Баллада об Эрике Грозном Убийце (гет)

Тёплый весенний ветер раздольно гулял над освещенными ласковым солнцем окрестностями Рорикстеда, перебирая молодую траву.

Бритта и Сесиль, прежде собиравшие цветы на краю поля, подбежали с возгласами:

— Эрик, Эрик, что там такое? Гляди! Что-то светится.

Девочки указали куда-то наверх, и он увидел — над западными скалами цвели струи золотистого света. Сияние усиливалось до тех пор, пока среди дрожащих лучей, словно провал во тьму, не проступила стремительная крылатая тень. Огромная и пугающая.

Близняшки притихли и схватили друг друга за руки. Эрик сложил ладони козырьком над глазами, пытаясь лучше разглядеть происходящее.

— Что это? — пискнула Бритта.

— Дракон! Я такого видела во сне, — громко прошептала Сесиль, и сестра тут же оттолкнула её:

— Опять врешь, ничего ты не видела!

— А ну живо бегите в дом! Прячьтесь в подвал! Немедленно!

Девочки послушно перебежали через поле и скоро скрылись в дверях родного дома.

А чёрный зверь сделал круг над Рорикстедом и, с пробирающим до костей рыком взмыв в высоту, полетел куда-то на север.

Раздались радостные возгласы, но напрасно: очередной раскатистый рёв прорезал воздух с совсем другой стороны — ещё одно крылатое чудовище поднялось над городком. Всё происходило слишком быстро, и уже несколько мгновений спустя сплошной поток слепящего жара обрушился на затрепетавшую землю, постройки и людей.

Дракон уселся на крышу одного из домов. Огненная струя вновь вольно прошлась по земле, оставляя чёрно-пламенный след и охватив ещё кого-то из не успевших скрыться. Человек пронзительно вскричал и забился в языках огня, но это длилось недолго.

Жуткий зверь издал очередной рык, взлетел и направил пламя на крышу под собою. Затем подхватил мечущегося по полю бычка, но почти сразу бросил — тот шлёпнулся о землю, и внутренности выпали из разорванного брюха. Дракон прошёлся по нему пламенем, а потом схватил подвернувшуюся корову и с нею унесся ввысь.

Сразу стало почти тихо.

Всё произошедшее Эрик уловил лишь обрывками, когда пытался загнать мычащих в ужасе коров в стойло. Где-то недалеко Эннис так же метался со своими козами. Лучше было б спрятаться самим, пока их не испепелили.

…Она прибежала со стороны вайтранской дороги. Женщина в черных доспехах, рогатом шлеме и с оружием наперевес. Эрик опознал в ней женщину поначалу лишь по громкому воинственному воплю — этот голос, хотя и низкий, не мог быть мужским. Мчалась по дороге будто сотканная из непроницаемой тьмы стремительная тень — совсем как давешний улетевший к северу чёрный дракон.

Эрик поймал себя на том, что не отрывает от незнакомки взгляда, правда, лица под забралом шлема почти не было видно. Она огляделась, затем подняла щит и постучала по нему боевым топором.

Он одёрнул себя, тем более что воительница ошеломляюще громко свистнула — аж уши заложило — а налетевший порыв походил на ветер от взмаха драконьего крыла.

— Стража! Почему люди на улице? Все по подвалам! Дракон вот-вот вернется! — она оказалась так же громогласна, как и стремительна. А потом обратила внимание на Эрика:

— Чего встал? Беги прячься!

Дракон всё еще парил где-то в вышине над западными скалами, и оттуда доносился его царственный рык. Эрик, видя, что опасность далеко, потратил несколько мгновений на слова:

— Я стреляю из лука и могу помочь!

Она в негодовании приблизилась и потрясла перед ним топором и щитом:

— Почти каждый видит дракона лишь однажды — в свой последний час. Прячься. Живо! Стрелы драконьей шкуре не страшны!

Рядом горела трава, алые языки плясали по брёвнам ближайшего заборчика, а на соседней крыше с оглушительным треском лопались горящие балки. Пламя продолжало терзать скрюченные почерневшие тела нескольких людей и растерзанную тушу бычка, невыносимый запах горелой плоти сжимал горло.

Коров и прочую живность успели загнать в стойла, но если и коровники загорятся, то какой был толк? ..

Эрик окончательно опомнился и побежал к дверям трактира, где обернулся, краем глаза заметив, как воительница повесила топор на пояс, закинула щит за спину, и в освободившихся ладонях вспыхнули яркие белые искорки. Магия!

Они с отцом спрятались в подвале и стали ждать. Сверху доносился лишь сильно приглушенный глас дракона и еще какие-то непонятные звуки, похожие на человеческий крик.

Спустя долгие минуты землю сотряс грохот падения чего-то огромного.

Они переглянулись, подумав об одном и том же. Отец решительно произнес:

— Невозможно. Кто мог бы убить дракона? Скорее уж соседская крыша рухнула.

— Не могла это быть крыша. Пойду погляжу.

Отец принялся отговаривать, но Эрик уже взбежал по лестнице.

Дракон распластался между домами, изломанные крылья подёргивались, необъятная грудь не двигалась, но, несомненно, жизнь ещё теплилась в огромном теле. Стражники не показывались — если кто-то из них остался жив. Поражённая природа затихла — ни шевеления листвы, ни ветерка, ни птичьих голосов, ни звона пчёл; только лишь слышались стрёкот догорающей травы да треск балок на одной из крыш. Вонь гари, копоти и горелой плоти плотно висела в воздухе. Всё это Эрик приметил, сбегая по крыльцу и осматриваясь, а горло вновь сдавило при первом же вздохе. Дракон медленно открывал и закрывал окровавленную пасть, издавая прерывистые хрипы, тёмно-красная дымящаяся кровь сочилась из разверстых ран и проливалась на землю. Чёрная тень стояла над самой его головой и замахивалась сразу двумя руками. Издав тяжкий короткий вскрик, женщина резким сокрушительным ударом опустила оба оружия на голову чудовища. Крылья дёрнулись, судорога прошла по хвосту, и последний вздох растаял в воздухе.

Неужели всё?

Исходящие дымком обгорелые тела стражников и крестьян неподвижно распластались на почерневшей земле у стен жилищ. Крыша одного из домов полыхала с громким треском, дым валил из окошек, на которых лопнули стёкла. Эрик постарался не думать об этом, хотя бы сейчас. В одиночку он всё равно ничего не сможет сделать.

И поспешил вдоль улицы к огромной туше — не терпелось рассмотреть и прикоснуться. Женщина в диковинных доспехах повесила оружие на пояс, подняла руки, и её окутало призрачным золотистым сиянием. Лечебные чары, которые применял Жуан Манетт, выглядели точно так же.

Внезапно началось нечто совсем уж необычайное — золотое сияние разрослось, дрожащие нити света и языки рыжего пламени встали надо всем телом поверженного чудовища. Эрик пораженно застыл. Уж не возрождается ли огнедышащий вновь? Но чешуя и плоть истаивали, растворялись в этом сиянии, улетали вверх хлопьями колышущегося света, и вскоре на земле остались только кости, пятна крови, да несколько переливчатых чешуек.

Победительница дракона остановилась перед останками и склонила голову. Эрик подбежал как раз вовремя, чтобы услышать её тихие слова:

— Зачем, Нааглив? Что мы наделали…

Потом она стянула заляпанный дымящейся кровью стальной узорчатый шлем, тряхнула головой и обернулась. Резкие черты, острые скулы, жёсткие губы, высокий лоб, разметавшиеся вокруг лица взмокшие пряди. Обычное лицо. А вот глаза у неё были странные. Непонятного цвета, застывшие, мертвые и светящиеся.

Не скрывая восхищения, он медленно проговорил:

— Никогда не видел ничего подобного.

Она коротко улыбнулась, потом, не глядя, достала из кошеля на поясе маленькую синюю склянку, залпом выпила и зашагала к горящему дому, вскидывая руки:

— Вы же сами не потушите, что с вас взять?

Белые светящиеся струи, от которых повеяло леденящим холодом, сорвались с её ладоней. Пламя на крыше зашипело и изошло паром, неохотно принялось истаивать и съеживаться. Постепенно пожар утих. Крыша наполовину обрушилась, внутри, должно быть, почти все выгорело. Но если кто-то успел спрятаться в подвале, то уж наверняка уцелел.

Женщина отряхнулась, громко выдохнула и зашагала обратно к драконьим останкам. Оглядела Эрика с головы до пят.

— А ты, вижу, не из робких.

— Все равно ж ничего не сделал.

— Остальные до сих пор сидят по подвалам. А ты рвался на битву. Это немалая смелость.

— Ну… надеюсь, что так. Никогда б не подумал, что можно вот так просто убить дракона. Слыхал рассказы, что в Вайтране и ещё некоторых местах бывало такое, но в нашей глуши всё это кажется пустой болтовней.

— Мирмулнир, посеявший ужас над Вайтраном, и впрямь пал. Некоторые из его собратьев тоже. И все от моей руки.

— Вот это да!

— Я Фринхильд из Хелгена, ежели тебе любопытно.

Люди начали показываться из своих дверей; с изумленными воплями примчались близняшки, и их отец сердито потрясал кулаками и что-то грозно приговаривал с крыльца.

— Ура! Ура! Получай, дракон! Ты убила его, да? Да? Ты? Прям сама?

Фринхильд улыбнулась им:

— Я. Ваш батюшка волнуется. Будьте послушны, не огорчайте его.

— Он всегда такой! — отмахнулась Бритта, а Сесиль молвила:

— Я всегда знала, что драконы вернутся. Во сне их вижу иногда, они совсем такие же, как был этот.

— Она всё врёт!

— Это правда! Замолчи!

— Конечно, правда. — женщина стянула громадную черную перчатку с правой руки и потрепала Сесиль по голове. А потом обратилась к Эрику:

— Чем здесь занимаешься?

— Работаю в поле, а еще помогаю отцу — он содержит вон тот трактир на пригорке, — он назвался и в нескольких словах рассказал о своей тоскливой доле, о желании распрощаться с этим глухим городком и податься в наемники ради приключений и путешествий, дивясь собственной болтливости и вниманию незнакомки. Что он несет? Зачем? Драконы лютуют, Братья Бури и Империя вот-вот развяжут войну, в родном городе горят дома и гибнут люди. Может, завтра прилетит ещё один огнедышащий зверь и сожжёт его вместе со всем Рорикстедом. Драконоборица внимательно выслушала, потом спросила, глянув на простенький стальной меч у него на поясе:

— А умеешь обращаться с оружием? Боевой топор в руках держал?

— И топор, правда, не боевой, и вот этот старый отцовский меч. Мой отец, Мралки, был на Великой Войне и научил меня сражаться на мечах и со щитом.

Пока Эрик говорил, Фринхильд прошла вдоль драконьей шеи до середины скелета, ухватила за рукоять тонкий длинный клинок, торчавший из одного из позвонков, и вытянула без видимых усилий. Бритта и Сесиль восхищенно заверещали.

Ещё несколько людей выбрались из укрытий, кто-то громко дивился невиданному скелету, другие охали над сгоревшими крышами и заборами. Раздавался пронзительный плач.

— Видел когда-нибудь такое диво?

— Нет.

— Мечи я ни во что не ставлю. Они слабы. Есть, правда, славные клинки — вроде этого.

Она взмахнула необычно тонким чуть изогнутым мечом, и Эрик увидел, что тот светится, почти как колдовские огоньки, что сияли в её ладонях.

— Бич Драконов. Ковка никчемна, равновесие и вес никуда не годятся, слишком легок и непрочен для доброго оружия, но… — она резко взмахнула рукой, крутанулась вокруг себя и рубанула воздух зазвеневшим клинком. Странный треск пронизал воздух, на лезвии заплясали искры. Снова магия! Девочки запищали громче прежнего.

— Слышишь? Видишь? Крылатые боятся его — он высасывает из них саму жизнь. Славная игрушка. Но таких мечей очень мало и простые наёмники ими не владеют. Выбирай крепкие булавы и секиры — вот верные подруги в бою. Хороши добрые топоры, молоты, луки. А меч… — она презрительно усмехнулась.

Вокруг драконьего скелета постепенно собралась небольшая толпа. Подошли и выжившие стражи, с которыми Фринхильд принялась обсуждать битву.

Из шумящего сборища выступил Эннис:

— В Вайтране я слыхал о той, кто убивает драконов. Её называют «Довакин». Это ты, женщина?

— Да, крестьянин, это я и есть.

Люди смолкли, а потом запричитали с новой силой, жалуясь на явившуюся с неба беду.

— Будьте спокойны. Наш мудрый и славный ярл Балгруф Вайтранский поможет Рорикстеду, — она повысила голос, без труда перекрывая все звуки. — Я лично попрошу его о подмоге для вашего города, но знайте — он и сам в своем милосердии и заботе о людях окажет вам всяческое содействие, едва узнает о том, что произошло здесь сегодня.

Не слушая дальнейших вопросов, она прошла через толпу и двинулась в сторону трактира:

— Это и есть гостиница? Ай, и где моя Королева Альфсигра?

Рорик и Жуан Манетт призвали немедленно разгребать завалы внутри каменных стен сгоревшего дома и готовить похороны для сожженных, но Эрик, как и многие, невольно поворачивал голову вослед драконоборице. Подойдя к крыльцу, она свистнула, и на зов прибежала чёрная лошадь. Женщина привязала ее к перекладине у лестницы, удостоверилась, что та может свободно дотянуться до корыта с водой, потрепала ее густую гриву:

— Вот и поилка, Альфсигра, — и скрылась в дверях. Мралки неохотно последовал за нею.

Позже Довакин вернулась к останкам дракона. Собрала в отдельную суму всю чешую, затем завернула в коровью шкуру несколько больших и мелких костей. Люди отрывались от разгребания обломков рухнувшей крыши и восстановления заборов, подходили посмотреть и расспросить.

Без громоздких доспехов и сапог, босая, в странном коричневом одеянии с косой юбкой и накинутым на голову и плечи платком с недлинным пышным мехом она выглядела уже вполне мирно, но широкие плечи, крепкие натруженные руки с грубыми ладонями, крутые бедра и мускулистые ляжки красноречиво указывали на воинственный образ жизни.

Необычно громкий голос безо всякого напряжения разносился над округой, так что Эрик слышал почти каждое слово сквозь чужие разговоры и чириканье птиц. А Сесиль крутилась рядом с нею, беспрестанно лопоча.

После захода солнца Эрик вернулся в трактир на ужин. Натруженные руки и спина гудели, а перед глазами так и стояли ужасы и печали сегодняшнего дня. Но в трактире всё осталось по-прежнему, только за ближайшим к прилавку столом сидела истребительница драконов, попивала из кружки и заедала пирогом:

— А теперь направляюсь в Маркарт. До сих пор не бывала там, как и в остальном Пределе, кроме одного глухого местечка. Но было это много месяцев назад.

— Там повсюду полно разбойников. Голые скалы, можжевельник, древние руины, Изгои — а больше ничего и нет. Мы ненавидим этих негодяев. Каждый год они грабят нас, честных крестьян. Нападают, тащат урожай, ранят и убивают добрых людей, — с обычной своей суровостью рассказывал Мралки.

— Мне довелось встречаться с Изгоями. Жестоки и сильны. Опасные противники.

Эрик устроился у противоположенной стены; украдкой присмотрелся, как она отрезала очередной кусок пирога черным изогнутым кинжалом — тот источал едва приметное алое свечение.

Теперь глаза драконоборицы стали совсем обычными. Человеческими.

Или это тусклые теплые отблески свечей так играли на лице.

— Тихо тут у вас. Хорошо. А в Вайтране или Рифтене шум и бесконечная болтовня со всех сторон. Хотя я люблю поговорить. Боги всемилостивые, но почему-то каждому в городе у Белой непременно хочется поведать о своих бедах и заботах тихому путнику, то бишь мне.

Эрик бывал в Вайтране всего несколько раз, и то довольно давно, но ему живо помнились окружающие город поместья и поля, конюшни, высокие крепостные стены, случившийся в ту пору каджитский караван и подвесной мост у ворот, лавки со всевозможными товарами, непрекращающийся звон из множества кузней, запах мыловарен, огромные шумные рынки и трактиры с музыкой, самой разной едой и выпивкой. Высохший Златолист богини Кин перед храмом и царящий надо всей округой древний замок ярла. И толпы народа. Люди, которые могли путешествовать и развлекаться. И получать деньги за работу не только в поле. В Вайтран со своими продуктами несколько раз в год ездил Эннис, беря также и урожай с соседских полей, и Эрик с великим любопытством слушал его рассказы о путешествии, выспрашивая всевозможные подробности.

Когда отец удалился на кухню, Эрик подошел к её столу, сел на лавку напротив и вполголоса спросил:

— Так ты связана с Соратниками?

— Есть немного. Хочешь податься в наши ряды?

— Хочу стать наемником. Но неужели меня могут принять в Соратники? Не возьмут. Правда, я и не хотел бы к ним.

— Ну, как знаешь. Меня тоже не желали посвящать, но Кодлак Белая Грива, радостных ему пиров и битв в Чертогах Шора, что-то да разглядел во мне.

— Мы тут слыхали, что Предвестник Кодлак погиб. Стражи рассказывали.

— Да. И отныне Предвестник — я. Если когда-нибудь придешь в Йоррваскр и я тебя вспомню, то, может, замолвлю словечко. Если это поможет. Но учти — без силы, ловкости, отваги нечего там делать.

— Я учился биться на мечах и со щитом. Но больше мне нравятся секиры. По дичи и мелкой живности стреляю без промаха. И отваги мне тоже не занимать! Здесь у нас, на границе с Пределом, всякое случается.

— Они и слушать не станут. К тому же скука в Йоррваскре невозможная. Как вспомню, так сразу тянет зевать.

Но Эрик действительно никогда не хотел в Соратники. Ему вполне по душе приходилось всё, что он знал о бравых воинах Йоррваскра, но вовсе не чувствовал желания быть скованным разными неизбежными в таком месте обязательствами.

Довакин совсем не хотела поведать, как стала Предвестником, зато рассказала об Алдуине, Пожирателе Миров, том, кто воскрешает драконов.

— Я видел второго дракона сегодня — он парил над холмами, потом улетел на север.

— Да, это был Алдуин. Он чует меня, иногда преследует. Пытается запугать. А ты молодец! Наблюдательный.

Подгадав момент, Эрик напомнил, что отец не желает купить ему снаряжение и отпустить на волю, но, возможно, чье-то веское слово заставит его призадуматься.

— Хочешь, чтобы я упросила его?

— Да.

Она внимательно посмотрела ему в лицо:

— Знаешь что. Сиди пока лучше дома.

Назавтра она уехала.

В Рорикстеде похоронили погибших, кое-как восстановили заборы и крыши, на место павших стражников прибыли из Вайтрана новые, а в чёрных проплешинах начала пробиваться нежная молодая трава. Скелет поверженного чудовища, и без того поредевший после того, как Довакин взяла с него кости и всю чешую, растащили люди себе на память. Драконы больше не прилетали к ним, но парила иногда далеко-далеко над краем земли одинокая крылатая тень — может, тот самый Алдуин, а может, просто Эрику хотелось видеть его на месте орла или другой большой птицы.

Шло время. На смену нежной робкой весне пришло столь же робкое ветреное лето. Сесиль тайком пробовала лечить раны и ушибы, и у неё получалось всё лучше.

Ещё в Рорикстед явились иноземные воины, уроженцы хаммерфеллских пустынь. Туманно поведали, что вынуждены остановиться здесь по какой-то личной причине. Заняли две комнаты в трактире и исправно платили за постой и еду с выпивкой.

А еще тайком спросили у Мралки, не появлялась ли в городке молодая женщина-редгардка со шрамами на лице.

Несколько коз принесли потомство. Две курочки вывели и вырастили по две дюжины цыплят — одна прямо под крыльцом трактира, другая в кустах за домом Релдит.

Отец оставался непреклонен. Но теперь он не протестовал против наёмничьей службы и путешествий, но настойчиво предлагал найти работу в городе:

— Тебе бы наняться куда. Наверняка в Вайтране найдется место в какой-нибудь кузне — раздувать мехи, орудовать молотом, пол мести или торговцу в лавке помогать, а может, и при дворе ярла служить. Ты сообразительный, хоть и глупый. В стражу идти не вздумай — времена неспокойные. А уж к Соратникам тем более не смей.

Мысли о службе в городской страже или охранником в богатом доме, о работе на кузне или в лавке какого-нибудь жадного торговца навевали невыносимую тоску.

«Я сам не знаю, чего хочу. И, верно, просто глуп».

После первого сбора урожая Эннис, как всегда, намеревался ехать в Вайтран, и Эрик в этот раз сопровождал его. Они сложили излишек продуктов на телегу, Эннис выбрал нескольких рогатых из своего стада, связал им ноги, усадил между мешков с овощами и кругов сыра, да крепко привязал.

Отправились в путь на рассвете, и выползающее из-за далеких гор солнце светило в лицо.

Мралки, похоже, тревожился, что сын не вернется, и, как вскоре стало ясно, поговорил с Релдит, потому как Эннис намекнул об указании нипочем не отпускать его от себя. Эрик невесело прищелкнул языком:

— Не денусь я никуда, так уж и быть.

По дороге кое-где заметны были следы нападения драконов — обугленные обломки на месте ухоженных домиков, пепел и горелые пеньки там, где раньше звонко шумели рощи.

Но к ним боги оказались милостивы — не встретилось на пути ни лихих людей, ни диких зверей, только уже на подступах к Вайтрану их остановил ведший закованного в кандалы преступника имперский конвой. Воины осмотрели телеги, спросили имена путников и куда те направляются.

— Ничего не взяли, надо же! Даром что имперцы! — Эрик решил, что с них непременно возьмут за проезд, но конвоиры и впрямь не спросили денег и не тронули продуктов, лишь напутствовали: Ступайте и живите во славу Императора Тита Мида Второго и ярла вайтранского Балгруфа Старшего!

— А что имперцы? Попадись нам Братья Бури, обчистили бы до нитки, поди. А мне еще и тумаков отвесили б или чего похуже.

— Ты простой человек и честный трудяга.

— И что с того? Не нравятся они мне. Если этот их Ульфрик, или как там его, выгонит имперцев, то и нам с Релдит, поди, придется покинуть эти земли. А куда нам податься?

В Рорикстеде все жители были нордами, кроме Жуана Манетта, Релдит и Энниса. Высокой эльфийке Релдит и Эннису-редгарду порой доставалось за происхождение, но только от редких путешественников — односельчане добро к ним относились. Эрик подумал, что отец прав — он и впрямь совсем ничего не знает о суровой жизни вне родных мест.

На подступах к Вайтрану тоже потрудились драконы — пепелище на месте когда-то богатой фермы, обгорелые человеческие останки и почерневшие кости, а дальше по дороге следы гари на земле и у самой вершины Западной Сторожевой башни.

Город встретил гомоном толпы и людской суетой, звоном молота в кузне, запахами горячей еды и пыли — здесь, похоже, никто не боялся драконов и войны. Торговцы на рынке и в трактирах охотно разобрали их товар, так что на следующий день можно было ехать обратно, и заночевать они собрались в трактире в самом центре города.

Эннис задержался в заведении лесного эльфа поболтать с какими-то своими знакомцами, а Эрик долго бродил по Вайтрану, осматривая все вокруг. Заглянул в оружейную лавку при кузнице, не спеша обошел рынок, зашел к неприветливому бретонцу, с любопытством потоптался у добродушной пожилой алхимички. Прошел мимо Йоррваскра, невольно прислушиваясь ко вдохновенной проповеди жреца Талоса и к веселым голосам из-за стен пиршественного зала Соратников. Сумерки опустились на город, и неохота была расхаживать дальше, так что Эрик вернулся в шумный многолюдный зал трактира, полный манящих запахов, оживленных голосов и музыки.

Он прошелся по просторному залу, вглядываясь в лица людей. Некоторые теперь были ему знакомы. Молодые болтушки оживленно переговаривались, сидели у очага и за столами воины в доспехах и почтенные жены, задорно пел и играл на лютне бард, а у прилавка, заметный среди прилично одетых горожан, расположился тщедушный мужичок в темном поношенном балахоне.

Эрик высматривал товарища, и проходил мимо барда как раз когда тот доиграл. Некоторые из слушателей захлопали, а певец неожиданно — и весьма недружелюбно, обратился к Эрику:

— Эй! Вижу, ты тут недавно. Учти, все девицы здесь очарованы мною и только мною. Ищешь с кем познакомиться — ступай в другое место.

Эрик застыл от удивления. Не хватало только нарваться на драку, да еще без малейшей причины.

— Ты понял?

— Завтра мы с другом все равно уезжаем домой.

— Я посмотрю.

Бард отвернулся, а Эрик последовал дальше, чеша в затылке.

Весьма смущенный Эннис обнаружился за столиком в темном углу в обществе смуглокожей темноволосой девушки. Та мигом обратила внимание на Эрика:

— Это и есть твой приятель? Привет!

— Здравствуй.

Мягкие темные губы девушки тронула улыбка, но глаза оставались холодны. Она, наверное, была необыкновенно красива на свой хаммерфельский лад, а обнаженные плечи и открытая полная грудь будто источали полуденный летний зной. Голос оказался глубоким и проникновенным:

— Да ты красавчик. Только не помешало б умыться. Хочешь, принесу кувшин с водой? А как насчет выпивки и еды? Чего ты хочешь?

От голоса и взгляда незнакомки его бросило в жар. Он глянул на молчаливого струхнувшего товарища и решил, что эта девушка со многими встречными разговаривает в подобном духе. Возможно, в трактирах больших городов принято так обходиться?

— Я хочу…

— Не слушай Садию, добрый человек. А то сам не заметишь, как окажешься в Храме Мары, — звонко произнесла проходившая мимо рыжеволосая тонкая дева с венком полевых цветов на голове. Днем он видел её на улицах с цветочной корзинкой в руках.

Девицы рассмеялись, но поглядели друг на друга с явным раздражением. Редгардка Садия молвила:

— Война того и гляди начнется, к тому ж еще и драконы. Каждый день как последний, знаешь ли, Изольда.

Эрик переглянулся с молчавшим товарищем. Спросил:

— А вы здесь видали драконов? Три луны назад один из них едва не сжег Рорикстед.

— Ужасно! — воскликнула Изольда и прикрыла рот ладонями, а Садия лишь спросила:

— Едва? И что же ему помешало?

— Фринхильд Хелгенка пришла и убила его.

— А! Вот как! — выдала одна негодующе и хлопнула в ладоши, вторая же промолчала с поджатыми губами.

— Здесь она часто бывает? — как ни в чем не бывало спросил Эрик. Собеседницы мигом ощетинились, и рыжая цветочница раздраженно молвила:

— Так ты знаешь эту… эту… А тот зверь не подпалил ли ей шкурку?

— Не-а, ничуть не подпалил.

— Не приди драконоборица вовремя, нас сейчас здесь не было б. Дракон нас всех сжег бы и сожрал, — добавил Эннис, похоже, от удивления вспомнив человеческую речь.

Но городских дев не волновали какие-то там драконы. Изольда фыркнула:

— Зато она мнит о себе невесть что, эта драконоборица!

Эрик потоптался на месте, прикидывая, как поступить, чтобы вздорный бард не прицепился к ним, а рыжая красавица продолжала:

— Если Микаэль играет то, что ей не по нраву, она велит заткнуться! Как только смеет!

Бард как раз запел что-то веселенькое, ему захлопали и стали подпевать.

— Нет голоса чудеснее, чем у него, — убежденно заявила Изольда.

Эннис промямлил:

— Э-э-э… Ну, может и так.

— Понимаете, добрые люди, Довакин заявляется сюда только чтоб скупить всю соль да надавать тумаков Микаэлю и Утгерд. Как можно бить Микаэля? Все его любят. Правда, наша унылая вдовушка Карлотта и дочка ярлова советника не нарадуются на эту хелгенку, а многим она постоянно грубит. Руки распускает, когда вздумает. Ишь, тан, Предвестник, в замке жила! Таскается по городу вместе с ужасной Эйлой и близнецами-громилами. Пьют, громко поют, хохочут да гремят мечами. Воображают, наверное, что все должны их бояться, раз они главные Соратники и при оружии.

Эрик подумал, что Микаэль наверняка бит не единожды самыми разными людьми, а для впечатлительной цветочницы вооруженные и шумные воины непременно выглядят недобро, особенно если на досуге поколачивают сладкоголосого певца. Это показалось презабавным, и он сквозь смех спросил:

— А их боятся?

Изольда как-то смутилась и поджала губы. Потом быстро промолвила:

— Чего смеешься? Я вот не боюсь.

— Да тебе ж они ничего не сделают! — убежденно заявил Эрик. — Даже у нас говорят, что Соратники славные и честные воины, зла не чинят и слабых в обиду не дадут. А ты молодая дева.

— Мало ли что говорят, особенно у вас там в деревне. Да только в полнолуние над Йоррваскром слышен иногда собачий вой, а собак я там нигде не видала. О всяком толкуют.

Микаэль допел об обезглавленном Рагнаре, слегка поклонился, отложил лютню и подошел вплотную к Эрику:

— Я же тебе сказал не высовываться. Не подходить к моей девушке.

Эрик расправил плечи, скрестил на груди руки и уставился в лицо вздорному певцу, заметив, что ощутимо шире его в плечах. Эннис поднялся и встал рядом.

— Я и не подходил. У тебя неудачный день сегодня?

Изольда пискнула:

— Микаэль, ты что? Мы просто говорили!

Садия молчала. Другие находящиеся рядом с любопытством притихли, но тут входные двери неспешно отворились, и воздух во всём помещении зазвенел тишиной — грузно ступая тяжеленными сапогами, вошла женщина и низким раскатистым голосом прогудела:

— Привет вам, добрые дети Скайрима и иных земель.

Присутствующие разом оживились:

— Проходи, располагайся. Только что тебя вспоминала.

— Здравствуй, друг мой.

— Мой любимый собутыльник! Пришла, наконец!

— Как жизня, Довакин? Как в Йоррваскре? А у Балгруфа за столом? Сюда почаще заглядывай!

— Привет тебе, Соратник.

— Где такие доспехи откопала? Эльфийского посла ограбила?

— Эй-эй, ты мне обещала выпить на спор!

Бард затих и как будто ощетинился. Довакин поздоровалась с каждым, кто её приветствовал, успела раскланяться и пожать несколько рук, хлопнула по спине пьяненького мужичка в темном балахоне, бросила кому-то пару веселых слов и обратилась, наконец, к смущенному барду. Ласково пропела:

— Микаэль, дружище. Мой лучший, так сказать, друг в этом городе и окрестностях. И не прячься от меня по углам.

Кто-то засмеялся, а бард насупился пуще прежнего.

— Иду это я в вечерней тиши из Йоррваскра домой, звезды светят, светлячки парят над цветами. Дай, думаю, зайду в любимый трактир. И тут слышу! Что я слышу? Уже не единожды тебе говорила не петь эту чепуху, когда я в городе. Всего лишь не петь про Рагнара. Многие почему-то любят эту песню, но не я. Твое невнимание делает мне больно, понимаешь?

— Я за тобою не слежу.

— А я кошачий караванщик, в таком случае. Не ты, так твои девицы последят.

Микаэль вздохнул и тихо процедил:

— Бить будешь?

А Изольда, подойдя вплотную к обидчице, решительно заявила:

— Не смей его трогать, ты!

Фринхильд расхохоталась. И смеялась, пока не разглядела Эрика с Эннисом. Тут же забыв о незадачливом барде и его подруге, подкатилась к ним и хлопнула Энниса по плечу, да так, что тот слегка пошатнулся:

— Ребята, это же вы? Из Рорикстеда? Эннис и Эрик, верно? Я помню вас.

— Ты права, хелгенка.

Она облачилась в совсем уж необыкновенные доспехи — травяная зелень с золотом, тонкие пластинки, тепло сияющие при свете очага переливы цветов. Изощренная и очень дорогая работа.

Сообразив, что драки не будет, люди отвернулись и загалдели как прежде. Драконоборица напутствовала вослед барду:

— Микаэль, душенька, играй «Век произвола». И пой, как никогда в жизни. А ты, Изольда, не реви.

Бедняга подхватил свою лютню, перебрал струны и старательно запел. А красавица Изольда скрылась в толпе.

Садия тоже куда-то испарилась, а Фринхильд поболтала с ними, как со старыми знакомыми, поведала, что зашла совсем ненадолго, кратко расспросила о причине приезда, об огородных и торговых делах, а потом и впрямь засобиралась домой, не выпив ни капли, не съев ни крошки, но действительно купив немаленький мешочек соли.

Микаэль больше никого не трогал в тот вечер. До поздней ночи люди не расходились, горели очаг и свечи, слышались голоса, смех и тихие напевы. Эрик в попытках уснуть еще долго ворочался на узкой постели в двухместной комнатушке, а тело и голова гудели от впечатлений прошедшего дня.

Наутро они закупили товаров для Мралки и Релдит — медовых сот, привозных сыров, орехов, пряностей, вяленой рыбы, вяленого мяса хоркера, разных вин, меда и эля — всего того, чего не водилось в Рорикстеде и требовалось в трактир и опекунше Энниса. Тот был страшно доволен поездкой и выручкой, и в какой-то момент мечтательно произнес:

— Эх, хороши вайтранские девы!

— Да уж, лучше не бывает.

Отец часто повторял, как обманчива, пуста и опасна бывает девичья красота. Если молодая дева болтлива, в чувствах несдержанна, то и женой хорошей ей не стать — твердил Мралки. Эрик обычно спрашивал, где взять пускай бы даже такую никчемную жену — никакой ведь нет. Отец то бранился, то отвечал, что еще не время. Что сказал бы он, увидев городских девушек — несдержанных, болтливых и любящих выпить в мужском обществе и подраться, Эрик очень хорошо представлял, и это весьма забавляло.

Мысли о городских красавицах не давали покоя. В конце концов, он решил, что Фринхильд Хелгенская нравится ему гораздо сильнее Садии или Изольды Вайтранки, хотя все они одинаково недоступны. Он сжал кулаки и тяжко вздохнул. Ему пока не довелось коснуться даже девичьей руки, не говоря уж о чем-то большем.

На обратном пути встретился каджитский караван. Как и в городских лавках, у них имелись простенькие доспехи и нехитрое оружие. Эрик со всех сторон оглядел каждый предмет, но ничего не взял. Для жизни искателя приключений или наемника эти доспехи казались хлипкими, не было ни одной крепкой булавы или секиры. Эннис следил за ним, очень стараясь делать это как можно незаметнее.

В следующие месяцы осени они еще несколько раз возили урожай в Вайтран, и боги по-прежнему благоволили им.

Садия очень заинтересовалась Эннисом. Слово за слово выяснила о его занятиях на ферме, о достатке и отношениях с Релдит и другими односельчанами. Эннис, в свою очередь, воодушевленно и подолгу говорил о ней, таскал полевые цветы в подарок и просто витал в облаках. Девушка же украдкой поглядывала на Эрика и иногда подмигивала.

Наконец, все это ужасно надоело, и Эрик напомнил товарищу об алик’рских воинах в рорикстедском трактире.

— Уж не Садию ли они ищут?

Тот долго молчал под его взглядом.

— Мы ничего не знаем. Хотя шрамы у нее есть.

— Не знаем. Но если решишь привести ее в свой дом, заранее предупреди об этих воинах. Вдруг она передумает.

Он мрачно промолчал. Эрик продолжил:

— Просто намекни, что в Рорикстед захаживают ваши вооруженные родичи, и посмотрим, что выйдет.

Эннис вновь не ответил и призадумался, потом нехотя кивнул:

— Так и быть, вечером скажу.

На слова о воинах-хаммерфельцах красивая редгардка никак не ответила. А назавтра утром прошла мимо и не посмотрела в сторону Энниса. Тот и глазам не поверил.

— Видишь. Похоже, ей нужно было выбраться из города и где-то спрятаться.

— Всё-то ты знаешь! — в расстройстве и гневе воскликнул Эннис.

Даже по возвращении в Рорикстед и время спустя он продолжал кручиниться. Привязанность оказалась сильнее, чем надеялся Эрик.

Шли дни. Весь урожай был собран, осталось лишь перепахать поля. Жизнь тянулась своим чередом, но однажды привычное неторопливое течение оказалось сорвано.