Я пристрелю тебя, шавка (гет)

Music:

Broken Bones — Nonpoint

Love the Way You Hate Me — Like A Storm

Wake Up — Arcade Fire

* * *

Единственное о чём она думала, так это выбраться как можно быстрее. Единственное чего она желала больше, чем оказаться вновь на свободе, а не под прицелами, так это избежать встречи с ним. Только от одной мысли об этом где-то в глубине с трудом восстанавливающегося организма стыла кровь. Она ведь не трусиха. Нет. Она всегда шла вперёд, не глядя ни на что.

Нет смысла смотреть, даже оборачиваться. Это не даст ничего, кроме противных воспоминаний, которые просто не дают спать по ночам.

Она не до конца понимала, зачем решила вернуться в зал, для чего вышла из плавильни. Даже находись она сейчас в самом лучшем физическом здравии, она не будет противником наёмному убийце Испании.

Найроби поняла это ещё в первый день, когда он приставил пушку к её голове. А затем ещё больше убедилась, когда он, глядя точно ей в глаза, сказал, что пристрелит. Она поверила этим словам, поверила без толики сомнения. В его взгляде читалось что-то такое, что невозможно было описать словами — уж она бы точно не смогла. Она знала, что дай ему в руки тогда пистолет, он бы нажал на спусковой крючок, не задумываясь ни на секунду. И, возможно, даже улыбнулся бы потом. Получая настоящее наслаждение от того, что смог пристрелить шавку.

Это обращение её не зацепило, нет. Просто запомнилось. Она сама не могла понять, почему это слово застряло где-то в подкорке мозга.

Передвигаясь по длинным банковским коридорам, именно об этом думала Найроби. А ещё о Монетном Дворе. Теперь она осознавала, что там всё было в разы проще. Да, тогда они сделали немало ошибок, но сейчас… Всё это — одна какая-то огромная ошибка, которая едва ли не лишила её жизни. Девушка и правда была готова сдаться. Отдаться в руки властей. И ей было плевать, что дальше. Тюрьма, пытки — плевать.

Найроби замерла, услышав шорох позади себя. Внутренний голос шепнул: «Беги», — но в тот же момент она поняла, что физически на это не способна. Замерев, она сжала обеими руками оружие, которое лежало на коленях, и попыталась резко развернуться, но и секунды не прошло, как она ощутила адскую боль сначала в левом боку, а следом и от удара по голове.

Шум. Темнота.

Долгожданное спокойствие.

* * *

Найроби открыла глаза не с первой попытки, далеко не с первой. Находясь в горизонтальном положении, она долго прислушивалась к собственному восприятию, звукам вокруг, но понимала только две вещи: во-первых, у неё жутко болела голова, и ещё больше неприятных ощущений было где-то в районе ранения. Во-вторых, — давящий шум. Такое чувство, что это гудел гигантский генератор. Или всё вообще происходило в её собственной голове, попытавшись притронуться к которой девушка поняла третий нюанс — она связана.

С трудом подняв веки, она увидела, что находится в абсолютно незнакомой комнате, внешний вид которой радикально отличался от банковского интерьера. И, возможно, она могла бы предположить, что уже и не в банке вовсе, но шестнадцать мониторов и сейф во всю стену говорили о том, что игра всё ещё продолжается.

Прикованные к какой-то трубе наручниками руки давно затекли до такой степени, что Найроби их почти не чувствовала. Ледяные пальцы отказывались сгибаться, несмотря на то, что комната напоминала самую настоящую парилку. Лицо обильно потело, и к нему прилипали волосы. Девушке казалось, что её чем-то облили, но это был всего лишь её собственный пот. Она всё пыталась понять — ей сложно дышать из-за невыносимой жары или это следствие проблем с организмом.

Невзирая на прикованные запястья, Найроби решила попробовать привстать и сощурилась, всматриваясь в небольшие чёрно-белые мониторы. С этого места можно было вести круглосуточное наблюдение. Переведя взгляд, девушка с замиранием сердца обнаружила проводной телефон, о существовании которого они даже не догадывались, как и о комнате в целом.

В голове был только один вопрос: «Почему я ещё жива?»

И стоило Найроби опустить голову обратно, как она сморщилась от боли и зловония, которое исходило от неё самой. Встревожившись, девушка снова попыталась приподнять голову, чтобы взглянуть на свой комбинезон, но дверь, которую она прежде не замечала, вдруг открылась. С первого взгляда на него Найроби стало ясно, насколько он собой доволен.

Даже не посмотрев в сторону своей заложницы, Гандия прошёл к мониторам, усаживаясь на стул и поднимая телефонную трубку.

— И почему же, интересно знать, я ещё жива? — спросила раньше, чем подумала.

Найроби твёрдо знала, что стоит попробовать мешать ему как можно дольше, чтобы…

Чтобы что? Она пока не дала себе ответа на этот вопрос.

Просто это наверняка бы ей пригодилось. А, может… и пулю сейчас за это получит. Что ж, в таком случае, выстрел, возможно, услышат. Гандию найдут, снова свяжут, и дальше всё пойдёт как по маслу. Точнее, как задумывал Профессор. Вот только к тому моменту Найроби уже гнить начнёт, не то что остынет.

Поэтому… пожалуй, нахуй альтруизм и самопожертвование. Захлопнув варежку, девушка молча отвернулась, даже не надеясь на ответ, и устремила свой взгляд на полку, которая находилась прямо у неё перед глазами, из чего она сделала вывод, что это ещё одна кровать. Повернув голову влево, она заметила на противоположной стене ещё две такие же кровати, вот только их никто не опускал.

— Полковник, я всё проверил. Взрывчатка установлена на всех дверях и окнах первого этажа.

Гандия даже не обратил внимание на то, что кто-то за его спиной что-то говорил. Перед ним стояли чёткие задачи, цели, к которым он двигался ни на что не взирая. Он ещё около минуты о чём-то говорил по телефону, а затем минут пять смотрел в мониторы, сложив ладони и подперев ими подбородок.

— Пока что ты мне нужна, на всякий случай, — неожиданно выдал мужчина, резко разворачиваясь и отталкиваясь от стола руками. Сидя на офисном стуле, он приблизился к Найроби, с каким-то прищуром глядя чётко ей в глаза.

— Тебя найдут, не сомневайся, — агрессивно выплюнула девушка, немного приподнявшись.

— Вот тут я уверен, что ты заблуждаешься. Этой комнаты нет ни на одном плане здания, а о её существовании знают только я и управляющий.

— Что ж, в таком случае, я сама от тебя избавлюсь, как только ты уснёшь.

Её измученный вид и побледневшее лицо буквально кричали об обратном. Скептически взглянув на девушку перед собой, вроде и понимая, что она ни на что не способна, мужчина всё-таки насторожился. Он по себе знал, что от наручников можно быстро и бесшумно избавиться. И почему-то был почти уверен, что ей хватит духа его убить.

Но, тем не менее, на его лице заиграла наглая ухмылка, больше похожая на оскал.

— Искренне желаю тебе в этом удачи, а я пока успею прикончить ещё пару-тройку твоих дружков-грабителей.

— Сука! — Найроби дёрнулась, сама того не ожидая и попыталась ударить его прямо в голову, но бессильная попытка была заранее обречена на провал.

И когда Гандия жёстко откинул её ногу, которую она едва успела поднять, девушка даже не удивилась, но ярость, бурлящая внутри, созидаемая одним лишь воображением, не давала так быстро успокоиться.

— Лучше не брыкайся, иначе я переломаю тебе ноги. У меня, знаешь ли, терпение и выдержка не железные, — Гандия потянулся к поясу и достал пистолет из кобуры.

Поднеся оружие к своему лицу, мужчина осмотрел его со всех сторон, а после направил ствол на Найроби и начал медленно приближать его к голове девушки, пока не упёрся в висок.

— С первой секунды, как тебя увидел, мне больше всего на свете захотелось прострелить эту головку, — проводя пистолетом по лицу девушки от нижней челюсти и обратно, словно со звериным оскалом, он едва подавлял в себе желание нажать на спусковой механизм.

Найроби пристально смотрела в светло-серые глаза напротив, не подозревая, что вообще можно ожидать от этого человека. Его взгляд горел желанием убивать, причём не только её, но и любого, кто встретился бы на пути, и несмотря на это она всё ещё была жива.

Пожалуй, это и было самым большим секретом для неё.

— Они не знают, что я жива. Я бессмысленный заложник. Ты уже в проигрыше.

Оттолкнувшись ногой от кровати, Гандия вернулся к столу, беря в руки рацию. Найроби не замечала её до сих пор, поскольку та лежала за клавиатурой. Настроив устройство, он поднялся со своего места и, вернувшись к девушке, расстегнул наручники, а она даже не успела притронуться к затекшим запястьям, как была жёстко поставлена на ноги, ощущая боль в плече, за которое её дернули. После того как Найроби осела на небольшой крутящийся стул, её взгляд забегал по экранам в поисках знакомых лиц.

— Как меня слышно, Господа Грабители?

Девушка заметила на одной из камер Стокгольм и Рио, а на другой — Токио. Все замерли, пытаясь понять, откуда доносится звук.

— Это начальник безопасности Национального Банка Испании. Хотел вам сообщить о том, что связь с полицией успешно установлена. И с полковником Тамайо в частности. В скором времени банк ожидает штурм, поэтому я предлагаю вам сдаться заранее.

— Он видит вас! Тут везде камеры! — Найроби заорала, что было сил, чтобы её наверняка услышали.

— И как вы уже догадались, ваша коллега-калека наблюдает за вами вместе со мной.

Едва не взорвавшись от злости, Найроби попыталась ударить мужчину, но он в два счёта скрутил её руку и, схватив за шею, впечатал в стол. Ощутив, как вспыхнула от боли правая часть лица, она непроизвольно вскрикнула.

— Настоятельно рекомендую задуматься о том, чтобы сдаться.

Отключив рацию, Гандия с каменным лицом наблюдал за тем, как засуетились все участники ограбления.

— Только что по собственному желанию ты стала заложницей, — присев на корточки, он поравнялся с Найроби. — Промолчи ты сейчас, и они бы действительно могли подумать, что ты мертва, но ведь у шавки не хватит на такое мозгов. Верно?

— Сукин сын, — едва слышно прошептала Найроби, не разжимая челюсти.

— Моя мать, конечно, не была святой, но и до такой степени не опускалась. А теперь… — он поднялся на ноги, увлекая свою заложницу за собой. Найроби с трудом устояла на ногах, хватаясь одной рукой за жилет Гандии. — Сиди на своём месте, шавка, и не дёргайся.

Буквально рухнув на узкую кровать, Найроби даже не стала ничего говорить, пытаясь сдержать подступившие от боли слёзы. А как только её руки оказались прикованы, Гандия надел на лицо балаклаву и пошёл в сторону выхода, оборачиваясь у самой двери. О чём-то подумав несколько секунд, он внимательно посмотрел на напряжённую девушку. Вернувшись, мужчина открыл шкаф, доставая оттуда небольшой пакет.

— Возможно, принцесса желает потрапезничать, а я веду себя как настоящий грубиян.

Поднося пакет с крекерами прямо к её лицу, он вынудил Найроби тут же отвернуться, а сам не спеша отстегнул одну руку.

— Если ты намерена и дальше продолжать воротить нос, то я могу и не распыляться на подобные жесты. А ты тем временем сдохнешь от голода или жажды. Кстати, об этом, — щёлкнув пальцами, он потянулся к всё тому же шкафчику, доставая бутылку воды.

— Тут жарко, как в ебучей сауне, — пробубнила Найроби, не в силах отказаться от воды.

— Ну, извини уж, — разведя руками, он кинул крекеры на кровать. — Для работы всей этой херни требуется воздух. А кондиционер могут услышать, поэтому придётся немного попариться.

Присев обратно на стул, Гандия какое-то время наблюдал за тем, как жадно Найроби поглощает воду, малая часть из которой проливалась ей на подбородок, костюм, грудь.

Заметив на себе чужой взгляд, девушка усмехнулась, прекращая пить.

— В чём дело, Гандия. Захотелось женского внимания, истосковался?

Она произнесла это с улыбкой на губах, но в то же время была готова убить его на месте. Всё это больше, чем она может выдержать. Это, кажется, уже перебор. Возможно, она и в состоянии всё это дерьмо на себе вытащить, но только не в таком физическом состоянии. Ей противно от него, но слишком необходимо отсюда выбраться. Она задыхается в этой сраной клетке, которая больше походит на преисподнюю.

— А если и так, то что с того? — он приподнял бровь, откидываясь на спинку стула и укладывая один локоть на стол.

— Нам в любом случае тут нечего делать, — Найроби села поудобнее, начиная расстёгивать свой комбинезон.

Ей казалось это может стать самой лучшей, а, возможно, и единственной возможностью выбраться оттуда. Сейчас она была готова просто вгрызаться в его шею зубами, пока не доберётся до ярёмной вены, как только предоставится такая возможность. Без жертв? Хера с два, Профессор. Она хочет жить! Она хочет отсюда выбраться! Поэтому Найроби готова пойти на это, чтобы убить его прямо здесь и сейчас.

— Пожалуй, — Гандия встал со своего места, подходя ближе к девушке, и, поставив руки по обе стороны от её бедер, он стал говорить на два тона тише, — я лучше сдохну от скуки, чем буду что-то делать с грязной щелью.

Ей захотелось пристрелить его прямо сейчас. Пустить пулю в лоб. С крупнокалиберного. Чтобы мозг — в кашу, и стекал на пол. Никто не смеет обращаться к ней вот так. Она себя не на помойке нашла и однозначно достойна большего. Поэтому будь у неё сейчас ствол, она бы уже спустила этот треклятый крючок. Вот только… резко подавшись вперёд, Найроби едва успела дотронуться до рта мужчины, как он впился в её губы, хватая за затылок, чтобы ещё сильнее углубить поцелуй. Рвотный спазм скрутил желудок Найроби, но она изо всех сил старалась держаться, сжимая веки. Свободной от наручников рукой она обхватила его шею, пытаясь приблизиться, насколько это возможно с прикованной конечностью. Но не прошло и минуты, как Гандия отстранился, морщась и вытирая губы тыльной стороной ладони. Найроби же в этот момент старалась оценить свою адекватность по шкале от «крыша немного протекает» до «ебанулась окончательно».

— Довольна? — сделав несколько шагов назад, Гандия выключил мониторы и пошёл прочь из крохотной комнаты.

Найроби же уставилась в одну точку, прижав ладонь ко рту. Рвотный спазм подступил к горлу. Чёртов ублюдок. Она искренне понадеялась, что его сейчас там пристрелят. А её тогда бы точно нашли, и сомневаться не приходится в интеллекте и догадливости Профессора.

— Ебанутая, — ударив себя по лбу, девушка облокотилась спиной о стену, тут же чувствуя боль в месте травмы.

Всеми силами она старалась проанализировать, могла ли она сейчас что-то сделать Гандие, если брать в расчёт её ранения и физическое состояние в целом.

Пока Гандия отсутствовал, Найроби пыталась хотя бы зрительно «обшарить» комнату, ведь лёжа это было не так удобно сделать. Огромный сейф во всю стену вызывал больше всего вопросов, ведь был очень похож на тот, что стоял в кабинете управляющего. Два шкафчика у стены, за ними ещё три стула, четыре кровати. Это место определённо было создано на такой случай.

* * *

Ей было чрезвычайно тяжело сосредоточиться на подсчёте времени, так как она постоянно проваливалась в сон. Боль во всём теле, недосып, который, кажется, уже стал хроническим, а ещё жара, что ни на секунду не покидала её тела. С трудом стянув комбинезон, она рухнула на бок, держась за место ранения. Найроби просто больше не хватало сил оставаться в сознании. Опустив веки, она моментально провалилась в сон, даже не предполагая, что это может стать последним сном в её жизни.

Открыла она глаза от громкого хлопка — до такой степени громкого и мощного, что Найроби содрогнулась всем телом вместе с комнатой. Оглядываясь по сторонам, она привстала, занимая сидячее положение, и, приложив ладонь к ранению, почувствовала под ней влагу. Взглянув на руку, девушка нахмурилась, рассматривая пальцы с тёмно-красными разводами. Не успев толком сообразить, откуда взялась кровь, она вздрогнула от того, как резко открылась дверь, в которую влетел Гандия.

Тяжело дыша, он прошёл до стула и буквально рухнул на него. Стараясь сосредоточиться хотя бы на одной точке, Найроби, словно пьяная, блуждала взглядом по телу мужчины, который с бешеной скоростью вдыхал каждую новую порцию воздуха.

После нескольких минут полного молчания, он с трудом поднялся на ноги и подошёл к одному из шкафчиков, доставая оттуда довольно большую сумку; красный крест, вышитый сверху, позволил Найроби узнать в ней аптечку. Гандия попытался вернуться к стулу, но его шатнуло, и, рухнув у ног девушки, он выронил сумку из рук.

В душе Найроби заликовала. Возрадовалась всему происходящему. Едва ли не засмеялась, как маленькая девочка от счастья. Она была готова наблюдать за тем, как он медленно умирает, хер пойми от чего, но умирает, а от этого на сердце становилось немного спокойнее. Ведь если этот человек умрёт, то у всех и сразу станет в разы меньше проблем. Смотря на неподвижное тело, лежащее на полу, Найроби подалась немного вперёд, чтобы взглянуть на ранение, и оторопела, когда увидела несколько кусочков металла, торчащих из спины мужчины, и пропитавшую рубашку кровь. По характеру ранения было видно, что жилет оказался спасительным, поскольку из него торчала основная часть осколков.

Опустив ноги, Найроби с трудом согнулась, чувствуя, как кольцо наручников ещё сильнее стало давить на уже раненое запястье и как от смены положения сильно потянуло в боку, но всё же принялась шарить по карманам Гандии. Мужчина же почти не реагировал на все её действия и только время от времени вздрагивал. Перерыв почти всё, что было возможно, Найроби даже успела отчаяться, но с последним движением смогла выудить самый нужный для неё предмет.

Ключ мигом оказался в наручниках, которые податливо раскрылись, а девушка попыталась как можно тише и аккуратнее встать, переступая через тело у кровати. Держась за собственную рану, Найроби поплелась в сторону выхода, тут же встречая новую преграду. Ей нужен был ещё один ключ, которым она могла бы открыть дверь.

Глубоко вздохнув, она поморщилась, но всё же пошла назад. Присев рядом с Гандией, она продолжила обыск, который почти сразу дал результат, ведь с этого положения было гораздо удобнее добраться до карманов на жилете. Стоило ей начать вытаскивать продолговатый ключ, как мужчина тут же зашевелился, быстро задышав.

Прикусив нижнюю губу, она зажмурилась, проклиная всё на свете. Проклиная себя. Проклиная свою сраную доброту, которая ей совершенно не нужна. Это не самый лучший атрибут во взаимодействии с заложниками.

Она была бы счастлива умри он прямо сейчас.

Он бы убил её, не задумываясь даже на секунду.

Нажал бы на курок. Наслаждаясь. Получая настоящий кайф.

Она полезла в аптечку, в поисках самого нужного.

«Шавка. Грязная», — набатом в ушах его голосом.

А она игнорирует. Найроби предпочитает не замечать этого голоса. Переворачивает его на бок, укладывая голову убийцы себе на колени.

«Я пристрелю тебя, шавка.»

К чёрту! Разрезает жилет на креплениях, рубашку, чтобы не мешали. Пододвинув аптечку ближе, достаёт оттуда антисептик, обрабатывая рану вокруг осколков, свои руки. Находит небольшой фонарик, чтобы лучше осмотреть порезы. И лишь когда убеждается в отсутствии мелких частиц, берёт медицинский пинцет, которым вытаскивает первый осколок.

Он как зверь. Рычит. Резко открывает глаза. Найроби пытается удержать одной рукой, не дать подняться.

— Не дёргайся! — орёт, сама не понимая зачем.

Дрожащие пальцы с трудом продевают нитку в игольное ушко.

Будь оно всё проклято. И её доброта в первую очередь.

Гандия замер. Не двигается. Взгляд бешено бегает по бетонному полу, замечая кровь — его собственную. Он не понимает, какого хера вообще происходит; только всепоглощающее жжение по всей спине. Но послушно лежит, сжимая кулаки.

Девушка с трудом накладывает первый шов, а потом ещё один, и ещё, сшивая рану. Помогая себе зубами, рвёт упаковку пластыря и прикладывает его к спине.

Наплевав на пинцет, она достаёт рукой ещё один кусок, чувствуя, как Гандия вцепился в её колено, и сжал буквально на несколько секунд. Освещая фонариком рану, Найроби попутно обрабатывает её вокруг, а затем раздвигает края, чтобы убедиться в отсутствии осколков, но всё же замечает пару, совсем маленьких. Обхватив фонарик губами, девушка пальцами удерживает рану расширенной и достаёт эти частицы.

Быстрое, слишком учащённое дыхание обоих слышно на всю комнату. Неимоверная жара, которая просто не даёт нормально делать вдохи. Чёртов пот, который стекает по всем открытым участкам кожи, ещё сильнее мешает накладывать шов, нежели подрагивающие пальцы и периодическое потемнение в глазах.

Когда дело доходит до самого большого осколка, который смело мог бы занять пол-ладони Найроби, она наклоняется вперёд, чтобы заглянуть в глаза Гандие, а рукой аккуратно проводит по оголённому участку спины. Не понимая, зачем. Это какой-то материнский инстинкт. Обычная человеческая жалость, как к раненой собачке. Она видит, насколько сильно его трясёт, и даже представить не может, какую боль он сейчас испытывает.

— Сейчас будет больно.

— Похер, просто убери эту хуйню, — с трудом выдаёт мужчина, стиснув зубы.

— Он очень близко к позвоночнику, и я не ручаюсь за результат. Моё медицинское образование оставляет желать лучшего.

— Делай, — выдавил Гандия, опуская веки.

Помимо мучений, в которых он пребывал последние минут двадцать, было ещё одно не менее выраженное чувство: непонимание. Ведь он чувствовал, но почти ничего не мог сделать, когда Найроби искала ключ от наручников. А потом где-то глубоко в сознании понимал, что она ищет ключ для двери, вот только наивная грабительница не знает, что отсюда так просто не выйти, и ей как минимум пришлось бы тащить его тело ко второй двери, либо отрубить пальцы, чтобы подтвердить отпечаток.

Стоило Найроби дёрнуть за металлический осколок, как Гандия почти взвыл, дёрнувшись всем телом. Ему показалось, что под веками заплясали белые точки. Когда девушка полила холодную, но такую жгучую жидкость на рану, в секунду он ощутил ещё больший спектр болевых ощущений.

В этот момент он хотел оторвать ей голову.

Она же думала только об одном: о его проклятых серых глазах, которые полны ярости. О его взгляде в тот момент, когда он пытался удушить её. Её — едва отошедшую от смертельно опасной операции.

Чем она теперь занимается?

Разве он этого заслуживает?

Для чего она всё это делает?

Кому. Это. Надо?

Профессор бы не обвинил её в смерти заложника.

Никто бы и слова не сказал, все были бы только рады, увидев её, но нет. Руки продолжали совершать движения.

Пальцы покорно держат иглу, которая накладывает слегка неровные швы, но на эти мелочи ей плевать. Это не то, о чём она бы беспокоилась. Совершенно не то. Её даже не волнует состояние Гандии, ведь после каждого второго-третьего раза, когда Найроби моргает, она видит темноту, но изо всех сил старается оставаться в сознании, продолжая методичные движения.

А он же не двигается, чувствует жжение на коже, но при том существенное облегчение. Словно из спины достали не кусочек в пять сантиметров, а целое бревно. Даже дышать становится легче.

Гандия вздрагивает, когда замечает, что Найроби берёт ножницы, но она всего лишь отрезает нить. И вот он уже готов выдохнуть с облегчением, как в следующий миг снова ощущает адскую боль от того, что бессознательное тело буквально падает на свеже зашитые раны.