Trotz allem (джен)

Тобиас Снейп очень любил смотреть, как готовит его жена. Высокая, худощавая, даже чуток костлявая — на вкус Тобиаса, немного угрюмая и, чего греха таить, со странностями, она преображалась, начиная готовить. Легкой тенью порхала по небольшой уютной кухоньке, где все приборы, кастрюли, посуда, специи и продукты лежали в идеальном и только ей понятном порядке. За готовкой она всегда что-то напевала, но как ни прислушивался Тобиас, он не мог разобрать ни слова в той иностранной тарабарщине, что слетала с уст жены.

Эйлин всегда провожала его на работу, накормив вкусным плотным завтраком, а он сидел, читая утреннюю газету, и наблюдал поверх нее за действиями жены — это было гораздо интереснее, чем читать о кубинской революции или о том, какой заговор на этот раз готовят «красные». Омлет у нее всегда был пышный и сочный, бекон поджаренным до нужной степени хрусткости, кофе крепким и ароматным, а уж что говорить о ее сладкой выпечке! Такого печенья Тобиас не пробовал ни разу в жизни до встречи с Эйлин!

Они познакомились на вечеринке, куда Эйлин была приглашена одной из подруг по какому-то богом забытому колледжу. Сначала Тобиас не обратил внимания на сутулую, худую, высокую девушку, наряженную в какое-то странное длинное черное платье. Но когда попробовал принесенные ею эклеры, то не смог оторваться, не съев все. Эйлин рассмеялась — у нее, оказывается, был прекрасный смех — и сказала, что испечет еще. Через час она вернулась с новой порцией лакомства, а Тобиас решил не упускать такой удачный вариант из виду. Он взял ее в жены с умыслом, что лучшей хозяйки ему не сыскать, а его будущим детям — лучшей матери.

Когда Эйлин забеременела, Тобиас носил ее на руках, тем более что округлившиеся формы жены только подогревали это желание, он исполнял все ее капризы с таким рвением, что сам себе удивлялся. Откуда он мог знать, что в нем есть такие силы, чтобы встать поздно ночью и бежать в круглосуточный магазин за пять кварталов от дома лишь потому, что его жене срочно захотелось томатного сока, а дома его не оказалось. Разве мог он представить, что будет счастлив растирать отекшие ноги жены, когда из-за огромного живота она не могла сама делать себе массаж. Беременность несказанно красила молодую женщину, и Тобиас уже всерьез полагал, что такая жена ему более чем по нраву. Он не помнил, сколько свечек поставил в церкви за здоровье своего будущего дитя, но ему нравилось думать, что половина огней, горящих под распятием Христа, — его. И единственным огорчением для Тобиаса был абсолютный атеизм жены — она никогда не сопровождала его на службу, предпочитая хлопотать по дому или читать.

9 января 1960 года родился его сын. Роды были тяжелыми, и врачи не давали гарантий, что его жена и ребенок выживут. Тобиас проводил все дни у постели жены и сына, а ночи — в церкви, молясь за жизнь своих любимых. 11 января он выкрал из больницы своего сына и отнес его в церковь. Там святой отец нарек младенцу имя Северус в честь святого мученика Севера Александрийского. Когда он вернулся в больницу, то застал там невменяемую от беспокойства жену, которая бегала по больнице, и врачи никак не могли ее успокоить. Тобиас только крепче уверовал в Господа Бога за это чудесное выздоровление. Походы в церковь стали ежедневными.

Постепенно жизнь входила в обычное русло, если не считать, что в доме появился крикливый, неспокойный маленький человечек. Поначалу Тобиас был рад понянчиться с малышом, но сын все время кричал, затихая только на руках матери. Отца семейства стали мучить странные чувства: он был рад сыну, но тот требовал слишком много внимания к себе, и обязательные завтраки перед работой постепенно сошли на нет. Теперь Тобиас сам собирал себе холодные бутерброды, и это огорчало его. Он утешал себя мыслью, что пройдет немного времени — и все снова встанет на свои места.

Но время шло, а Эйлин занималась только сыном, мало обращая внимания на все более нетерпеливого мужа. Вскоре ребенок стал вызывать в душе Тобиаса только недовольство, и заглушить это он мог лишь в церкви и с друзьями в баре. Все чаще отец семейства задерживался с работы, возвращаясь поздно и с ароматом перегара, постепенно становившегося ежедневным. Он взгромождался на жену, быстро удовлетворял свое желание и засыпал, похрапывая.

Эйлин с каждым днем все больше обожала сына, она вязала ему крохотные носочки и шапочки, каждый день подолгу гуляла, кормила мальчика вкусными и полезными пюре и кашками. Ребенок раз и навсегда стал для нее центром Вселенной, не оставив места ни для кого более. Сынок радовал ее ежеминутно, даже когда плакал ночами, жалуясь на боль в животике. Она пела ему колыбельные, рассказывая в них об удивительном мире, где есть волшебство и живы драконы и единороги.

Муж не одобрял таких «суеверий», но терпел, считая все это простой сказкой на ночь. А сыночек с любопытством таращил темные глазенки, слушая про магов и чародеев, пока сон не смежевал его веки. Эйлин могла часами сидеть у его кроватки, любуясь сыном. Он был для нее прекраснее всего, что только можно было представить. Вглядываясь в его лицо, она все чаще улавливала сходство с собой, вслушиваясь в его тихое размеренное дыхание, удивлялась чуду рождения, не в силах представить, как из двух крохотных клеточек мог вырасти и родиться такой замечательный ребенок?

Она любила каждый миг, проведенный с сыном. Первый шаг, первое слово — все, что пропустил муж, гуляя по трактирам, она впитывала с радостью и благодарностью. И сын отвечал ей абсолютной взаимностью. Чем старше он становился, тем больше привязывался к матери. Он с удовольствием наблюдал за хлопочущей на кухне мамой, сидя на высоком детском стуле.

Четыре года после рождения Северуса, были практически идеальными, если не считать загулы Тобиаса, вошедшие в привычку. Муж был недоволен, что его сын постоянно крутится у материнской юбки, что помощь в готовке для него важнее игр с отцом, но глядя на Эйлин, как и прежде порхающую по кухне, Тобиас прощал ей все. Ему казалось, что вот теперь все вошло в прежнее русло, и хоть сын и скрадывал большую часть внимания жены, но завтраки, обеды и ужины вернулись в традиционный уклад семьи Снейпов.

А потом случилось страшное, что перевернуло жизнь Тобиаса с ног на голову. Это был обычный выходной день. За окном мела метель, а в доме у кухонного очага было тепло и уютно. Тобиас попивал горячий кофе, куда незаметно для жены влил добрую порцию коньяка, и расслабленно размышлял о том, как же здорово, что сегодня не нужно идти на работу. В последнее время работа стала для него тяжелой повинностью. Он смотрел, как Северус помогает матери готовить крем для торта в честь своих именин, и наслаждался ароматами, носившимися по кухне. Тобиас предвкушал приятный вечер в компании семьи и графинчика виски, как вдруг что-то случилось, и из миски с кремом посыпались разноцветные искры.

Тобиас перепугался, подумав, что произошло что-то страшное и его сына ударило током. Откуда взяться оголенным проводам в центре кухни в миске с кремом, ему было некогда рассуждать. Он схватил перепуганного ребенка на руки, ощупывая его на предмет ожогов или травм. Северус притих, вытаращив на него черные, как у матери, глаза. Со стороны камина раздался тихий и счастливый смех, Тобиас подумал, что его жена от страха сошла с ума, но Эйлин продолжала смеяться, вгоняя его в ступор, и никак не могла остановиться. Эту сцену прервал стук в окошко.

За стеклом сидела недовольная нахохлившаяся сова и продолжала стучаться, не обращая внимания на людей. Эйлин, продолжая хихикать, открыла форточку и впустила птицу в дом. Сова сделала круг над головами и сбросила на голову Тобиаса какой-то конверт, потом громко крикнула и вылетела обратно.

Тобиас машинально взял конверт и открыл его. В письме красивым почерком было написано:

«Северус Тобиас Снейп. Возраст четыре года и три дня. Первый магический выброс зарегистрирован 11 января сего года. Просьба к родителям ограничивать свободу передвижения мальчика, пока он не научится владеть собой в присутствии магглов. Следующей совой вам будет выслана Инструкция по предотвращению магических выбросов. Поздравляем, ваш сын — волшебник и будет зачислен в школу чародейства и волшебства Хогвартс по достижении им одиннадцать лет.

Олав Рагнарек»

— Что это? — прошептал Тобиас.

— Это письмо, разве ты не видишь? Теперь я спокойна, наш сын такой же волшебник, как и я. Слава Мерлину, не сбылось предсказание моей бабки, что на мне оборвется род Принцев!

— О чем ты вообще говоришь? Ты сошла с ума, женщина? Какое волшебство? Какой Мерлин?

— Прости, Тоби, я не рассказывала тебе раньше, боялась, что ты не поймешь, но теперь, когда наш сын настолько особенный мальчик, я надеюсь, ты поймешь все и простишь мне мое молчание. Я волшебница из древней и чистокровной семьи, мои предки были на протяжении многих веков самыми сильными и способными магами. Я, как и мои родители, училась в школе волшебства с такими же одаренными детьми. Потом я встретила тебя и решила уйти из мира магии. Моя бабушка прокляла меня за нашу связь, но я все равно вышла за тебя. Я скрывала от тебя свои способности, чтобы не испугать, я думала, что проклятие старой ведьмы исполнится и наши дети уже не будут магами, но я счастлива, что ошиблась! Правда же это прекрасно, что… — Эйлин осеклась, только сейчас заметив выражение крайнего отвращения на лице мужа.

— Ты что — богомерзкая ведьма? И ты околдовала меня? Совратила, родила от меня этого… — Тобиас с брезгливостью сбросил с колен сына, уронив ничего не понимающего ребенка на пол. Северус больно ударился и заплакал. — Стой на месте, ведьма!

Последнее слово Тобиас произнес с крайним презрением, так могли разговаривать инквизиторы много веков назад. Эйлин замерла, с ужасом понимая, что ее муж абсолютно не рад исключительным способностям ее и сына. Он смотрел на нее, как на какое-то странное и противное насекомое.

— Ты! Подвергла мою бессмертную душу такому греху! Ты уничтожила все, что я делал столько лет для тебя и твоего щенка! Ты шлюха, ведьма! Убирайся и забирай свое отродье! — Тобиас занес ногу, чтобы пнуть сына и тут же слетел со стула, выбитый каким-то страшным странным ударом.

Эйлин стояла над плачущим ребенком, вскинув руки. Ее лицо было страшным от гнева.

— Никогда не смей трогать моего сына, жалкий маггл! Только попробуй еще раз прикоснуться к нему!

Тобиас вскочил, разъяренно сжимая кулаки, но поделать ничего не мог. Пока не мог. Скрипнув зубами, он ушел из дома на целую неделю. Когда он вернулся, для Эйлин и Северуса начался ад.