Моё наваждение (гет)

Двемерит, из которого были руки Учителя, часто причинял боль. Иногда терпимую, иногда заставляющую сжать зубы и зажмуриться, чтобы не закричать. Наверное, сколько бы не прошло времени, приноровиться к протезам Мастер так и не смог.

Она, наоборот, любила касаться изрезанной орнаментом металлической поверхности, проводить по завиткам кончиками пальцев, хотя и прекрасно понимала, что ее прикосновения Лорд никогда не сможет почувствовать. Только представить.

Ей нравится, когда двемерит теплеет под пальцами, когда движение запрятанных механизмов отдается легкой вибрацией. И, конечно, очень нравится прятать за спиной ловко отнятый у Сила головной убор, обещая отдать за поцелуй и, получив требуемое, продолжать вредничать, не возвращая того, что уже отобрала, но отстегивая быстро тяжелые аграфы, пытаясь стянуть наплечники. Она всегда находит это смешным. Лорд Сил, кажется, тоже…

— Полагаю, ты думаешь о том, как вернуть к жизни своего механического паука, — тяжелая ладонь легла на плечо, заставляя вынырнуть из собственных грез, настолько далеких от механики, насколько это вообще возможно. В ее мечтах голос Сехта никогда не был настолько ровным, каким Учитель обладал на деле, и говорил Сил теплее и мягче. — Соберись, сэра. Я не для того позволил тебе остаться, чтобы ты витала в собственных грезах. Учись или уходи следом за остальными.

Нирардолин вспыхнула, покраснела до кончиков ушей и ниже опустила голову, спрятавшись за собственными волосами. С каждым днем в Городе оставалось все меньше учеников. Должно быть, за прошедшие века Лорд Сил порядком устал и от поклонения ему данмеров, благоговеющих перед своим живым богом — одним из АльмСиВи — и от последователей, и от таких, как она, жадных до знаний…

Ее очарование Мастером для нее так же ново, как и статус ученицы. Она приложила слишком много сил, чтобы оказаться в Заводном Городе.

«Я не имею права провалиться… не имею права… если я оступлюсь, то придется возвращаться в Фёстхолд, придется признать поражение перед матушкой, отцом и их жаждой наладить отношения с Клаудрестом через мою свадьбу.

Я. Не. Имею. Права. На. Ошибку…»

* * *

Ей сложно было признаться самой себе, что восхищение перед Силом, его многовековой мудростью и безграничными знаниями, давно переросло в большее, нежели ученическая привязанность. Но она призналась себе, а после и ему, найдя отклик.

Сидеть за книгами вместе гораздо продуктивнее, нежели пытаться одной понять сложные процессы производства и двемерские технологии. Она неизменно вздрагивает каждый раз, когда Сехт проводит пальцами по ее запястью, указывая на нужное место страницы. Замирает от захлестывающей нежности, когда ощущает дыхание Мастера на не скрытой тонким шелком платья коже, будь то шея или плечо. И теряет дар речи, всякий раз, как он кладет ей ладонь на спину, заставляя выпрямиться, следить за осанкой…

Создавать из металла и плоти что-то живое, живущее и мыслящее само по себе было непередаваемо. Она всякий раз с замиранием сердца ждала запуска, прикусывала нервно губу и задерживала дыхание. А после косилась на Сила, желая в алых глазах заметить хоть каплю одобрения. И изредка, наткнувшись на невысказанную похвалу ее успехам, выдыхала, позволяя себе быть чуть менее похожей на натянутую донельзя струну. Ждала, пока затихнут удаляющиеся шаги Учителя, и закрывала глаза, опуская голову. Мысленно просила мать ее простить. Нирардолин знала, что из нее выйдет плохая жена, знала, что как она ни старайся, все равно не испытает к мужу ни расположения, ни нежности, сколько бы времени не прошло в браке. Как можно кого-то полюбить, когда ты отдал свое сердце богу?

* * *

Металл, касающийся кожи, кажется ледяным, хотя должен был давно согреться от ее тепла. Оно всегда так выходит. У нее под кожей словно фояда — огненная река, лава вместо крови. Двемерит вечно холоден, как шапка Монавен — Снежной Башни Скайрима. Этот контраст ей нравится в числе прочих странных мелочей. В нем есть что-то неизменно удивительное. Как что-то удивительно забавное и игривое есть в ее манере надевать, вставая с ложа, его робу, теряясь в длинных мягких складках, или в ее любви тереться о белоснежные волосы Мастера щекой, целовать Сехта, когда тот спит. И точно такое же удивительно простое, как осознание, что для нее нет и не может быть больше ни аэдра, ни даэдра, теперь она может верить только в последнего из Дома Сота, в воплощенное божество из Трибунала, в Учителя и Мага. Она может верить только в Сота Сила…

Котел взорвался слишком неожиданно, чтобы она успела выставить щит, руку пронзила боль, прошивая до локтя, а после мир заволокло пеленой.

Открывать глаза было страшно, потому что там, за преградой сомкнутых век, ожидаемая укоризна. Она все же совершила то, чего так боялась. Она ошиблась. Столько лет оставаться в числе последних, а после и вовсе единственной, кто еще не покинул Мастера. Нирардолин могла найти силы корить себя, но найти смелость простить себе оплошность и способность попрощаться с Учителем — нет.

— Я сделал все, что было в моих силах, Лин, — голос Сила все так же бесчувственно ровен. Нирардолин разглядела собственную руку, до локтя горящую блеском двемеритового сплава. Что же, хоть чем-то она теперь похожа на того, кого любит.

— Я могу остаться и продолжить обучение? — В глазах Сехта, разглядывающего ее с бесконечной усталостью, вспыхнул на мгновение огонек интереса.

— Если находишь это необходимым. Хотя у меня с каждым месяцем все меньше уроков для тебя.

Она едва нашла силы подавить улыбку.

* * *

Солнце так и не выглянуло из-за тяжелых красных туч, приходивших со стороны Вварденфелла. Нирардолин чувствовала, что точно такие же тучи с каждым днем все больше нависают над ней. Она давно уже собрала те немногие вещи, что ей принадлежали. Но Сота Сил пока молчал. И встречаться с ним лишний раз она боялась. Боялась, что не выдержит укрываемых столько лет чувств. Боялась, что услышит равнодушный приказ покинуть Заводной Город.

Лин глядела на уродливое небо из-за полупрозрачной слюдяной перегородки, а после возвращалась к Ку. Механический вестник сломался в самый неподходящий момент, окончательно отрезав Город от остального Ресдайна.

— Оставь ее. Они больше не нужны. От них было слишком много шума, теперь же пришло время благословенной тишины.

Нирардолин отложила в сторону маленькую отвертку и птичку-Ку. Ниже опустила голову, опасаясь встретиться взглядом с Сота Силом. Сколько бы она не избегала лишних встреч с Учителем, время той самой встречи все же пришло.

— Я должна уйти, верно? — Не стала тянуть, не стала заставлять Сехта произносить страшные слова.

— Мне нечему тебя больше учить, дальше ты должна искать знания сама.

Осталось только встать и молча выйти вон. Но сделать ей это сложно, потому что кажется, что любое движение будет похоже на удар.

Подхватить уже собранные вещи.

Встать возле портала в одну сторону.

Стараться не заплакать, не выдать себя ни жестом, ни дрогнувшим на лице мускулом.

Самой стать механической куклой. Идеальным спутником из металла и камней душ.

— Сил, — почти шепчет, позволяя себе кощунственное панибратство. — Раз уж я больше не вернусь, я хочу сказать, пусть даже это и будет с моей стороны эгоистично… практически с первой встречи, с первого урока, я стала такой же, как те несчастные, что живут за стенами Заводного Города. Я не хочу уходить, но вынуждена, чтобы не досаждать своим присутствием. И хоть это ничего не изменит, я любила тебя и продолжу любить.

Голову подняла — в последний раз посмотреть на Часовщика, запомнить до мельчайших деталей все. Тот молчал, спокойно и чуть устало — как, впрочем, и всегда — улыбаясь.

— Я знаю, Лин. Я соврал, у меня есть еще один урок для тебя. Последний.

Двемеритовые тиски сжали плечи, причиняя отрезвляющую боль, выжигая дотла борзую юношескую смелость.

— Любовь, девочка, — губами почти дотронулся ее уха, — это просто слово. Глупое и ничего не дающее. Неудачное определение цепи химических реакций, превращений, преобразований, каждое из которых известно тебе и изучено тобой вдоль и поперек. Будь счастлива в Фестхолде и найди что-то новое. Прощай, одна из лучших моих учениц и преданнейшая из последователей.

Коснулся мягко губами лба в благославляющем отеческом поцелуе, осторожно оттолкнул прочь.

И мир исчез в сполохах портала…

* * *

Имеральда была удивительно умна и умела замечать такие мелочи, на какие мало кто обратил бы внимание. Она знала, что между матерью и отцом никогда не было и не могло быть душевного тепла, как, собственно, не было и не могло быть теплых чувств и у нее к отцу. Они похоронили его тихо, а после вернулись к собственным делам. Каждая ушла с головой в собственное хобби. Мать в двемерские технологии, Имеральда — в историю снежных эльфов.

Маленькая механическая птичка оказалась неожиданностью для обеих.

Леди Нирардолин сжала вестника в ладони, удалилась в личные покои и не выходила из комнат несколько дней. И лишь позже, когда мать заперлась в лаборатории, Имеральда узнала, что заставило ту превратиться на какое-то время в затворницу…

Все осталось таким же. Те же давящие своды залов, те же поскрипывающие механизмы и полуживые фабриканты. Ее никто не посмел тронуть, словно каждый помнил ее легкие шаги по залам.

Воплощенный Неревар оставил все как есть. Альмалексия, обезумевшая из-за потери божественной искры, погибшая от руки Нереварина, лежала сломанной куклой перед Сота Силом, которого лишила жизни. Лин отодвинула Айем мыском расшитой туфли, чтобы приблизиться к теперь уже мертвому богу. Больше ей не в кого верить.

Металлическая маска в руку отдала холодом, расцвела орнаментом под чуткими пальцами.

— Я вернулась, Учитель. Я нашла новое и нахожу еще и еще. И в этом оказалось мое счастье, — коснулась губами на маске прорези рта. — Ты так устал, теперь отдохнешь. Прощай, Сил из исчезнувшего навеки Дома Сота…

* * *

Имеральда нашла ее разглядывающей из окна гостиной закат, тот был багровым и жутким, как давнишние тучи, шедшие со стороны Вварденфелла. Дочь долго стояла, не решаясь заговорить, но нашла, наконец, в себе силы.

— Куда ты исчезала?

— Была в Морровинде. Мой учитель умер, я должна была его увидеть.

— Потому что любила его?

Нирардолин рассмеялась легко.

— Нет, моя дорогая. Потому что он был моим Наставником, великим магом и моей религией. Любовь — это просто слово, не способное передать того, что я чувствую к Мастеру Силу…