Хроники последней Империи (джен)

Ночь окутала старый замок на берегу озера. В каменных стенах слышались стоны. Стонала хозяйка этого замка. Молодая женщина с роскошными платиновыми волосами, разбросанными по подушке, была бы похожа на ангела, если бы не глаза: сияющие бездны, в которых горело дьявольское черное пламя. В судорогах она сжимала окровавленную шелковую простынь. Полная луна, мягкий свет которой проникал в комнату, была невольной свидетельницей рождения новой жизни. Наступила тишина, и сразу послышался детский плачь.

— Отныне твое имя Деймос, — слова давались ей с трудом. Легкое движение руки и комната засверкала первозданной чистотой. Женщина прижала к груди своего сына и наследника, со вздохом опустилась на подушку и закрыла глаза.

Раздался гулкий хлопок. Рядом с кроватью возникла фигура в черном плаще.

— Госпожа, Вы должны понимать всю тяжесть Вашего проступка. Законом силы Вам запрещено иметь детей, особенно от смертных. Вы любимая дочь тьмы, но даже это не сможет спасти Вас, госпожа, — взволнованно лепетала гостья, встав на колени перед кроватью. — Вам не дожить до утра. Но есть выход. Если Вы позволите мне….

— Этого не будет, Алекса. Мой сын — единственное, что важно. И если мне суждено осыпаться пеплом с первым лучом солнца, то так тому и быть, — резко ответила женщина и приподнялась на кровати. — Не смей даже заикаться об этом. Мой сын будет жить!

— Вы еще слишком слабы, госпожа. Вам нужен отдых, — постаралась возразить Алекса.

— Это мои последние часы в мире живых и мне еще слишком много предстоит сделать, — сказала женщина и встала с постели. — Мы всегда были вместе, Алекса. Я делилась с тобой всем, и ты никогда не подводила меня. Я смогла бы доверить тебе свою жизнь, — глаза женщины вспыхнули дьявольским огнем. — Но не жизнь своего сына. Я не могу так рисковать. Прости, так нужно, — из пальцев женщины хлынули потоки силы и опоясали стоящую на коленях Алексу. Служанку окутало пламя, и через минуту на полу осталась лишь горстка пепла. — Прости меня, Алекса.

Женщина без сожаления перешагнула через то, что только что было ее служанкой, подошла к шкафу и достала черную мантию. Она оделась, спеленала ребенка, взяла с прикроватной тумбочки амулет и вышла из комнаты. Ей предстояла трудная ночь.

Молодую мать встретил прохладный июльский ветер, разметав полы ее мантии. Женщина крепче прижала к себе сына и направилась в сторону леса. Ее силуэт объяло пламя и, со слегка слышимым хлопком, ведьма исчезла в этом огне.

— Не бойся, малыш, уже все прошло, нам просто нужно в банк, — лепетала женщина, пытаясь успокоить ребенка, которого сильно напугал такой способ перемещения. — Все хорошо, все будет хорошо, у тебя будет семья, молодая пара, оба маги, но детей иметь не могут. Они будут любить тебя, они смогут дать тебе то, что не смогу я. Ты будешь счастлив, обязательно будешь… — женщина говорила скорее для того, чтобы успокоить себя. Ее ребенок, в одночасье ставший для нее всем миром, согревшись в нежных объятьях матери, снова заснул.

Тем временем она подошла к белоснежному зданию с отполированными до блеска бронзовыми дверями и решительно вошла во внутрь. В этот час в огромном мраморном холле было очень мало посетителей. Точнее, их совсем не было. Все гоблины, работающие в холле, оторвались от своих занятий и посмотрели на незваную и, если судить по враждебным взглядам, нежеланную гостью. Женщина вздрогнула и на секунду остановилась, но переборов непонятное чувство страха, направилась к ближайшей кассе.

— Я ищу Дергнога, — сказала она сидящему за стойкой гоблину.

— И что, миссис, Вам нужно от директора банка? Не думаю, что Ваши проблемы смогут его заинтересовать, — ответил гоблин, оглядывая стоящую перед ним даму.

— Сомневаюсь, что Ваша работа заключается в том, чтобы думать. Милейший, позовите Дергнога. Уверяю, это в Ваших же интересах, — манерно растягивая слова, произнесла женщина и слегка наклонила голову так, чтобы капюшон больше не скрывал ее глаз.

— Да, госпожа. Простите, госпожа. Сию минуту, госпожа, — гоблин побледнел и стал пятиться к одной из многочисленных дверей.

Женщина вздохнула и направилась к дивану для посетителей, стоявшему неподалеку. Ребенок на ее руках крепко спал. Колдунья внимательно всматривалась в лицо сына, стараясь разглядеть черты его отца.

— Какой же ты красивый вырастешь — от девушек отбоя не будет. Ты очень похож на отца, а он у нас красавец. Жаль, что я не могу оставить тебя с ним, — от причитаний матери ребенок снова проснулся, но на этот раз не заплакал, а просто открыл свои зеленые глаза. — Знаешь, у меня раньше тоже были зеленые глаза, как у тебя, но потом во мне пробудилась сила. Это не больно, если не противиться своей сущности. Но как будет с тобой, я не знаю. Твой отец смертный, пусть и лучший из них. Я чувствую в тебе силу, но она не свойственна моему народу. Тебе будет трудно. Ни там, ни тут. Но ты справишься, ты же мой сын!….

Из двери, за которую так поспешно удалился кассир, вышел статный гоблин в золотых доспехах. Взгляд желтых глаз приковывал к месту. Гордая осанка и размеренная поступь говорила, что здесь хозяин он и, судя по тому, как сжались и поспешили развести бурную деятельность другие служащие, этого никто оспаривать не хотел.

Вошедший оглядел холл и уже хотел сделать выговор молодому гоблину, который решил столь неудачно пошутить, как почувствовал подавляющую ауру, что окутывала помещение. В поисках источника этой силы он осмотрелся еще раз. Директор Гринготса, а это был именно он, наконец-то заметил женщину, сидящую в дальнем углу холла и тихо ворковавшую над своим ребенком.

— Добро пожаловать в Гринготс, госпожа. Чем могу служить? — сказал Дергног, подойдя к посетительнице.

Женщина вздрогнула, но быстро взяла себя в руки. Она не понимала, как гоблину удалось незаметно подойти к ней, но это уже не имело никакого значения.

— Я бы хотела переместить все, что имеется в моих сейфах, в личный сейф моего сына, — приглушенно ответила женщина, качая ребенка.

-Вы действительно хотите ограбить собственный народ?— немного ошарашено отозвался гоблин.

— Не думаю, что Вам должны быть интересны причины моих решений,— резко оборвала его женщина.— Вы перенесете все содержимое моих сейфов в сейф моего сына!

— Конечно, госпожа… — гоблин помолчал, осмысливая происходящее. — Для ритуала нужна капля его крови. И, разумеется, истинное имя.

— Его имя — Деймос, — женщина улыбнулась и с нежностью посмотрела на своего сына. Осторожно достала его ручку из-под одеяла, в которое тот был завернут, и уколола пальчик. Алая капля крови выступила на детской коже. Гоблин аккуратно поместил ее в хрустальный флакон с жидкостью, которая от соприкосновения с кровью потеряла свою прозрачность и приобрела насыщенный рубиновый цвет. — А так же Вы должны передать ему это письмо. Хочу предупредить, что на нем защита крови и любой, кто попытается его открыть, станет пеплом. Мой сын должен получить письмо в день своего пятилетия. К сожалению, я не смогу передать его сама. У Деймоса будет другое имя, другая семья. Возможно, его даже примут в магический род. Кровное усыновление будет не действительно, но его приемным родителям знать этого не нужно. Разглашение любой информации обо мне или о моем сыне будет караться смертью. Надеюсь, мы поняли друг друга?

— Да, госпожа. Мой народ на Вашей стороне. Все будет сделано так, как Вы пожелали, — сказал гоблин и опустил голову в поклоне.

— В таком случае, выполняйте, Дергног, — с улыбкой сказала женщина и удалилась.

— Удачи Вам, госпожа, — чуть слышно сказал гоблин и развернулся. Служащие, которые затаив дыхание следили за диалогом директора и странной посетительницы, под строгим взглядом своего начальника вновь принялись изображать бурную деятельность.

Полная луна освещала пустынные ночные улицы небольшой деревушки под названием Годрикова Лощина. Это могло бы показаться очень странным, ведь полнолуние было на прошлой неделе. Но людям некогда смотреть на небо.

Тишину ночной улицы нарушило громкое карканье. Крупная черная ворона приземлилась на молодое деревце, растущее рядом с двухэтажным особняком. Ветка прогнулась под тяжестью птицы и чтобы не упасть, ворона суматошно забила крыльями. Улетать она явно не собиралась.

На другом конце улицы, прямо посреди дороги, взявшийся ниоткуда вихрь начал стремительно расти и поднимать вокруг себя облако пыли. В центре вихря появилось черное пламя, оно разгоралось все сильнее, пока по контуру не стало напоминать человеческую фигуру. С хлопком пламя погасло, оставив вместо себя белокурую деву с младенцем. Женщина постояла немного, укачивая вновь проснувшегося ребенка, который, тем не менее, не заплакал.

— Привык уже, малыш? А ты сильный, как папа, — прошептала ребенку женщина.

Покачав сына, она пошла к особняку, но остановилась, увидев черную птицу.

— Почему ты не можешь меня оставить?! Почему ты следишь за мной?! Отвечай! — крикнула вороне женщина.

Птица внимательно посмотрела на нее своими черными глазами, громко каркнула и слетела с дерева. В полете ее окутала черная дымка и вот уже на дорожке перед домом стояла молодая черноволосая девушка с греческим профилем и надменной улыбкой. Ее черная мантия, колышущаяся на ветру, была похожа на крылья, взгляд огромных черных глаз остался таким же пронзительным.

— Зачем же так кричать, Импера? Я тебя прекрасно слышу, — на распев проговорила девушка, приближаясь к матери с ребенком. — Да, красивый мальчик, намучается он с такой внешностью… Скоро рассвет, госпожа, — девушка-ворона разразилась каркающим смехом. — Но еще не поздно, вот, — она протянула замершей женщине изогнутый кинжал с ручкой в виде двух переплетенных змей. — И ты будешь жива, и он не узнает тех страданий, которые ему предначертаны. Поверь, дорогая, то, что его ждет — намного хуже смерти! — Видя, что женщина смотрит на кинжал как на ядовитую змею и явно не собирается соглашаться с предложением, Сибилла развернула его в руке лезвием к себе и опустила ладонь. Однако кинжал не упал на землю, как того можно было ожидать, а растворился в воздухе черным дымом. — Как знаешь. Хочешь рискнуть, рискни. Это твоему сыну придется страдать, а не мне. Однако может случиться чудо и то, что я видела, не сбудется. Предсказание достаточно туманная наука, а мне доступен лишь наиболее вероятный исход.

— Что ты хочешь от меня, Сибилла? — тихо спросила Импера, в очередной раз прижимая ребенка к себе и садясь на край каменного бордюра, отделяющего дом и сад с живой изгородью от дороги. — Я не собираюсь убивать собственного сына. И если у него есть шанс на счастье, кто я такая, чтобы его отбирать?

— Твое благородство тебя погубит, — протянула Сибилла, надменно растягивая слова и возводя глаза к небу. — Ой, прости, дорогая, уже погубило. «И осыплется оступившаяся пеплом с первым лучом солнца», кажется, так это звучит. А ведь ты могла жить вечно! У тебя есть все: власть, богатство, молодость. Но нет, ты захотела любви, — девушка ухмыльнулась, обошла Имперу и, посмотрев на ребенка из-за плеча собеседницы, прошептала ей на ухо: — И неужели это того стоит?

Импера резко отпрянула от девушки и развернулась к ней лицом, судорожно прижимая ребенка к себе в защитном жесте, и смотря затравленными глазами на Сибиллу.

— Стоит. Тебе не понять. Ты никогда никого не любила. Это стоит того, чтобы умереть! — крикнула Импера.

— О, да! И оставить ребенка сиротой на попечении, — девушка кивнула в сторону дома — маглолюба и грязнокровки, это часть плана?! Ах да, чуть не забыла, маглолюба из истинно светлой семьи. Что же ты его с отцом не оставила, милочка?

— Это не твое дело. Деймосу будет лучше в чужой семье. — Импера поняла, что сказала лишнее, но было уже поздно.

— Так вот как зовут эту маленькую прелесть, — Сибилла начала подходить к женщине, от чего та стала пятиться. — Значит, Деймос… Что ж, красивое имя.

— Ты… ты не посмеешь, я не позволю тебе…, — женщина смотрела на собеседницу с глазами полного ужаса.

— Что ты, солнышко, конечно, я не посмею. Я же такая несмелая, — девушка усмехнулась. — Но мне просто не позволит совесть упустить этот шанс.

— Как я понимаю, отговорить тебя не удастся? — спросила Импера в общем-то ни к кому не обращаясь.

— Ты правильно понимаешь. Я не наврежу твоему ребенку. Я даже не стану сильно менять его судьбу.

— Сибилла, дай мне клятву, клятву сущности, что не причинишь вреда моему сыну, — приказала Импера, в ее голосе слышалась угроза. Силуэт магессы окутало темное марево, а на кончиках пальцев и в платиновых волосах засверкали белые молнии.

— Так-так, Импера, не стоит меня пугать. Хочешь клятву — будет тебе клятва, — согласилась девушка, отходя от разъяренной женщины. — «Телом своим, силой своей и душой своей клянусь не причинять вреда намеренного любыми путями, мне доступными, Деймосу, сыну Имперы, подруги моей и госпожи моей, пока бьется сердце мое, пока течет магия моя, пока живет душа моя!» — тело Сибиллы обвили кроваво-красные нити, крепко связывая ее с ребенком, мирно спящим на руках своей матери. — Довольна?

— Да, довольна, — Импера улыбнулась и присела на бордюр. — И нечего на меня скалиться, я подарила тебе вечную жизнь! Думаю, ты у меня в долгу.

— Да помню я, — девушка со вздохом села рядом с Имперой. — Просто не понимаю, как ты можешь отказаться от всего ради этого, — Сибилла указала на ребенка, чем заслужила неодобрительный взгляд собеседницы.

— Когда-нибудь ты поймешь, что я не смогла поступить по-другому, — Импера нежно погладила сына по черным мягким волосам и взглянула на небо. На востоке начало светать. — Пора. Что же, прощай, Сибилла.

Импера встала и подошла к двери особняка. Осторожно перехватив ребенка правой рукой, она провела левой по воздуху. Ее пальцы вызвали колебание магии, волны которой стали концентрироваться на крыльце, приобретая материальность. Спустя мгновение перед женщиной стояла плетеная корзина с серебристым одеяльцем. Она нежно уложила ребенка в корзину и сняла с себя амулет.

— Я купила его в Трое, но уже тогда мне сказали, что он очень стар. Я не смогла разгадать его тайны, но может получиться у тебя? — Импера одела амулет на шею ребенка. — А еще он очень красивый. И снять его сможет только тот, на ком он одет.

Импера накинула на ребенка легкие чары сна и последний раз провела рукой по его мягким волосам. Не следует ребенку видеть то, что произойдет, решила она и отошла от крыльца.

На востоке показался первый солнечный луч, обрамленный золотым сиянием неба. Импера смотрела на оставленную корзинку, в которой мирно спал ее наследник. Женщина улыбалась, но на ее глазах блестели слезы. По пальцам прошел легкий озноб, который сменился ощущением пустоты. Дочь тьмы посмотрела на свои ладони, их окутывал яркий белый свет. Пустота сменилась жуткой болью. Женщине хотелось кричать, но она позволила себе лишь сдавленный стон. Импера подняла глаза, чтобы последний раз взглянуть на своего сына.

— Будь счастлив, Деймос, — слова дались ей с трудом.

Силы начали оставлять женщину, в поисках хоть какой-нибудь опоры она облокотилась на дерево, растущее рядом с дорогой, ноги ее уже не держали. Сознание окутывал туман. Тело перестало слушаться. Глаза застилал ослепляющий свет, проникающий внутрь и испепеляющий душу.

Сибилла смотрела на то, как тело ее подруги поглощал свет. Слабый стон и последние слова доносились как-будто бы издалека. Она не верила, что на ее глазах умирает та, которую все считали чем-то вечным, неотъемлемым. Любой, кто видел Имперу, не мог остаться к ней равнодушным. Ее ненавидели и страстно любили, перед ней преклонялись и ее презирали.

Свет стал ослепительным, заполняя всю улицу. Полыхнула яркая вспышка и он пропал без следа. Сибилла увидела фигуру своей подруги: та стояла, словно прислонилась на минуту... Только серый цвет кожи, одежды и глаз давали понять, что случилось что-то непоправимое. Ветер играл в листьях молодых яблонь, растущих в саду. Вот он достиг этой странной фигуры и серая статуя осыпалась. Ветер поднял пепел и разнес его по улице.

— Что же ты наделала, Импера, — прошептала Сибилла. Из ее глаз хлынули слезы, но девушка этого не заметила. Невероятная боль пронзила ее сердце, ее душу. До этого момента она не понимала, насколько Импера была важна для нее. — Что же наделала я? — Девушку подвели ноги, и она опустилась на траву рядом с бордюром.

На втором этаже дома зажегся свет. Хозяева двухэтажного особняка проснулись. Через несколько минут дверь открылась. На пороге стояла молодая зеленоглазая ведьма с пустыми бутылками для молока в руках. Тишину улицы нарушил ее пронзительный крик:

— Джеймс, — от крика ребенок проснулся и заплакал.

Послышался звук шагов на лестнице, затем резко прервался, чтобы уступить место грохоту и достаточно громким ругательствам. Из дома к жене с палочкой наготове выбежал черноволосый мужчина с диким горящим взглядом и сломанным носом.

— Что случилось, Лили? — Джеймс был очень взволнован.

— Смотри, кто-то его подкинул, — ведьма взяла младенца на руки и начала укачивать. Ребенок постепенно успокаивался.

— Наверное, нужно куда-нибудь сообщить, — немного отдышавшись, предложил Джеймс.

— Нет! Он мой! — Лили была похожа на разъяренную кошку, но под недоуменным взглядом супруга поутихла. — Он наш, Джеймс. Ты же знаешь, у меня не может быть детей. А этот малыш…. Ты только посмотри на него, глаза зеленые, как и у меня, а волосы темные, как у тебя. Мы можем принять его в род, и он будет наш, — взгляд Лили засветился надеждой.

— Думаю, не будет ничего плохого, если мы возьмем его, — немного помедлив, ответил Джеймс. Он и сам задумывался над тем, чтобы взять на воспитание ребенка, но не мог решиться сказать об этом жене.

— Теперь мы твои мама и папа. Тебе нужно имя… Гарри! Да, пусть будет Гарри, — Лили просто сияла.

— Гарри Джеймс Поттер, а что, звучит. — Джеймс с улыбкой увел жену с ребенком обратно в дом.

Черноволосая девушка внимательно прислушивалась к диалогу молодой пары. Хлопок закрывающейся двери вывел ее из состояния транса. Сибилла смахнула с ресниц последние слезинки.

— Вот и все. «Грядёт тот, у кого хватит могущества победить Тёмного Лорда... в семье тех, кто трижды бросал ему вызов, рождённый на исходе седьмого месяца...». И ведь не поспоришь. Что ж, пора, — девушка грустно улыбнулась, развела руки в стороны и наклонилась вперед. Ее окутал темный туман, из которого вылетела черная птица и взмыла в небо. Солнце освещало небольшую улочку маленькой деревушки. Ветер гнал по дороге серую пыль.