось провалиться под землю со стыда! Она зажмурилась покрепче и отвернулась, чувствуя, как щёки пылают от смущения. Благо, дел в таверне даже по утрам было много. И пусть осталось ещё вдоволь чистой посуды, со вчерашнего вечера неподалёку от кадки с водой стояло ещё много тарелок и кружек.

Обернуться она посмела лишь после того, как всё перемыла — для этого пришлось немало повозиться — и водрузила на полки, где следовало находиться чистой посуде. И сразу подумала, что, пожалуй, те трое пьяниц, что всегда здесь буйствовали, вели себя сегодня чересчур тихо. Они просто спали, и, казалось, едва притронулись к своим напиткам. В том углу, где сидели господа завсегдатаи, было чересчур темно — Мирна даже не могла разглядеть, что за штуковина лежала посреди стола.

Что-то ледяное кольнуло в груди. Как от нехорошего предчувствия. В одно мгновение стало необъяснимо страшно, но Мирна тут же заставила себя прогнать эти глупые мысли. Что плохого могло случиться в их городке? Лорды воевали где-то у себя в сторонке, крупные города считали такую мелочь крохотной деревушкой, а в то, что действительно существовал этот Сонм из глупых песен, которые передавались из уст в уста последние лет десять-пятнадцать, Мирна с трудом могла поверить.

Да и, в конце концов, у бургомистра был камень, не так ли? Сияющий фиолетовый камень, который был наделён огромной магической мощью — этим камнем приводили в исполнение смертные приговоры. Чудесное оружие. Во всяком случае, так твердил отец. Один из смертных приговоров лет десять назад — тогда к ужасной казни был приговорён изгнанный магистр одного из орденов смерти Эрментрауд — Мирна даже видела. Ей тогда было четыре года, и произошедшее отпечаталось в её памяти так крепко, что теперь едва ли что-то могло вытравить.

А Делма всё ещё болтала со своим иноземцем. Хихикала невпопад — как совершенно не пристало девице на выданье, что хочет иметь хорошую репутацию. А без хорошей репутации удачного замужества можно было не ждать — такой красавице явно следовало удачно выйти замуж, за человека зажиточного и из хорошей семьи. Впрочем, хотела ли Делма иметь хорошую репутацию? Мирна всегда думала, что это естественно, но, возможно, для её сестры всё было несколько... другим. Возможно, она действительно мечтала просто улыбаться, когда того хочется, как и говорила? Возможно, она действительно не хотела того удачного замужества, какое ей пророчили?

Иноземец, наконец, тоже улыбнулся. Посмотрел ещё разок на Делмины кудри, с нежностью коснулся их рукой и, отпив из кружки эля, словно решил что-то для себя, привстал и, наклонившись к Делме, с донельзя серьёзным видом что-то прошептал ей на ухо. Что-то, заставившее её вдруг сильно побледнеть — невиданное дело. Мирна подумала, что на месте сестры, должно быть, умерла бы со стыда — ей и так того безумно хотелось. Делма же выглядела испуганной.

Следовало напомнить себе, что у неё всегда было так себе с оценкой ситуации — Мирна помнила, как лет семь назад Делма чуть не умерла, почти утонув в холодной реке, и казалась весьма весёлой и спокойной, а через месяц перепугалась обычной кошки. Возможно, сегодня всё было так же, и испуг Делмы следовало просто не замечать.

Но она вдруг встала из-за стола — и иноземец тоже приподнялся и накинул себе на плечи тот плащ — и, подойдя к Мирне, крепко схватила её за руки, да так, что той не удалось сдержать вскрика от боли. И, пожалуй, от обиды тоже — Делма ещё никогда не была настолько груба с сестрой. Бывала резкой, могла иногда прикрикнуть, если ей что не нравилось, но никогда не делала больно.

Но в глазах Делмы было столько страха, того животного ужаса, что обижаться едва ли получалось. Она это не со зла, твердила себе Мирна, она просто отчего-то напугана донельзя, и сердиться на неё за неуместную порывистость не менее неуместно.

— Что-то случилось? — спросила Мирна дрожащим голосом, надеясь, что сестра сумеет хотя бы сказать ей, что её так напугало.

Но вместо этого услышала только голос иноземца.

— Спрячьтесь, — велел он со вздохом. — Если хотите пережить сегодняшний день — просто спрячьтесь и не высовывайтесь из своего укрытия до вечера.

У Делмы дрожали руки, она кивнула в сторону извечных посетителей таверны и издала какой-то едва слышный полувсхлип. Мирна догадалась — они были мертвы. Они притихли почти сразу после того, как иноземец вошёл в таверну. Прошёл прямо мимо них — если говорить точнее. И заказал у Мирны кружку эля, которую та тут же подала ему, ничего не заметив. Делма же пришла двумя минутами позже.

— Я вас не трону, — пообещал иноземец. — Не после оказанного мне радушного приёма. Но мои друзья, боюсь, не столь... признательны разным мелочам.

Мирна вздрогнула и позволила вышедшей, наконец, из оцепенения Делме себя увести. В ту крохотную тёмную каморку, что находилась между первым и вторым этажом. Эту каморку отчего-то никогда не было видно ни с первого, ни со второго этажа, дверь в неё располагалась так, что заметить её можно было лишь поднимаясь или спускаясь по лестнице.

В детстве тут частенько запирали и Мирну, и Делму, и Джарлата в наказание, если они вели себя плохо — и такое случалось, пожалуй, куда чаще, чем хотелось бы. Тут было тесно, что поместиться двоим почти взрослым девушкам было ужасно трудно, а воздух был сырой и затхлый, что не сразу удавалось привыкнуть, но где-то на стене были ножичком вырезаны забавные картинки. В каморке было довольно темно, но разглядеть их при большом желании было можно.

К тому моменту, как внизу послышались голоса, Мирна не знала, сколько времени они с Делмой провели в этой каморке. Она прижалась к сестре (от Делмы пахло мелиссой и шалфеем, и этот запах Мирна заметила только теперь), положив голову ей на плечо и просто ждала чего-то. Ждала и боялась одновременно. Мирна думала — окажись здесь Джарлат, а не Делма, ей было бы спокойнее. И Делме тоже было бы куда спокойнее, окажись с ней брат, а не младшая сестра.

— Хотите эля, ребятки? — услышали они насмешливый голос иноземца где-то внизу.

Кажется, он зашёл туда, где обычно разливали выпивку и подошёл достаточно близко к бочкам, где она находилась. Мирна дёрнулась было от возмущения, но Делма удержала её на месте, ещё крепче прижав к себе, и зажала ладонью рот, легонько хлопнув по губам.

Внизу был слышен топот — как будто не меньше половины дюжины человек в грубых сапогах зашло в таверну. Вероятно, так и было. Друзей у иноземца могло быть много. И Мирна считала, что им с Делмой определённо следовало вмешаться — иначе от отца с матерью завтра-послезавтра попадёт так сильно, что обе долго ещё не смогут сидеть. Но сестра держала её очень крепко — пришлось подчиниться.

По мнению Мирны лучше было умереть, чем на следующий день столкнуться с родительским гневом. По мнению Мирны — им обеим следовало выйти из своего укрытия сейчас же и показать незваным гостям, что и как. По мнению Мирны — ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы сегодняшний день закончился разорением родительской таверны.

— Не спрашивай то, что и так знаешь! — воскликнул кто-то грубым резким голосом. — Наливай давай!

Послышался какой-то то ли звон, то ли лязг, а потом на пол или на стол упал какой-то мешок или свёрток.

— Да побольше! — хохотнула незнакомая женщина, и Мирна даже глянула на сестру с удивлением.

Она ещё никогда не слышала, чтобы эль пили и женщины тоже. В таверну женщины заходили только затем, чтобы увести домой своих нерадивых мужей — тех, что выпили чересчур много и были не в состоянии дойти самостоятельно. Других Мирна в их городке не видела. Да и в том, где жила тётя — тоже. Делма казалась менее удивлённой, но куда более настороженной. Она тоже прислушивалась к разговору тех людей внизу, но, казалось, и вовсе не волновалась о том, что незваные гости могли что-то разбить или выпить чересчур много, что существенно опустошит их запасы.

— Всё-таки, Йохан, ты классно придумал — сторожить для нас столь очаровательное заведение! — фыркнул после некоторой паузы тот человек с грубым резким голосом.

Йохан — повторила про себя Мирна. Йохан — следовало запомнить. Будет, во всяком случае, что сказать родителям, когда они вернутся. Имя — уже кое-что. Делма тихонько шептала молитвы — едва-едва слышно, зато довольно щекотно — Мирне на ухо и не обратила никакого внимания на то, что прозвучало имя того иноземца.

От пережитого страха хотелось спать — с Мирной частенько такое случалось. Она зевнула и как можно более бесшумно устроилась поудобнее. Те люди переговаривались о чём-то между собой — кажется, их действительно было не меньше шести человек, судя по голосам. А Делма просто сидела, прислонившись к стене и молча разглядывала вырезанные Джарлатом картинки. Её дыхание успокаивало и убаюкивало.

Мирна и сама не помнила, как заснула.