Последний узник (джен)

— Герр Гриндельвальд! Герр Гриндельвальд! Как хорошо, что вы наконец-то приехали! У вас мальчик, герр Гриндельвальд.

Старая служанка подобострастно суетилась, пытаясь одновременно повесить пальто, принести домашние ботинки и выболтать всю мыслимую и немыслимую информацию о первенце.

Высокий златовласый мужчина, привлекательный, если бы не трёхдневная щетина, мешки под глазами и стойкий запах алкоголя, услышав очередной возглас «герр Гриндельвальд» поморщился и жестом велел служанке замолчать.

Он был уверен, что у него родится мальчик. И хотя его жена, это избалованное мадьярское отродье, кричала, что назло ему родит девочку и даст ей фамилию своей семьи, он был уверен: у него, Вильгельма Гриндельвальда, непременно родится сын. Настоящий немец.

Поэтому он не спеша разулся, взял купленные у первой попавшейся торговки розы, и уже собирался подняться в покои жены, играть роль любящего мужа, когда решил на всякий случай уточнить:

— Надеюсь, он уже пристойно выглядит? Не хочу, чтобы первое впечатление о сыне было как о красном морщинистом мясе.

— Нет, это совершенно прелестный младенец! — служанка засуетилась сильнее прежнего. — Сходите сами и посмотрите.

Он кивнул и неспешно поднялся в спальню.

Чёрные волосы Ильдико разметались по белой подушке, а сама она счастливо улыбалась лежащему на кровати младенцу.

— Здравствуй, любовь моя, — проговорил Вильгельм с самой убедительной неискренней улыбкой, на которую был способен, и довольно заметил, как жена тут же перестала улыбаться и теперь смотрела на него глазами ягнёнка на заклание. А потом привстала, заслонив собой ребёнка.

В другое время Ильдико уже схлопотала бы оплеуху, но сейчас на них таращились слуги и какая-то дородная девка, вероятно, кормилица, поэтому портить репутацию идеальной семьи не стоило. Пока. Старик Аранхази умрёт со дня на день, а потом, получив наследство, можно будет отправить за стариком и дочь.

— Кто тут у нас? — проворковал Вильгельм, отодвигая Ильдико в сторону и занимая её руки букетом. Убрать с цветов шипы он и не подумал.

Младенец выглядел глупо. Мило, но глупо. Он глупо улыбался, глупо икнул, когда его взяли на руки, однако Вильгельм успел нащупать ответ на свой вопрос и теперь был абсолютно доволен.

— Уважаемые, — обратился он к слугам и кормилице, — не могли бы вы оставить нас с женой наедине? Разлука была слишком долгой и, боюсь, нам не терпится обсудить своим маленькие супружеские дела.

Молоденькие служанки стыдливо зарумянились, старые — понимающе улыбнулись, и все — быстро засеменили прочь.

Когда звук шагов стих, Вильгельм ещё раз осмотрел младенца и без прежней наигранной теплоты заметил:

— Никакой мерзкой мадьярщины! Голубые глаза, светлые волосы, белая кожа. Я выращу тебя настоящим немцем, Оттон!

— Геллерт.

Вильгельм с удивлением обернулся. Его до этого испуганная жена теперь с яростью смотрела на него, сильно сжимая букет, и по ладоням её стекали алые капли крови.

— Геллерт, — повторила она. — Я крестила сына. Его зовут Геллерт.

* * *

— Альбус, ну что ты там возишься?! — недовольно воскликнул Геллерт, перепрыгнул через две ступеньки и высунул голову из склепа.

Ситуация оказалась презабавнейшей. Альбус, точно незадачливая деревенская девица, пытался вытащить волосы, запутавшиеся в ветках. Ветки были чёрные, волосы — рыжие, а сам Альбус — настолько беспомощно соблазнительным, что Геллерт задержался бы подольше и полюбовался, если бы не обнаружил в склепе нечто интересное и не желал бы срочно поделиться находкой с Альбусом.

— Клянусь, если ты сейчас не разделаешься с этой веткой, я укорочу твои прекрасные косы, Рапунцель.

Альбус фыркнул.

— Не укоротишь. Они тебе слишком нравятся, несмотря на то, что по ночам ты взбираешься по ним разве что метафорически.

Геллерт расхохотался и, заметив, что Альбус наконец перестал опасаться неожиданно выскакивающих из-за кустов магглов и распутал волосы магией, спустился обратно в склеп. Через минуту Альбус оказался рядом, и Геллерт кивнул на тёмный туннель справа.

— Не хочешь посмотреть, что там? — предложил Геллерт, благородно отодвигаясь в сторону.

— Сам иди и смотри.

— Только после дам, — шутливо поклонился Геллерт, но не успел распрямиться, как его потоком воздуха забросило в тоннель.

Быстро поднявшись, он мгновенно нанёс ответный удар, и вот уже Альбус оказался прикован травяными отростками к стене тоннеля. По мнению Геллерта, сейчас было самое время совершить какое-нибудь приятное непотребство, но ноги сами вдруг пустились в пляс и теперь лихо отстукивали чечётку. Не отреагировать на такое явное неуважение к своей персоне он не мог, поэтому через пару секунд Альбус рядом с ним уже изображал балерину.

Заклинание летело за заклинанием, пока они, увлекшись, не врезались в полусгнившую деревянную дверь, и та под их натиском не рухнула на пол.

Перед ними стояла каменная гробница.

Геллерт, тут же забыв про то, что у него порвалась рубашка и он весь в пыли, подбежал к гробнице.

Кроме опутанного паутиной скелета в ней ничего не оказалось.

— Игнотус, — то ли утвердительно, то ли вопросительно сказал подошедший Альбус и стал осматривать гробницу. Геллерт последовал его примеру, но никаких скрытых ниш, тайных отделений найти не удалось. Магия тоже ничего не выявила. По всему получалось, что гробница перед ними лишь гробница, а скелет — просто скелет, пусть даже и бывший когда-то одним из братьев Певереллов.

Геллерт совсем было отчаялся, когда увидел валяющуюся в стороне небольшую железную шкатулку. Он взял её с земли, открыл и обнаружил там старый, местами истлевший пергамент. Ничем не примечательный, если бы не…

— Что там? — полюбопытствовал подошедший Альбус.

Геллерт задумчиво посмотрел на него.

— Кажется, теперь мы знаем, как найти Старшую палочку…

* * *

— Мама, купи яблоко!

— Не ной, сказано — денег нет.

— Но я видел. Много, целые пачки.

— Не купишь ничего на эти пачки. Да и папашку твоего с завода выкинули. Только зря винтовкой на войне махал.

— Ну ма-а-ам…

Женщина отвесила сыну, чумазому мальчику лет пяти-шести, подзатыльник. От этого мальчик заревел на всю улицу, и Геллерт, не выдержав, сунул ему украденное с ближайшего прилавка яблоко. Мальчик тут же заткнулся и радостно впился в него зубами, а женщина странно покосилась на Геллерта, быстро пробормотала «спасибо» и пошла вместе с сыном прочь.

Геллерт задумчиво посмотрел им вслед. Ситуация с мальчиком лишь подтвердила вывод многодневного наблюдения: маггловская Германия переживала тяжёлые времена. И Геллерт, бродя по рынку и глядя, как процветает бартер, а марки превращаются в ненужные бумажки, раздумывал, каким образом это можно использовать в своих целях.

Точнее, придумал он уже давно. Осталось найти повод двум политическим группировкам, одна из которых считала бездействие министерства магии причиной поражения в Первой мировой, другая — магглов причиной нестабильности магической Германии после Первой мировой, выступить совместно против действующего министерства. И теперь у Геллерта этот повод был.

Геллерт уже мысленно зачитывал свою речь, изобличающую ужасы послевоенного времени и завершающуюся трогательно историей о голодном мальчике, смотрел, как министерская толстая задница летит прочь из кресла, скромно предлагал свой план по сотрудничеству с магглами и последующему тотальному контролю над ними, а под конец не менее скромно садился в министерское кресло. Где-то в перерывах числились ещё пара Империусов, но задумываться об этом было для Геллерта слишком мелочным.

— Эй, брат, тоже небось с работы погнали? — резкий окрик справа заставил замечтавшегося Геллерта вздрогнуть и обернуться.

Рядом с ним стоял красномордый рабочий и перекатывал в зубах спичку. Геллерт хотел было ответить что-то резкое, но потом вспомнил, что в своём потрёпанном маггловском костюме тоже смахивает на очередную жертву экономической разрухи и промычал что-то утвердительное в ответ.

Рабочий одобрительно похлопал по плечу.

— Не унывай, брат. Сейчас что работать, что не работать, всё равно денег даже на пожрать не хватит.

— Сволочное правительство! — гневно воскликнул Геллерт, а сам стал с интересом наблюдать за реакцией.

— А то! — рабочий нахмурился. — Знаешь, брат, а не хочешь сегодня вечером прийти и посмотреть одно выступление? В «Хофбройхаус». Там мужик один, из наших, воевавший, как раз будет говорить на эту тему. Про правительство и вообще.

Геллерт собирался было отказаться, благо на вечер имелись планы поинтереснее, но потом вдруг передумал и пожал обрадованному рабочему руку. Маггловской политикой Геллерт тоже весьма и весьма интересовался.

* * *

— Иди сюда и посмотри, что ты натворил.

Мальчишка, вчерашний выпускник Дурмстранга, задрожал, но сделал шаг вперёд.

— Ближе. Сюда, — холодно повторил Геллерт. На самом деле его трясло от гнева, но бегать и истерить — удел женщин и маггловского фюрера, поэтому Геллерт предпочитал хотя бы внешне сохранять спокойствие.

Тот робко подошёл, но по-прежнему старался держаться подальше от Геллерта. «Благоразумно», — отметил про себя Геллерт и взмахнул рукой. К нему тут же подбежал один из помощников.

— Карой, давай покажем нашему юному другу лазарет.

Карой тут же распахнул двери перед ними и впихнул мальчишку внутрь. Геллерт неторопливо последовал за ними.

В лазарете стоял невыносимый сладкий смрад. И даже если верный Карой, привыкший ко всему, несколько побледнел, то что было говорить о мальчишке. Уже то, что его ещё не стошнило на пол, было достижением.

Геллерт подошёл к первому телу на полу, взмахнул палочкой и сдёрнул с трупа простыню. Мальчишку всё-таки стошнило. Отсутствие половины черепа не красило никого.

— Надеюсь, это был не кто-то из твоих друзей, — пожал плечами Геллерт и пошёл дальше. Карой потащил бледно-зелёного мальчишку за ним.

Второй труп был целый, чёрный и обуглившийся, но на первый взгляд целый, если, конечно, кому-то бы захотелось разбираться, где какая у него часть тела. Третий, четвёртый, пятый и последующие десятки — все были той или иной степени обгорелости, а то и вовсе — горсткой пепла.

— Понравилось? — спросил Геллерт, когда они обошли весь лазарет.

Мальчишка, которого Карой уже фактически тащил на себе, вяло помотал головой.

— Кто отвечал за поднятие щитов?

— Я, — еле слышно пробормотал мальчишка.

— Щиты были подняты?

Он промолчал.

— Я спрашиваю: щиты были подняты?

— Нет, — разобрал по губам Геллерт.

— А жаль, что нет. Потому что если бы «да», то часть этих головёшек сейчас бы ещё двигалась.

Он понуро свесил голову. Геллерт щёлкнул пальцами, и Карой тут же дёрнул мальчишку за подбородок, заставляя того смотреть Геллерту прямо в глаза.

— Знаешь ли ты, что из-за тебя было бездарно проиграно тщательно подготовленное сражение? — Геллерт теперь стоял с мальчишкой нос к носу. — Знаешь ли ты, что даже твой высокопоставленный папочка не сможет прикрыть твой зад? Знаешь, что именно ты виноват в смерти всех этих людей?

«А кто отдал приказ? Кто начал войну?» — позлорадствовал внутренний голос, но Геллерт тут же заставил его замолчать и спросил:

— Почему щиты не были подняты?

Тот не ответил и лишь с ужасом в глазах смотрел на него.

— Не знаешь ответа? А вот я знаю, — Геллерт взмахнул палочкой. — Авада Кедавра.

Тело с глухим стуком упало на пол.

— Убрать, — Геллерт обвёл рукой лазарет. — Этих тоже.

Карой кивнул.

— Отца вот этого, — Геллерт подопнул валяющееся на полу тело, — в Нурменгард. Четвёртая пыточная.

* * *

— Тебе не выйти, Геллерт, сдавайся.

Альбус стоял перед ним в его замке и ещё смел диктовать свои условия. Геллерт засмеялся и спрыгнул с импровизированного помоста.

— Столько лет прожить в Хогвартсе и так и не уяснить, что замки имеют свою магию? — Геллерт сочувственно покачал головой. — Одно лишь заклинание, только одно, и, поверь, я успею его сказать, даже если ты сейчас же выпустишь Аваду, и все те люди за окном вмиг превратятся в невинно убиенных Геллертом Гриндельвальдом мучеников.

Видя, как Альбус напрягся, Геллерт не выдержал и засмеялся ещё раз.

— Впрочем, не переживай, — пояснил он уже спокойно, — пока пастух мне интереснее, чем пригнанные им стада. Зачем ты сюда пришёл?

— Разве это не очевидно?

— Для них — возможно, — Геллерт кивнул в сторону окна. — Победить злого волшебника и стать героем. Для меня — нет, не очевидно.

Альбус ничего не ответил и только внимательно следил за ним из-под очков-половинок.

— Желай ты действительно остановить меня — примчался бы ещё в тот момент, когда я стал министром магии, — Геллерт задумчиво расхаживал перед помостом туда-сюда, а потом вдруг остановился. — Знаешь, а я тогда ещё надеялся, что ты придёшь. И присоединишься ко мне.

— Глупо, — подал голос Альбус.

— Несомненно, — кивнул Геллерт и продолжил движение.

— Другая причина — Ариана.

Геллерт заметил, как Альбус вздрогнул, и невозмутимо продолжил:

— Но даже тем летом, ты отказался сбежать со мной не потому, что оплакивал свою сестрёнку и терзался чувством вины, а потому что… Тут мы подходим к главной причине.

Геллерт опять остановился и нацелил палочку прямо в грудь Альбусу.

— Твой ослепительно белый и сияющий образ. Вот что тебе всегда было дороже всего!

— Продолжай, — Альбус то ли улыбался, то ли усмехался, и Геллерт состроил гримасу в ответ.

— Альбус Дамблдор должен заботиться о семье, Альбус Дамблдор не должен трахаться с плохими мальчиками, Альбус Дамблдор не должен заниматься тёмными искусствами, Альбус Дамблдор должен победить злого и нехорошего Геллерта Гриндельвальда, — Геллерт на секунду призадумался. — Нет, кажется, я не в состоянии огласить весь список. Ты всегда был жутким моралистом и зависел от мнения толпы вроде той, что за окном.

Альбус поправил очки и сделал несколько шагов навстречу.

— Одно маленькое замечание, если позволишь.

— Давай.

— Я трахался с плохими мальчиками.

Геллерт расхохотался.

— О, это существенно меняет дело!

И вдруг совершил резкий выпад:

— Защищайся!

Альбус, конечно же, победил. Глупо было бы отрицать это, когда на тебя направлена собственная палочка, но Геллерт предполагал такой исход поединка и раньше. Хотя победить ему, безусловно, хотелось, но поставить Альбуса перед выбором хотелось не меньше. В конце концов, реальные красные капли на метафорическом белом смотрелись неэстетично.

— Убей меня, — произнёс Геллерт, когда отдышался. — У тебя в руках Старшая палочка, обладая ею, очень сложно удержаться от соблазна.

Альбус неторопливо положил палочку в карман.

— Я не буду тебя убивать. Авроры и объединённая армия уже сейчас заняты поимкой твоих соратников. И через малое время, когда они дополнят число уже схваченных, вас будут судить всех разом.

На руках и ногах Геллерта в одно мгновенье появились антимагические наручники. Он подёргал их, попытался снять, а потом закричал в спину удаляющемуся Альбусу:

— Ну и сукин же ты сын, Альбус! Неужели так и бросишь меня тут, на растерзание толпе?!

Альбус покачал головой, а потом выслушал очередную порцию ругани и подмигнул:

— Да, я тоже люблю тебя, Геллерт.

* * *

Луна, неприятного красного оттенка, светила прямо в камеру и мешала Геллерту спать. Впрочем, он уже давно спал днём, а бодрствовал ночами. Пожалуй, с тех пор как Альбус прислал ему письмо и сообщил, что Волдеморт охотится за Старшей палочкой и наверняка придёт к нему. О Волдеморте Геллерт был наслышан и поэтому здраво рассудил, что тот заявится ночью. Хотя, вообще говоря, заявиться можно было в любое время суток: даже семикурсник, выучивший пару боевых заклинаний, способен справиться с охраной и немощным стариком, едва ли способным доползти из одного угла камеры в другой. Но образцовые Тёмные волшебники во всех историях действовали по ночам, а Волдеморт, по мнению Геллерта, в образцовости перещеголял всех: мало того, что носил исключительно чёрное и швырялся Авадами направо и налево, но вдобавок к этому обзавёлся красными глазами и прелестной зелёной кожей.

Геллерт зевнул и с досадой подумал, что пятьдесят лет в Нурменгарде не способствуют бодрости. Пятьдесят лет в Нурменгарде, пожалуй, способствуют только крепкому вечному сну, и Геллерт сильно удивлялся, что он до сих пор жив. Если уж даже Альбус своевременно сбежал к праотцам…

В конце концов, Геллерт решил, что его полумёртвому организму нужно больше сна и что Волдеморт так и так его непременно разбудит, а поэтому почти было уснул, когда обнаружил на полу четыре столбика чёрного дыма. Дым проникал сквозь решётку и через несколько минут превратился в тёмную фигуру.

— Добро пожаловать, — вежливо поздоровался Геллерт, улыбаясь во весь беззубый рот. И получил в ответ старый добрый Легилименс.

Из-за того, что Волдеморт увидит в его памяти, кому перешла палочка, Геллерт не переживал. В его голове давно была приятная пустота, какая бывает только у новорождённых и умалишённых. Возможно, это была какая-то совершенная окклюменция, но, как рассудил Геллерт, ответ был очевиднее: у мёртвых нет воспоминаний. Поэтому сейчас он демонстрировал Волдеморту лишь белый туман, ощущал разливающиеся в своём сознании волны гнева и в ответ из чистого любопытства подсматривал воспоминания Волдеморта.

— Грегоровича мог бы и не убивать, — грустно покачал головой Геллерт, когда Волдеморт наконец выскользнул из его сознания. На сей раз ответом было Круцио.

— Отвечай, где палочка! — услышал Геллерт, когда немного оправился от боли.

— Тебе никогда её не найти.

Геллерт с трудом поднялся на ноги и внезапно почувствовал давно позабытый азарт, какой бывает перед захватывающим приключением или опасным сражением.

— Отвечай, или тебя ничто не спасёт!

Геллерт рассмеялся. Сухо и хрипло, но он всё равно почувствовал, как по членам разливается кровь, а в дряхлое тело возвращается жизнь.

— Так убей же меня, Волдеморт! Я с радостью встречу смерть. Да только моя смерть не поможет тебе отыскать то, что ты ищешь… Ты многого не понимаешь… Очень многого…

Ещё один Круциатус — и переполнявшая Геллерта энергия и кровь вылилась наружу.

Однако он всё ещё был жив, стирал кровь со рта и безудержно смеялся.

— Так убей же меня! Ты никогда не победишь, ты не можешь победить! Та волшебная палочка никогда не будет твоей…

Предсмертное блаженство переполняло Геллерта. Он был одновременно в камере и где-то далеко от неё, одновременно старым и молодым, одновременно мёртвым и живым. Поэтому следующие слова Волдеморта Геллерт едва расслышал.

— Авада Кедавра.

* * *

Охрана явилась только под утро.

— Гриндельвальд, завтрак! — как старому знакомому крикнул усатый толстяк и вместе с двумя другими охранниками вошёл в камеру.

Гриндельвальду завтрак уже оказался не нужен. Усатый охранник снял шапку, в растерянности поставил миску на стол. Глухой звон отразился от старых стен замка, постепенно растворяясь в них. И сделалось безмолвие в камере, на полминуты. Пока усатый охранник не встряхнулся, надел шапку и зычно прокричал:

— Ну, ребята, выносите! Последний узник Нурменгарда скончался.