На берегу (джен)

На берегу темно. Волны речки нежно лижут песок, шевеля камыш с еле слышным шорохом. Пронзительно кричат чайки над высокими кронами деревьев; их резкий плач навевает грусть на рыбаков, сидящих где-то за утесом. Ночь сонно наползает на деревеньку, укрывая все темным одеялом.

Шуршит осока — кто-то осторожно спускается по берегу. Одинокий луч месяца на мгновение озаряет дорогу, и становится видно мальчика, спешащего к реке. Он оборван и бос; вихры его, не знающие щетки в будни, взлохмачены; рубашонка выцвела. Из последних сил тащит он глиняную крынку, еще светлую, сухую. Ростом в треть мальчика, даже пустая, она оттягивает ему руки.

Мальчуган спускается к воде по еле видной тропинке. Каждый камешек знаком ему, каждая ямка. Как часто спотыкался он, спеша принести хозяину воды! Как часто тревожно сжималось маленькое сердечко при мысли о том, что будет с ним и его матерью, если он вернется ни с чем!

Он подворачивает штанины, обыкновенно достающие до самой земли, и с минуту мнется на берегу, часто переступая. Ему не хочется идти в ледяную воду. Однако страх перед хозяином пересиливает, и ребенок соскальзывает с травянистого берега. Осторожно, ощупывая босыми ногами дно, идет он вперед, вглубь, где вода чище. Ключи бьют ему морозными струйками по ногам, и он поминутно ежится от холода. Бережно, словно дитя, он опускает крынку в воду, темную, покрытую рябью, и с трудом, прикусив от старания губу, вытаскивает полную на поверхность.

Нелегка его ноша, и он бредет к берегу волоча ноги, пытаясь уменьшить ее тяжесть. С ужасом думает он об обратном пути. То, что представлялось простым, оказывается трудным. С частыми передышками, остановками он вытягивает крынку на дорогу и садится отдохнуть.

Чайки кричат звонко, протяжно, темно-серые тучи мчатся по небу, закрывая собой остророгий месяц. Ночь вступает в свои права. Дует резкий ветер, и река покрывается рябью, похожей на маленьких серебряных рыбок. Шуршат камыши.

Все это волнует ребенка, заставляя свободолюбивую душу рваться прочь от хозяина, на волю, где ветер, волны, чайки, синева… Глаза мальчика наполняются слезами, и он не может сказать, от ветра они или от неволи.

Сзади раздается вдруг чужой кашель, нарочито громкий, и мальчонка дергается от неожиданности. В вихрастой голове вмиг проносится все, что натворил он сегодня. Маленькие руки сами собой сжимаются в кулачки; он невольно приседает, выставляя левую ногу вперед. Глаза, большие, печальные, глядят испуганно и в то же время вызывающе; брови нахмурены, рот приоткрыт. Остановись, мгновенье! Позволь художнику написать с борца портрет!

Мальчик знает, что ему сделает хозяин, если он вернется с разбитым носом, пальцами и крынкой, однако все равно не торопится убегать. Ему страшно и любопытно, кто же скрывается во тьме.

Но незнакомец не спешит нападать. Внимательно рассматривает он фигурку мальчика, его воинственную позу, оборванную одежонку, сбитые ступни. Медленно подходит он к водоносу и кладет руку на худенькое плечо.

— Как тебя зовут? — спрашивает он, стараясь, чтобы голос его звучал ласково.

— Павкой, — хмуро отвечает мальчик, по-бычьи наклоняя голову и недоверчиво смотря на человека.

— Проводишь до деревни? — просит тот. Месяц выходит из-за туч, и Павка видит за спиной незнакомца ружье и связку уток.

— Провожу, — с облегчением говорит мальчик, расслабляясь, поднимает крынку и улыбается. Если охотник — нестрашно. Незнакомец нагибается, перехватывает ношу, и они идут вместе к колеблющемуся свету лампадок в окнах. Павка не возражает. Охотник — крестьянам друг.