Холодная вода (джен)

— Как он? — раздался голос поблизости. Тихий и смутно знакомый.

— Всё так же, сам видишь, — ответил другой, и от покоробившей его снисходительной интонации Паулю захотелось запустить бутылкой в источник звуков.

В поясницу что-то врезалось, нога болела. Как он умудрился навернуться в собственной каюте? Никаких посторонних предметов не должно быть по ней разбросано, шестнадцать тысяч раз говорил…

Пауль постарался наощупь найти бутылку и не смог.

— Надо что-то делать, — взволнованно проговорил первый голос, и в туманном мареве Паулю представилось, как его обладатель хмурит белёсые брови. — Сомневаюсь, что команда должна его видеть в таком состоянии.

— Полагаю, что никто не удивится, — хмыкнул второй, раздражающий. И добавил уже тише: — Они злы, как… как свора демонов.

— Не поминай! — ахнул первый, и Пауля осторожно потормошили за плечо.

— Господин капитан, вы меня слышите?

— Отстань, — отмахнулся Пауль, но, судя по тому, что услышал из своих уст, произнести даже это простое слово у него не получилось.

— Больно, — попробовал он снова, но вышло лишь мычание, и это раздражало хуже, чем голос с нотками нравоучительности и осуждения.

Он попробовал встать. Ему подставили плечо. Хоть кто-то ему подставил плечо из этих трусов, которые бросили в беде своего капитана! Только это всё равно был не тот, кто нужен.

Тело словно расползалось на куски, размытое безжалостной водой, вымывающей из него кровь и тепло. Ноги поехали, поскользнувшись. Откуда здесь кровь на полу? Кого здесь убили? И кто?

— Убили, суки… — на этот раз довольно явственно, по своим меркам, произнёс капитан Бюнц, когда его сгрузили на что-то мягкое. — Отмщу!

Он дёрнулся встать, но его удержали чужие руки, и он со злостью отбросил их, зарядил трясущимся кулаком куда-то в полумрак. Полумрак охнул.

— Может, лекаря позвать? — неуверенно спросил хриплый голос.

— И что он сделает?

Предложение позвать лекаря Пауля не воодушевило настолько, что он отпихнул склонившегося над ним доброхота ногой и грязно выругался. Ему не нужен никакой лекарь, хотя тут на полу лужи крови, а в груди болит так, будто туда заливают кипяток. Ему хотелось холодной солёной воды, серых свинцовых волн, чтобы спросить у них, за что.

— Так и будет буянить… Бутылку разлил… — пожаловался голос послабее, перемещаясь по каюте. У Пауля в голове опасно загудело.

— Ступай, молись, — посоветовал другой и рявкнул на Пауля: — Да лежите же вы, привязывать, что ли, крабья тёща вас!..

— Ты на свво капитана не смей! — заплетающимся языком отчитал его Пауль. — И вбще, пшли все вон! Вон! Вон!

Он зашарил рукой, пытаясь найти хоть какое-то оружие, чтобы отбиться от незваных помощничков.

— Убью! — пообещал он.

— Вам же стыдно будет, — ответил ему хриплый. Что-то зазвенело. Бутылка! Пауль снова пошарил вокруг себя и ничего не нашёл.

— Свет! — потребовал он. — Не видно же ни…

— Может, выведем его наружу? — снова предложил беспокойный голос, который безумно Пауля раздражал.

— Ты в своём уме? — спросил второй. Пауля прижали к подушке так, что ему показалось, будто он задыхается под тяжестью чужого тела. Он рванулся куда-то повыше, не желая задыхаться, и тут же тяжело задышал, отвернув лицо к стене. Воздух был спёртый, и мысль о том, чтобы выбраться наружу, больше не казалась такой тошнотворной.

* * *

Покрытый галькой берег так и норовил не вовремя подвернуться под ноги. Пауль рухнул в зимний холод рассвета, словно окунулся в бочку с ледяной водой. Уже не расплывалось перед глазами, и он видел, как равнодушное свинцовое море катило на сушу вал за валом — и отступало назад. Пауль ненавидел его до судороги в крепко стиснутых кулаках, до скрипа зубов.

— Ненавижу… — прошептал он.

Голоса снова преследовали его, звуки отскакивали от стенок черепа и причиняли острую боль.

— Как он досюда добрался? — недоумевал один.

— Как мы потащим его назад? — резонно возражал второй.

Паулю не хотелось, чтобы его куда-то тащили. Здесь было достаточно холодно, а холод утихомиривал боль, хоть и не так, как следовало бы. Впрочем, он же заставлял трезветь, а трезветь Пауль категорически не желал.

— Дай человеку побыть слабым, — сказал второй голос. Доброхоты стояли у него за спиной, и это раздражало. Он послал их, длинно и непечатно.

Ему на плечи легло что-то серое и тёплое, он отбросил то, чем его пытались защитить от холода и ветра, и уткнулся лицом в колени.

Он знал, что необратимо что-то потерял, но, к ужасу своему, не мог вспомнить, что именно.