Шпилька (гет)

Протяжный гром молитвенного гонга разнесся по этажу, собирая людей на вечернюю молитву. Его звук, надтреснутый и пронзительный, не давал ни сосредоточиться, ни думать о чем-то другом, он бросал на колени прежде, чем люди успевали задуматься.

Свет Императора, озари нас.

Свет Императора, помилуй нас.

Свет Императора, возьми нас.

Свет Императора, отпусти нас.

Свет Императора, грехи наши прости.

Свет Императора, волю нашу прими.

Свет Императора, кровь нашу возьми.

Свет Императора, труд наш благослови.

Свет Императора, будь с нами во тьме и во сне.

Да славится свет Твой, да будет он вечно.

Славься!

Свет Императора, озари нас.

Свет Императора, помилуй нас...

Двенадцать повторений, и мысли покидают голову, оставляя только впечатавшиеся в глубину памяти слова. Свет императора не доходил до этого этажа великого города-улья Адриум, возвышающегося среди ядовитых земель мира Клиаф. Тяжелый металл Внешней стены пронзил недра мира и вознесся до самых облаков, храня внутри себя миллиарды живых человеческих душ. Люди Улья никогда не видели иного света, кроме света люменов, они жили в перегнанном миллиарды раз воздухе, ели синтезированную пищу и работали, чтобы где-то далеко возле иных звезд мог жить Империум Человечества.

Именно отсюда отправлялись детали для величественных и гордых кораблей, отправляющихся раз в сто лет с верфей Клиафа. Каждый из них — это город, приютивший десятки тысяч душ экипажа от трюмных рабочих до капитана и навигатора, ведущего корабль через многоцветие варпа к иным мирам. Эти корабли носили грузы, паломников, исследователей и великих воинов, служа веками, а рождались они здесь, в корнях города-улья, на бесконечных конвейерных линиях, за которыми работали все. Каждый Цех осенен сияющими золотыми крыльями великой Аквилы на стене, чья зрячая голова наблюдает за телами и действиями, а незрячая — за разумами и душами.

Истинная гордость — стоять под ее крыльями и знать, что служишь великому делу. Ты умрешь не бесславной шлаковой гончей с нижних уровней, чей удел лишь пожирать падаль и остатки чужой пищи, ты умрешь одним из работников верфей Клиафа, рожденных здесь, чтобы служить своим трудом, зачать детей и научить их тому, что знал сам.

Место Варны было под сенью левого крыла, и она уже в свои неполные семнадцать заслужила право видеть Аквилу целиком во время молебна, и каждый раз, вставая к конвейеру, она ощущала, как ее омывает свет. И ее место было важным, здесь многослойная пластина для будущей корабельной переборки обретала законченную форму, а она, Варна, в строгом и десятилетиями отработанном порядке втыкала болты в положенные отверстия для креплений. Немного дальше, под взглядом Аквилы болты закреплялись гайками, и готовый блок отправлялся дальше в темноту перемычки между Цехами.

Они работали в молчании, дозволялось лишь молиться после звука гонга и повторять литанию сборки, определенную за каждым работником. Литания была призвана полностью сосредоточить работника на задаче и не позволить ему отвлекаться даже на лишние мысли. Самые старые работники бормотали свою литанию и во сне, а последними словами большинства живущих здесь людей была именно она. Поэтому пытаться менять свое место нужно было в молодости, желательно до двенадцати лет, пока разум еще не закостенел и способен выучить новый порядок действий. Провинившихся могли просто высечь, а могли перевести туда, где литанию учить уже не нужно, они умирали, высушенные жаром до костей, но отдавая свой последний вздох Императору.

Каждый Цех был своим собственным миром, рабочее место — центром жизни. Сон, еда — по расписанию. Дозволялось отвлекаться только на зачатие детей и молитву. Иссушенные женщины Цехов не так часто могли родить, поэтому им нужно было как можно чаще уединяться с любыми мужчинами. Мужчина, способный зачать ребенка, ценился не меньше, чем такая же женщина. Окончательно бесплодные и стерильные лишались всего, кроме радости служения Человечеству.

Варна поднялась с колен и опустила глаза на ленту, где уже двигались детали. Цепкие пальцы привычно укладывали болты, губы шептали литанию, но мысли, несмотря ни на что, были далеко, по другую сторону стены со священной Аквилой.

Им нельзя было видеться, каждый Цех — закрытая община, где положено любить только друг друга. Варна не знала, зачем так, она не задумывалась, потому что людям Цехов не положено думать. Если бы она была воспитанницей Схола Прогенитум, где учили лучших из людей, тогда конечно, она бы размышляла над законами!

Люди Цехов должны действовать, и она действовала. Дождавшись отбоя, Варна пролезет по остановившейся ленте внутрь толстой стены, и там ее будет ждать Ким. Она улыбнулась и тут же скрыла улыбку: любая улыбка подозрительна, лицо должно быть сосредоточенным.

— Варна, — окликнула ее Ксантиппа, одна из старших смотрящих за Цехом, и Варна вздрогнула. Она каждый раз вздрагивала в страхе, что ее намерения поймут, ведь тогда их обоих ждало бы наказание. — За тридцать стандартных минут до отбоя ты придешь к Харту.

Отдав распоряжение, она ушла, передавая приказ о замене Варны. Старшие имели право не только распределять людей по местам возле ленты, но и рассчитывать, как и от кого они будут иметь детей, а Варне уже семнадцать, у нее не так много времени, чтобы доказать свою полезность не только Цеху, но и всему Улью. Вздохнув, Варна сосредоточилась на работе. После отбоя ее все равно отпустят, и она встретит Кима! Ее красивого, широкоплечего, темноглазого Кима!

— Идем, — Харт сам подошел к ней, когда пришло время. Плюгавый, прыщавый противный мужчинка, Варна не хотела на него смотреть. Она покладисто кивнула и отвернулась, отходя от ленты и стараясь не сосредотачиваться. Это просто одна из ее обязанностей, как и его: возможно, Харт тоже не хочет и его не спросили?

Они пришли в жилую камеру, где уже были расстелены одеяла, и Харт сказал ей лечь. Она сама знает, что нужно делать! Харт был у нее не первым, ее последовательно сводили со всеми фертильными мужчинами Цеха, но только этот был таким противным!

Посмотрев друг на друга, они оба решили не раздеваться. Он просто выпьет таблетку, она просто ляжет и раздвинет ноги. Харт почти не касался ее, и Варна была ему за это благодарна, нужно всего лишь потерпеть два раза, и можно уйти к Киму. О, Ким, красивый... Если представить, что сзади не Харт, а Ким, то переждать будет проще!

Харт медленно и плавно вошел, Варна даже ощутила возбуждение. Это Ким, ее Ким, просто нужно зажмуриться и не смотреть. Это его член у нее между ног, это его короткий вскрик, когда он кончает! Обмануть себя не получилось, Варна сморгнула слезы и раздвинула ноги шире, чтобы облегчить Харту движения. Пусть все просто закончится.

Харт вышел, а она осталась лежать, дожидаясь второго раза, как того указывал регламент. Сзади послышался скрип открываемой двери, негромкий разговор, вздох. Варна обернулась и увидела Ланта, родного брата Харта, который уже подходил к ней.

— Эй! — возмутилась было Варна, но Лант приложил палец к губам.

— Какая разница, — зашептал он, деловито нависая над ней. — Старшие ничего не заметят, но так у Харта будет шанс на нормальный паек.

— Чего?

Варна сдвинула ноги, и Лант перехватил ее за бедро, шепча еще быстрее:

— Понимаешь, он не может второй раз даже со стимулятором, задача-то будет выполнена, а ты нас обоих ненавидишь!

— Я не ненавижу! Просто вы оба мне отвратительны!

— Не ори! Тебя тоже выпорют!

— За что это?!

— За возмущение и за то, что ты не даешься, дура! Раздвинь ноги!

— Вы совсем охренели?! Я вам не постель, чтобы туда-сюда перекладывать!

— Мы тебе тоже, вот по-человечески прошу, не дергайся, тебе все равно, а у Харта есть шанс! Если ты родишь, то генетическая экспертиза покажет кого-то из нас, никто не будет разбираться!

В голосе Ланта сквозило почти отчаяние, и Варна, тяжело вздохнув, снова раздвинула ноги. Какая ей, в сущности, разница, действительно. У мужчин свои регламенты и показатели, в том числе по количеству зачатых детей.

— Только давай быстро.

— Хорошо. Спасибо...

Лант взял ее за бедра и вошел разом, двигаясь сразу быстро, как и обещал. Варна прикусила губу, чтобы не скулить. Ей было больно, но она согласна была потерпеть, лишь бы они скорее ее отпустили! Лант был прав, она ненавидела их обоих одинаково.

Что, уже все? Лант выскочил за дверь, и Харт протянул ей долю своего пайка. Он не осмеливался смотреть в глаза, да Варна и не хотела их всех видеть и даже думать о них. О, Император, почему все так сложно, почему нельзя просто любить и зачинать без регламента?!

Зато потом, когда гонг возвестил окончание вечерней молитвы и рабочего дня, она смогла ускользнуть от зоркого взгляда Ксантиппы и скрыться в темном проходе между Цехами, где да, да да, ее уже ждал Ким!

— Прости, Ксантиппа сегодня озверела, — лихорадочно зашептала Варна, кидаясь на шею и чувствуя, как знакомые уверенные руки уже лезут под одежду. Правильно, нельзя терять времени, у них его так мало!

Поцелуй, горячий, влажный. Короткие волосы под пальцами, Ким часто стрижется, его работа требует аккуратности, а вот ее прическу можно растрепать, раскидывая заколки. Потом подберут! Варна часто дышала, чувствуя, как в нетерпении готова елозить бедрами, а кровь пульсирует в паху. Ким привычно нашарил набухший почти до болезненности клитор, и Варна прикусила губы, чтобы не стонать — эхо бы выдало их.

— Шшш, — прошептал Ким ей на ухо и навис над ней, стягивая одной рукой одежду, а второй продолжая ритмично поглаживать клитор. Варна чувствовала, что он сам возбужден, его горячий член прижимался к ее ноге.

— Ох... — так же тихо ответила она, подставляясь и чувствуя, насколько же это лучше, чем отбывание повинности с Хартом. Лучше, чем все, что она испытывала до сих пор! Вцепившись руками в его спину, она нетерпеливо двинула бедрами. — Ну давай же!

— Сейчас, сейчас, — шептал Ким, торопливо целуя ее шею. — Я сейчас!

Первое мгновение, когда член распирает стенки влагалища, а пальцы все еще на клиторе, — самый лучший. Варна обхватила Кима ногами, запрокинув голову, чтобы ему было удобнее, а он двигался медленно и плавно, стараясь доставить ей удовольствие. А потом, когда он сможет ее брать быстрыми мелкими толчками, она будет царапать ему спину прямо через одежду, как он любит. Их встречи были коротки, но они успели узнать привычки и тела друг друга.

Теперь он двигался в ней, а она тихонько и часто дышала, чтобы эхо не подхватило голос и не донесло до надзирателей. Руки Кима надежно лежали на ленте, удерживая его вес, а грудь обхватили пальцы. Что? Пальцы? Но...

Варна удивленно раскрыла глаза, но Ким зажал ей рот.

— Шшш! Тише, тебе же так больше понравится, вот, смотри, — он горячо шептал, двигаясь быстро и немного рвано, а ее соски сжимали тонкие гибкие пальцы, проникшие под одежду через ворот. Варна не видела их, но откуда они могут появиться? Возбуждение сменялось испугом, а Ким крепко держал ее, не позволяя отползти. Он был на пределе, лаская ее клитор уже точно рукой, но это не помогало.

— Ким! — выдохнула Варна, пытаясь его оттолкнуть и рассмотреть, что именно касалось ее сосков. — Ким!

— Тише, тише, Варна, тише, пожалуйста, так ведь гораздо лучше, — он все шептал, не позволяя себя отпихнуть, и Варна поняла, что он, похоже, под наркотиком. Их иногда удавалось купить у шлаковых гончих или местных бандитов, и употребление строжайше каралось. Сейчас Варна начала понимать, почему.

— Ким! — Варна забилась, нащупав под его робой тонкие жгуты, идущие от плеч к ее груди. О, Император! Он же... мутант! И этот мутант сейчас кончает в нее!

А она злилась на плюгавого Харта, который хотя бы был честен, а не скрывал отвратительной нечистоты тела. Ее передернуло от омерзения. Вдруг она понесет от него? От мутанта! О, Император!

Варна забормотала привычную литанию, стараясь не глядеть в лицо Кима, такое красивое, такое отвратительное!

— Уйди прочь! — прошипела она и, нащупав выступающую в стене скобу с неожиданно для себя силой вырвала ее из креплений и ударила Кима по голове. Пусть уйдет прочь, поганый мутант, прочь!

Он отшатнулся, обиженно взвыв. На его правильном лице проступило недоумение, сменившееся злобой. Варна почувствовала не только щупальца на груди, но и руки на своем горле. Ким!

Это был не Ким. Это мутант, тошнотворная тварь, пусть раньше она была Кимом. Она достойна только одного — немедленной смерти. В этом Милосердие Императора!

Они катались по конвейерной ленте, и частое дыхание смешивалось с глухим стуком тел о металл. Варна безостановочно била оторванной скобой куда попадет, неважно, это так неважно, главное — бить, потому что невыносимо знать, что ее Ким стал чудовищем. Или он всегда им был? Неважно, неважно, нужно бить, иначе убьют ее, и мутант вернется. Это было бесконечно и это закончилось, когда на Варну упало обмякшее тело. Она ударила его еще несколько раз и только сейчас осознала, что избита сама, горло саднит, рука со скобой в крови, что с телом лучше не знать. Кажется, ничего не сломано, и это уже немного радовало.

Варна смотрела в потолок и думала, как объяснит надзирателям синяки. Драки наказывались, она не могла так упасть, а за связь с мутантом она тоже будет казнена, потому что нечистота плоти, если она не врожденная, может перекинуться и на нее.

Тело мутанта лежало на ней, медленно остывая, а Варна все смотрела, и губы беззвучно шептали заученную молитву. Она должна была встать и что-то сделать, потому что утром духи машин приведут ленту в движение, и их все равно заметят.

Судорожно вздохнув, она резким движением откинула тело и поползла обратно к своему цеху. Это было единственное место, о котором она хоть что-то знала, там если не помогут, то все будет понятно. Ким...

Зажатая в руке скоба стучала по ленте, и Варна вспомнила о ней только когда уже увидела выход. Стук заставил встряхнуться. Все, все, у нее есть время, чтобы подумать до утра, как она получила синяки и что случилось. Епитимья ей положена в любом случае, и, наверное, ее заподозрят. И она признается, потому что никто не должен лгать священнику на исповеди, это закон, непреложный для всех жителей Цехов.

Или времени у нее нет, потому что перед выходом уже маячит фигура незнакомого человека. По крайней мере, он был не в робе работника, но и не в униформе надзирателя или священника. Человек прижал палец к губам и улыбнулся тонкими губами.

— Тише, девочка, подойди сюда и молчи, — прошептал женский голос мягко и напевно, и Варна как завороженная подползла по ленте к самому выходу, с ужасом глядя на него. Нее. Это точно была женщина.

— Ты... — начала она, но ей не дали договорить, закрыв ей рот пальцами.

— Я твое спасение. Я видела все. Ты хочешь узнать, что же случилось? Хочешь спасти других, кого еще не коснулась ладонь Погибели?

— Ты не наша, — мотнула головой Варна. — Ты чужая, ты должна уйти!

— Чужая... ты знаешь, кто я? Я служу Инквизиции, девочка. Иди за мной и молчи. Мне нужно то, что ты знаешь.

Варна похолодела. Инквизиция — те, кто приходит, когда ересь пускает ростки в душах. Это те, кто служит Императору до самой смерти, те, чье слово закон всегда и для всех, от самой низкой черни до позолоченной знати. И Варна склонила голову, следуя за незнакомкой. Не ей решать, действительно ли он служит Инквизиции, это решает сама Инквизиция. Ее дело выполнять приказы, и если ее обманули, что ж, она умрет в любом случае, но — верной Императору и Его слугам.

Они тихо прокрались к малому выходу, и незнакомка легко открыл замок, не подчиняющийся никому, кроме самых старших Цеха. Значит, у нее действительно есть власть и право! А Варна увидит, наконец что же там, по другую сторону скромной двери, через которую иногда выходили надзиратели.

Ничего особенного там не было: разве что гудение машин за стенами ощущалось даже ногами, пол слегка вибрировал, над головой тускло мерцали люмены. Сейчас Варна смогла получше разглядеть незнакомку: она была довольно высокой и явно худой, прихрамывала и носила длинную темную робу из очень плотной ткани, в которую куталась, хотя на взгляд Варны было тепло.

Теперь они шли по узкому ответвлению, закончившемуся люком в потолке, к которому незнакомка уверенно потянулась. Они попадут в межуровневые перекрытия? Ксантиппа обмолвилась как-то, что там целый мир служителей Омниссии, Адептус Механикус. Это люди, посвятившие себя машинам и сами отчасти ставшие машинами. Они обычно не показываются людям Цехов, но приходят, когда духи машин недовольны. Варна ни разу их не видела: наверное, их Цех читал правильные молитвы конвейерным духам, и они не гневались.

— Лезь, — коротко приказала незнакомка и подсадила Варну, чтобы она смогла забраться, потом легко залезла сама, почти что просочилась. — Ты будешь звать меня Акталь. Не задавать вопросов, отвечать на мои. Подчиняться приказам. Иначе ты умрешь без молитвы, как еретичка, и твое тело сгниет в этих коридорах. Понятно?

Снова стало страшно. Варна медленно кивнула и привычно опустила глаза, не смея перечить старшей. Да, она поняла. Она должна подчиняться, в этом ее служение.

— Теперь иди вперед, вон туда, — коротко обронила Акталь, Варна подняла глаза только чтобы увидеть жест.

Чтобы ни было впереди, ее жизнь изменилась. Не нужно было читать литании Работы, спасать Харта, думать, что будет, когда тело Кима увидят. Просто делать, что приказано, ничему не удивляться и ни о чем не спрашивать.

Ее привели в небольшой зал, где на стене были изображены мужчина и женщина. Они держались за руки, с их запястий свисала нарисованная цепь, и еще одна цепь, уже настоящая, свисала почти до пола, начинаясь кольцом в стене. Рисунок казался очень старым и был выполнен в багрово-красных тонах, а цепь, наоборот, выглядела новой и поблескивала металлом.

— Спи здесь. Если ты попытаешься убежать, я найду тебя и прикую к стене. А теперь расскажи, с кем ты дралась сегодня.

Акталь встала в центре комнатки, и Варна опустилась на колени, как для исповеди. Хотя почему — как, это и была исповедь перед той, что служит вернее, чем она!

— Ким мой любовник, и мы сегодня встречались. И в тот момент, когда мы были в соитии, я обнаружила щупальца, исходящие из его плеч. Раньше их не было. Мы подрались, и я убила его.

Так просто оказалось рассказать, хотя, наверное, ей должно было каяться? Но Варна не хотела каяться в том, что исполняла свой долг.

— Ты беременна?

— Нет... наверное, — Варна почувствовала накатывающую дурноту. Она не первый раз встречалась с Кимом и могла от него забеременеть! Раньше она не думала о таком, но сейчас перспектива родить от мутанта ужаснула.

— Ты оставила свои вещи на месте убийства?

— Да... — Варна вцепилась в волосы, пересчитывая заколки. Две, три, четыре... еще двух нет! — Две заколки.

— Тебя могут по ним опознать?

— Да. В нашем Цехе больше никто не носит их.

— Отвратительно. Я прощу тебя лишь потому, что это первый раз и ты была так небрежна не при исполнении моего, — Акталь подчеркнула последнее слово, — приказа. Но впредь будь осмотрительна и точна. Назови свое имя.

— Варна. Я...

— Варна, — перебила ее Акталь. — Я запомню, но пока тебя зовут Шпилька. Это запомнишь ты. Теперь ты будешь ждать здесь.

— А молитвы? — робко спросила Варна, сбитая с толку уверенностью Акталь.

— Это твое дело. Я тебе не запрещаю. Больше не задерживай меня.

Она быстрым шагом вышла, прикрыв дверь, но Варна не услышала характерного щелчка запора. Ей так доверяют или Акталь так уверена, что Варне некуда идти? Идти ей было действительно некуда. Варна ощущала, что запуталась и что ей остались только молитвы. Только снизойдет ли Император до того чтобы отвечать на вопросы и направлять глупую девицу, один из бесчисленных винтиков Империума?

Да, да, Он всеведущ и всемогущ, Он знает про всех, и каждый ответит перед Ним после смерти. Император сидит на Золотом троне и Он же в душе каждого, кто верует.

Варна не стала подниматься с колен, только сложила аквилу на груди и забормотала:

— Славься, Император, во веки веков...