Circadian (гет)

«We could let go

But I won’t give up

If you won’t give up, oh

Crumbling walls and empty halls inside of your eyes

These picture frames a tear away from saying goodbye

But still, there’s glimpses of the way we used to be»

David Cook — Broken Windows ©

Гермиона с раздражением отбросила в сторону безразмерную папку и потерла ноющие виски: погода испортилась окончательно и принесла с собой мигрень. Ни маггловские таблетки, ни волшебные заклинания, ни чай, ни свечи не помогали, а тут еще, как назло, Министерство запросило очередной отчет. Жизнь становилась всё невыносимее.

Очередное приглашение Гарри так и осталось неотвеченным, добавив к мучениям Гермионы еще и вездесущее чувство вины. Друг, казалось, начал что-то подозревать, но пока что благоразумно не вмешивался. Да и что она могла бы ему ответить? — «Прости, Гарри, я, кажется, виделась с призраком твоего крестного». Гермиона нервно хихикнула и сделала рваный вдох.

С той последней встречи с Сириусом прошло две недели, а он так и не показался, как она ни пыталась. Полет на метле, в полночь, с ошалевшим от свободы старым другом, которого она совсем не знала — ей часто снилось это приключение. Профессора годами бились в тщетных попытках обучить ее полетам, а Сириусу понадобилось каких-то полчаса.

Гермиона давно уже оставила попытки разобраться в происходящем. Она была уверена, что не ударялась головой и не попадала под действие заклинаний, но почему Блэк и почему именно сейчас? Тем не менее, с ним было легко, словно с груди упал, наконец, годами лежащий там камень. С ним можно было не выдавать натянутые улыбки и не утруждать себя ничего не значащими разговорами. Друзья честно пытались. Выражали сочувствие. Предлагали помощь. Приглашали в гости. Пройдет год-два, и им надоест. Жизнь закружит в своей круговерти проблем и решений, вырастут дети, просвистит гудок Хогвартс-экспресс, и дорожка уведет в будущее. Гермиону же дома будет встречать только кот и очередной незадачливый ухажер, тещащий собственное эго.

Вспомнился вдруг разговор с Джинни. Подруга опускала глаза и переступала с ноги на ногу, а потом, собравшись с мыслями, промямлила: «Миона, приходи к нам на выходных, мама будет рада тебя видеть». Грейнджер тогда выдала первый, пришедший в голову бред, и поспешила откланяться. Конечно же Молли будет ей рада, ей, той, кто разбил сердце ее сыну.

Гермиона сцепила в замок побелевшие пальцы, чувство вины липким комком подкатило к горлу. Да, Рон был славным малым: храбрым, честным, порой смешным и невыносимым, но преданным, и в целом, хорошим другом. Она же легкосердечно прятала в нем свою несостоявшуюся личную жизнь. С любой неудачей Гермиона бежала к Рону, постеснявшись отвлекать Гарри, на плечах которого и так лежал груз всего мира, и Рон помогал, утешал, бормотал что-то, во что она не особо вслушивалась. Миссис Уизли не могла нарадоваться, так хорошо всё складывалось!

Но прошла война, за ней пролетел первый самый тяжелый год, Рон потихоньку стал нудеть о том, что все они потеряли кого-то, но это не повод похоронить себя в четырех стенах, и вообще пора бы ей заканчивать ерунду и надо как-то узаконить их отношения. Гермиона тогда вытолкала его вон, а после долго скулила на своей огромной кровати и заливалась слезами: если потеря родителей для него пустой звук, то им не о чем больше говорить. Наутро Рон мялся у ее дверей с букетом подсолнухов, но Гермиона была непреклонна: она не сможет стать ни его девушкой, ни женой, и лучше бы им расстаться, пока не поздно.

Он ушел, а в ее сердце поселилась горькая, как осенний туман, пустота. Возможно, это всё депрессия, в которую Гермиона с каждым годом себя загоняла, но показалось вдруг, что Рон всегда использовал ее в угоду собственному эго и успешной учебе. Написать конспект? Сдать экзамен? Подготовить эссе? Научить вычурному заклинанию и отмыть котел после зелья? — Да кто же справится с этим лучше умницы-Гермионы! Вот и теперь почему бы не похвастаться женой и не вызвать зависть у всех окружающих? Да он даже ни разу не спросил о ее любимых цветах, продолжая обворовывать подсолнечные клумбы! Гермиона в сердцах запустила вазой в стену и упала на подушки.

Прошло еще несколько лет, но в ее жизни всё оставалось по-прежнему. Рон укатил в Румынию и впервые делал самостоятельные успехи в изучении драконов. Гермиона тихо радовалась за него, но предпочитала больше не выходить на связь с внешним миром. Единственными ее родными оставались Гарри и Джинни, но и их слишком поглотила собственная жизнь. До недавнего времени Грейнджер существовала «день-до-вечера» и уже ничего не ждала. Каждый потенциальный кавалер видел в ней сначала сенсацию, живую ходячую сенсацию, и никогда — человека. А потом судьба сыграла с ней эту странную шутку.

Гермиона подвела часы и улыбнулась воспоминанию. Сириус, босой и растрепанный, носился взад-вперед на метле, распугивая ворон всем своим видом, и ей нравилось на него смотреть. Отличная физическая форма, покрытые татуировками сильные руки, пронзительные серые глаза, даже сейчас читающие всю душу насквозь, и сквернейший характер. На любое событие у него сразу же был готов саркастичный комментарий, и Гермиона хохотала до упаду. Он выглядел…Живым. Живым и полным сил. Готовым ворваться в эту жизнь и перевернуть ее вверх дном. Сириус не был призраком, книги, вдоль и поперек изученные Гермионой точно это объяснили, не был он и галлюцинацией, но кем тогда и почему сейчас? И что делать дальше… Последнюю мысль Гермиона отодвигала в самые дальние закоулки мозга и боялась даже произносить вслух.

Вспомнилось, как Сириус долго смотрел в пустоту, а после произнес:

 — Умирать не больно, ты не осознаешь, что произошло, больно тем, кто остается здесь.

 — Но как же тогда… — несмело начала Гермиона.

 — А я не знаю. Вот я лечу в чертову Арку, и вот я уже здесь. Надо признать, здесь мне нравится больше.

 — Это несправедливо. Ты только начал жить, обрел Гарри, получил возможность всё исправить…

 — В нашем выжившем из ума мире, Герми, не приходится говорить о справедливости, — припечатал Сириус и вдруг озорно улыбнулся, — Ну-ка, посмотрим, всё ли мое осталось со мной?

А в следующий миг серый вечер разорвал задорный собачий лай, и Гермиона вновь невольно залюбовалась. В Сириусе было слишком много жизни. В Азкабане он изо всех сил боролся за возможность вернуться. Во время учебы в Хогвартсе разгонял скуку и дарил седые волосы Макгонагал, а всё лишь для того, чтобы показать скучающим над учебниками друзьям, что жизнь — это не только серость. Впоследствии, когда его дом, ненавистный черный дом, высасывающий силы из всех, кто имел неосторожность там оказаться, превратили в Штаб Ордена, Сириус подолгу стоял у окна и смотрел на то, как по улицам бежит жизнь.

Всё время все только и делали, что пытались сковать бурный океан его души льдами правил и условностей, но разве стихию можно удержать в рамках? Все требовали и заставляли, укоряли и качали головами, но хоть кто-то хотя бы раз спросил, что было у него на душе?

Гермиона цеплялась за их редкие беседы, которые, порой, случались даже в том переполненном людьми проклятом доме. Порой Сириус находил ее в библиотеке и с присущим ему сарказмом критиковал выбор той или иной книги. Порой нахально садился на подлокотник и заставлял отрабатывать выученные ею заклинания, корректируя и раскрывая секреты, о которых в фолиантах не говорилось. Порой выкидывал очередную шутку и получал от Молли полотенцем по спине.

Даже тогда, в наполненные тьмой и страхом дни, он учил жить всех, словно всем своим видом говоря, что жизнь всегда сильнее смерти и, уж точно, куда искреннее. Сам же Сириус брел по огромной дороге, а навстречу ему неслись машины, ослепляя светом фар и путая направление. Он искал конечную цель, но так и не смог найти.

И вот, кружа на метле под самыми облаками, Блэк поражал воображение безрассудными трюками, впервые искренне смеялся и заражал желанием жить. Он слишком любил эту жизнь, чтобы так просто от нее отказаться. И Гермиона готова была рвать на себе волосы, пытаясь дать ему больше, чем несколько часов до полуночи или до рассвета. Сириус всегда исчезал с первыми лучами светила, таким образом установив эти сумасшедшие циркадные ритмы их обоюдного безумия.

Гермиона уставилась в окно, отчаянно желая увидеть его вновь.