Королева Драмы (гет)

Женщина напротив кривое отражение самой Нарциссы — лет через тридцать — сорок.

Строгая прическа, седые волосы, морщины. Ни капли скрывающей магии. Она не стыдилась признаков старости.

— Это случилось снова.

Звучит слишком драматично. Нарцисса — честно — не хотела. Всегда презирала королев драмы.

У нее была подруга, которая любила вставлять троеточия в каждое письмо, в каждое предложение, порой через слово. Нарцисса с удовольствием сжигала эти письма, но перед этим вежливо читала.

Высшее, мать его, общество.

— Он снова тебе изменил?

Нарцисса оглядела комнату: голубые обои, светлая мебель, на столике бутылка вина. Занавески лёгкие, прозрачные, колышутся на ветру. Смотреть в глаза… Это требовало слишком много усилий.

— С ноября. Я обнаружила во время последнего приема.

Она так старалась. А за ее спиной...

— Что ты чувствуешь? Хочешь сорвать злость? Что у тебя внутри?

Нарцисса не хотела. Ничего.

— Пустота.

Словно огромная дыра в груди. Вот сердце — болезненный сгусток — мышцы, вены, артерии, кровь. Вот ребра — изогнутые кости. Под ними лёгкие. Внутри кислород с дымом и углекислым газом. Нарцисса не сильна в анатомии, но где-то среди этого дерьма — черная дыра.

Когда Нарцисса лежит, не может уснуть, она представляет как кинжал вонзается ей в грудь. Она слышит хруст ребер, и нет ее цыплячьих косточек. Лезвие рассекает ткани и проваливается. В пустоту. В дыру эту ебанную.

Она лежит на огромной постели театрально: на подушках, приложив ладонь ко лбу. Кашляет. Чувствует металлический привкус во рту, губы бледные, наполовину алые, кровь пузырится. Красные капли стекают по белоснежной коже.

Она спокойна.

Рваные раны на предплечьях — это красиво. На чистой белоснежной постели красное — тоже.

А сами трупы уже нет. Отекшие, воняющие, со всем естественным наружу.

Нарцисса вовсе не хочет умирать. Это вовсе не планы, лишь внутреннее состояние.

Она встаёт по утрам и наводит красоту. Идеальная мантия, макияж: присыпать синяки пудрой, а черную дыру шелухой эмоции. Она засосет, конечно, все. Но так Нарцисса будет ненавидеть и презирать себя только по ночам.

— Пустота — это "я настолько зла, что..."?

Нет, нет, нет. Вовсе не так. Там где-то внутри… то, что Нарцисса умеет мастерски игнорировать. У нее большой опыт затыкать себя. Нарцисса улыбается, и даже не больно.

Это словно вакуум, но есть стенка из болезненного равнодушия.

Нарциссу учили контролировать эмоции, а не выражать их. Впрочем, к чему это детское обвинение. Нарцисса умеет контролировать, высмеивать и не обращать внимание. Родители здесь вовсе не причем. Она же взрослый человек. Это она виновата, что тихой, холодной и равнодушной ей лучше.

Но теперь она не умеет выражать боль, обиду, злость. Ей проще забыть, сделать вид, что ничего не было.

— Нет, это как барьер.

Пустота дает всплеск энергии, потому что ты не отягощен хреновым мыслями.

— Способ контроля?

Но это иллюзия. Нарцисса готова заняться чем угодно, лишь бы отвлечься.

— Да.

Самое страшное — оставаться одной. Наедине со своими мыслями презирать себя за слабость, понимать, что тебе больно, и это ты позволила причинить тебе боль. Какое ужасное слово "снова".

— Ты понимаешь, что все эти эмоции, которые ты прячешь внутри, накапливаются?

— Я слишком труслива, чтобы столкнуться с этой болью. Она слишком...

— Твой отец изменял мне, — Друэлла закурила. — Изменял, изменял и изменял. Я вырастила одну дочь, вторую, третью, — она откинулась на спинку дивана, держа в одной руке бокал вина, а во второй длинную сигару. — А потом я его убила.

Что ж… У Нарциссы были сомнения, что отец умер от сердечного приступа.

— Эмоции имеют свойство накапливаться, дорогая Нарцисса. Вопрос только в том... — Друэлла улыбнулась. — Какой будет взрыв?