One Point Perspective  (гет)

— А ты сама никогда не думала позвонить мне, когда выпьешь? — вполне серьезно спросил Тони, и Пеппер, кажется, задумалась, застегивая лифчик. Застежка у него спереди. Тони любовался картиной. Вот такой, еще не до конца протрезвевший, толком не одевшийся или не до конца раздетый, он абсолютно точно ее не заслуживал. Пеппер, конечно, об этом знала, потому что в лицо ему прилетел мятый галстук — прямо с пола, — пока она выуживала откуда-то из-под кровати свои классические лодочки, но не черные, как обычно, а красные. Одну из-под кровати. Другую нашла у шкафа. В памяти всплыл даже этот скрип дверцы, как будто в нее что-то впечаталось с размаху. Вот, оказывается, что.

— Напомни-ка мне, когда в последний раз со мной случалось счастье в виде пары свободных дней? Чтобы напиться так, что захочется кому-то звонить — это мне-то! — она нырнула в свою узкую юбку, не прекращая говорить, на мгновение голос зазвучал глухо, будто из-под воды, и Тони невольно подался вперед, глядя на то, как она выныривает. — Мне для этого нужен как минимум еще один выходной, чтобы лежать с больной головой, — вжикнула сзади молния. — Не доступная простым смертным роскошь.

Тони отбросил галстук на смятую подушку под рукой. Напиваться до беспамятства было для него роскошью, лишь потому что требовало времени и слишком больших усилий. Напиваться — это долго. Но вот то, что, не ответив на его звонок и получив с десяток смс не самого пристойного содержания, Пеппер действительно приехала, до сих пор не давало ему успокоиться. Он чувствовал себя приятно взбудораженным, неудовлетворенный разум не давал телу разомлеть от оргазма, и поэтому Старк нисколько не удивился тому, что, даже не зайдя в душ, Пеппер наскоро обтерлась полотенцем и принялась собираться.

— Ты даже не думала о том, чтобы остаться тут на ночь?

— В отеле? — она аж обернулась от удивления. — Ты действительно предлагаешь спать в отеле? Мне, в отличие от некоторых, с утра на работу.

Тони пожал плечами. Глупый вопрос, но еще глупее было бы его не задать. Поэтому он решил зайти с другой стороны, все равно в сложившейся ситуации ему нечего было терять. С Пеппер в этом смысле удобно — после каких бы то ни было его слов она никогда не станет думать о нем хуже, чем уже успела подумать до.

— А я вот думаю о тебе постоянно, ты не представляешь, каждый вечер на этой неделе думал о тебе, — сделал пробный выпад Тони, не отрывая от нее глаз. Она, конечно, вздрогнула и отпустила пуговицы на блузке, но поворачиваться не стала. Так и застыла в полупрофиль в ожидании продолжения. — Пеппер, я мечтаю о тебе каждую ночь, — не стал останавливаться Тони, давая ей то, что она хотела. — И почти каждое утро, сама понимаешь, — не скрывая усмешки в голосе, но смягчая ее, удостоверился, что и по ее губам пробежала улыбка. — И это так странно, знаешь, я не привык к такому, но — и это не то чтобы дискомфортно — но порой мне кажется, что это, знаешь, что-то среднее между ощущением, как будто что-то застряло у меня между зубов, и чувством, что я влип по уши, — она даже успела открыть рот в не сформулированном еще толком возмущении. — Да, не очень красиво звучит, знаю, но я вроде как надеялся, что ты приедешь. Но, правда, я очень удивлен. Ты не отвечала, и я думал надраться так, чтобы было стыдно не только за те сообщения, что я тебе наотправлял, но еще и за парочку новых видео в сети, которые ты обязательно бы увидела на утро.

Он никак не ждал, что Пеппер отвернется, спешно застегивая блузку и одновременно влезая в свои невъебенно высокие каблуки и, когда она потянулась за оставленным на тумбочке клатчем, обнаружил, что застегнулась она к тому же еще и криво. Пальцы сами собой дернули за блузку, выправляя ее из-под пояса юбки, и он наконец встретил ее возмущенный взгляд. Ой, поправочка: смущенно-возмущенный. Пеппер совершенно неожиданно покраснела.

— Тони, я, — начала, конечно, она. Ей давно пора было что-то ответить.

— Пеппер, мне важно — прости, что перебиваю, — гася ее возмущение окончательно, элегантность ему не присущая, потому что обычно ему до заднего места эти реверансы, — мне важно знать, взаимно ли это чувство? Не то, что похоже на грязь между зубами, конечно, — Тони отпустил наконец край ее блузки, вставая с кровати, чтобы оказаться совсем рядом, и отвел взгляд. В конце концов это все стало немножко, совсем чуть-чуть неловким и для него тоже.

— Тони, я, — сказала Пеппер и под странный треск неожиданно упала прямо ему на плечо. — Че-е-ерт, — прошипела она в мятый воротник его рубашки, теперь и в этом месте расставшийся с девственной белизной от очередной встречи с ее губами.

Старк, успевший подхватить ее за плечи, конечно же, не удержался, вставив что-то про счастливые обмороки, в которые обычно падают фанатки, чего от Пеппер он ожидать не мог, однако, все равно, конечно, лестно. А потом нес на руках до машины, не обращая внимание на ее возмущения и пару-тройку тычков сломанным каблуком в спину. Все смотрят, Тони, и, знаешь, на руках несут обычно в номер, а не из него. Все, поставь меня на место, не хватало еще, чтобы водитель это все увидел. А, это Хэппи. Зачем ты посреди ночи гоняешь Хэппи?! И если завтра я найду хоть одно видео… Галстук, кажется, так и остался на подушке в том номере, и, честное слово, это был, пожалуй, самый романтичный эпизод их совместной жизни. Надо было почаще раскидывать ее туфли в порыве страсти.

* * *

Дорогая, сейчас не время думать об этом, до-ро-га-я, знала бы ты, как дорого мне обходишься, дорогая. Целых двенадцать процентов. Семнадцать? Я сказал, семнадцать?

Ты считаешь меня безответственным? Что ж, дорогая, с тобой мне все пять. Послушай, я никогда еще, кажется, не чувствовал себя таким дураком, но знаешь, мне не жаль. Мне все равно, что ты подумаешь о происходящем, хуже, чем есть, ты думать об этом обо всем уже не сможешь. Знаешь, это… меня расхолаживает что ли. Мне нельзя быть таким безответственным, но с тобой как будто бы можно. Удали это, Джарвис, удали это, Пятница, если я вернусь. Дорогая.

Мысленно я возвращаюсь в наш номер. Каждый раз возвращаюсь, будь это хоть перелет над Атлантикой, хоть полет с ядерной бомбой за плечами, хоть поездка на такси в час-пик. Ради перепихонов по отелям — так ты это называешь — я готов хоть на такси, хоть в такси. Я думаю о том, как ты смотришь на меня, лежа на боку, руки зажаты между коленей. Я не успеваю захлопнуть за собой дверь, как напарываюсь на твой взгляд. И эти колени. Я хочу думать только об этом.

Не боюсь. Вспышек за плечами, не успеть выпустить или не успеть схватить, умереть от обезвоживания, бредовых галлюцинаций, потерпеть неудачу, испуганно и дезориентировано оглядываясь на укус, не страшнее собачьего, распасться на части, не найти пути домой. Обними меня, как в последний раз. Дорогая.

Но при мысли, что ты меня ждешь там — и не дождешься, хочется выть. Ты не можешь плакать из-за меня. Слезы портят сюрприз. Я возвращаюсь домой. Почему в таких случаях мне всегда кажется, что ты приветствуешь меня прощанием?

* * *

Он узнал, что бывает по-другому. Неожиданно, после стольких лет, после бесчисленных связей, разорванных связей, узнал. Побывал в космосе и узнал. Потерял все, и особенно — надежду, и понял. Почти умер, почти исчез, и вот теперь знал.

Она собирала его воедино. Посадила в землю пепел и, наверное, ждала, что он прорастет. Тони был не против: пепел в землю — все равно что похоронила. Он-то ничего не ждал. Но она наконец-то взялась за него, о, он и понятия не имел, прожив с десяток лет под ее взглядом, передав в ее руки компанию, как она умеет вцепляться и не отпускать! Она сказала: не бери себя в руки, если не хочешь, но не мешай мне. Обхватив его запястье, — оно почти полностью поместилось в ее пальцах. Он сидел под капельницей, ничто не прикрывало заросшую дыру в груди, сквозняк приятно гулял по комнате, а он был только тем, чего касались ее пальцы. Он слабо улыбнулся на ее слова. У него и шансов-то не было, он мог быть только тем, что она скажет.

Он не мешал ей вплоть до того вечера, когда они оба оказались на пороге своего номера. Она схватила его за запястье, пальцы больше не смыкались, улыбаясь знакомо, втянула внутрь, внутри было темно. Он не знал, как она оказалась на нем, как он оказался под ней, смутные тени, вот и все, что он мог ей предложить, не на что опереться, но она не любила невесомость. Обожгла шепотом ушную раковину, спустилась к ключицам, огладила руки и о них оперлась. Из его смутного облика под ее губами стали проступать черты. Он чувствовал свои руки под ее руками. Он чувствовал, как верхняя губа от жара и напряжения прилипла к зубам, но все никак не решался отлепить ее, проведя по зубам языком, пока не застонал и не сделал это автоматически. В этой кромешной темноте, за кем-то любезно зашторенными шторами, он вдруг понял, что видит ее. Мелькнул в полупрофиль идеальный угол ее носа. Скользнула за плечо глянцевитая прядь. А другая по его груди. Он смотрел и смотрел, будто, не касаясь, силился коснуться, она касалась за двоих. Он почувствовал наконец свои пятки, жестковатое и прохладное, постельное белье смялось, когда он согнул ноги в коленях, чтобы удобнее было двигать бедрами.

Неоспоримое преимущество умирающих и кончающих — возможность произносить банальности, не компрометируя себя. Это была ты, мисс Поттс. Всегда была ты. Он уткнулся носом подушку, гася слишком яркие вспышки, шея протестующе заныла.

— Знаешь, что! — вдруг возмущенно воскликнула она, слабо ударяя его обеими кулаками разом в грудь. — Я тебе не мисс Поттс, ясно? Миссис Поттс, и никак иначе. 

Тони улыбнулся и поцеловал ее в висок, прежде чем соскользнуть к губам.

— Я все-таки рискну предложить «миссис Старк», чтобы компания официально...

— Нет, — безапелляционно заявила Пеппер, — никакой галиматьи с документами. Я этого не выдержу. И публичные личности, знаешь ли, как-то не меняют фамилии.

— Значит, только для нас, — согласился Тони.

— Для нас, — кивнула Пеппер. 

И в посторгазменном забытьи Тони снилось, как из пепла восстают вселенные, а Пеппер, лежа рядом, почему-то знала, что сегодня они вдвоем создали нечто большее.

* * *

Напоминая себе о том, что есть в их жизни то, о чем никто никогда не узнает, хочется представлять что-то такое. Отельная романтика, первые шаги навстречу не просто друг другу, а чему-то совместному. Их номер. Я не занимаюсь сексом на работе, Тони. Ты буквально на ней сидишь сейчас. Слава небесам, ты больше не моя работа, Тони. Всякая глупость. Вечное нежелание жить там, где она и так проводит всю жизнь. Первый совместный переезд. Первый общий дом. За окном светает. В приоткрытую форточку тянет весенним холодом, птицы орут оглушительно. У них брачный период, песни и гнезда. Она встает с дивана и, завернувшись в плед, не включает свет и идет почти наощупь, угадывая происходящее по глухим звукам, доносящимся снаружи.

Пеппер находит его на крыльце, лицом в пол. Присаживается рядом на корточки и с трудом переворачивает на бок. Лоб размозжен, весь висок в крови. Вонь невыносимая. Старк осоловело моргает и неловко тянется, не торопясь вставать. Приходится ловить его затылок в миллиметре от пола, чтобы не приложился и им тоже. Стонет, не дает ощупать голову, наконец, кое-как встает. Судя по запаху, где-то тут должна быть лужа блевотины. Пока она оглядывается, он успевает вписаться плечом в дверной косяк.

— Откуда так несет? — спрашивает на удачу Пеппер, вдруг дойдет.

— В твоих хостах, — булькает Тони и наконец переваливается через порог.

Этой весной такое происходит уж слишком часто. У Пеппер нет подруг, чтобы таким делиться. У Пеппер нет подруг, которые могли бы дать совет. Пеппер уже даже начинает задумываться, почему у нее нет подруг.

Шум шагов на лестнице подгоняет ее, но напоследок она поглубже вдыхает холодный весенний воздух. На востоке зажигается небо, и, хоть и вспоминая невольно о том, что, вернувшись в последний раз в таком состоянии, Тони обмочился прямо в кровати, она чувствует какую-то необъяснимую надежду, глядя на то, как стремительно наступает утро. Прижимая руку к животу, она чувствует, как все меняется. Скоро и это пройдет.