Свет мой, зеркальце! (гет)

Астрид была настоящей ведьмой.

Вообще говоря, она была из тех прелестных дев, при одном взгляде на которых понимаешь: ну точно ведьма.

Рыжая до безобразия, ко всему прочему еще и безбожно кудрявая. А глаза — каковы глазищи! — зеленые, как у пещерного дракона (в те времена драконы переживали бум рождаемости, а потому на них можно было наткнуться в любом небольшом лесочке, не то что сейчас), и такие же хищные. Одно слово — ведьма!

Надо сказать, ведьмы в те времена были в почете. Каждый уважающий себя король держал у себя при дворе штук десять таких, а бароны и герцоги, подражая своим августейшим правителям, приглашали к себе совсем молоденьких, еще зеленых, таких неполноценных ведьм — колдуний.

Колдуньями звались ученицы ведьм. Милые и невинные, шарахаются от лягушек и недолюбливают змей. Магия у них выходила прямо-таки неважная, исключительно бытовая: застелить кровать покрывалом да подмести пол. Детский сад, одним словом.

Астрид очень гордилась тем, что она ведьма. Ну еще бы: кто будет воспринимать колдунью всерьез. А то ли дело ведьма! Сразу столько возможностей, столько перспектив открывается.

Астрид стала ведьмой первого декабря. Она и сейчас, будучи не то чтобы ведьмой, чудесно помнила этот день.

Полнолуние, шабаш, слетелись все важные ведьмы округи: кому сто лет, кому триста, у кого нос с горбинкой, у кого бородавка, а у кого — огромный черный ворон на плече. Словом, красовались ведьмы друг перед дружкой, кто как мог. А все для чего? Чтобы горсточка невинных колдуний стала ведьмами.

Астрид была в таком предвкушении, что даже раскошелилась на новую шляпу — черную, с широченными полями и острой, как кошачьи коготки, верхушкой. Чувствовала себя она на все сто.

А вот ритуал немножко подкачал.

Астрид, как это очень даже водится у молоденьких колдуний, представляла себе только самые впечатляющие картинки: стаи летучих мышей, огненные всполохи, огромные котлы бурлящего колдовского варева. А на деле же все было несколько проще: почтенные ведьмы расселись по заранее подготовленным стульям, чопорно закинули ноги на ноги, важно апплодировали время от времени и снисходительно взирали со своих мест на Астрид, которая, согласно алфавитному порядку была второй, но Аделаида умудрилась перепутать зелье бодрости с зельем вечного сна, а потому пребывала в тот момент в соответствующем состоянии, и Астрид выпала честь открывать ритуал обращения колдуний в ведьм. И Астрид открывала.

Ни ритуалов крови тебе, ни дани плоти, ни одного даже самого крохотулечного черномагического заклинаньица!

К Астрид подошла низкорослая пухленькая ведьма, развернула свиток пергамента, встряхнула его, смерила Астрид взглядом, будто прикидывая, насколько презентабельно та выглядит для ведьмы, кивнула сама себе (ведь Астрид со своими рыжими и безбожно кудрявыми волосами и новенькой остроконечной шляпой выглядела более чем презентабельно для ведьмы), вернулась к пергаменту, пробормотала: «Так-так, кто тут у нас…», кашлянула, прищурила глаза, снова кивнула («так-так» в это время нетерпеливо переступила с ноги на ногу), а затем щелкнула колдунью по носу. И колдунья стала ведьмой.

Сказать, что с Астрид в тот момент случилось что-то невероятное, сложно. У нее, правда, немножко болел нос какое-то время, но зато — зато! — она стала ведьмой. И хотя ни внешне, ни внутренне она никак не переменилась, важность произошедшего она вполне себе ощущала. Словно последний локон ее рыжих волос закудрявился, словно остроконечная шляпа стала еще острее. Ведь Астрид стала ведьмой. А ведьма — это уже серьезно.

В те времена, как уже было сказано, ведьмы пользовались особой популярностью. Ни одно мероприятие не обходилось без ведьмы: ни рождение теленка, ни день рождения племянника. А так как по Астрид сразу можно было сказать, что она ведьма, ее часто приглашали на разного рода мероприятия.

У местной герцогини был сын. У сына был день рождения. Ему исполнялось восемнадцать лет — как же в такую дату и без ведьмы? И пригласили на празднество Астрид: по ней сразу видно — ведьма, вот же родственники обзавидуются!

Празднество как празднество, ничего примечательного, казалось Астрид, чудесно выполнявшей свои обязанности: она сидела во главе стола, пила вино и злобно зыркала по сторонам, как и подобает любой уважающей себя ведьме. На часах было около полуночи — скоро надо будет давать благословение имениннику.

В чем заключалась суть благословения? В важном выражении лица, судьбоносном движении рук, сакральном голосе и волшебных искрах в качестве спецэффектов. За прошедшую неделю Астрид провела по меньшей мере штук пятнадцать таких благословений, так что вполне могла считать себя профи в этом деле.

И вот оно: важное выражение лица, судьбоносное движение рук над лохматой макушкой восемнадцатилетнего сына герцогини, «на что же тебя благословить, о юный мужчина?» сакральным голосом. Еще немного искр — и благословение можно было счесть вполне удачным.

«На твою вечную любовь, о прекраснейшая из прекраснейших», — проблеял «о юный мужчина». Мамочка «о юного мужчины» поддерживающе закивала головой. Видите ли, в ту пору заиметь в жены ведьму считалось большой удачей, ведь стабильно рожать детей, готовить еду, прибираться в доме, ухаживать за всем живым и не очень и при этом хорошо выглядеть могли только настоящие ведьмы. Это, скажем, было очень даже почетно. Ходили слухи, что королева, жена короля, тоже в своем незамужнем прошлом была ведьмой.

«Что, простите?» — обронила Астрид, удивленно выгнув брови. Лицо перестало быть таким важным, движение рук — судьбоносным, а голос — сакральным. Вот же этот «о юный мужчина», все благословение испортил!

«Это любовь с первого взгляда! — «о юный мужчина» оказался редкостным романтиком, к вящему сожалению Астрид. — Предлагаю вам, о прекраснейшая ведьма на всем белом свете, свою руку и сердце!». И встал на одно колено. Представляете?

Астрид хлопнула зелеными глазами разок-другой. Осмотрелась по сторонам. Взглянула на «о юного мужчину». И звонко засмеялась.

«Дорогой мой, ты что вообще о себе возомнил? Я ведьма, а у тебя борода еще не выросла, да и нос, знаешь ли, картошкой!». «О юный мужчина» не нашелся, что на это ответить. Но глаза его наполнились горькими слезами, так что, вероятно, он был несколько обижен. «Я всего лишь говорю правду», — деловито добавила Астрид, невинно пожав плечами.

Однако, Астрид кое-что упустила из виду. Она была ведьмой всего месяц, поэтому ей вполне можно было простить такой маленький пустячок, как забывчивость, если бы эта забывчивость не вышла ей же самой огромной жабой.

Жабой в этом случае выступила матушка «о юного мужчины», герцогиня.

Видите ли, события, о которых рассказывается в этих строках, произошло в канун Нового года. А как известно каждому, полночь между текущим годом и новым — время особого волшебства. И особое волшебство имело место быть.

Раздосадованная, обиженная, ущемленная за своего драгоценного сына, герцогиня на всех парах подлетела к Астрид, трижды сильно раздулась, как парус на ветру, обильно вдыхая воздух, чтобы извергнуть из недр своих жутчайшее проклятье в истории того столетия.

И будь ты той, кто всегда говорит правду, но стекло не треснет, пока не разобьется вдребезги твое сердце!

Главное упущение Астрид состояло в том, что герцогиня была женщиной. А любая женщина, как это известно, в своем роде немного ведьма.